Перелом

Глава 10

Ньютон, штат Массачусетс

6 июня 2006 года, 06.15

Это утро в доме Бауманов оказалось таким же сумбурным, как и предыдущее, — Меган и Кристина пикировались по поводу какого-то предмета туалета. Но на сей раз роли поменялись: поделиться отказалась Меган — и Кристина в слезах умчалась наверх.

Спокойной оставалась только Алексис. Именно она была тем стержнем, который соединял семью. Сонный Крэг почти не говорил, видимо, не оправившись от действия снотворного, принятого после виски.

Когда девочки ушли в школу, Алексис спросила у Джека:

— Как с транспортом? Ты поедешь с нами или отправишься самостоятельно?

— Отправлюсь самостоятельно. Сначала в похоронную контору «Лэнгли и Пирсон». Отвезу туда подписанное Джорданом согласие. — Он не стал говорить сестре, что надеялся к концу дня немного погонять мяч.

— Что же, в таком случае увидимся в суде.

— Я на это рассчитываю, — ответил Джек, хотя в его душе теплилась надежда, что Гарольд Лэнгли совершит чудо и достанет останки усопшей уже утром. Если чудо произойдет, Джек сможет, закончив аутопсию, получить основные результаты уже к полудню, передать их Крэгу и Алексис и улететь домой в Нью-Йорк. В четверг он разберется с делами на работе и отправится в путешествие в субботу.

Джек выехал раньше Крэга и Алексис. Он направился в сторону скоростного шоссе, решив, что без труда отыщет дорогу в контору, поскольку уже побывал там. Но он ошибся. Он кружил минут сорок пять, хотя по прямой от дома сестры до похоронной конторы было не более пяти миль. Бормоча под нос проклятия, Джек наконец добрался до парковки.

Машин было значительно больше, чем вчера. Обойдя здание и увидев, что на веранде топчется народ, Джек догадался, что готовятся похороны. Его догадка подтвердилась, когда он вошел в холл. В зале для прощания суетились какие-то люди; кто-то раскладывал цветы, другие расставляли в ряды складные стулья. На катафалке стоял гроб с покойным. Звучала знакомая музыка.

— Вы не желаете поставить свою подпись в книге прощаний? — тихо, скорбным тоном спросил у Джека какой-то человек.

— Я ищу главу конторы.

— Я директор конторы. Меня зовут Локли Пирсон, и я к вашим услугам.

Джек пояснил, что ему нужен мистер Гарольд Лэнгли, и его направили в кабинет Гарольда. Гарольд сидел за письменным столом.

— Действующий мистер Стэнхоуп подписал разрешение, — сказал Джек, не тратя времени на светскую беседу. Передавая Гарольду бумагу, он добавил: — Теперь надо как можно скорее доставить тело сюда, в комнату для бальзамирования.

— Утром мы проводим церемонию прощания. Когда она завершится, я безотлагательно займусь вашим делом.

— Есть ли какие-нибудь шансы на то, что это произойдет сегодня? Мы действительно очень ограничены во времени.

— Вы помните, доктор Стэплтон, что в это дело вовлечены городские власти, фирма по сооружению склепов, персонал кладбища и так далее и так далее. В обычных обстоятельствах на это ушла бы по меньшей мере неделя.

— Неделя исключается! — с нажимом произнес Джек. — Это должно быть сегодня. Самое позднее — завтра.

Джек содрогнулся при мысли о том, что ему придется ждать до четверга и что ему придется сказать об этом Лори.

— Боюсь, что это невозможно.

— Быть может, пятьсот долларов сверх вашего обычного гонорара помогут преодолеть трудности?

Джек внимательно наблюдал за реакцией Гарольда. Своей неподвижностью он очень напоминал человека, страдающего болезнью Паркинсона, а его губы были точной копией губ Рэндольфа.

— Я могу лишь сказать, что приложу чрезвычайные усилия. Никаких обещаний дать не могу.

— Это все, что я смею у вас просить, — сказал Джек, вручая Гарольду одну из своих визитных карточек. — Да, кстати, как вы думаете, в каком состоянии может находиться тело?

— Знаю совершенно точно, — решительно ответил Гарольд. — Тело должно пребывать в первоначальном состоянии. Бальзамирование мы, как всегда, провели весьма тщательно, труп положен в дорогой гроб, а сам гроб опущен в бетонный склеп.

— А что вы можете сказать о самом месте захоронения? Есть там грунтовые воды?

— Таковые отсутствуют. Место захоронения находится на вершине холма. Мистер Стэнхоуп лично выбирал место для себя и своей семьи.

— Сообщите мне, как только вам что-то станет известно.

— Можете не сомневаться.

Когда Джек выходил из конторы, толпящиеся на террасе люди начали молча выстраиваться в очередь. Усевшись в машину, Джек снова обратился к карте, которую Алексис смогла значительно улучшить. Она очень смеялась, узнав, что брат пытается сориентироваться в городе с помощью этой карты. Теперь путь Джека лежал в городское управление судмедэкспертизы. Интенсивность движения заметно снизилась, и до места Джек добрался сравнительно быстро.

Сидящая на приеме девушка его хорошо запомнила и сразу сообщила, что доктор Уайли находится в прозекторской, и, не дожидаясь просьбы, предложила ему спуститься вниз.

Санитар проводил Джека в приемную прозекторской. Джек увидел двоих человек в гражданской одежде — один был темнокожий, другой — белый и, судя по малиновому цвета лица, ирландец. Остальные были облачены в защитные костюмы. Джек скоро узнал, что в гражданской одежде были детективы, которых интересовал результат текущего вскрытия.

Джеку выдали защитный костюм. Прозекторская, как и все остальное в Бостонском управлении судмедэкспертизы, была верхом совершенства, и по сравнению с ней нью-йоркская казалась безнадежным анахронизмом. Здесь стояли пять столов, три из которых были заняты. У самого дальнего стояла Латаша. Увидев Джека, она поманила его рукой.

— Я почти закончила, — произнесла Латаша из-за пластиковой маски, — и подумала, что вам, возможно, захочется взглянуть.

— Что у вас здесь? — спросил Джек, которого всегда интересовала работа коллег.

— Женщина, пятьдесят лет, найдена мертвой в собственной постели, после того как ее посетил человек, с которым она познакомилась через Интернет. Спальня была в беспорядке, что предполагает борьбу. Прикроватная тумбочка была повалена, а лампа сломана. Детективы считают, что это убийство. На лбу у линии волос — глубокая рана.

Джек наклонился, чтобы лучше рассмотреть рану. Она была круглой и вдавленной, словно по голове ударили молотком.

Латаша рассказала, что сумела установить, что это было не убийство, а несчастный случай. Женщина, поскользнувшись на небольшом коврике, лежавшем рядом с кроватью на лакированном полу, всем своим весом рухнула на стол и ударилась лбом о стержень абажура. Стержень абажура был довольно высоким и заканчивался диском, напоминающим по форме головку молотка.

Работа коллеги произвела на Джека хорошее впечатление, о чем он не преминул сказать Латаше.

— Пока все, — улыбнулась она. — Чем могу вам помочь?

— Я хочу воспользоваться вашим предложением и позаимствовать материалы для аутопсии. Вскрытие состоится, если они успеют извлечь тело из земли. Аутопсию я собираюсь провести в похоронной конторе «Лэнгли и Пирсон».

— Если вы намерены сделать это в нерабочее время, я вам охотно помогу. Я прихвачу с собой костную пилу.

— Неужели? — Такой щедрости Джек не ожидал. — Буду счастлив воспользоваться вашей помощью.

— Дело, как я поняла, очень интересное. Позвольте представить вас моему шефу, доктору Кевину Карсону.

Работающий за первым столом доктор оказался тощим, долговязым и очень приятным типом, с акцентом южанина. Он сразу же сказал, что хорошо знает начальника Джека, и одобрил желание коллеги помочь ему обработать образцы и сделать токсикологический анализ, если таковой потребуется. Доктор Карсон сказал, что пока они сами не проводят подобных анализов, но у них есть доступ в превосходную университетскую лабораторию, работающую круглые сутки семь дней в неделю.

— Передайте вашему шефу привет из Бостона, — сказал Кевин, возвращаясь к прерванной работе.

— Непременно, — ответил Джек и, хотя Кевин уже склонился над трупом, добавил: — Благодарю за помощь и поддержку.

— У вас приятный босс, — сказал Джек, когда он и Латаша вышли из прозекторской.

— Да, он очень славный.

Спустя пятнадцать минут Джек грузил в машину необходимые для аутопсии материалы. Прежде чем сесть за руль, он сунул в бумажник визитку Латаши с номером мобильного телефона. Хотя Алексис порекомендовала ему парковку у Фенл-холла, Джек предпочел вернуться на знакомую стоянку рядом с мэрией — так машину было проще найти. Кроме того, ему хотелось немного прогуляться.

