Теплый ветер гоняет по воздуху золотые паутинки, желтые листья и запахи костров, игриво треплет волосы, пробирается за пазуху и гладит разгоряченную кожу. Я иду, гордо расправив плечи, Влад молча шагает рядом — руки в карманах, взгляд устремлен вперед.
Я опять ощупываю его боковым зрением, и в груди мечется легкая паника. Меня провожает отщепенец Болховский, красавчик, не удостаивающий простых смертных своим вниманием... И эта информация с трудом укладывается в мозгах.
С каждой секундой неловкость растет, и я не выдерживаю:
— Ты совсем ничего не помнишь, да?
Влад щурится на солнце и, через томительную паузу, вдруг выдает то, что я совсем не ожидала услышать:
— Я не забывал тебя. Не узнал при встрече, потому что не думал увидеть так скоро. Прости, если обидел, — его особая, мягкая и спокойная манера говорить вызывает мурашки. А вдруг это вообще единственный человек в мире, способный вызвать у меня мурашки?..
— Выходит, в тот вечер ты заметил меня? — звучит как самообман, но Влад кивает:
— Ты стояла под сценой и была очень грустной. Кнопка представила нас, но ты не осталась продолжать банкет.
Я едва сдерживаю ликование, рассматриваю его во все глаза, и под ребрами растекается холод. Может, я предаю Кнопку, но... ужасные слухи, курсирующие по городу, не клеятся к этому парню.
Из отношений с Костей я вынесла неприятную, но весьма полезную мысль: большинство может ошибаться. Никто не слышал меня, когда я нуждалась в помощи, мне не верили даже самые близкие люди. А что если Влад тоже незаслуженно страдает от сплетен?..
— