Глава 2

Бостон, штат Массачусетс

5 июня 2006 года, 10.55

Тони Фазано вцепился в края трибуны так, словно та была панелью управления какой-то гигантской видеоигры. Его гладко зачесанные, напомаженные волосы блестели. Крупный бриллиант на перстне ярко сверкал, когда на него падал солнечный свет, а запонки в форме золотых самородков были открыты взорам всех присутствующих. Несмотря на сравнительно невысокий рост, плотное телосложение придавало ему значительность, а прекрасный цвет лица, особенно на фоне унылых, серых стен зала суда — здоровый вид.

— Леди и джентльмены, присяжные заседатели, — начал он, — я хочу выразить вам личную признательность за то, что дали возможность моему клиенту Джордану Стэнхоупу начать этот процесс.

Тони сделал паузу и посмотрел на Джордана, который сидел настолько неподвижно, что напоминал манекен. По невозмутимому выражению его лица невозможно было понять, что он думает и думает ли вообще. На Джордане был безукоризненный темный костюм с белоснежным платком в нагрудном кармане. Его ухоженные руки спокойно лежали на столе.

Тони, повернувшись лицом к залу, продолжал с выражением неизбывной печали на лице:

— Мистер Стэнхоуп после безвременной и неожиданной кончины своей верной спутницы жизни пребывал в столь глубокой скорби, что практически утратил способность работать. Эта трагедия не должна была случиться, и не случилась бы, если бы находящийся перед вами доктор Крэг Бауман не проявил вопиющую халатность.

Крэг непроизвольно напрягся, но Рэндольф надавил на его предплечье и прошептал:

— Держите себя в руках!

— Как он смеет это утверждать? — прошептал в ответ Крэг. — Разве суд существует не для того, чтобы установить истину?

— Да, для этого. Но он имеет право на заявление. Должен признать, что в его словах присутствует элемент диффамации.[1] Но таков, увы, стиль мистера Фазано.

— Прежде чем вы услышите аргументы в пользу произнесенного мной обвинения, — сказал Тони, указывая на Крэга, — я, добрые люди, должен вам кое в чем признаться. Я не обучался в Гарварде, как мой достойный оппонент и коллега. Я простой городской парень из Норт-Энда и иногда говорю не шибко складно.

Водопроводчик громко заржал, а «костюмы из полистирола» заулыбались, хотя за минуту до этого о чем-то переругивались.

— Но я все же попытаюсь говорить. И если вы слегка волнуетесь, оказавшись здесь, то я волнуюсь не меньше.

Это неожиданное признание вызвало улыбку у бывшей учительницы и у домашних хозяек.

— Я, добрые люди, буду с вами совершенно откровенен, как был откровенен и со своим клиентом, — продолжал Тони. — По делам, связанным с врачебной халатностью, я не имею большой практики. А если быть совершенно честным, то это мое первое дело.

Теперь улыбнулся мускулистый пожарный. Искренность Тони ему явно пришлась по душе.

— Поэтому вы вправе задать вопрос: с какой стати этот итальяшка взялся за незнакомое ему дело? Я вам отвечу. Я сделал это для того, чтобы защитить вас, себя и своих детишек от типов, подобных доктору Бауману.

На лицах присяжных появилось выражение легкого недоумения, когда Рэндольф поднялся во весь рост, демонстрируя свою патрицианскую стать.

— Я протестую, ваша честь, — сказал он. — Советник позволяет себе выступать с диффамацией.

Судья Дейвидсон, бросив на Тони удивленный и даже несколько раздраженный взгляд, произнес:

— Ваши заявления выходят за допустимые в суде рамки. Да, суд — место для словесного состязания, но в любом состязании должны соблюдаться признанные обычаи и юридические нормы. В первую очередь это относится к тем делам, которые веду я. Я выразился достаточно ясно?

Тони молитвенно воздел обе мускулистые руки над головой.

— Абсолютно ясно, ваша честь. Я приношу суду свои глубочайшие извинения. Дело в том, что иногда мои чувства берут верх над разумом, и вы все явились свидетелями одного из этих редких случаев.