Входя в зал судебных заседаний, Джек постарался закрыть за собой дверь как можно тише. В этот момент судебный секретарь приводил к присяге очередного свидетеля. Джек расслышал имя. Это был доктор Герман Браун.

Джек увидел затылки Крэга и Джордана, а рядом с ними — головы адвокатов и их помощников. Присяжные, как и на прошлом заседании, томились от скуки, но зато судья выглядел очень занятым. Он перебирал какие-то бумаги, вглядывался в них и раскладывал в только ему одному ведомом порядке. Проделывал он это с таким видом, словно в зале суда, кроме него, вообще никого не было. Джек оглядел зал и тут же увидел Франко. С того места, где стоял Джек, глаза Франко под надбровными дугами неандертальца казались глубокими черными провалами.

Понимая, что поступает вопреки здравому смыслу, Джек широко улыбнулся ему и помахал рукой. Провоцировать этого типа было глупо, но он не смог удержаться. К нему вновь вернулась жажда безрассудного риска, которую он испытывал много лет, пытаясь справиться с депрессией. Стремление к опасности служило для него защитным механизмом, что обычно свойственно очень молодым людям. Джеку показалось, что мышцы Франко напряглись, но он не был в этом уверен. Верзила еще несколько секунд жег его взглядом, а затем переключил внимание на своего босса, который поднялся из-за стола истца и направился к трибуне.

Обругав себя за то, что провоцирует охранника, Джек решил найти какую-нибудь хозяйственную лавку, чтобы купить там перечный спрей. Если суждено случиться второй стычке, то Джеку не хотелось пускать в ход кулаки. Разница в весовых категориях была слишком велика и кулачный бой вряд ли можно было считать справедливым.

Джек продолжал изучать присутствующих. Он снова удивился их количеству. Интересно, сколько среди них недоумков, которые приходят в суд, чтобы получить кайф от созерцания того, как другие получают взбучку. Особенно если эти другие богаты и благополучны. Подобные типы чем-то похожи на наркоманов, и процветающий врач Крэг был для них настоящим стимулятором.

В конце концов Джек увидел Алексис. Она сидела в первом ряду у стены, недалеко от ложи присяжных. Как показалось Джеку, рядом с ней было одно свободное место. Он спустился вниз к барьеру, а затем, извинившись, направился к сестре. Заметив его, Алексис убрала вещи, которые положила рядом с собой на пустующее место. Джек положил ей руку на плечо, приветствуя, а затем сел.

— Как твои успехи? — шепотом спросила Алексис.

— Прогресс, как мне кажется, налицо, но теперь от меня мало что зависит. Как идут дела здесь?

— Так же как и вчера. Начало затянулось, судья решал какие-то мифические юридические проблемы. Первой свидетельницей была доктор Ноэль Эверетт.

— Думаю, что для нас это не очень хорошо.

— Ты прав. Она профессионал, вдумчивая и внимательная. И она не только живет в этой округе, но и участвовала в реанимации больной. А это дополнительный вес. Тони, надо признать, отлично провел допрос. Его вопросы и ее ответы вызвали большой интерес у присяжных. Я даже заметила, как трое из них в какой-то момент одобрительно закивали. Это плохой знак. По сути, ее показания мало чем отличались от показаний доктора Уильяма Тардоффа, но эффект произвели гораздо больший. Ноэль Эверетт выглядела врачом, у которого всем хотелось бы лечиться.

— Как Рэндольф провел перекрестный допрос?

— Не так эффектно, как допрос доктора Тардоффа, но если честно, то он мало что мог сделать. По-моему, ему хотелось как можно скорее убрать доктора Эверетт со свидетельского места.

— Да, видимо, это был самый правильный вариант. Проблема concierge-медицины затрагивалась?

— О да. Рэндольф пытался протестовать, но судья Дейвидсон протест отклонил.

— Вопрос о цианозе возникал?

— Нет. А почему ты спросил?

— Цианоз не выходит у меня из головы. И именно им я займусь в первую очередь, когда начну аутопсию. Если, конечно, начну.

Какое-то шестое чувство заставило Джека обернуться и посмотреть на Франко. Тот снова пожирал Джека взглядом, а его физиономия была искажена зловещей ухмылкой. С того места, где находился Джек, была видна левая сторона лица Франко. И Джек заметил, что она была такой же багровой, как и у него самого. Так что первый раунд, судя по виду противников, закончился вничью.

Откинувшись на спинку жесткой дубовой скамьи, Джек стал следить за происходящим. Тони стоял за трибуной, а доктор Браун находился на свидетельском месте. У подножия судейского стола — стенографистка. Тони перечислял весьма впечатляющие научные и клинические достижения свидетеля. Доктор Браун был не только главным кардиологом Бостонской мемориальной больницы, но и являлся заведующим кафедры кардиологии медицинского факультета Гарварда.

Рэндольф несколько раз вставал, пытаясь остановить процедуру представления свидетеля, поскольку та отнимала слишком много времени, но Тони настоял на своем. Он старался произвести впечатление на присяжных и, надо признаться, преуспел. Все постепенно поняли, что найти эксперта, который разбирается в проблемах кардиологии лучше, чем этот, просто невозможно. Вид доктора Брауна и его манера держаться усиливали его авторитет. Доктор Браун выглядел заботливым, добрым и мягким. Он был похож на человека, готового свернуть с дороги, чтобы положить в гнездо выпавшего из него птенчика. Держался он прямо, а его серебряные, как у Санта-Клауса, волосы были аккуратно подстрижены и хорошо уложены. И вся его одежда имела привычный, уютный вид. Когда Тони Фазано вынуждал его говорить о своих наградах, званиях и научных достижениях, доктор Браун смущался, и все видели, что ему неловко демонстрировать свои успехи.

— Почему этот обитатель медицинского Олимпа выступает свидетелем со стороны истца? — шепотом спросил Джек у Алексис.

Но это был риторический вопрос, и ответа он не ждал. Не связано ли это каким-то образом с оброненной Ноэль Эверетт фразой о «старомодных докторах», недовольных теми врачами, которые практикуют concierge-медицину? Возможно, доктор Браун принадлежит именно к этой группе медиков, потому что сама концепция concierge-медицины противоречит идее, которую хотят внедрить в жизнь академические круги. А доктор Браун представляет интересы научных кругов.

— Доктор Браун, — продолжал Тони Фазано, впившись толстыми пальцами в края трибуны, — прежде чем мы перейдем к печальной кончине Пейшенс Стэнхоуп — кончине, которую можно было бы избежать…

— Протестую, — решительно произнес Рэндольф. — Не установлено, можно ли было избежать смерти или нет.

— Протест принимается! — объявил судья Дейвидсон. — Перефразируйте!

— Прежде чем мы перейдем к печальной кончине Пейшенс Стэнхоуп, я хотел бы спросить, имели ли вы до этого прискорбного события контакты с ответчиком, доктором Крэгом Бауманом?

— Да, имел.

— Не могли бы вы рассказать о характере этих контактов?

— Протестую, ваша честь! — решительно заявил Рэндольф. — Это не имеет отношения к делу. А если каким-то непостижимым образом имеет, то я дам отвод доктору Брауну как эксперту ввиду его возможной предвзятости.

— Советники, подойдите, пожалуйста, ко мне.

Оба адвоката покорно подошли к возвышению.

— Я буду весьма недоволен, если сегодня повторится то, что произошло в понедельник, — сказал судья Дейвидсон. — Вы опытные юристы. Поэтому ведите себя соответствующим образом. Вы оба хорошо знаете правила. Теперь относительно допроса. Мистер Фазано! Насколько я понимаю, у вас достаточно оснований для продолжения допроса именно в таком ракурсе?

— Совершенно верно, ваша честь. Я привлекаю внимание суда к унизительной аббревиатуре П.П. Доктор Браун может пролить свет на развитие некоторых особенностей характера доктора Баумана во время последних трех лет обучения в университете и в ходе повышения квалификации в качестве интерна. Из последующих показаний доктора Брауна вы узнаете, что это напрямую связано с делом Пейшенс Стэнхоуп.

— Хорошо, я позволю вам продолжать допрос, — сказал судья. — Но требую, чтобы эта связь была установлена как можно быстрее. Я ясно выразился?

— Предельно ясно, ваша честь, — сказал Тони, не скрывая самодовольной улыбки.

— Не надо так демонстративно страдать, — сказал судья, обращаясь к Рэндольфу. — Ваш протест зафиксирован в стенограмме. Я думаю, если заверения мистера Фазано о необходимости таких показаний соответствуют истине, то их доказательная сила перевешивает риск предвзятости. Я признаю, что это всего лишь допущение, но именно поэтому я здесь и нахожусь. В качестве компенсации я предоставлю защите самые широкие права при перекрестном допросе. Что касается предвзятости, то ее наличие легко можно было определить во время досудебного расследования, но ничего подобного установлено не было. Но это можно будет еще раз проверить в ходе перекрестного допроса.

Кроме того, необходимо ускорить ход процесса, — продолжал судья Дейвидсон. — Я отвел на него неделю, а сегодня уже среда. Ради присяжных и ради моего дальнейшего расписания я хочу завершить его в пятницу, если, конечно, не возникнет каких-то чрезвычайных обстоятельств.

Оба адвоката понимающе кивнули. Рэндольф вернулся к столу ответчика, а Тони — на трибуну.

— Протест отклоняется, — сказал судья, — продолжайте.

— Доктор Браун, — Тони откашлялся, — не могли бы вы рассказать присяжным о характере ваших контактов с ответчиком?

— Мы познакомились с доктором Бауманом, когда он стажировался по курсу внутренних болезней в Бостонской мемориальной больнице. Я был его наставником. В то время доктор Бауман был студентом третьего курса медицинского факультета.

— Не могли бы вы пояснить, что это означает, поскольку ни один из наших уважаемых присяжных не имеет медицинского образования? — Эти слова Тони сопроводил широким жестом в сторону присяжных. Некоторые одобрительно закивали, остальные обратились в слух. Лишь водопроводчик, опустив голову, рассматривал свои ногти.

— Внутренние болезни — самая сложная и самая важная часть учебной программы третьего курса и, возможно, всего обучения. За время стажировки студенты впервые получают возможность длительного общения с пациентами — начиная с поступления больного и кончая его выпиской. Они участвуют в диагностировании и терапии под строгим контролем штатных докторов больницы и, естественно, наставника.

— Какой была группа студентов, в которую входил доктор Бауман? Большой или не очень?

— Малочисленной. Шесть человек, если быть точным. Обучение шло очень интенсивно.

— И вы, как наставник, встречались с ними регулярно?

— Ежедневно.

— И следовательно, могли следить за успехами каждого из студентов, не так ли?

— Да, в значительной степени. Это очень важный момент в жизни каждого студента, поскольку начинается его превращение из ученика в мастера.

— И профессиональные качества, развитию которых способствуете, формируются именно тогда?

— Безусловно.

— И как же вы участвуете в развитии этих качеств?

— Как наставник я учу их относиться к пациентам так, как того требует медицинская этика, а не так, как к ним часто относятся перегруженные работой и утомленные штатные врачи больницы.

— Неужели между теорией и практикой существует столь разительное отличие? — с подчеркнутым недоверием спросил Тони. — И не могли бы вы разъяснить нам суть этого отличия?

— Тот, кто готовится стать врачом, должен освоить и уметь применять знания, полученные при обучении. Медицина быстро развивается. И настоящий врач должен идти с ней в ногу. Врачи иногда забывают о гуманистических аспектах своей деятельности, а ведь именно они лежат в основе их профессионализма. У них появляется защитный механизм, позволяющий им спокойно относиться к страданиям и смерти, что вряд ли можно считать проявлением психологического здоровья.

Тони, прекрасно разыгрывая недоумение, покачал головой.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь. Означает ли это, что для части студентов ценность отдельного человека как бы снижается? Или, если говорить совсем упрощенно, они перестают замечать отдельные деревья, уделяя все свое внимание лесу.

— Допускаю, — ответил доктор Браун. — Но очень важно не упрощать это явление.

— Мы постараемся, — сказал Тони с коротким смешком, вызвавшим улыбки на лицах некоторых присяжных. — А теперь позвольте вернуться к нашему ответчику, доктору Крэгу Бауману. Как он себя проявил во время стажировки в больнице на третий год своего обучения?

— В целом блестяще. В группе из шести студентов он был самым знающим и значительно лучше подготовленным. Его ответы часто приводили меня в изумление. В моей памяти сохранился эпизод, когда я поинтересовался у студентов, какое количество азота находится в мочевине одного из пациентов.

— Это результат лабораторного анализа? — спросил Тони.

— Да. Но вопрос был риторическим, поскольку я всего лишь хотел подчеркнуть, что информация о состоянии почек является ключевой при лечении пациента. Доктор Бауман мгновенно назвал результаты анализа, и я даже подумал, что он его выдумал, прибегнув к обычной уловке студентов скрыть свою неподготовленность. Позже я проверил, и ответ оказался точным.

— И доктор Бауман получил по итогам стажировки хорошую оценку?

— Он получил А. Высшую.

