Перелом (СИ)

Глава 27

Пятковка. Тростянецкий уезд. Операция «Festung». День восьмой. 18 июня 2007 года.

— Геноссе генерал. Судя по предварительным данным, Ободовка захвачена разведывательным эскадроном 8 гвардейской Сибирской танковой бригады, генерала Калитина…

Херманн Брайт врезал кулаком по пассивной крышке стола так, что жалобно звякнули ложки в кофейном сервизе, принесенном денщиками.

— Перепроверьте, данные оберст! Я конечно понимаю,86 дивизия — тот еще сброд, но то что русские за неполные двенадцать часов, включая ночь, продвинулись почти на двадцать километров захватив нашу тыловую базу и транспортный узел…не хочется верить! Перепроверьте данные еще раз!

— Яволь геноссе генерал!

Брайт, повернулся к мерцающему экрану и к картам развернутым на столе…

«Если прорыв русских к мне в тыл — подтвердится, то операция „Фесунг“ уже полностью провалена. Без единого шанса. Сейчас надо поворачивать корпус и попытаться закрыть прорыв одним ударом, отрезав русских танкистов. Пора думать о спасении 3 панцер-корпуса, а не о переправе через Южный Буг…Тем более, понтонные парки были как раз в Ободовке»

— Связь с генералом Ферлихом

Командир 8 панцер-дивизии «Альвенслебен», отозвался мгновенно, несмотря на треск и шуршание помех в эфире.

— Да, геноссе генерал

— У тебя новая задача. Кончай топтатся вокруг Бершади. Разворачивай свои панцеры на запад…

— На запад…? Я хорошо вас понял???

— Более чем, Готфрид. Иваны врезались в наш тыл и похоже, взяли Ободовку. Твоя дивизия, достаточно отдохнула, что бы закрыть брешь у нас на фланге. Одним ударом…

— Яволь геноссе генерал. Но у меня прооблемы с топливом и боеприпасами. Не более одного боекомплеката на машину и ползаправки на танк.

— Этого достаточно. Если вы не закроете прорыв в течении суток, Готфрид, то топливо вам больше не понадобится…

— Германец, не дурак и попытается прорыв наш, закрыть, сегодня. Но у нас — выигрыш по времени. Это — раз. Мы, их встретим на выгодных позициях ударим по флангам. У них потрепанные наступлением и потерями части, мы — только начали воевать и не понесли потерь при прорыве обороны.

Командир роты, гвардии капитан Эрик Иванов оглядел своих командиров взводов. Все — прапорщики, из унтеров-фронтовиков, все более года на своих должностях. Матерые бронекавалеристы, мастера танкового боя.

— Не переживайте, ульфхеднары, все будет хорошо. Фриц, нынче нервный пошел. Да и уставший порядком… Поймаем тевтонов на крючок…

— Господин гвардии капитан, а кто такие эти, ульф…хернары? Подал голос командир первого взвода, прапорщик Васильев, недоверчиво смотря на командира…

— Нормальные ребята. Это волки-оборотни, или воины — волки, как хотите. Из скандинавской мифологии.

Васильев, облегченно выдохнул…

— А я грешным делом то подумал, что-то ругательное…типа гомосексуалисты…

Капитан окинул взводного надменным взглядом.

— У кого чего болит, господин прапорщик…Процедил Иванов…и резко крикнул.

— По машинам, господа взводные.

Второй взвод, второй роты, первого эскадрона под командованием Савелия Фокина состоял из четырех экипажей быстроходных «ящеров», БТ-80БМ, включая командирский под командованием унтеров, Щербицкого, Попова и Аксенова. Самым матерым и опытным, был Антон Щербицкий, коренной киевлянин, записавшийся в «воющие черти» — охотником, несмотря на то, что был чиновником городской администрации и находился в эвакуации. Узнав о гибели в ходе обстрелов в Киеве, его деда и бабушки, немедленно отправился в ближайший военно-учетный стол и сняв «бронь», записался во 2 отдельную гвардейскую танковую бригаду. В первый эскадрон, тогда еще рядовой Щербицкий, попал на должность башенного стрелка сразу после Житомирского побоища, когда по сути бригаду пришлось формировать заново. В Месопотамской операции «Варан», Щербицкий, проявил удивительную для новичка точность в обращении с танковым орудием, став заслуженно, лучшим стрелком эскадрона. После унтер-офицерской школы, Антон, стал отличным командиром танка и человеком, на которого взводный всегда мог положится. Единственно, что не нравилось Савве, то это то что Щербицкий безжалостно обыгрывал своего командира в карты. Не щадил, так сказать, авторитета командования, мерзавец…

— Приказ таков. Сосредотачиваемся вон в той дубраве. Технику, окопать и замаскировать как можно лучше и проверить устойчивость связи с мотопехотой, соседними ротами и штабом эскадрона. Позывные роты — Варяг. Время дорого, тевтоны вот- вот полезут…с востока.

