Печать Джа

Глава 6. Ведунья Вельфирина

Была у меня в Ровенске одна полюбовница — дворовая девка Влашка. Я частенько к ней захаживал, чтобы душу отвести, заодно выслушивал всякие сплетни о том, кто сколько зарабатывал, и кто с кем спал. Почему лето выдалось жарким и отчего в соседнем дворе сдохла корова.

Но особенно любила Влашка жаловаться: на жизнь трудную, на молоденького приказчика, переставшего в гости захаживать, и на меня оболтуса этакого, только и способного, что сиськи мять. Нет, чтобы серебряное колечко подарить, приглянувшееся на прошлой неделе.

— Ох, и до чего тяжело по утрам вставать, — плакалась она, — страх, как не хочется выбираться в холод из теплой постели. Хозяйка у нас уж больно строга, требует чистых полотенец к завтраку.

Строга, как же… У других девок руки от работы почернели, а у Влашки кожа мягкая, словно у великосветской барышни. А все потому, что лицом вышла и формами аппетитными. Заглядывали в её комнатку то приказчики купеческие, то сами купцы, ну и я вне очереди проскальзывал, под покровом ночи.

Пока мял большие полукружия с торчащими сосками, Влашка рассуждала, уставившись в потолок:

— Вот скажи, к чему такая напасть? Зачем людям вставать спозаранку, будто они птички певчие? С утра самые сладкие сны являются, когда хочется лежать и нежиться в теплой постели. Вот ты как по утрам встаешь?

Как-как… бодро. Летом еще ничего, а зимой, бывало, такие морозы ударят, что всю ночь у костра просидишь, дрожа и кутаясь в рванину. А еще желудок, данный Всеотцом в наказание, работал прожорливой топкой: что в него не кидай — все мало. С утра просыпаешься не от пения птичек, а от того, что кишки скрутило от голода. Настолько, что готов толченую кору жрать, лишь бы избавиться от боли.

Не думал, что когда-нибудь смогу понять Влашку и вот довелось. Открыв глаза, я долго пытался сообразить, где нахожусь и отчего так мягко. Почему не скрипят доски, не качается потолок, а до ушей не доносится раскатистый храп Бабуры.

Всеотец, до чего же хорошо! Неужели так можно жить, в тепле и уюте, не думая о хлебе насущном? Я бы продолжил валяться в постели, щурясь в светлеющее за окном небо, но тут запульсировал болью мизинец, напомнив поставленных братьями-чернецами задачах.

Хорошее настроение в миг улетучилось. Пришлось вставать — облачаться в одежды его светлости. Заодно посетил отхожее место, сэкономив деньгу. Все потому, что после вчерашнего купания затычку из ванны не вынул. Зачерпнул ведром грязной воды и смыл за собою. Её там еще предостаточно осталось — хватит, чтобы вечером помыться.

Этому дай деньгу, за то заплати, за это — а вот хрен вам! Сига из Ровенска не какой-нибудь там лопух, которого обдирать можно.

Я уже собрался выйти из комнаты, но тут на глаза попалась вчерашняя газета. Не справившись с любопытством, сел на кровать и расправил большие листы.

Ох ты ж, треска говяжья! С первой страницы на меня смотрела самая настоящая фотокарточка! То, что вчера принял за темный квадрат, оказалось снимком поезда. Раньше про такое чудо только слышать приходилось, дескать есть в Астрийской империи движительные повозки из дерева и железа, что ходят по специальной колее и грузы из шахт перевозят. Настолько мощные, что за раз могут тонны руды доставить.

Зернистая картинка не отличалась четкостью, но некоторые детали разглядеть всё же удалось. К примеру, многочисленные трубки, оплетающие дутый корпус головной повозки и большой фонарь впереди, должный освещать путь. Вот только зачем он, когда всякому известно: поезд может идти лишь по специально выложенной колее. Неужели боятся свернуть не туда?

Внизу снимка расположилась группа людей, взобравшихся на насыпь. Судя по униформе из числа военных или стражей охраны порядка. В укороченных сюртуках и штанах с лампасами, заправленных в высокие сапоги. На поясах болтались сабли, а стоящий впереди человек сжимал в руках длинную палку. Я долго щурил глаза, пока не признал ружье.

Как же знаем: имелось одно такое в торговой лавке Ровенска. Продавалось который год, но покупателей все не находились. Толку от него в нашей местности: грабителей, которым вздумается в дом залезть, не напугаешь, и на медведя не пойдешь. Пока зарядишь, пока прицелишься, косолапый сто раз задрать успеет. Механизм уж больно ненадежный, заедает периодически, и пулька толстую кожу не пробьет. Короче, сплошное недоразумение, а не оружие.

Может в Новом Свете ситуация с огнестрелом обстояла иначе? Научились же возводить каменные дома о четырех этажах, на которые снизу посмотришь, голова закружится. И фотокарточки в газетах печатают.

Я провел пальцем по шершавой поверхности, вглядываясь в расплывчатое изображение. Кому скажешь, не поверят… Увы, на следующих страницах снимков не обнаружилось, лишь несколько рисунков: тарелка с дымящимися окорочками, аккуратный домик с забором, да пузатый дядька, обмахивающийся веером из листов бумаги. Особенно понравилось изображение полуобнаженной девицы с флаконом. От одного взгляда на которую внизу принималось зудеть.

«Покупайте целебные лосьоны «Зеленой долины», только в сети магазинов Ашурум» — гласила надпись под рисунком, а дальше шла целая колонка рекламы товаров и услуг. И на следующей странице тоже. Оказалось, половина газеты забита подобной чепухой.

Вдоволь начитавшись про скребки и целебные мази, я вернулся к первой странице. Вновь полюбовался снимком, прочитав жирный заголовок:

«Разбойное нападение на «Золотой поезд». И снова конфедераты!»