— И в то же время вы ввели некоторое ограничение при определении его квалификации. Вы написали: «В целом отлично». Не так ли?

— Да, так.

— Не могли бы вы сказать почему?

— У меня возникли некоторые сомнения, когда он стал врачом-интерном в Мемориальной больнице Бостона, а я был его руководителем.

— И какого рода сомнения у вас возникли?

— У меня создалось впечатление, что некоторые черты его характера…

— Протестую! — воскликнул Рэндольф. — Свидетель не является ни психиатром, ни психологом.

— Протест отклоняется, — сказал судья Дейвидсон. — Свидетель, будучи врачом, соприкасался с этими областями медицины, и его познания в них могут быть проверены в ходе перекрестного допроса. Свидетель может продолжать.

— У меня создалось впечатление, что желание доктора Баумана во всем преуспеть привело к тому, что он считал пациентов орудием конкуренции. Он искал для себя наиболее сложных больных, чтобы его доклады были насыщенными и вызывали наибольшее одобрение.

— Иными словами, у вас создалось впечатление, что доктор Бауман использует пациентов в карьерных целях?

— В целом да.

— И подобное отношение не соответствует современной концепции профессионализма?

— Совершенно верно.

— Благодарю вас, доктор, — сказал Тони, выдержал паузу и неторопливо посмотрел на каждого из присяжных, справедливо полагая, что зрительный контакт позволяет лучше усвоить показания.

Джек склонился к Алексис и прошептал ей на ухо:

— Теперь я понял твои замечания о Тони Фазано. Этот парень действительно хваткий. Теперь он поставил себе на службу не только concierge-медицину, но и науку.

— Меня очень беспокоит, что он превращает успехи Крэга в пороки, понимая, что Рэндольф будет доказывать обратное.

Возобновив допрос, Тони сосредоточился на усопшей Пейшенс Стэнхоуп. Отвечая на его вопросы, доктор Браун подтвердил, что начинать лечение инфаркта следует как можно скорее и что, судя по истории болезни миссис Пейшенс Стэнхоуп, шансы на благополучный исход существенно снизились в результате задержки с подтверждением диагноза со стороны доктора Крэга Баумана.

— Еще несколько вопросов, доктор Браун, — сказал Тони. — Вы знакомы с доктором Уильямом Тардоффом?

— Да, знаком.

— Знакомы ли вы с доктором Ноэль Эверетт, и известно ли вам, что она обучалась в Университете Тафта?

— На оба вопроса ответ будет утвердительным.

— Удивляет ли вас, что три эксперта в области кардиологии, обучавшихся в трех различных, но одинаково престижных университетах, едины в своем мнении, что действия доктора Баумана в случае с Пейшенс Стэнхоуп не соответствовали признанным стандартам?

— Нет, не удивляет. Они просто еще раз подтвердили, что при инфаркте миокарда необходимо как можно раньше приступить к полноценному лечению.

— Спасибо, доктор. У меня вопросов больше нет, — сказал Тони и, собрав с трибуны бумаги, прошествовал к столу истца. Его помощница и Джордан, выражая свое восхищение, похлопали его по плечу.

Рэндольф, неторопливо выпрямившись во весь свой внушительный рост, направился к трибуне. Прежде чем приступить к допросу, он одернул пиджак и водрузил обутую в тяжелые, на толстой подошве, ботинки ногу на медную нижнюю перекладину трибуны.

— Доктор Браун, — начал Рэндольф, — я полностью разделяю ваше мнение о том, что существует полное единогласие в вопросе, когда следует начинать лечение инфаркта миокарда. Его действительно следует начинать как можно быстрее в лечебном учреждении, обладающем необходимым оборудованием и достаточными возможностями. Но суд рассматривает иную проблему. Суд рассматривает вопрос о том, отвечали ли действия доктора Брауна признанным медицинским стандартам.

— Нанося домашний визит, вместо того чтобы встретить пациентку в больнице, он задержал лечение, — ответил Браун.

— Но до появления доктора Баумана в доме Стэнхоупов точный диагноз установлен еще не был. Не так ли?

— Согласно письменным показаниям истца доктор Бауман сказал ему, что у его супруги инфаркт.

— Да, таковы показания истца, — согласился Рэндольф. — Однако в письменных показаниях ответчика прямо сказано, что он, имея подозрения на инфаркт миокарда, не утверждал, что инфаркт уже случился. Если бы инфаркта не оказалось, то вопрос о задержке не стоял. Разве не так?