Рота «леопардов» где теперь служил Лотар Бирхофф, была сводной и насчитывала едва ли одиннадцать машин при штате в восемнадцать и это был в 16 панцер-регименте, далеко не самый плохой результат во всей восьмой танковой дивизии. Встречались роты и по семь танков, уже по сути взводы. Хотя в целом, если смотреть на соседние дивизии, 8 танковую потрепали меньше всех и даже успели пару раз, пополнить. Из штатной численности в двести пятьдесят «леопардов», сейчас командир дивизии мог выставить чуть больше ста семидесяти с обстрелянными экипажами.

— Закрыть прорыв «иванов», просто не получится. Зудел над ухом взводного, командир роты, только что вернувшийся из полевого госпиталя обер-лейтенант Флотов. Постоянно трогая повязку на голове. Его «лео», наехал на очередную мину и обер-лейтенанта приложило башкой о край люка. И танк и ротный отсутствовали в строю около суток, но потом вернулись, оба помятые, но относительно целые.

— Почему, Юрген?

— Потому, что наша оборона была прорвана сходу. Они уже ушли далеко и успели занять выгодные позиции. Нам теперь придется ломится вперед, любой ценой при минимальной поддержке…

— Черт… почему…

— Потому что дивизионная артиллерия на голодном пайке…Лотар. Если ты обратил внимание, за ночь и за утро — не подошло ни одной колонны снабжения…

— Ты хочешь сказать, прорыв, уже слишком глубокий? Мы отрезаны…?

— Тише ты! Прошипел Флотов. Судя по количеству дезертиров пойманных сегодня утром, ротой фельджандармерии, русские в двух десятках километров на северо-запад…

Лотар замолчал, переваривая информацию, полученную от старшего комрада.

— Двадцать километров…Мать вашу, «иваны» уже в тылу всего корпуса…

Юрген кивнул.

— Теперь ты понял? Наш полк и вся дивизия — прыгает словно в омут. Разведка — самая поверхностная, ПВО русских не останавливается, молотит, все время, сбивая все что летает…Нас должна была поддержать 16 панцер-гранадерская дивизия Шверина, но она увязла в боях с сибирской пехотой…

— Здесь еще и сибиряки…⁈

— Нет, восточнее. Лезут как тараканы. Похоже русские ввели в бой свежую гренадерскую дивизию(1). Кто знает, что у них еще в резерве. Целый механизированный корпус, мы уже проспали на южном фланге…

— Но Буг…

— Забудь, комрад. Южного Буга, как и Умани, нам — уже не видать. Унести бы ноги из котла, который формируется… У нас один шанс…Лотар. Сбить русский заслон и заткнуть прорыв своими «леопардами». Второй попытки, «иваны», нам не дадут.

Немецкая контратака, началась с весьма жиденького обстрела, причем исключительно из ствольной артиллерии, куда делись многоствольные реактивные установки — было непонятно, но капитан ободряюще гаркнул в эфир, что снаряды для LARS «Небельвефер», скорее всего уже кончились.

— Это как-то легче. Авторитетно поведал башнер Суханов по кличке «Ноздря». А то как эти «небельвеферы» жучить начинают, у меня прям поджилки трясутся.

— Не говори. Еще бы авиация их не появилась, вообще было б прекрасно. Заметил мехвод Горелкин подтягивая к себе банку с тушенкой из вожделенного сухпая.

— Банку взад положь, ефрейтор. Не открывая глаз, процедил Фокин. Командир взвода, дремал, набираясь сил перед наступающим боем.

— Ну Савва. Немец не раньше, чем через час вперед полезет. Порубать успеем…

— Я сказал, положь. Проглот….Повысил голос Савелий. Только утро началось, ты уже клешни к консервам тянешь.

Молчавшая радиостанция ожила, зашипела и сообщила о обнаруженной группе воздушных целей.