Уважаемые читатели «Трибуны», благодаря статьям наших авторов, вам уже известно о многочисленных налетах на пассажирские составы, курсирующие по западной ветке. Подогреваемые властями Конфедерации шайки бандитов потеряли всякий страх, раз за разом грабя мирных, ни в чем неповинных граждан. На сей раз они зашли слишком далеко. Набрались наглости и напали на состав, перевозящий наше с Вами достояние — золотой резерв государственного банка. Благодаря храбрым действиям солдат восьмого гвардейского корпуса, нападение удалось отбить. Понеся значительные потери, противник был вынужден отступить. По словам сержанта Доусона, представленного за проявленную доблесть к награде, среди нападавших были замечены как обыкновенные бандиты, так и профессиональные солдаты, обученные тактике ведения боя…

В кишках утробно заурчало, и я был вынужден отложить чтение. Надо сказать, не самое захватывающее: пронырливые конфедераты, отважные сержанты… С какой вдруг стати золото стало нашим? Чай, не бесхозная бадья во дворе, валяющаяся без присмотра. Золото — это такой товар, у которого обязательно должен быть владелец. Желательно единоличный, иначе дело обязательно закончится дракой. Может потому и воюют с неизвестными конфедератами?

Изобразив на лице надменное выражение, я закрыл за собою дверь и спустился на первый этаж. За стойкой скучал новый служка. Завидев меня, он тут же расплылся в улыбке и поинтересовался: не нужно ли чего?

Два кредита за совет, три за улыбку, а пять, чтобы рядом постоять? Нет уж, спасибо, мы как-нибудь сами.

Парень представился звучным именем Портье. И этот тоже… Неужели в Баненхейме настолько туго с фантазией?

— Господин барон, к вашим услугам в гостинице работает прачечная. Если изволите чего постирать, выгладить или накрахмалить.

— Не изволю, — сделал я рожу кирпичом и вышел наружу. До чего приставучий служка попался. Пока на десятку другую кредитов карман не облегчит, не успокоится. И чего вдруг прачечную взялся рекламировать?

На всякий случай поднял рукав и принюхался — вроде нормально. Да и откуда запаху взяться, когда в обновке всего второй день хожу. Солнце на улице не печёт, а под вечер так и вовсе прохладно становится благодаря ветерку с гавани.

Я задрал подбородок и посмотрел в чистое небо. Сразу вспомнилась палуба «Оливковой ветви». Вот где жарило нещадно, особенно когда подплывали к островам «Святой Мади». В кубрике стоял едкий запах пота, от которого даже у меня, ко всему привычного, слезились глаза. Толпе полураздетых матросов было далеко до ароматов луговых цветов: они постоянно отрыгивали и пердели, а еще воняли прогорклым маслом, особенно когда боцман давал команду обслужить элементы железного такелажа, вроде цепей или колец. Если бы не гуляющий всюду ветер, точно бы сдох от удушья.

Интересно, как они там? Зак говорил, что корабль пробудет в порту целый месяц. Ну да оно и понятно: Баненхайм — не какой-нибудь мелкий остров, затерянный посреди океана, а один из крупнейших городов Торгового Союза. Тут только чтобы пришвартоваться, необходимо отстоять положенную очередь. Может еще доведется встретиться с мужиками: молчаливым Заком, всезнающим Рогги и здоровенным Бабурой. Поди удивятся, когда увидят вора и доходягу Танцора в господских одеждах. Подумают, что украл — спросят, а я хитро улыбнусь и…

Меж лопаток неприятно зазудела кожа, словно Всеотец прочитал мысли смертного. Дернул за поводок аркана, лишний раз напомнив о предстоящих задачах.

Нет, надо будет сыскать бабку-ведунью, обязательно сыскать, но для начала завтрак.

Я открыл дверь с изображением булочки на стекле и зашел внутрь заведения: то ли ресторанчика, то ли закусочной.

Заказал яичницу с беконом и сыром, а от предложенного кофе отказался — хватило вчерашних опытов. Пускай сами пьют невыносимо прогорклую жидкость. Вместо неё взял привычного чаю с лимоном и пару булочек.

— Скажите, милейший, у вас доставка работает?

— Разумеется, — охотно отозвался служка за стойкой, — только скажите, куда?

— Гостиный двор «Матушки Гусыни», знаете такой?

— В двух кварталах на восток, на улице генерала Брабиуса?

— Да, он самый. Доставьте с десяток свежих эклеров к вечеру на имя барона Дудикова… Алекса Дудикова.

— Будет исполнено господин барон, — служка сделал запись в тетрадь. — С вас девять кредитов.

Еще не доставили, а уже требуют деньги. Что за народ…

Расплатившись и позавтракав, я вышел наружу. На улице заметно потеплело, а сытый желудок лишь добавил хорошего настроения. Мысли о мстительном Боге сами собой выветрились из головы, и я зашагал уже знакомым маршрутом, вниз по улице к оживленному проспекту, раскинувшемуся посреди города.

И конечно же вчерашний пацаненок стоял на месте:

— Сенсация-сенсация! Читайте в свежем номере «Трибуны»! Конфедерация устроила провокацию на западной границе. Чем ответит Торговый Союз? — звонкий мальчишеский голос с трудом пробивался сквозь шум улицы, забитой людьми и вечно гудящими повозками. — Интервью с всемирно известной Адель, читайте только в сегодняшнем выпуске. Великая танцовщица прибыла в город с недельным визитом. Господин, не проходите мимо, купите га…, - мальчишеский голос осекся.

Паренек узнал меня и собрался было задать стрекоча, но в этот раз я оказался быстрее. Схватил мелкого проныру за плечо и подтянул к себе.

— Господин, я закричу… я буду звать на помощь, — пацаненок задергался, пытаясь вывернуться из хватки. Только держал его не мягкий изнеженный барончик, а Сига с Кирпичного.

— Зови, — согласился я.

И паренек как-то сразу обмяк. Захлюпал носом, а на глазах выступила влага.

— Господин, не обижайте, — запричитал он тонким голосом. — Работаю задарма, считай бесплатно. Только с каждого десятого номера падает кредит. И тот старшие забирают, а кушать очень хочется. Господин, пожалейте сироту.

Безусловный талант, может даже больше, чем у Тишки — первого попрошайки в Ровенске. Дня не проходило, чтобы тот монетки не заработал.

Подтянув пацаненка поближе, я наклонился к уху и почти шепотом произнес:

— Меня не жалели… никто и никогда. Так с чего я должен?

Увидев страх в округлившихся глаза мальчишки, разжал пальцы, предварительно вытащив газету из стопки.

— Ты мне все еще должен шесть кредитов.

Засунул бумагу за пазуху и зашагал дальше, весело насвистывая похабную песенку. Ежели у пацаненка хватит мозгов, то к завтрашнему дню он сменит точку торговли, а ежели не хватит… что ж, долг сам себя не покроет.

До обеда я шлялся по улицам, заглядывая то в один магазинчик, то в другой. Следуя указаниям братьев-чернецов, заказал пару безделушек с доставкой. В лавке, торгующей женскими мелочами, купил набор заколок, а в галантерее щетку и гуталину для сапог.

У местных жителей было странное, порою доходящее до крайности отношение к внешнему виду обуви. То и дело на глаза попадались чумазые мальчишки, готовые за пару кредитов начистить ботинки до блеска. И что самое удивительное, желающие находились. На высоких стульях сидели господа: кто вальяжно покуривая трубку, кто морща лоб и читая газету. И ко мне приставали, предлагая услугу. Ну уж нет… Чтобы Сига из Ровенска позволил чужим людям прикоснуться к его сапогам, да еще и за деньги? Тоже мне, велика наука.

Окончательно устав и притомившись, я свернул во вчерашнюю забегаловку. Увидел знакомого седобородого старичка и тот, тоже признав меня, кивнул в знак приветствия. Он снова читал газету, откинувшись на стуле и потягивая ароматный, но крайне вонючий на вкус кофе: медленно и неторопливо, глоток за глотком.

Дождавшись, когда я расправлюсь с порцией картошки, он подошел и представился:

— Артуа Женевье, полковник третьего кавалерийского в отставке, вы позволите?

— Разумеется, — я кивнул на стоящий рядом стул. — Барон Алекс Дудиков, подданный её величества королевы Аустрийской, к вашим услугам.

— О так, значит я не ошибся, вы действительно из-за океана. Долгие лета королеве-матери.

— Во славу страны, во имя народа, — произнес я заученную фразу, от которой уже начинало порядком подташнивать.

Гость, кряхтя, присел за столик и к нему тут же подлетел половой. Принял заказ на очередную чашечку кофе и удалился, оставив нас наедине.

— Вы уж простите старика, молодой человек. В мои годы остается слишком мало места для радостей. Дети с внуками разъехались по городам, жена умерла, а я вот здесь, — гость развел руками, словно извиняясь перед покойной супругой.

Я невольно посмотрел на ладони гостя: морщинистая кожа, покрытая пигментными пятнами. На указательном пальце серебряная печатка. Тут же прикинул в голове её стоимость. По всему выходило, что дешевая: за подобный товар в ломбардах Ровенска полновесной кроны не дадут, а то и вовсе взять откажутся. Уж больно приметна гравировка была на профиле, в виде лошадиной головы с перекрещенными шпагами. Если только сдать ювелиру на переплавку.

— Признаться, я вам завидую, молодой человек. В столь юном возрасте успеть повидать мир, — продолжал рассуждать старичок. Делал он это крайне неторопливо: порою замирал в задумчивости, отпуская чашку с кофе и тогда морщинистые пальцы начинали мелко дрожать. — Просторы величественного океана, экзотические острова с пальмами и местный аборигенки — я тоже обо всем этом мечтал. О ветре странствий над головой, о старом континенте, овеянном легендами. Говорят, у вас восьмилапые демоны в лесах водятся?

— Нагло врут.

— Я так и думал, — старик тяжело вздохнул. Взялся за чашку с черным напитком, сделал пару глотков.

«Может полковник в отставке и есть клиент барона?» — вдруг промелькнула заполошная мысль в голове. Тот самый покупатель, кому предназначалась Печать Джа? Нет, быть того не может… Я вчера невзначай на него наткнулся и сегодня — дело случая, что заглянул. Больше похоже на то, что старичок являлся завсегдатаем сего заведения и просто скучал, не зная, чем еще себя занять.

— Как вы догадались, что я с другого материка? По одёжке? — спросил и тут же поправился, придав слову менее просторечный характер. — По покрою сюртука?

— В нынешние времена по одежде не судят. Уж простите старика за ворчанье, но современная молодежь одевается, кто во что горазд. Это раньше следовали этикету, правилам, а сейчас? Где это видано, чтобы женщина в брюках ходила, курила трубку и ругалась, словно распоследний портовый грузчик. А все она, эмансипация виновата. Вздумалось некоторым барышням, из числа особо продвинутых, объявить себя равными в правах мужчинам. Нет, вы только вдумайтесь, они уже и за сабли взяться готовы. А кто детей рожать будет, а кто их воспитанием займется? Вы или может быть я? Ребенку заботливая мать нужна, мужу — любящая супруга, а не воинствующий демон в юбке, — полковник отпустил чашку и пальцы его вновь задрожали. Видать и вправду допекли старика новые веяния.

— Но как вы догадались, что я прибыл недавно?

— О-о, ответ весьма прост — ваша походка. Организму требуется время, чтобы привыкнуть к твердой земле после палубы, а еще загар.

— Загар? — удивился я.

— Он у вас особого шоколадного оттенка. Уверяю, на восточном побережье так не загорите. Да и не будет барон, человек благородный добровольно сушить кожу под солнцем. Вы же не какой-нибудь портовый грузчик.

Пришлось признать, что нет — не портовый.

— Добавим сюда нездоровую худобу, присущую людям, вынужденным терпеть нужду или болезнь. В вашем случае смею предположить, что морскую. К тому же этот ярко выраженный акцент: грозно рычащее «р-р», твердокаменное «дэ» и «тэ». Когда впервые обратились к официанту, я сразу понял — парень издалека. И как видите не ошибся. Ну расскажите, не томите старика, как поживают граждане Астрийской империи? Неужели и до вас добралась проклятущая эмансипация?

Знать бы еще, что это такое эман… эмансифация. Теперь главное не спалиться, не показать любопытствующему старичку, что имею весьма слабое представление о вымышленной родине. Я слышал, что в Астрии который год правит королева-мать, а еще вкусно и дорого кормят — вот, пожалуй, и все. Придется досочинять легенду на ходу.

Сделав вид, что погрузился в воспоминания, я взялся за чашку и отпил черную горечь. Треклятый кофе заполнил рот вкусом жеваного сапога. И ведь не заказывал — подарок от заведения, шантру задери угодливого полового.

— Я слишком давно не был на родине, поэтому вряд ли смогу удовлетворить ваше любопытство, полковник. Мои родители по роду службы много путешествовали: Лядово, Борцево, Заречье. Вам о чем-нибудь говорят эти названия?

Старик отрицательно покачал головой.

— Это восточная окраина бывшей Империи, редкая глухомань. Не каждый на материке знает о её существовании. Только представьте, многие дома тамошних городов до сих пор возводятся из древесины, а улицы вместо булыжников мостятся стволами.

— И что, надолго хватает? — удивился старик.

— Да какой там, одну бы распутицу пережить. Деревьев в лесу немерено, вот и рубят кажный… каждый год. В чаще крупный зверь водится: медведи, лоси и секачи, в холке доходящие до лошадиного брюха. Севернее Борцево обитают дикие кошки, хитрые и опасные твари.

— Неужели опаснее медведя?

— Куда как… Косолапый он что, зверь по натуре добродушный, первым в драку не полезет, если только опасность не почует или жира к зиме не запасет. А пятнистые лепарды готовы играться с человеком ради одной забавы. Залягут высоко в ветвях, скроются меж листвой и ждут, когда кто-нибудь мимо пройдет. Долго ждать могут: часами, не шевелясь.

Я говорил и говорил, а старик внимательно слушал, лишь изредка прерывая рассказ уточняющими вопросами. Один раз подозвал официанта и сделал заказ. Две порции столь полюбившейся жаренной с мясом картошки и треклятущего кофе. Но на халяву, как известно, и горчица сойдет.

Когда на улице заметно похолодало, а соседние столики заполнились людьми, я был вынужден распрощаться. Сослался на незаконченные дела, поблагодарив старика за компанию.

— Что вы, юноша, это я вам должен сказать спасибо. Знаю, сколь непросто молодым людям общаться со старшим поколением. Мы порою ворчим и брюзжим, а куда деваться, издержки возраста.

Странно, но мне состоявшийся разговор не показался в тягость, наоборот, ощутил необычайную легкость, словно скинул с души тяжелый груз. Может все дело в умении старика слушать, а может я слишком давно не говорил, чтобы вот так вот, по-человечески. Полгода, проведенные в Лядово вспоминались с тоской, да и палуба «Оливковой ветви» не располагала к задушевным беседам. Вроде бы с людьми был, а по факту всегда один.

— Возьмите, — полковник протянул кусочек бумаги.

«Артуа Женевье — военный инспектор», — прочитал я жирные буквы на плотной бумаге. Поднял глаза и вопросительно уставился на старика.

— Это визитка с адресом, — уточнил он. — В случае необходимости вы всегда сможете отыскать меня. Мало ли какие проблемы возникнут на новом месте, а я человек опытный. Смею надеяться, смогу помочь: если не делом, то уж советом точно.

— И один совет потребуется прямо сейчас, — набрался я наглости. А смысл теряться, если человек сам предложил. — Не подскажете, где в городе смогу найти ведунью?

— Ведунью? — переспросил Артуа. — Вы имеете в виду колдунью? Никогда не сталкивался с представительницами столь специфической профессии. Можете посмотреть объявления в «Трибуне», наверняка что-нибудь найдется. Но мой вам совет, юноша, держитесь от них подальше. Гадалки, целители, заклинательницы всех мастей — это люди одной породы. Шарлатаны чистой воды, только и думающие о том, как бы поглубже забраться в кошельки доверчивых граждан.

Я спорить не стал, поблагодарив отставного полковника за совет. Сколько раз имел дело с ведуньями, и точно знал, на что они были способны. Когда позапрошлой весною коликами в животе мучался, только отвар из целебных трав и помог.

Нужное объявление нашлось на предпоследней странице. Потомственный маг в пятом поколении Вельферина за умеренную плату обещала избавить от любой напасти. Ничего себе, аж пятого поколения… должно быть сильная ведунья. Вот к ней-то и отправлюсь. Лучше прямо сейчас, не мешкая, пока невидимый аркан не затянулся петлей на шее.

Баненхайм был большим городом и для того, чтобы это понять, достаточно было открыть карту. Я специально купил её в одном из местных магазинчиков. Долго водил пальцем по линиям, вчитываясь в названия, но так и не смог отыскать Поморский переулок. Буквы двоились и наползали друг на друга, а от количества квадратов рябило в глазах. Их было много, слишком много.

Пришлось обратиться за помощью к половому. Тот указал на неприметный закуток в западном районе. Это была противоположная окраина города — место, где еще не доводилось бывать. Угодливый служка порекомендовал воспользоваться услугами транспорт. Увы, ценность сего совета я осознал лишь к исходу второго часа, когда от усталости загудели ноги, а от избытка прохожих на улице и городского шума в ушах закружилась голова. Боги, как же замаялся… Я не был привычен к людскому муравейнику. В родном Ровенске можно было из одного конца в другой пройти и не встретить ни одного человека, здесь же толчея, что на рынке воскресным утром. А еще эти расстояния, шантру побери художника, рисовавшего карту. На бумаге все выглядело столь близким…

Западная окраина Баненхайма оказалась на редкость низкорослой. Здесь все чаще попадались двухэтажные строения с земельными наделами, огороженными высоким забором. Громко лаяли цепные псы, а дующий в сторону океана ветер доносил отчетливый запах навоза.

Чем дальше я шел, тем беднее выглядели строения. Появились срубы и дома, сделанные наполовину из кирпича. Всё как в далеком Ровенске: знакомые скаты крыш, почерневшие от времени брусья. Встречались и совсем причудливые фасады: гармошкой или ребристые, с полукруглыми навесами, свойственные для жителей южных островов. И окна к верху закругленные.

Булыжная мостовая давно закончилась, под подошвой сапог заклубилась пыль грунтовой дороги. На обочине появились дикие заросли кустарника, усыпанные незнакомой ягодой. Я с детства знал, как отличить съедобное растение от непригодного в пищу. Если растет у всех на глазах, и никто не рвет, значит плохое. Вона, сады в Заречье обдирали в начале лета, не давая яблокам налиться алым цветом. С них потом и дристали всем Кирпичным районом, усевшись по семеро в ряд. Зато халява.

Я сорвал подозрительную ягоду с куста. Поднес к носу и принюхался — ничего необычного, но попробовать не рискнул. Кинул через забор в черепичную крышу и зашагал дальше.