— Да, так. Но инфаркт был. Это зафиксировано в документах. Кроме того, в истории болезни говорится об испытаниях под нагрузкой. Значит, подозрения на инфаркт были?

— Я хочу сказать лишь то, что доктор Бауман точно не знал, случился ли у Пейшенс Стэнхоуп инфаркт миокарда, — продолжал Рэндольф. — И он даст показания. Но давайте обратимся к вашим недавним словам о медицинском факультете. Позвольте мне узнать, получили ли вы оценку А по итогам вашего третьего года обучения?

— Да, получил.

— Получили ли все другие студенты вашей группы оценку А от вашего общего куратора?

— Нет, не получили.

— А хотели получить?

— Думаю, что хотели.

— Как вы поступили на медицинский факультет? Вероятно, вы сумели это сделать, так как еще на общеобразовательном курсе вы постоянно получали высшую оценку. Я не ошибся?

— Нет, не ошиблись.

— Не является ли лицемерием со стороны ученых кругов считать конкуренцию антигуманной и в то же время строить на ней всю систему?

— Одно другого не исключает.

— Возможно, в лучшем из миров так оно и есть, но в нашем несовершенном мире дело обстоит по-иному. Конкуренция в любой сфере деятельности не способна порождать сочувствие. Как вы показали в своем красноречивом заявлении, студентам-медикам приходится усваивать все больший и больший объем информации, за что они и получают свои оценки. В связи с этим у меня есть еще один вопрос. Опираясь на ваш опыт студента и куратора, скажите, насколько широко в студенческой среде распространена борьба за сложных больных? Или большинство ограничивается тривиальными случаями?

— Думаю, что распространена достаточно широко.

— Они делают это для того, чтобы получить одобрение преподавателей, не так ли?

— Видимо, так.

— Из этого следует, что все студенты, и в первую очередь лучшие из них, используют пациентов как для обучения, так и в карьерных целях. Вы согласны?

— Возможно.

— Благодарю вас, доктор, — сказал Рэндольф. — Теперь обратимся к проблеме домашних визитов. Как вы с профессиональной точки зрения оцениваете посещения больных на дому?

— Во время домашнего визита доктор лишен возможности пользоваться средствами, необходимыми в двадцать первом веке.

— Значит, многие врачи не одобряют подобные визиты. Вы могли бы согласиться с подобным выводом?

— Да, мог бы. Домашние визиты ведут еще и к неоправданным затратам ресурсов, поскольку очень много времени уходит на то, чтобы доехать до дома пациента и вернуться назад. За этот же период времени можно принять гораздо больше больных.

— Итак, вы считаете домашние визиты неэффективными?

— Да, можно так сказать.

— А как относятся пациенты к подобной практике?

— Протестую! — вскочил Тони. — Показания с чужих слов.

Судья Дейвидсон сорвал с носа очки и ожег Тони злобным взглядом.

— Протест отклоняется. Доктор Браун будет говорить исходя из собственного опыта. Ведь ему, как и всем нам, приходилось, увы, быть пациентом. Продолжайте.

— Вы хотите, чтобы я повторил вопрос? — спросил Рэндольф.

— Нет, — ответил доктор Браун и после некоторой паузы закончил: — Пациентам, как правило, домашние визиты нравятся.

— Как, по вашему мнению, относилась к этому Пейшенс Стэнхоуп?

— Протестую! — выкрикнул Тони, опять вскакивая со стула. — Предположение. Свидетель не может знать, как покойная относилась к посещениям на дому.

— Протест принимается, — со вздохом произнес судья Дейвидсон.

— Я полагаю, вы знакомы с представленными истцом медицинскими данными?

— Да, я их читал.

— Следовательно, вы знаете, что доктор Бауман много раз посещал Пейшенс Стэнхоуп на дому еще до того печального вечера? Очень часто он приезжал глубокой ночью. Судя по истории болезни, с которой вы знакомы, какие диагнозы были установлены во время этих визитов?

— Синдром беспокойства, проявляющийся в желудочно-кишечных расстройствах.

— Какое применялось лечение?

— Симптоматическое и с помощью плацебо.

— Имелись ли у больной болевые ощущения?

— Да.

— В каких местах?

— Внизу живота и в области груди.

— Не сложилось ли у вас после ознакомления с медицинскими документами впечатления, что у Пейшенс Стэнхоуп проявлялись признаки ипохондрии?

— Протестую, — произнес Тони, оставшись для разнообразия на стуле. — Ипохондрия в истории болезни ни разу не упоминается.