— Ваша честь… — опять запротестовал Рэндольф, но судья не дал ему закончить, решительным жестом приказав сесть на место и кивком разрешив Тони возобновить речь.

— Все это превращается в цирк, — прошептал адвокат, опустившись на стул. — Тони Фазано, бесспорно, клоун. Но клоун чертовски талантливый.

Крэг посмотрел на Рэндольфа. Впервые ледяной апломб адвоката дал трещину. И больше всего встревожило его то, что в замечании Рэндольфа явно присутствовало восхищение.

Бросив короткий взгляд на лежащие перед ним справочные карточки, Тони вернулся к своему вступительному заявлению.

— Вы вправе задать вопрос, почему дела, подобные этому, не решаются образованными судьями и с какой стати они нарушают привычный ход вашей жизни. Я вам отвечу почему. Да потому, что у вас, — Тони обвел пальцем всех присяжных, — больше здравого смысла, чем у судей. Со всем уважением к вам, ваша честь, я должен сказать, что ваш мозг забит до отказа разными законами, в то время как эти люди, — он снова указал на присяжных, — способны видеть факты. Если я когда-нибудь попаду в беду, то хочу предстать перед судом присяжных. Почему? Да потому, друзья, что вы, обладая здравым смыслом и врожденной интуицией, можете увидеть сквозь весь юридический туман, что есть истина и что есть ложь.

Несколько присяжных одобрительно закивали, а Крэг почувствовал, как участился его пульс и нижнюю часть живота прорезала боль. Его опасения, что Тони сможет установить эмоциональный контакт с присяжными, похоже, полностью оправдались.

— Что я намерен сделать? — спросил Тони, жестикулируя правой рукой. — Первое: с помощью тех, кто работает в офисе доктора, я собираюсь доказать, что доктор Бауман не выполнил свой долг по отношению к безвременно ушедшей из жизни Пейшенс Стэнхоуп. Второе: с помощью свидетельства трех признанных экспертов из трех наиболее известных медицинских учреждений я докажу, как находящийся в здравом рассудке врач должен был поступить, узнав о том состоянии, в котором находилась его пациентка. Третье: при помощи показаний одной из сотрудниц Баумана и доктора медицины, непосредственно вовлеченного в дело, я докажу, что Бауман, проявив небрежность, поступил совсем не так, как должен был бы поступить в подобных обстоятельствах благоразумный врач. И наконец, четвертое: я покажу вам, почему поведение доктора Баумана явилось причиной смерти пациентки. В этом состоит вся суть дела.

На лбу у Крэга выступили капли пота, а в горле пересохло. Ему опять захотелось в туалет, но выйти из зала он не осмелился. Он налил себе немного воды из графина и трясущимися руками поднес стакан к губам.

— Теперь мы, слава Богу, снова оказались на твердой земле, — сказал Рэндольф, воспринявший выступление Тони гораздо спокойнее, чем его клиент.

Реакция адвоката немного успокоила Крэга, но он знал, что ненадолго.

— Дело, которое я только что описал, является типичным образчиком медицинской халатности. Таких, как доктор Бауман, защищают изощренные, высокообразованные и очень дорогие юристы, подобные моему оппоненту. Но перед нами случай вовсе не типичный. Наш случай гораздо хуже, и именно поэтому он вызывает у меня такие сильные чувства. Сторона защиты постарается уверить вас в том, что располагает свидетелями, готовыми сказать, что доктор Бауман — прекрасный, исполненный сострадания врач и замечательный семьянин. Но это будет ложь.

— Протестую! — выкрикнул Рэндольф. — Личная жизнь доктора Баумана не является предметом нашего разбирательства. Советник пытается бросить тень на моего клиента.

Судья Дейвидсон снял очки и, посмотрев на Тони, сказал:

— Ты сбиваешься с пути, сынок. Или ты считаешь, что направление, которое ты избрал, имеет отношение к делу о медицинской халатности?

— Непосредственное отношение, ваша честь. Это ключевой момент.

— Если это не так, то ты и твой клиент по уши окажутся в… мм… кипятке. Протест отклоняется. Продолжайте.

— Благодарю, ваша честь, — сказал Тони и, обернувшись к присяжным, продолжил: — Вечером восьмого сентября 2005 года, в день, когда Пейшенс Стэнхоуп умирала в своей постели, доктор Бауман не ужинал вместе с любимым семейством в своем шикарном и уютном домике в Ньютоне. Нет-нет! Вы услышите от его сотрудницы и по совместительству подружки доктора, что он в это время был с ней в его городской квартире. В любовном гнездышке, если можно так выразиться.

— Протестую! — выкрикнул Рэндольф с несвойственной ему энергией. — Диффамация и слухи! Подобные выражения в суде недопустимы!

Лицо Крэга залилось краской. Ему хотелось обернуться и посмотреть на Алексис, но он сдержался.

— Протест поддержан! Советник, придерживайтесь фактов и избегайте подобного рода заявлений до тех пор, пока свидетели не начнут давать показания.

— Да, конечно, ваша честь. Я просто не в силах держать в узде свои эмоции.

— Если не сдержите, то я обвиню вас в неуважении к суду.

— Понимаю, — сказал Тони и, обратившись к присяжным, добавил: — Вам предстоит услышать показания свидетелей о том, что стиль жизни доктора Баумана существенно изменился.

— Протестую, — вмешался Рэндольф. — Ни частная жизнь, ни стиль жизни не имеют ни малейшего отношения к существу рассматриваемого дела. Насколько я понимаю, слушается дело о возможной медицинской халатности.

— О Боже! — в отчаянии воскликнул судья. — Советники, прошу вас приблизиться ко мне.

Тони и Рэндольф покорно подошли к судье.

— Если вы будете продолжать в том же духе, то суд затянется на год, — прошептал судья Дейвидсон, чтобы не слышали присяжные и репортеры. — Мне придется менять расписание.

— Я не могу допустить продолжения этого фарса, — сказал Рэндольф. — Он наносит ущерб моему клиенту.

— А я теряю ход мыслей, когда он вмешивается, — пожаловался Тони.

— Прекратите пикировку! Я не желаю больше слышать никаких жалоб ни с одной, ни с другой стороны. Мистер Фазано, приведите аргументы, оправдывающие ваши постоянные экскурсы в сторону, далекую от сути вопроса.

— Доктор решил нанести визит в дом покойной, вместо того чтобы согласиться с предложением истца немедленно направить пациентку в больницу. Хотя доктор и подозревал инфаркт.

— Что из этого? — спросил судья. — Мне кажется, что доктор откликнулся на чрезвычайную ситуацию без задержки.

— Мы намерены оспорить этот тезис. Доктор стал домашним врачом лишь после того, как у него начался «кризис среднего возраста» и он перебрался в город вместе с любовницей. Приглашенные мной эксперты покажут, что задержка с госпитализацией была критическим моментом, приведшим к смерти миссис Пейшенс Стэнхоуп.

Судья Дейвидсон попытался осмыслить услышанное. Он втянул нижнюю губу так глубоко, что его усищи наполовину скрыли подбородок.

— Стиль жизни и образ мышления не являются объектом рассмотрения, — заявил Рэндольф. — Юридически вопрос сводится к тому, имело ли место отклонение от медицинских стандартов, приведшее к нанесению ущерба.

— В целом вы правы, но мне кажется, что подход мистера Фазано может быть принят, если его слова получат подтверждение. Вы можете продолжать, мистер Фазано, но я требую, чтобы вы следили за своей речью и не допускали оскорбительных выражений.

— Благодарю, ваша честь.

Рэндольф вернулся на свое место. Адвокат был явно раздосадован.

— Нам придется пережить бурю, — сказал он. — Судья предоставил Фазано необычайно широкую свободу действий. Но в решении Дейвидсона присутствует и положительный элемент. Он может стать дополнительным аргументом при подаче апелляции, если дело будет решено в пользу истца.

Крэг кивнул, но тот факт, что Рэндольф впервые допустил возможность проигрыша, усилил его пессимизм.