— Накаркал, Горелый! Накаркал, мать твою…Вон, фрицевские птички прилетели…

Однако Фокин, уже возбужденный предстоящим боем, зря грыз своего прожорливого механика-водителя… Десятка три штурмовиков «мессершмидт» и бомбардировщиков «арадо», были встречены ураганным огнем русского ПВО. Зенитные ракеты, стартовали так часто и так густо, что казалось, кто-то в шутку, расчертил синее украинское небо десятками белых полос. Следом в небе раздался треск и голубое небесное одеяло покрыли черные оспины дистанционных подрывов. Потом еще и еще…

— Горит стерва, горит, сука!!! Завопил вылезший на башню своего «ящера» Щербицкий и потряс кулаком… Действительно вскинув бинокль, Савелий увидел кувыркающийся в небе самолет с оторванным как у птицы, крылом, валящемся с небес по спиралеобразной траектории под радостный вой танкистов. Следом, из облаков, вывалился пылающим метеором, кувыркающийся штурмовик, оставляя за собой дымный хвост…

— Смотри командир, парашюты!!! Во гниды, с парашютами прыгают…Оскалившись, унтер Щербицкий, припал к своему «долбиле», разворачивая ствол пулемета в сторону спасающих летчиков люфтваффе.

— Остынь, Щербицкий…Не свети расположение. Пусть ими пехота займется…

Тут снова ожила радиостанция и в микрофоне раздался хорошо знакомый голос «Исхода» — штаба бригады…

— Всем внимание! Противник обнаружен и начал выдвижение в сторону Яланец. Всем действовать по утвержденному плану…

Тут же в эфир ворвался командир эскадрона, гвардии подполковник Черкасов с позывными «Горец»

— Всем ротам. Это «Горец». Выдвигаемся на юго-восток в маршевых колоннах.

Стальной клин, из 10 и 16 танковых полков панцер-дивизии «Альвенслебен» при поддержке 28 броне-гренадерского полка неожиданно легко сбили русский заслон и вышли на окраину крупного села Яловец, только вчера занятого кавказскими стрелками.

При попытке прорваться в село, в «леопарды» густо полетели, разматывая мотки тонкого провода легкие бронебойные управляемые снаряды «Малюта» и более мощные, БУРСы «Флегонт», предназначенные для поражения основных боевых танков. Следующая слева от танковой роты, обер-лейтенанта Флотова, рота гауптмана Зелле напоролась на управляемые реактивные снаряды «иванов» и потеряв три «леопарда», включая сгоревший танк самого гауптмана. Идущие следом панцер-гренадеры попытались зацепится за околицу Яловца, но ураганный огнь русских стрелков прижал их к посеченному гусеницами, чернозему.

— Плевать на Яланец! Обходим с севера и выходим на Пятковку и Жабокричку. Еще пятнадцать километров, по степи и мы, закроем прорыв…

Гремел в наушниках голос командира полка, оберстлейтенанта Зиберга.

— Опасайтесь русских «пфейферов»!. Они могут появится откуда угодно! Вертите головой во все стороны. Держите связь с разведкой!

Внимание Лотара Бирхоффа приковала к себе дубрава, тянущаяся с правого фланга, хоть и основательно побитая артиллерией и бомбежкой, но несмотря на это, все еще тенистая и густая.

Прежде, чем тренированный глаз, заметил, движение, между стволами деревьев. Пятидюймовый оперенный подкалиберный снаряд, выпущенный со скоростью более тысяча семьсот метров в секунду из орудия «ящера» Савелия Фокина, укрытого маскировочной сетью, навылет пробил боковую броню идущего следом за танком Лотара — «леопарда», заодно взорвав боекомплект. Избыточное давление внутри танка, разорвало корпус, и «леопард» вспыхнул словно промасленная ветошь.

— «Пфайферы» на три часа! На три часа…Назад, назад…Дымовую завесу ставить!

Обер-лейтенант Юрген Флотов, воевал с октября пятого года и все время на Восточном фронте и считал себя опытным и знающим командиром тактического звена. Когда он услышал в наушниках визг своего товарища и подчиненного Бирхоффа, о появлении на правом фланге БТ-80, противника, то повинуясь чутью повернул голову не на три часа, а сначала на девять, пытаясь разглядеть что-то в пыли и дыму. И он…увидел…

Завывая газовыми турбинами, ломаным строем на их левый фланг, выскакивая из развалин стертой с земли деревушки Пятковка, где они прятались среди почерневших стен и обгорелых печных труб, зловещие с уродливыми сплющенными башнями, быстроходные русские «восьмидесятки», неизвестной Юргену модификации. Но даже их внешний вид, был весьма угрожающим.

