Печальные звёзды, счастливые звёзды

Весёлый романтик, неутомимый сочинитель. Пишу стихи, рассказы, книги для детей, юношества и для взрослых. Пробую разные жанры: фантастика, фэнтези, мистика, современная проза.

Окончила литературные курсы «Мастер текста», сценарную мастерскую и мастерскую короткого рассказа школы cws.

С 2013 года участвую в сетевых литературных конкурсах, в копилке есть победы.

Стихи и рассказы печатали в сборниках в рамках различных проектов.

Творческая страничка ВКонтакте «Воображение / разбор полётов» https://vk.com/public119422950

Авторский проект «Волшебные верфи» — уникальная книга для конкретного ребёнка https://vk.com/publicverfy

Познакомиться с книгами можно на: https://www. /irina-vaganova-13025309

Худший из праздников

Едва в супермаркетах выстраивались первые ёлочки, а мишура и гирлянды опутывали офисы, Влад мрачнел и на обращённые к нему вопросы не отвечал. Были причины ненавидеть Новый год. Каждый раз в середине декабря, как только сотрудники принимались обсуждать предстоящий корпоратив, подарки, которые ждут или собираются дарить, он брал отпуск.

Вопреки общему мнению, Влад не улетал в экзотические страны или на горнолыжные курорты, где не скроешься от бездумно веселящихся людей. Он покупал плацкартный билет и ехал к малознакомому деду Лазарю. Тот числился лесником — коротал дни вдали от людского жилья.

Влад бывал в этих местах только в снежную пору. Не видел он ни цветущей земляники, ни усыпанных крупными терпкими ягодами голубичников, ни свободной ото льда глади Уржинского озера с красными заплатками кленовых листьев. Сосновые лапы в мягких белых варежках, морозный прозрачный воздух, снежная ткань, тронутая стежками звериных следов — та картина, которую путешественник ежегодно наблюдал и которая его вполне устраивала.

Лазарь догадывался, зачем редкий гость приезжает к нему, поэтому новолетие не отмечал, проводил дни как обычно, ничем не выдавая своего знания. Они ходили по лесу на широких лыжах. С ружьём и так. Занимались подлёдным ловом. Что-то чинили, кормили живность — дед держал козу Милку, четырёх кур с красавцем-петухом, пса Колчедана и котяру с гордой кличкой Васильич.

Долгими вечерами Лазарь потчевал гостя байками, как правило, весёлыми. Влад заразительно хохотал, сам шутил, будто забывая о горе, которое гнало его в глушь, прочь от праздника, погубившего жену и новорожденную дочку.

…Они прожили в браке семь лет. Любаша мечтала о ребёнке, мысль о беременности переросла в манию. Влад, в отличие от жены, смирился — с её сердцем рожать было рискованно. Он предлагал усыновить ребёнка, но Любаша так хотела подарить мужу родного, что не желала печься о себе.

К несчастью, срок она не доходила. Схватки начались в полночь, в тот самый миг, когда бьют куранты и тысячи радостных людей звенят бокалами с шампанским, желают друг другу счастья и верят в исполнение самых неисполнимых желаний.

Машина стояла во дворе, запорошённая, с заиндевевшими стёклами и примёрзшими «дворниками». Влад, так и не пригубивший в тот день спиртного, наспех отчистил окошко в лобовом стекле и вёл сам. Любаша постанывала на заднем сиденье.

Долбились в запертые двери роддома и жали кнопку бесполезного звонка минут пять. Наконец рама окна на третьем этаже распахнулась. Послышались музыка, смех и нетрезвые возгласы.

— Зачем пожаловали? — перегнулась через подоконник девушка в медицинской форме.

— Рожать! — крикнул Влад.

— И кто рожает? — в голосе медички сквозило недоверие.

— Не я! — крикнул Влад, стервенея. — Жена моя рожает!

Девушка убралась, прикрыв окно, звуки музыки стали глуше. Влад с ненавистью давил кнопку звонка, другой рукой поддерживая жену, которая, согнувшись, стонала:

— Не надо, Владик, сейчас придут…

Вскоре дверь отворилась. Та же девушка, что разговаривала с ними, завела Любашу в каморку, где ютились весы, ростомер, кушетка и гинекологическое кресло. Завалившегося следом Влада медичка бесцеремонно выставила за порог и через три-четыре минуты вынесла Любашину одежду.

Живой он видел жену в последний раз. Любу поместили в одноместный бокс, вколов приостанавливающее родовую деятельность лекарство, и оставили одну. Ей стало хуже, не было сил позвать на помощь. Пытаясь найти хоть кого-то, она добрела до коридора, но упала там и лежала, пока на неё случайно не наткнулись. На поиски дежурных врачей ушли драгоценные минуты, и хотя медики «сделали всё, что могли», спасти мать и ребёнка не сумели.