Указанный в объявлении дом долго искать не пришлось. На заборе висела специальная табличка: потомственный маг Вельферина. Странно, в Ровенске ведуньи в дополнительных указателях не нуждались. Любой встречный мог показать, где находится дом местной знахарки. А здесь целая вывеска с вензелями и рисунком в виде остроконечной шляпы и клюки. Палка-то к чему? Может бабка хромая?

Я постучал в ворота раз-другой, собрался было и в третий, но тут за забором раздался недовольный мужской голос:

— Звонок есть, чего тарабанить…

Лязгнул замок и сквозь приоткрытую щель показалась хмурая физиономия.

— Тебе чего?

— Я по объявлению.

— По объявлению? — повторил мужик, явно туго соображая. — Ну если по объявлению, тогда проходи.

Странный у него говор: тягучий и напевный, словно у странствующего сказителя. И кожа ярко выраженного коричневого оттенка, особенно на руках и голом торсе, выглядывающим из-под расстёгнутой рубахи.

Он махнул рукой, мол айда за мной, и первым направился в сторону дома, стоящего в глубине сада. Я не стал закрывать ворота: если уж хозяин не удосужился побеспокоиться, то мне какой смысл волноваться. Да и не баронское это дело, работать привратником в чужом доме, особенно когда двое парней на скамейке сидят. Один завалился на бок, прикрыв глаза, другой наклонился вперед, сплевывая густую зеленую слюну. Не иначе, забористой гуткой закинулись. Зак с «Оливковой ветви» тоже любил шарики под губу закатывать, но никогда с них не плыл. Еще и по вантам лазить умудрялся.

Провожатый поднялся по ступенькам скрипучего крыльца. Открыл дверь и выдал громкую тираду на незнакомом языке. Подождал с пару секунд и заорал вновь. Наконец из глубины дома ответил визгливый женский голос. Я слов не разобрал, но понял одно — ведунья к встрече гостей не готова.

— Жди здесь, — мужчина указал на лавку в сенях.

Ждать так ждать. Я сел, вытянув гудящие от долгой ходьбы ноги. Огляделся кругом, ожидая увидеть склянки с настоем или пучки сушеной травы, подвязанные к потолочной балке, но это была какая-то неправильная ведунья. Вместо лекарственных растений на верёвках висели доселе невиданные амулеты, выполненные из железа и разноцветных камешков. Пол оказался заваленным старой обувью и грудой тряпья, отдаленно напоминающей одежду. На полках белели черепа всех форм и размеров. Некоторые я узнал, тот же коровий доводилось видеть неоднократно. А вот какому чуду принадлежал вытянутый, с двумя наростами по бокам, больше похожими на пробивающиеся рожки?

Нельзя дома хранить кости умерших животных, в Ровенске об этом знал каждый ребенок. Особенно черепа — это считалось дурным знаком, способным навлечь беду. Неужели Вельфирина настолько могучая ведунья, что не боится силы мертвых? Пятое поколение, оно и понятно.

Половицы скрипнули и в проеме показалась женская фигура. Я аж вздрогнул от неожиданности, настолько она напоминала братьев-чернецов: в темном балахоне до пола и с накинутым на голову капюшоном. Я сощурил глаза, пытаясь разглядеть лицо. Против ожидания Ведунья оказалась молодой женщиной, а не древней старухой с клюкой. Симпатичной, с ярко выраженными зелеными глазами.

— Ты тот, кто пришел искать помощи Вельфирины? — пропела она бархатным голосом.

— Да.

— Проходи, гость… не бойся.

Легко сказать, не бойся. От одного только вида ведуньи по коже пробирал мороз и начинал ныть калечный мизинец. Проклятые братья-чернецы мерещились повсюду.

В соседней комнате царила темень: пахло благовониями и травами. Занавеси на окнах были плотно задернутыми. И зачем, спрашивается, когда на улице светло? Не проще ли расшторить? На круглом столе горели свечи, а по центру на специальной подставке покоился прозрачный шар с пляшущими внутри светлячками. Неужели духи умерших животных — те самые, чьи черепа покоились в сенях?

Ведунья, вытянув вперед руку, провела ладонью над поверхностью шара и огоньки откликнулись, загорелись пуще прежнего

— Вижу, приключившуюся с тобою беду… Большую беду, грозящую погасить искру жизни.

— Точно, — пролепетал я, завороженный зрелищем танцующих духов.

— Алкуа поют о смертельном проклятии. От него я смогу избавить тебя.

Вздох облегчения сорвался с моих губ. Неужели долгожданная свобода? Наконец-то смогу сбросить петлю церковного аркана.

— Для этого тебе нужно…

Месяц поститься и не есть мяса. Не думать о женщинах, не стричь волосы, читать часовые молитвы Всеотцу и…

— … заплатить сто кредитов.

— Чего? — не понял я.

— Сто кредитов, таковы мои расценки, — голос сидящей напротив ведуньи утратил былую напевность. Стал вдруг резким и неприятным, как у рыночной торговки.

Признаться, я поначалу растерялся. Не то, чтобы ведуньи родного Ровенска работали забесплатно, но чтобы вот так в открытую требовать денег? Целительство считалось даром небес, который негоже выставлять на продажу. За него нельзя было расплачиваться звонкой монетой, как нельзя было уйти из дома ведуньи, не отблагодарив. Мясо и яйца, ткань и кожа, плетеные корзины и чугунки — каждый нес, что имелось и что моглось. А ежели в карманах совсем было худо, то помогали по хозяйству. Тишка неделю воду таскал и грядки от сорняков полол, пока бабка сама не выгнала, сказав, что хватит. Я забор правил на пару с плюгавеньким мужичком из числа бобылей, живущих на окраине. Помогали ведунье всем миром, потому как знали, случись что, и некому будет спасти. Молодая ученица сил толком не набралась, а другая знахарка жила в Заречье. Пока на подводах доберешься, да по распутице, сто раз помереть успеешь.

— Сто кредитов! — требовательно повторил женский голос.

Делать нечего, я распахнул сюртук и отсчитал требуемую сумму. Попытался положить деньги на стол, но ведунья перехватила мою ладонь. Плюнув на пальцы, пересчитала разноцветные бумажки. Спрятала их за пояс и приобрела загадочный вид. Вот только одна беда — на меня он уже не действовал.