— Ахтунг! «Пфайферы» с фронта! Не меньше эскадрона! Ударил по ушам хрип командира полка, Зиберта и сердце Юргена, уколола тоскливая безысходность…

— Дымы! Повернуть башню на девять… Огонь по выявленным целям, беглый…!!! Успел отдать приказ Флотов, ныряя в башню и закрывая за собой люк, но бронебойный оперенный снаряд, похожий на стрелу, пробил башню из крупповской стали, срезал ему голову, словно гигантским ножом.

— Руби в пёси, круши в хузары!

Надрывалась радиостанция, старинным гусарским кличем и постоянный грохот танковых орудий слился в тяжёлый, надсадный гул. Эскадрон «Горца», Черкасова выскочил из дубравы, открыв прицельный огонь с правого фланга, в то время как два остальных эскадрона бригады усиленных танковыми ротами механизированных батальонов, вцепились в стальной клин 8 панцер-дивизии генерала Фёрлиха с фронта и левого фланга.

Механизмы заряжания, работали как заведенные, с лязгом досылая в раскалённые стволы орудий бронебойные снаряды и метательные заряды, вентиляторы, уже не успевали вытягивать скопившуюся пороховую гарь и все люки «восьмидесятых», в нарушение уставов были распахнуты настежь. Бронированный клин, панцер-дивизии простреливаемый насквозь, светлячками оперенных снарядов, стал распадаться, расползаться, ломая построение и принимая бой, будучи атакованным одновременно с трех сторон. Небольшое численное превосходство, оставалось на стороне дивизии «Альвенслебен», но разница в десяток машин, вряд ли имеет значение, когда ты попал под перекрестный огонь противника.

Сто двадцати миллиметровые орудия «леопардов», снаряды типа «Pfeil» имели отличную бронепробиваемость, но новая броня — «реликт», на модернизированных БТ-80’ящер', частенько была тевтонам, не по зубам…

Бирхофф, с отчаяньем видел как два подряд попадания менее чем с километра, русский «свистун» выдержал, от «восьмидесятого» летели какие то куски и ошметки, но «иван», не сбавлял скорости и крутя башней выцеливал скрывающегося за остовом горящего «леопарда», машину Лотаря…

— Он за горелым танком, сука, прячется! Орал башнер Суханов, пытаясь поймать в прицел, стреляющего по ним, фрица.

После двух попаданий в башню «восьмидесятого», в голове Савелия, гудело, словно его посадили внутрь церковного колокола на Пасху, мозг продолжал работать исправно как и механизм заряжания.

Положение спас, танк унтера Аксенова, подобравшегося за дымовой завесой к прячущемуся «леопарду» и всадившему ОБПС, ему точно в заднюю часть башни, где находился боекомплект. Над немцем, сразу вырос огненный столб, говорящий о том, что в башне «лео», вспыхнули метательные заряды и вряд ли кто из экипажа теперь сможет выбраться наружу.

Где то в дальнем уголке сознания лениво шевельнулся червячок сочувствия к заживо горящим и корчащимся в агонии немецким танкистам, но тут же пропал, когда немецкий снаряд, пробил борт, «ящера» Аксёнова.

Тот, завертелся волчком на сорванной гусенице, выбрасывая огненные шутихи горящего боекомплекта и оглушительно взорвался, отбросив башню, словно сорванную голову…

— В борт тварь, в борт, проткнул!.. Завыл Савелий и прохрипел в ларингофон… Бортом не вставать! Только лоб, только лоб…

Гвардии полковник, Виктор фон Паннвиц снял шлемофон и провел рукой по взопревшим волосам. Ему удалось. Все получилось именно так, как и планировал гвардии генерал Громов.

Германская панцер-дивизия, бросилась вперед, очертя голову, стараясь закрыть прорыв раньше, чем подтянутся резервные пехотные полки эшелона развития успеха или свежие механизированные части. Качественную воздушную разведку из за полного превосходства ЗРК и зенитной артиллерии русских и предыдущих тяжелый потерь беспилотных разведчиков, люфтваффе не смогли провести. Что до наземной разведки, то разведовательные батальоны германских дивизий и роты мотоциклистов были полностью выбиты и обескровлены еще при прорыве первой линии обороны. По этому, как и предпологалось, штабом 65 механизированного корпуса удар немцы, нанесли сильный, но — скорее наощупь, ориентируясь на обрывочные и неточные разведданные.