Суды, попытки наказать виновных прошли впустую. Эскулапы грамотно оформили медицинские документы: диагноз беременной, её расписка в том, что предупреждена о возможных осложнениях, удобные заключения комиссий.

Если бы не Новый год!

У Влада были причины ненавидеть этот праздник. Не получалось отделаться от чувства, что люди танцуют на поминках, пускают фейерверки в память о погибших — Любаше и Вареньке, так он называл нерождённую дочку…

Автобусы ждали московский поезд. Влад попрощался с проводницей, подмигнул в ответ на заинтересованную улыбку и побежал к знакомому «пазику», задрав плечо с лямкой тяжёлого рюкзака и чиркая по утоптанному снегу концами новых лыж, которые купил деду Лазарю в подарок. Собственные его лыжи целый год ждали в крайней сараюшке деревни, откуда до места — десять километров лесом. По договорённости с хозяевами сарая Влад оставлял лыжи, чтобы не возить каждый раз, а без них к хутору Лазаря не пробраться, особенно в такую снежную зиму, как эта.

Широкая просека упиралась в овраг, за ним превращалась в едва заметную тропу. Влад сделал крюк по дну оврага и, преодолев небольшой подъём, зашёл к хутору со стороны хозяйственного дворика.

Гладкость снега, занесённые двери, которые давно никто не открывал, вызвали тревожные предчувствия. Влад машинально прикинул, успеет ли он до темноты вернуться в деревню, если Лазаря нет в избушке.

Обогнул дом, от сердца отлегло — Колчедан радостно залаял, вылетел из будки и чуть не опрокинул гостя в нетронутый человеческими следами снег.

— Где хозяин-то? Ладно-ладно, погоди, потом повозимся.

В сенях Влада встретил ещё один знакомец, медленно скользнул полосатой шубкой по заиндевевшей штанине и прошествовал в избу.

— Здравствуй, Васильич, — вслед ему сказал Влад, разделся и шагнул в тепло.

Из дальнего угла послышался хриплый кашель и голос Лазаря:

— Думал, не приедешь, телеграмму-то я тебе не отбил.

— Как же! Размечтался! Не приеду, видишь ли! — весело откликнулся Влад. — Чего разлёгся?

— Да так, знаешь, ногу подвернул в трёх километрах отсюда. Пока тащился, застыл. Теперь хвораю, уж скоро месяц, — с досадой на свою неловкость сообщил старик, но через секунду сердитое выражение лица сменилось беспомощным, начался новый приступ кашля.

В груди у Влада заскреблось: знать бы! Мог и раньше вырваться, помочь одинокому леснику.

— А животины твои где? Вижу, из дому не выходишь.

— Кума в деревню забрала. Дай бог ей здоровья. Сам сычом сижу тут, только Колчедану миску с кашей выношу на крыльцо.

— Давай-ка поправляйся, надо подарок испробовать.

— Поправлюсь, куда деваться.

Лазарь с трудом поднялся, шатаясь добрёл до лавки, сел и закашлялся. Влад искоса наблюдал за зеленоватым, обросшим седой щетиной лицом деда и механично доставал из рюкзака гостинцы.

— О! Дело, — одобрил Лазарь продуктовый набор, — а то мне заварная лапша и каша из пакетика уже поперёк горла стоят, а путное что приготовить ни сил, ни желания.

— Нога как, не беспокоит?

Дед кивнул, снова закашлялся. Когда приступ отпустил, оба они — старик и гость — встрепенулись, услышав звук мотора. Урчание приближалось. Заливисто и весело лаял Колчедан.

— Варенька, — тепло взглянул на Влада хозяин. — Вот ведь упрямица! Говорил, не приезжай, нет — примчала.

Со двора, где умолк снегоход, раздался девичий голосок:

— Хороший, хороший, Колчедаша! Ладно-ладно, вот смотри, что для тебя захватила, погрызи. Холодец тётушка варила, я косточек тебе сберегла.

Через минуту скрипнула входная дверь, в избу вместе с морозным воздухом заглянула запорошённая снегом розовощёкая девушка.

— Здрасте! — сказала она Владу, смутившись, и подбежала к Лазарю: — Целовать не буду, я холодная. Ну как ты, дедуль? За пенсией не приехал, я доставила.

— Зачем? Разве просили тебя?

— Сам знаешь. — Варя скинула пуховичок, села на лавку, поставила рядом с собой почтальонскую сумку, — неполученную я должна вернуть, потом раньше чем через месяц, не привезут.