Потеря в сто кредитов на редкость быстро привела в чувства. Я тут же заметил артель пустых бутылок, скопившихся в углу комнаты — явно не из-под лекарственных средств. А еще длинную веревку аспидного цвета, тянущуюся к столу. Столь неумело замаскированную, что удалось разглядеть даже в дрожащем свете пламени свечи. Так вот откуда взялись пляшущие светлячки в шаре. Никакие это не духи, а могучая сила Печати Джа, преобразованная в очередное световое шоу.

— Вижу девушку, красивую и горячую, что сердце твое забрала, — долетел до ушей певучий голос.

— Сердце? Да я вроде не влюблен.

Колдунья оторвала взгляд от шара и строго посмотрела на меня. Пришлось заткнуться.

— Вижу черные семена приворота в твоей груди. Покуда не напитались они силою молодого тела, не дали всходов своих, потому и не чувствуешь влечения к роковой красавице. Погубит она тебя, высушит досуха и обречет душу на вечные страдания. После смерти обернешься бесплотной тенью, вынужденной скитаться в поисках утраченной любви.

— Что за девица?

Руки ведуньи заскользили над гладкой поверхностью шара, разгоняя скопившихся светляков.

— Вижу молодую и красивую, чье дыхание жарче южной ночи, а в глазах отражение полной луны. Бойся её, ибо хитра она и коварна, а речи её льстивы.

Отражение полной луны — серьезно? Ленька-вторак на что рифмоплет паршивый, и тот бы образ получше придумал. И про горячее дыхание загнула… Я не знал ни одного человека, у которого оно было бы холодным.

— Можно поконкретнее?

Глаза колдуньи недовольно зыркнули из-под капюшона.

— Я вижу лишь то, что показывают мне духи. Не требуй большего юноша, не зли алкуа — это крайне раздражительные создания, способные принести многие беды в них не верящему… Та девушка, о которой идет речь. Вы виделись с ней недавно.

— Насколько недавно?

Я все-таки разозлил духов, потому как стоящий на столе шар замигал алым цветом, а некогда певучий голос ведуньи стал тонким и пронзительным:

— Алкуа не служат глазами слепцу. Открой свой разум, вспомни всех юных особ, с которыми общался последних два месяца. Сердце подскажет.

Как оно может подсказать, если последние два месяца Сига из Ровенска провел в компании полуголых мужиков? Нет, была одна женщина — старая шлюха на острове Святой Мади, готовая отдаться за ломаный медяк. Вот только сомневаюсь, чтобы она стала меня привораживать. Как и далекая, почти забытая Влашка, порвавшая со мною из-за очередного старого купца, прельстившегося спелыми формами.

Да и не любил я ее. Уж больно сварлива была девка и склочна по характеру. Хаживал к ней душу отвести, а так чтобы жениться. Ни-ни…

— Мамаша, мне ваш цирк с конями порядком надоел. Деньги вертайте.

Свет внутри шара вспыхнул красным.

— Ты осмелился злить алкуа? — взвизгнул женский голос.

Прав был пожилой полковник, когда советовал держаться подальше от местных ведуний. Только кто ж знал.

— Мамаша, не стоит истерить. Деньги на стол и расходимся по-хорошему.

— Грабить меня вздумал!

«Мне чужого не надо, мне бы свое вернуть», — хотел я сказать, но не успел. Чужая рука обхватила за шею и принялась натуральным образом душить. Балбес… прошляпил охранника. Знал же, что во дворе ошивается трое мужиков. Знал и прослушал звуки шагов, заглушенных визгом ведуньи. Она что-то орала и требовала на незнакомом языке, а схватившая сзади рука продолжала душить. В глазах потемнело… Ладони отчаянно зашарили по столу в поисках чего-нибудь острого, но нащупали лишь магический шар.

Пальцы обхватили гладкую поверхность — подняли. Мышцы напряглись и я, размахнувшись, что было силы ударил назад. Попасть в голову было немудрено, охранник буквально навалился на плечи, коснувшись щеки колючей щетиной. А еще от него воняло гуткой — густой аромат южных благовоний заполнил ноздри.

Удар… еще удар — хватка противника ослабла. Я дернулся и завалился на пол вместе со стулом. Что-то громко хрустнуло, кажется, деревянная спинка. Некогда размышлять, некогда думать — вскакиваю на ноги, встречая противника лицом. Это был тот самый мужик, открывший ворота: с мутным взором и в распахнутой до пупа рубахе. На желтой ткани появились первые капли крови. Он ошалело уставился на меня, потом на темные потеки, словно не веря в случившееся. Поднес пальцы к разбитой брови… а дальше я ждать не стал. Схватил выпавший из ладони шар и попытался замахнуться — не вышло. Что-то мешало, словно тысяча разгневанный духов вцепилось в мерцающую красным поверхность.

Ну конечно же, веревка! Магический предмет был связан с божественным артефактом через специальную нить. Дернув раз-другой, и не добившись результата, я бросил бесполезный шар под ноги. Развернулся, ожидая увидеть изготовившегося к атаке противника, но тот лишь тупо мотал головой. Гутка — она такая, до добра не доведет. Особенно если жрать в непомерных количествах.

Тогда я поднял ногу и ткнул каблуком сапога в волосатый живот. Именно что ткнул, для хорошего удара не хватило разбега. Но мужику оказалось достаточно: он покачнулся и начал заваливаться назад. Опрокинул подвернувшийся по пути стул и с глухим звуком встретился с деревянным настилом. Кудлатая голова аж подпрыгнула от удара.

— Хатари-и-и! — высоко, на одной ноте завыла женщина. И столько тоски и отчаяния было в голосе, что у меня мурашки забегали по коже.

Заткнуть бы её, а лучше схватит за грудки и вытрясти деньги… МОИ ДЕНЬГИ! Сто гребаных кредитов, выкинутых на ветер!

Я бы непременно так и сделал, но время… его оставалось слишком мало. Во дворе сидело двое мужиков, тех самых, что попеременно сплевывали зеленую слюну, а еще соседи, способные прийти на выручку. Потому мешкать не стал: склонился над поверженным противником и зашарили по поясу в поисках оружие. Схватился за рукоять и вытащил наружу нож: широкий и изогнутый, больше похожий на топорик для разделки мяса.

— А-а-ы-ы-ы, — выла забившаяся в угол колдунья.