— На чем же я остановился? — спросил Тони, поднявшись на трибуну. Вначале он порылся в карточках, а потом подтянул рукава шелкового пиджака таким образом, чтобы публике были видны золотые запонки и часть массивных золотых часов. Подняв глаза к потолку, Тони продолжил: — Еще в третьем классе начальной школы я понял, что оратор из меня никудышный. С тех пор мало что изменилось, и мне остается лишь надеяться, что вы проявите ко мне некоторое снисхождение.

Несколько присяжных улыбнулись и сочувственно кивнули.

— Мы докажем, что профессиональная жизнь доктора Баумана почти два года назад претерпела резкие изменения. До этого времени врачебная практика доктора Баумана была традиционной: он получал вознаграждение за оказанные услуги, — но затем все изменилось. Доктор вначале стал партнером своего шефа, а затем фактическим владельцем весьма успешной практики с предоплатой медицинских услуг.

— Протестую! — бросил Рэндольф. — Методы врачебной практики не являются объектом данного разбирательства.

Судья Дейвидсон вздохнул в отчаянии.

— Мистер Фазано, вы действительно считаете, что стиль практики доктора Баумана имеет отношение к делу?

— Совершенно верно, ваша честь.

— Протест отклоняется. Продолжайте.

— По лицам некоторых присяжных я вижу, что не все присутствующие представляют, что это за практика. И вы знаете почему? Да потому, что большинство людей, включая меня (до того как я занялся данным делом), понятия не имеют, что это за зверь. Ее также называют практикой с предварительным гонораром, и это означает, что все желающие прибегнуть к этой форме медицинских услуг должны каждый год отваливать большие баксы. Речь идет о действительно больших деньгах. Некоторые лекари дерут по двадцать тысяч в год с головы! Впрочем, доктор Бауман и его бывший партнер, доктор Этан Коэн, таких деньжищ со своих пациентов не требуют. Но и они получают немало. Как вы понимаете, подобный стиль медицинских услуг может процветать лишь в тех местах, где живут богачи.

— Протестую! — снова взвился Рэндольф. — Медицинская практика с предварительным гонораром не является объектом данного процесса.

— Не могу с этим согласиться, — сказал, глядя на судью, Тони. — В некотором смысле мы в данный момент судим эту форму медицинской практики.

— В таком случае постарайтесь более тесно увязать ее с нашим делом, советник, — раздраженно произнес судья Дейвидсон. — Протест отклоняется.

— Итак, — Тони посмотрел на присяжных, — что получают люди, участвующие в этой схеме, кроме пинка под зад, если они вовремя не внесут бабки? Вам предстоит выслушать показания, из которых вы узнаете, что они получают. Пациенты имеют право обращаться к своим докторам двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Они знают номер сотового телефона своего врача, электронный адрес и получают гарантированный прием без очереди. Все это, по моему мнению, должен получать любой пациент вне зависимости от того, сидит он на игле предоплаты или нет. Но самое главное, такие обеспеченные пациенты имеют право вызвать доктора на дом, когда в этом возникает необходимость, в удобное для себя время.

Тони сделал паузу, позволяя присяжным лучше усвоить услышанное.

— В ходе данного процесса вы выслушаете показания, из которых узнаете, что доктор Бауман приобрел билеты на симфонический концерт, который должен был состояться вечером восьмого сентября 2005 года, то есть в тот вечер, когда безвременно ушла из жизни его пациентка Пейшенс Стэнхоуп. Следует отметить, что билеты предназначались ему и проживающей под одной с ним крышей любовнице, в то время как жена доктора Баумана и его любимые детки сидели дома. Сейчас, когда он временно вернулся к семейному очагу, мне очень хотелось бы пригласить миссис Бауман в качестве свидетеля, но я, увы, не могу этого сделать по закону о супружеской конфиденциальности. Могу лишь заметить, что эта женщина — святая!

— Протестую по указанной ранее причине! — вмешался Рэндольф.

— Протест принимается.