Влад раскладывал вещи и продукты по местам, поглядывая на девушку: как она отсчитывает деньги, подсовывает Лазарю ведомость, где тот, откинувшись дальше от листа, ставит простенькую закорючку со словами «вот тебе мой крест». Потом на столе всё из той же сумки появилась упаковка шприцов, коробочка с лекарствами и пакет спиртовых салфеток.

— Уколы умеете делать? — обернулась почтальонша к Владу.

Он замер, глядя прямо в её смеющиеся, зеленоватые с синими искорками, глаза, и промолчал. Влад чувствовал себя беспомощным ребёнком, который не выучил стихотворение и вдруг оказался на ярко освещённой сцене под взглядами сверстников, их родителей и воспитателей.

— Ладно, сама приеду, — сказала Варя, — дедуль, ложись-ка.

Она выверенными движениями достала салфетку — пахнуло алкоголем. Протёрла руки, принялась подпиливать шершавой пластиной горлышко ампулы.

— Чего придумала? — возмутился Лазарь и зашёлся гулким кашлем.

— Потапыч сказал, если кашляешь — колоть, а то как бы пневмонии не дождаться.

— Нашла кого слушать! Потапыча! Не согласен я на уколы! — спорил старик.

— Никто тебя не спрашивает, — в голосе Вари звенели строгие нотки, — скрутим и вколем. Не сомневайся. Или в больницу захотел?

Лазарь на удивление быстро смирился. Сдерживая очередной приступ кашля, он поплёлся к лежанке, на ходу расстёгивая брюки. Варя кивком головы велела Владу идти за ней.

— Посмотрите. Вдруг я не смогу проехать завтра, а надо обязательно три укола сделать. Потапыч сказал: хорошее лекарство, из гроба поднимет.

— Уж и в гроб уложили, — бурчал старик, отвернувшись к стене.

Влад наблюдал за действиями девушки. Кто она? Почтальон? Медсестра? Внучка Лазаря? Дед, помнится, одинок… Симпатичная. Что она делает в этой глуши, почему в город не подалась?

— Уяснили? — голос Вари заставил очнуться.

Влад машинально кивнул.

Девушка быстро собралась, в дверях обернулась:

— До завтра!

— Не мотайся сюда больше, — сердито сказал старик, — он сделает, не хитра наука.

Влад набросил на плечи куртку, вышел вслед за девушкой. Во дворе ждал красный снегоход.

— Откуда такое чудо? — спросил Влад.

— Жених подарил, — ответила Варя, усаживаясь, — чтобы я в сугробах не тонула зимой.

Она не торопилась заводить мотор, смотрела, щурясь от белизны, на ветви елей, хлопала длиннющими ресницами.

— Скоро свадьба? — зачем-то спросил Влад.

Варя обернулась:

— А вы совсем меня не помните?

— Должен?

— Первый раз, когда приехали, не на тот автобус сели, я вас на подводе до Кузьминок подвозила.

Влад чему-то обрадовался:

— Пять лет назад? Да как же тебя узнаешь? Пацанка совсем была.

— Чего вдруг — пацанка! Семнадцать мне как раз тогда стукнуло, — девушка наклонилась к резвящемуся около её ноги псу: — Ну-ну, отойди, дружок, поеду.

Взревел мотор, вскоре замелькали между стволов красные всполохи — снегоход умчался. Через минуту вернулся Колчедан, мельком взглянул на Влада, исчез в будке.

Незаметно подкрался вечер, позёмку сменила метель. Всю ночь за окнами выло, гудело и вздыхало. Влад почти не спал, изредка задрёмывал, проваливаясь в снежную мглу, но тут же возвращался обратно к нездоровому сопению деда Лазаря и шороху сверчков за давно нетопленной печью. Думалось о Варе. Чем-то она занозила сердце — острым взглядом или нарочитым пренебрежением? Владом всегда интересовались женщины, он был с ними неизменно любезен, шутил всегда удачно, но оставался верен своей Любушке даже после того, как она оставила его. Первые годы после смерти жены дамы раздражали своей живостью и попытками напроситься в утешительницы. Теперь раздражение сменилось равнодушием. Влад, представляя рядом с собой кого-либо, невольно сравнивал с Любашей, и сравнение всегда было не в пользу живых. Новая знакомая стояла обособленно, точно картина, на которую наткнулся, уже покинув галерею. Её не хотелось анализировать, а только любоваться. Быть может, потому, что девушка вовсе не претендовала на сердце Влада?

Он сделал усилие, отогнал назойливые мысли: «Что же это такое! У девчонки жених, и вообще, слишком молода для меня». Наконец уснул, да так крепко, что дрых до полудня.