Не обращая внимания на вопли, я развернулся и выбежал в сени. Бросил быстрый взгляд во двор — пусто, по крайней мере в той его части, что видна из окна. Толкнув входную дверь, вылетел на крыльцо и перемахнул через перила. Густая трава мягко спружинила под ногами.

А вот и первый клиент. Летит прямо на меня с перекошенной то ли от злости, то ли от страха физиономией. Рука отведена назад, а пальцы сжимают кривой нож. В отличии от противника я не стал чертить в воздухе полукружья. Ускорился навстречу и рубанул что было мочи, всадив лезвие в подставленную шею. Там его и оставил. Развернулся вокруг оси — под каплями густо брызнувшей крови и дал ходу. Вперед к распахнутой створке ворот.

«Второй, должен же быть второй», — стучала мысль в голове. Его удаляющуюся спину я увидел, когда выскочил на улицу. А затем услышал дикий животный вопль:

— На-а-атэ, хатари, хатари-и-и!

Цепные псы, почуяв неладное, зашлись в хриплом лае. Надо срочно убираться отсюда, пока они всю округу не переполошили, а скрывшийся за поворотом противник не вернулся с подмогой.

Я долго бежал, не жалея дыхания и новехоньких подметок на сапогах. Вскоре появились первый камни мостовой, а до ушей долетели звуки улицы с её вечно гудящими повозками. Убедившись в отсутствии погони, я свернул в проулок и только после этого сбавил шаг.

Сто кредитов… СТО, СУКА, КРЕДИТОВ!!! Хорошо, пацанва не видела, как Сигу из Ровенска облапошили…, развели, словно распоследнего деревенского лопуха. Это же надо было так лохануться: самому прийти и добровольно отдать деньги. Поверил печатному слову… Нет, чтобы пройтись по округе, людей поспрошать, вызнать информацию. Дома всегда был осторожен, а здесь словно шантру вселился, гонит незнамо куда. Хотя почему это незнамо — невидимый аркан чернецов все сильнее жег кожу меж лопаток. Я словно чувствовал пляшущие огоньки невидимого пламени под сорочкой. Понимал, что мерещится, но ничего поделать не мог. Слишком уж велик был страх перед неизвестным заклятием, способным лишить не только ног, но и жизни.

Люди от меньшего сходили с ума, я это понимал. Понимал, что нужно было отвлечься, но как, если брат Изакис запретил выпивку и шлюх.

Было одно послабление, больше похожее на издевательство — бокал красного вина в день. Толком не напиться, не захмелеть… Эх, была бы порядочная бабка-ведунья, в миг бы от поводка избавила. А так только зря деньги потратил.

СТО КРЕДИТОВ!!! Гребаная шаромыжница!

«Матушка-гусыня» встретила привычной тишиной, а за стойкой крутился очередной служка.

— Господин барон, вам посылка! — возвестил он, едва завидев меня.

Прибыли две коробки с заказанными ранее эклерами и набором для чистки обуви. Я теперь никому не доверял, поэтому прежде, чем взять посылку, открыл крышку и проверил содержимое. Все лежало на своих местах, а от свежих пирожных исходил приятный до одури аромат.

— Будете заказывать воду?

— Благодарю, уже намылили.

— Простите?

Хотелось нагрубить служке, но я сдержался. Посмотрел в горящие желанием угодить глаза и неожиданно для себя спросил:

— Как ваше имя, милейший?

— Вишек к вашим услугам, господин барон.

Ну да, конечно, следовало сразу догадаться, что портье — это всего лишь занимаемая должность. Не прошло и суток…

— Будет одна просьба, уважаемый. Если вдруг кто вздумает интересоваться личностью барона Дудикова: тайно или нет — не важно, ты мне тут же сообщишь, а я уж, будь уверен, отблагодарю.

— Как скажете, господин барон… Что-то еще?

Я постоял, в задумчивости разглядывая коробку с пирожными.

— И чаю в номер.

— Черного или зеленого? С мятой, с долькой лимона или может сухого манго, — принялся перечислять портье.

— Просто чаю. И это… не сахарите его, не надо.

А то жопа слипнется от такого обилия эклеров.

Остаток вечера я провел, листая пухлую Трибуну. Большое количество незнакомых слов затрудняло чтение: биль о правах, стачки, контрибуция. Сказания про Олафа Златокудрого были куда интереснее скучных, набивающих оскомину новостей. Целая страница о сверхважном ан-ти-мо-но-поль-ном законе, который долго рассматривали и приняли в третьем чтении. Спрашивается, почему только в третьем? Неужели с первых двух попыток не дошло? Что за тугодумные чиновники работают в Новом Свете.

Ближе к середине газеты началось интересное. Местная криминальная хроника баловала разнообразием: убийства, кражи, воровство, налеты.

Пьяная драка в баре на улице Печатников переросла в массовые беспорядки, а некая госпожа Торнсон была задержана по подозрению в отравлении мужа, четвертого по счету. Теперь следствие изучало возможные причины смерти трех предыдущих, а проку… прокурор потребовал провести эксгу… экс-гу-ма-цию останков. Не иначе, обряд какой.

В заброшенных помещения сталелитейного цеха была обнаружена подпольная мастерская по изготовлению фальшивых банкнот. Инспектор Густав Колми сообщил, что ранее подделки столь высокого качества не попадались. Все дело в специальной бумаге, используемой для печати денежных знаков. Такую в кустарных условиях не изготовишь, поэтому следствие рассматривало разные версии, в том числе подрывную деятельность иных государств с целью нанесения непоправимого вреда местной экономики.

В прочитанном абзаце глаза зацепились за знакомое слово. Инспектор… инспектор, где-то я уже его встречал. Совсем недавно, кажется, сегодня… Точно!

Пальцы извлекли из внутреннего кармана кусок плотной бумаги:

«Артуа Женевье — военный инспектор».

Я вспомнили седобородого старичка, аккуратно потягивающего кофе за столиком. Получается, что инспектор — это вроде десятника стражи в Ровенске? То-то он столь ловко распознал приезжего: и про загар спросил, и про звонкую «р-р» в речи. Выходит, старичок из местной охранки будет, называемой в Новом Свете «Корпусом». Но тогда причем здесь «военный»? Солдатам воевать положено, а не поимкой воров заниматься. Не понимал я местных реалий, слишком все запутано.