— Вы также услышите показания экспертов о том, — не умолкал Тони, — что согласно требованиям современной медицины при подозрении на инфаркт пациента следует как можно скорее доставить в стационар, чтобы немедленно приступить к лечению. И, употребляя слово «немедленно», я нисколько не преувеличиваю, потому что в этом случае жизнь от смерти отделяют минуты или даже секунды. Вы узнаете, что мой клиент умолял доктора Баумана встретиться с его женой в больнице, где ее могли начать лечить, но доктор Бауман настоял на домашнем визите. Вы узнаете, что в том случае, если бы у Пейшенс Стэнхоуп инфаркта миокарда не оказалось (хотя доктор Бауман и подозревал подобную возможность), он и его возлюбленная могли бы успеть на концерт. Он рассчитывал подкатить к филармонии на своем новеньком красном «порше» и продефилировать перед восхищенной публикой под руку с молодой красивой женщиной. В этом, мои друзья, и находится — или состоит (никогда не мог понять, как будет правильно) — профессиональная халатность доктора Баумана. В угоду своему тщеславию доктор Бауман отверг требования современной медицины, согласно которым пациента с инфарктом миокарда следует доставить в стационар немедленно!

Не сомневаюсь, что из уст моего рафинированного и умудренного опытом коллеги вы услышите иную интерпретацию изложенных мной событий. Но я, друзья, не сомневаюсь, что вы доберетесь до истины. Трибунал уже выслушал все аргументы и передал дело в суд.

— Протестую! — закричал Рэндольф, вскакивая. — Я требую, чтобы это заявление было удалено из протокола, а советник получил строгое предупреждение. Мнение трибунала в суде не учитывается. На этот счет имеется прецедент — решение Высшей судебной палаты штата Массачусетс по делу «Билер против Дауни».

— Протест принимается! — мгновенно согласился судья Дейвидсон. — Защитник ответчика абсолютно прав!

— Прошу прощения, ваша честь, — сказал Тони и прошел к столу истца. Госпожа Рельф передала ему какую-то бумагу. — У меня в руках копия законов штата Массачусетс. Не всех законов, естественно, а всего лишь раздел шестьдесят Би тридцать второй главы. Здесь сказано, что решения трибунала в суде принимаются.

— Это положение закона отменяется решением Высшей судебной палаты, — ответил судья. — Прошу удалить из протокола все упоминания о трибунале.

— Хорошо, сэр, — ответил протоколист.

Затем судья обратился к присяжным:

— Вы не должны обращать внимания на замечания мистера Фазано по поводу трибунала. Эти замечания не должны повлиять на ваше желание найти правду. Вы меня поняли?

Присяжные робко кивнули.

Судья перевел взгляд на Тони.

— Неопытность не оправдывает незнания законов. Надеюсь, что ошибок подобного рода больше не последует. В противном случае мне придется прекратить слушание в связи с нарушением правил судебной процедуры.

— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил Тони и вернулся к трибуне. Немного помолчав, он поднял глаза на присяжных: — Уверен, что вы найдете истину и убедитесь в том, что небрежность доктора Баумана привела к смерти милейшей супруги моего клиента. Вы поймете, какой ущерб понес мой клиент, потеряв возможность наслаждаться заботой супруги, пользоваться ее советами и поддержкой. Он был бы счастливым мужем, если бы она осталась жить.

Благодарю вас за внимание и прошу прощения как у вас, так и у судьи за свою неопытность. С нетерпением жду возможности выступить перед вами еще раз в заключительной части процесса. Спасибо.

Собрав карточки, Тони вернулся к столу истца и стал негромко, но весьма оживленно беседовать со своей помощницей. При этом он размахивал бумагой, которую она ему недавно вручила.

Когда Тони сошел с трибуны, судья Дейвидсон облегченно вздохнул, посмотрел на часы и перевел взгляд на Рэндольфа.

— Желает ли советник ответчика сделать заявление или выступит после того, как сторона истца завершит свое дело?

— Только сейчас, ваша честь, — ответил Рэндольф.

— Прекрасно, но сначала перерыв на ленч, — сказал он и лихо стукнул деревянным молотком по подставке. — Объявляю перерыв до половины второго. Присяжные не должны обсуждать дело ни между собой, ни с посторонними.

— Прошу всех встать! — голосом городского глашатая объявил судебный пристав, как только судья Дейвидсон поднялся из-за стола.

Загрузка...