Евгения
— У тебя замечательные друзья, Андрей, — восхищенно проговариваю. — Общительные, весёлые. Сначала мне казалось, что мы не поладим из-за возраста, но всё прошло просто прекрасно. Как думаешь: я им понравилась?
Взяв бокал шампанского, поднимаюсь с мягкого кресла и подхожу к краю балкона. Мы в номере, продолжаем вечер. Только уже тет-а-тет.
— Понравилась, конечно.
Резкий порывистый ветер развевает мои волосы. Я делаю глоток игристого, довольно прищуриваюсь. Чувствую себя чуточку пьяной и много — везучей. Нет, правда. Жизнь прекрасна: перед глазами море, а за спиной — шикарный мужчина. Могла ли я мечтать о таком хотя бы месяц назад?
— А тебе? — спрашиваю негромко, но достаточно чётко, чтобы услышать.
Оборачиваюсь, смотрю в упор. Бакурин затягивается кальяном, сидя в кресле. На его рубашке расстёгнуты верхние пуговицы, поза расслаблена. Я бы тусовалась с ним здесь до самого утра.
— И мне, — со всей серьёзностью отвечает.
— Как давно?
Гонщик выдыхает сладкий дым, задумывается. Волоски на коже наэлектризовываются от многозначительного взгляда, который блуждает по всему телу от макушки до пяток.
— Если бы не нравилась — мы бы не поехали вместе отдыхать.
— Слушай, ты ловко увиливаешь от прямого вопроса, — заливисто смеюсь. — Помнится, ещё не так давно утверждал, что неумелые целки тебя не вставляют.
— Было такое. Но ты уже не целка.
— С утра — нет.
Мне хочется вытащить из Андрея больше информации, но я не рискую. Всё складывается более чем отлично, но настолько хрупко, что едва ли это можно назвать устойчивой конструкцией. В любой момент от простого неуместного слова она может развалиться.
— Знаешь, я сегодня была немного шокирована, когда впервые услышала о таком формате отношений, как у Антона и Юли, — перевожу тему. — Не знала, что подобный вообще существует.
— Проживёшь в браке от пяти лет — и не такое услышишь, — усмехается Бакурин.
— Почему?
— Существует фундаментальная база эротизма, Женя. Это эффект новизны, запретность и дистанция. В длительных отношениях новизна уходит, запретности стираются в ноль, а дистанция сокращается до критического минимума. Каждый работает, как может, над тем, чтобы удержать страсть в браке. Кто-то — как Юля и Антон. Если по взаимному согласию, то почему бы и нет?
Я допиваю шампанское до дна и возвращаю бокал на низкий журнальный стол. Андрей пытается перехватить меня за руку, но я снова ускользаю к перилам балкона и упираюсь в опору бёдрами.
— Радикально. Вы с женой тоже практиковали подобное?
Гонщик тут же качает головой.
— Нет, хотя должен признать — это далеко не плохой вариант. По крайней мере, честнее, чем изменять и лгать партнёру.
Я напряженно тру лоб. Вспоминаю разговор с Инной накануне ДТП. Она утверждала, что размолвка между Бакуриными состоялась по причине частых командировок гонщика и его измен.
— Смелее, — подначивает Андрей. — Пока я довольно нетрезв и болтлив, можешь задавать вопросы. Постараюсь ответить на все.
— Ладно-о, — довольно тяну. — Тебя можно назвать честным человеком? Я имею в виду, изменял ли ты своей второй половинке?
— Ни разу. Я женился с твёрдым убеждением в том, что мой выбор — единственно правильный. И что бы между нами ни происходило — я буду придерживаться его. Сначала получалось, но верность – это вовсе не гарантия долгой семейной жизни. Итог — ты видишь.
— А тот случай в клубе на твой день рождения? Вы же были в браке? Да и сейчас… Стоит ли классифицировать это как предательство?
— Я уверен, что отношения можно считать завершенными, когда один из супругов изъявил желание развестись, а не когда в силу вступает официальное прекращение действительности брака. Мы с женой разъехались почти месяц назад. Она осталась жить в загородном доме, я — в когда-то общей квартире. В целом, каждый может и имеет право вести себя так, как посчитает нужным.
— Точно?
— Точно. Разлучницей тебя можно назвать с огромной натяжкой, — слегка улыбается Андрей.
Я киваю, испытывая ликование. Интересно, нормально ли радоваться тому, что люди, прожив бок о бок долгие годы — впоследствии расстаются? А считать себя при этом добрым человеком? Странно, что рядом с Бакуриным меня это ни капли не тревожит.
С первого этажа гостиницы слышится один из моих любимых треков. Я покачиваю бёдрами в такт музыке, призывно танцую. Андрей курит кальян и смотрит на меня с любопытством. Новые движения с каждой секундой получаются откровеннее и раскованнее.
На секунду остановившись, стаскиваю босоножки и бросаю их в сторону. Ступая босыми ступнями на пол, с облегчением выдыхаю и продолжаю начатое. Трогаю ладонями чувствительную и потяжелевшую грудь, поглаживаю бёдра и ноги.
— Трусы тоже сними, — произносит Андрей.
Дым от кальяна проникает в лёгкие, голова кружится. Отголоски возмущения то появляются, то снова гаснут. Порой кажется, что для вчерашней девственницы всё это грязно и… слишком. Но когда, если не сейчас?
Тонкое кружево беззвучно падает на пол, щёки вспыхивают. Мы находимся на самом последнем этаже гостиницы, а балкон с соседями надёжно разделён высокими перегородками. Нас никто не увидит, максимум — услышат.
Перешагнув через нижнее бельё, я неспешно подхожу к Андрею. Он тянет меня за запястье, прижимается губами к моим губам и вдыхает в рот густой кальянный дым. Тот щекочет горло, наполняет меня. Я принимаю, робко затягиваюсь. Отстранившись, запрокидываю голову и тонкой струйкой выдыхаю в небо.
Бакурин улыбается, откладывает курительный мундштук на стол.
Песня продолжается, поэтому я невозмутимо оборачиваюсь к Андрею спиной и соблазнительно качаю бёдрами над его пахом. Не задевая, а только дразня. Зарывшись пальцами в спутанные волосы и испытывая запредельное влечение. Я никого ещё не хотела так сильно — до жара между ног. До невозможности, до безумства.