Первый

Глава 3

От столь грубого приветствия спирает дыхание.

Со мной никто и никогда так не разговаривал. Ни друзья, ни родители, ни случайные знакомые. Поэтому я по-настоящему теряюсь, а щёки пылают с такой силой, словно мне отвесили позорных пощёчин и высмеяли перед толпой.

Всю прошлую и позапрошлую ночи я рассматривала фотографии Андрея в сети. Включала архивные видеозаписи соревнований, интервью и читала о нем много профессиональных статей.

Когда ехала в больницу, то ловила себя на мысли, что направляюсь проведать близкого человека — настолько много о нём знала. Но нет. Тот улыбчивый Бакурин в интернете и этот, что прямо сейчас посылает меня на хуй — совершенно разные люди. Резкий контраст. Абсолютное несовпадение.

Сильнее кусая губы, не могу не думать о том, что именно я его таким и сделала. Благодаря одной вопиющей ошибке. Возможно, непростительной.

Если бы я познакомилась с Андреем при других обстоятельствах, например, подошла бы к нему после гонок и попросила автограф, уверена, не нарвалась бы на грубость. Бакурин был бы приветливым и милым. Открыто улыбнулся бы, сверкая ямочками на щеках, и вывел бы размашистым почерком заковыристую подпись в моем блокноте.

Но нынешний Андрей глубоко и рвано дышит, презирая меня и ненавидя за то, что я сломала ему карьеру. А может, и всю жизнь.

Полное осознание этого наступает только сейчас, когда я внимательно рассматриваю мужчину. Его кровоподтёки на теле, обездвиженную руку. Голова после сотрясения наверняка раскалывается на части. Для спортсмена это катастрофа.

Я читала, что на престижной гонке в Монте-Карло выступают лишь единицы – самые крутые гонщики мира. Как Бакурин. Был.

— Андрей, мне очень жаль, — произношу как можно выразительнее.

Шансов на то, что он не услышал, нет. И не то чтобы я ждала мгновенного прощения, но от кричащего молчания становится не по себе.

Папа притащил меня в больницу, потому что жутко испугался реакции своих пациентов. Слухи разнесутся по городу, а его клинику, возможно, будут обходить стороной. Сгладить ситуацию с гонщиком любой ценой было делом чести и совести. Но в эту секунду мне и самой хочется всё исправить. Искренне. Не ради прибыли, а потому что за рёбрами давит.

Андрей раздражённо вздыхает на мои слова и, опираясь на здоровую руку, садится, свешивая ноги на пол. На лице читается болезненная гримаса, которую он умело прячет. Но я её почему-то вижу.

Мы снова смотрим друг на друга. В глазах Бакурина острая сталь, о которую можно порезаться, но взгляд я не отвожу. Вскидываю подбородок, дав понять, что не отступлюсь от своих слов. Мне правда жаль. Я прошу прощения. Если нужно — буду повторять это изо дня в день.

— Вы что-то хотели? — залетает в палату медсестра.

Взглянув на гонщика, понимает без слов. По-своему.

— Обезболивающее, да?

Знаю, что Андрей хотел прогнать меня из палаты, но в данный момент он почему-то меняет решение. Слегка кивает в знак согласия. Я воодушевляюсь.

Сделав несколько шагов навстречу, ставлю пакет с гостинцами на тумбу. Скольжу взглядом по лицу Бакурина, опускаюсь ниже. Туда, где на футболке пятна крови. Наверное, одежду нужно сменить, но для этого необходима помощь.

— Я будущий врач. И хотела бы быть полезной, — произношу чуть увереннее. — На данный момент я являюсь студенткой третьего курса.

Андрей насмешливо вскидывает брови.

— Странно, я был уверен, что врачи лечат, а не калечат.

Его вторая попытка задеть меня нигде во мне не откликается. Уже даже не обидно. Почти.

— Мне действительно очень жаль, что так вышло. Я не хотела. Простите. Если нужна моя помощь — я всегда с радостью отзовусь. Если нужны деньги — мы с папой покроем необходимые расходы и выплатим компенсацию.

— Они вам больше пригодятся, — обрубает Бакурин. — Например, чтобы прикрыть уголовное дело. Думаю, это стоит немалых денег.

Пульс ускоряется. Стыд снова со всей дури хлещет по щекам.

— Вы можете посадить меня, если станет легче, — нервно дёргаю плечами.

— В том-то и дело, что не станет. Надеюсь, папа додумается отобрать у тебя ключи от машины, пока ты не убила других случайных прохожих.

Наше общение напоминает дурацкую игру. В ней я подаю, он — отбивает. Попадает прямо в меня. В цель. Отбить в ответ я не решаюсь по одной простой причине — потому что неправа.

Могу только представить, что Бакурин обо мне думает. Что я тупая неумеха-мажорка, которая на купленных правах катила в клуб с подругами. Наверняка пьяная или под наркотой. Теперь богатый отец пытается отмазать меня от наказания с помощью денег. И вроде бы не должно царапать, но, боже мой, как сильно задевает.

В палату возвращается медсестра и вводит Андрею обезболивающее. Интересуется, нужно ли что-нибудь ещё. Жалуется на загруженность и тут же убегает.

Мы снова остаёмся вдвоём. Пауза затягивается. Тишину в палате разрывает звонок мобильного телефона.

Бакурин берёт его с тумбы, смотрит на экран и хмурится. Кажется, даже сильнее, чем когда увидел меня. Затем отвечает в трубку.

— Да, Аль.

Облизав пересохшие губы, выслушивает собеседника. Я не нахожу себе места. Чувствую себя неуютно и раздумываю над тем, что пора уходить.

Пока Андрей разговаривает, достаю из сумочки блокнот и ручку. Дрожащими руками вывожу на листике номер телефона.

— Ничего не нужно, — резко обрубает чей-то монолог. — Просто, блядь, приезжай.

Бакурин заканчивает разговор, бросает телефон на кровать и выжидающе на меня смотрит. Я кладу листик на тумбу, пячусь назад.

— Там указан мой номер. Просто наберите, если захотите. Я в вашем распоряжении почти круглосуточно.

Андрей совершает движение рукой, отшвыривает тумбу. Она с грохотом падает на пол, а принесённые гостинцы, которые я старательно выбирала в магазине, залетают под кресло, кровать и шкаф.

Слёзы жгут щёки. Я опускаюсь на корточки и наклоняю голову. Собираю всё, что могу и вижу.

— Если не любите персики и абрикосы — в следующий раз принесу цитрусовые.