Хозяину полегчало, он даже наварил картошки. Её аромат и услышал Влад, когда открыл глаза. Позавтракали. Круговерть за окном не унималась. Лазарь, перехватив взгляд гостя, буркнул:

— Надеюсь, хватит у неё ума не ехать в такую непогоду.

— О Варе?

— О ней. Упряма, как… — Дед махнул рукой, поднялся из-за стола. — Сходил бы за дровишками, я печь растоплю. Скучаю по живому теплу.

Влад снова посмотрел в окно и задумчиво произнёс:

— Родители не пустят, так что можно не беспокоиться.

Лазарь покряхтел, вздохнул и, не оборачиваясь, сказал:

— Одна она. Тётка только. Да тётка Варюхе не указ.

— Как? Почему одна?

— Угорели два года назад в конце декабря.

— В смысле? Что значит, угорели? — удивился Влад.

— С газом перебои тогда были. А тут морозы! Народ печи топил, — дед провёл ладонью по щеке, пряча одинокую слезу, потом зажал рот, сдерживая кашель. — Кхх-кх-кх. Варюхин батя тоже топил. Заслонку закрыли раньше времени. Кххх-кх-кх… утром не проснулись. Девчонка, слава богу, в городе была, сессию сдавала. Вот, осталась от всей семьи представителем на этом свете.

Влад не решился спросить, были в семье ещё дети, или Варя единственная, слишком больно было бы услышать, что вместе с мамой и папой погибли малыши. Молча обулся и вышел. Новость поразила его подлой стрелой, пущенной в спину. Представилась Варя: серьёзная, даже строгая, с хитро прищуренными глазами. Одна. Учёбу бросила, теперь почтальоном работает в деревне. Понятное дело, на стипендию без помощи родных не прожить.

Вернулся он быстро, громыхнул полешками об пол.

— Лазарь! Там пёс мечется чего-то, будто в лес зовёт, я посмотрю, — схватил куртку, мохнатую шапку и, одеваясь на ходу, выскочил за дверь.

Колчедан скачками вздымал снежные фонтаны, опережая Влада, время от времени останавливался, проверял, бежит ли за ним человек. Влад пожалел, что не догадался надеть лыжи, но возвращаться не стал, спешил, проваливаясь почти по колено. Пот струился по лбу и по спине. В овраге увидел красное пятно — знакомый снегоход. Пёс уже был там, утыкался носом во что-то тёмное радом с машиной, припорошённое снегом, и скулил, будто плакал.

— Ва-а-а-ря!

Девушка лежала без сознания. Влад осторожно усадил Варю, сдул снежинки с её лица, потрогал холодные щёки.

— Варенька, очнись…

Она нахмурилась, веки пошли мелкими складочками, брови съехались к переносице.

— Варенька, цела?

— М-м-м-м. Что? Что случилось? — девушка открыла глаза. Близко-близко оказались зеленоватые радужки с синими искрами. — Вла-а-дик… Колчедаша…

Пёс прыгал вокруг, выражая полнейший восторг.

— Ему спасибо, позвал меня. Ты бы здесь совсем замёрзла. Подняться сможешь?

Они встали. Варя потёрла ногу, которую ушибла.

— Здесь мягко, ничего не повредила. Застыла только.

— Сейчас согреешься, Лазарь печь топит.

Старик оказался докой в отогревании замёрзших девушек. Вскоре Варя, укутанная в старый тулуп и напоенная чаем с малиновым листом, заснула на печи под ровное мурчание Васильича, который улёгся с ней рядом. Мужчины сидели за столом, разговаривали шёпотом.

— Сказочная история случилась. Не считаешь? — улыбался Лазарь. — Теперь, как настоящий герой, ты обязан жениться. Не сомневайся, девушка золотая, послушай старика.

— Так ведь жених у неё!

— Какой-такой жених?

— Тот, что снегоход подарил.

— А… этот, — дед хмыкнул и наклонился ближе к уху Влада, — увивался за ней с самой школы. Турнула. Не любила его. И снегоход не брала. Оставил и уехал. Варюшка поначалу характер показывала, не садилась на этого зверя, тетка уговорила. А кавалер-то уж год как семьёй обзавёлся. Свободна девушка.

Влад улыбнулся в ответ на дедову улыбку, кивнул и поднёс кружку с чаем к губам — прятал охватившее его предчувствие счастья. Детское. Забытое. Прав Лазарь. Сам хозяин лесной избушки на Деда Мороза смахивает, на печи Снегурочка пригрелась. Разве не чудо? Самое настоящее — новогоднее.