Утренний маневр второй гвардейской танковой бригады, охватившей место предполагаемой атаки, полукольцом развернутых танковых эскадронов и механизированных батальонов, прошел мимо командования 3 панцер-корпуса и тем более генерала Ферлиха — незамеченным. Бросившись в атаку, немцы пропали под прицельный огонь бронебойных управляемых снарядов и артиллерии у Яловца и боясь увязнуть, обошли позиции стрелков, двинувшись дальше, на равнину. Как раз в расставленную ловушку. И Виктор Генрихович, её захлопнул, выставив панцер-дивизию «Альвенслебен» под перекрестный огонь.

Уже позже, спустя сутки, стало понятно, что генерал-лейтенант Херманн Брайт, оказался умнее, чем нашим аналитикам и генералам казалась изначально. Быстро сообразив, что закрыть прорыв с одного удара не удалось, генерал Брайт бросил всю 8 панцер-дивизию на съедение и начал стремительно отводить оставшиеся три дивизии корпуса вдоль берега Южного Буга, через прорубленные лесные просеки, несмотря на постоянные удары авиации и особенно артиллерии лупящей по бесконечным колоннам с противоположного берега.

Когда, ранним утром следующего дня 19 июня, совершив марш — бросок и фактически без сопротивления деморализованного гарнизона эскадроны 8 гвардейской Сибирской танковой бригады заняли Тростянец, откуда девять дней назад и покатился паровой каток германского летнего наступления, то удивлению генерала Громова — не было предела. Капкан с такой любовью подготовленный на 3 панцер — корпус Брайта, захлопнулся в пустую. Несмотря на тяжелейшие потери людей и материальной части, генерал Херманн Брайт вывел капкана, почти три сотни танков, множество другой техники и автомашин, почти тридцать тысяч человек и штабы трех дивизий. Шестой и семнадцатой танковых и потрепанную 16 панцер-гренадерскую дивизию. Несчастной панцер-дивизии «Альвенслебен», после боя в «воющими чертями», повезло много меньше. Едва пополненная, дивизия влетела в мясорубку у Пятковки и Жабокрички, сразу фактически угодив в кольцо. У «воющих чертей», было превосходство в разведке, мобильности, постоянной поддержке собственной пехоты и артиллерии с огромным запасом снарядов, которые батареи и дивизионы самоходок, тратили — не считая.

Восьмая панцер-дивизия Ферлиха, загнанная в огненный круг, металась под ударами «восьмидесятых» и артиллерии, до темна, стремясь если не вырваться, то хотя бы продать свои жизни — как можно дороже… Когда поздно наступающая июньская ночь, накинула темное покрывало на истерзанную яростью и огнем землю, все уже, было кончено…

— Такого еще не было, «Фазан». Докладывал полковник Громов, командиру корпуса, вернувшись после осмотра места недавнего боя…

— Какие потери, «Исход»?

— У нас… «Фазан»? Серьезные….Не менее сорока «ящеров», три десятка бронемашин…почти двести убитых на сегодняшний момент…

— Потери противника «Исход»? Вы их уточнили?

— Да… «Фазан»… Боюсь ошибиться…но сейчас обнаружили не менее ста пятидесяти горелых и брошенных «леопардов»… Бронемашин различного назначения более двух сотен… Учет убитых противников, очень сложно…это бойня… просто бойня… «Фазан»!

— Поздравляю Вас, «Исход»… Вы выиграли не просто бой…вы выиграли летнюю компанию, «Исход», перебрасывайте бригаду на юг, под Тростянец, соединяйтесь с основными силами корпуса…

Спустя пару суток, в расположение германских войск пробилось шестнадцать танков и три десятка бронетранспортеров с командиром 10 танкового полка, оберста Генриха Хакса, который вывез на пропитанном кровью бушлате тело командира дивизии генерал-майора Готфрида Ферлиха, убитого выпущенной с штурмовика ракетой, наведенного на штаб дивизии русской радиоразведкой. Тел командира 16 танкового полка оберстлейтенанта Зиберга, обер-лейтенанта Флотова и лейтенанта Бирхоффа, никто не нашел, от них остались только пепел да обугленные, ломкие кости…

1. Не вдаваясь в подробности, немцы все русские дивизии «тяжелого стандарта», называли гренадерскими.