Хотел было отложить газету в сторону, но тут на глаза попалась очередная заметка:

«… арестован капитан Гарделли, подозреваемый в перевозке контрабанды на сумму более четырехсот тысяч кредитов. Заключен под стражу и старший помощник Джон Джефферсон. По словам следствия именно старпом был причастен к разработке и осуществлению преступного плана.

Хочу напомнить нашим читателям, что это далеко не первый случай, когда судно из Старого Света уличено в перевозке запрещенной продукции. В прошлом месяце при попытке нелегального ввоза «ифрила» был задержан трехмачтовый барк «Ласточка», а его капитану был вынесен судебный приговор — семь лет тюремного заключения, без права дальнейшего обжалования.

По словам главы министерства деловых отношений графа Патерсона, суммарные потери экономики от действий контрабандистов превысили все разумные пределе.

«Пора что-то решать, — заявил он на специальном брифинге для журналистов, — «против нас развязана настоящая война. Враг не дремлет, предпринимая любые действия, с целью подорвать финансовую безопасность Торгового Союза. Вы спрашиваете меня про западного соседа, а я вам скажу: восемь из десяти портов Конфедерации закрыты для пиратов старого континента, в то время как ворота нашей гавани распахнуты настежь. Как думаете, куда направятся караваны судов с контрабандой. Чьи города будут заполнены низкосортной продукцией отсталых земель? На чьи улицы хлынут наркотики, убивающие детей… Наших детей! Пришла пора решительных действий!

«Пираты старого континента» — это он про кого? Про нас?! Что за бред… Мы ни на кого не нападали, не грабили. У нас холодного оружия на борту толком не было, не говоря уж про пушки. Ножи и шпаги запирались в специально отведенной камере и выдавались в случае прямой опасности или при сходе на берег. И про наркотики он зря приплел: сроду в наших землях снотворный мак не водился. Опиум завозили с южных островов, а уже потом торговыми караванами развозили городам. Случалось, отрава и в Ровенск попадала, но крайне редко, потому как наш народ больше к спиртному был привычен: к медовухе там или бражке.

«… заполнены низкосортной продукцией» — что за наглая ложь? Я пару мандаринов умыкнул, когда бочка в трюме треснула и часть фруктов высыпалась наружу. Плоды оказались вкусными и сочными, а не та кислятина, что обыкновенно продавалась на рынках Лядово или Ровенска. Какой им еще сорт нужен? Чтобы скулу от сладости сводило? Так не бывает таких…

Без того плохое настроение окончательно испортилось, и даже оставшиеся эклеры не смогли исправить ситуацию.

Я допил остатки чая и принял ванну холодной воды, оставшейся после вчерашнего. После недолгих раздумий решил не вынимать пробку из днища. Я хоть и барон, но не настолько богатый, чтобы каждый раз монеты отсыпать или, как принято здесь говорить, банкноты отстегивать. Еще и с учетом последних потерь… СТО, МАТЬ ЕГО, КРЕДИТОВ!!!

Случись дело в Ровенске, обязательно бы нагрянул в гости с пацанвой. Обобрал до нитки, забрав последнее, а дом спалил вместе с хозяйкой, чтобы не повадно было уважаемых людей разводить. Хотя какой я к шантру теперь уважаемый. Прав был Ленька, когда говорил, что лучше быть первым на деревне, чем тысячным в городе. Не послушал друга, через что пальца и лишился. А в скором времени, может статься, и жизни.

Сон ожидаемого облегчения не принес. Всю ночь за мной гонялись чернецы и рычали спущенные с поводков Ротейры.

Ополоснувшись остатками воды, я вышел из номера в прескверном расположении духа. Внизу дежурил вчерашний портье: свежий и выбритый, несмотря на ночное дежурство. Заметив меня, он расплылся в фальшивой улыбке:

— Приятного дня, господин барон!

К шантру такие приятности.

— Помнится, вы просили доложить, если вдруг станут интересоваться вашей личностью. Так вот приходил один.

Выжидающий взгляд Вишека уставился на меня. Пришлось отстегнуть пару банкнот из изрядно похудевшей после вчерашних событий пачки.

Получив причитающуюся плату, портье заговорил:

— Спрашивал мужчина глубоко за сорок, роста высокого. Одет прилично, но не сказать, чтобы богато. Фабричный костюм серого цвета… у меня на такие вещи взгляд наметанный: одежду, сшитую на заказ, определяю сходу.

— Что за костюм?

— Брюки свободного кроя и однобортный пиджак.

— «Пинджак»?

— Это что-то вроде вашего сюртука, только короткий и материал более…, - парень на мгновенье задумался, видимо подбирая замену слову «качественный», — более тонкой работы.

— Внешность?

— На лице аккуратные усики, правая бровь рассечена шрамом: тонкая такая полосочка, едва заметна. Я бы и внимания не обратил, если бы не разделенная пополам бровь. Других примечательных черт нет, разве что…

— Не тяни, милейший, — поторопил я задумавшегося Вишека.

— Сложилось впечатление, что он из числа бывших военных или законник в отставке. Поверьте, я этого народу перевидал. Уж слишком манеры похожи.

В голове всплыл образ седобородого полковника, скучающего за соседним столиком. Что-то везет мне в последнее время на отставных военных.

— Чем интересовался?

— Многим… когда изволили заехать, надолго ли остановились, кто из посетителей в гости заходил.

— И ты конечно же рассказал?

Кого другого подобный вопрос смутил бы, но только не служку за стойкой.

— Господин барон, вы не обещали платить за молчание, — и тут же спешно добавил: — не подумайте, в этом нет ничего предосудительного. Обычная практика в сфере услуг. Если не я, то кто-нибудь другой обязательно бы проболтался.

В родном Ровенске трепачей хватало, готовых за десяток яиц выложить все как на духу. Вот только признаваться в этом было непринято, считалось делом постыдным и наказуемым.

Я едва сдержался, чтобы не заехать по улыбающейся физиономии портье. Вышел на крыльцо и остановился, призадумавшись.

Пугающе другим оказался Новый Свет, живущий по иным законам. Интересно, понимают ли это братья? И если понимают, то какую игру они затеяли, и главное — какую роль отвели мне? Агнца на заклании или наживки без шансов вырваться на свободу?

Сплошные вопросы без ответов… Тяжело вздохнув, я спустился вниз по лестнице. Пришла пора набивать кишку или, как принято говорить у людей благородных, время завтракать.