— Протест отклонен, — ответил судья Дейвидсон. — Суд вынужден напомнить адвокату истца, что данного свидетеля в качестве медицинского эксперта пригласил он.

— Прочитав медицинские записи, я могу, не боясь впасть в ошибку, допустить, что элементы ипохондрии действительно имели место.

— Не говорит ли в пользу доктора Баумана тот факт, что он, несмотря на наличие у Пейшенс Стэнхоуп ипохондрии, посещал ее в любое время суток? Неужели это не говорит о его внимательности и способности к состраданию?

— Нет, не говорит.

Таких слов Рэндольф явно не ожидал. Изумленно вскинув брови, он спросил:

— Но ваш ответ лишен логики. Вы можете пояснить?

— Насколько я понимаю, домашние визиты являются одной из услуг, за которые пациенты вносят предварительную плату. Плата иногда бывает очень большой — вплоть до двадцати тысяч долларов в год. И домашние визиты — неотъемлемая часть пресловутой concierge-медицины. При таких обстоятельствах нельзя сказать, что подобные посещения являются проявлением альтруизма доктора Баумана.

— Но могли являться?

— Да, могли.

— Скажите мне, доктор Браун, вы настроены против concierge-медицины?

— Да, я ее противник! — выпалил доктор Браун.

До этого момента он демонстрировал отстраненную холодность, не очень отличающуюся от стиля Рэндольфа. Было видно, что вопрос адвоката задел его за живое.

— Не могли бы вы пояснить суду, почему вы так резко выступаете против нее?

Доктор Браун глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— Concierge-медицина бросает вызов одному из трех фундаментальных принципов медицинского профессионализма.

— Нельзя ли поподробнее, доктор Браун?

— Безусловно, можно, — ответил Браун. — Краеугольным камнем медицины двадцать первого столетия является принцип социальной справедливости. Практика concierge-медицины мешает любой попытке искоренить дискриминацию в сфере медицинского обслуживания.

— Не считаете ли вы, что столь негативное отношение к практике concierge-медицины может отрицательно повлиять на вашу объективность в данном судебном разбирательстве? В частности, на ваше отношение к доктору Бауману?

— Не считаю.

— Может быть, вы поясните почему? Поскольку, пользуясь вашей терминологией, она «бросает вызов одному из трех фундаментальных принципов медицинского профессионализма».

— Как высокообразованный терапевт, доктор Бауман прекрасно знает, что симптомы инфаркта миокарда у женщин отличаются от классических симптомов у мужчин. Как только у терапевта возникнут подозрения на инфаркту женщины — особенно в постклимактерический период, — он должен действовать так, словно инфаркт имел место. Он должен действовать так до тех пор, пока не будут получены убедительные доказательства обратного. Здесь можно провести параллель с педиатрией. Если у врача возникают подозрения на менингит у ребенка, врач обязан действовать так, словно ребенок действительно заболел. Он незамедлительно должен провести пункцию спинного мозга. Доктор Бауман подозревал инфаркт и должен был действовать соответственно.

— Доктор Браун, — сказал Рэндольф, — часто можно услышать, что медицина скорее искусство, нежели наука. Вы можете сказать нам, что это означает?

— Это означает, что фактической информации недостаточно. Доктор должен опираться и на свой опыт. А это не та объективная реальность, которую можно изучить. Поэтому медицина и называется искусством.

— Получается, что медицина как наука имеет свои ограничения? Поправьте меня, если я не прав.

— Именно так. Нет двух абсолютно идентичных людей. Ведь даже однояйцевые близнецы имеют отличия.

— Скажите, требовала ли ситуация, в которой вечером восьмого сентября оказался доктор Бауман, вторично посещая страдающего неврастенией пациента, каких-то глубоких суждений с его стороны?

— В медицинской практике любая ситуация требует серьезного анализа.

— Я спрашиваю не о любой ситуации, а о конкретном вечере восьмого сентября 2005 года.

— Да. Ситуация требовала глубокого анализа.

— Благодарю вас, доктор, — сказал Рэндольф, собирая свои заметки. — У меня больше нет вопросов.

— Свидетель свободен, — сказал судья Дейвидсон и, повернувшись к присяжным, добавил: — Приближается полдень, и мне кажется, что всем вам надо позаботиться о восстановлении сил. Что касается меня, то я проголодался. Напоминаю еще раз: вы не должны никому рассказывать о ходе дела и обсуждать его между собой. Объявляю перерыв до половины второго, — сказал он, сопроводив свои слова ударом судейского молотка.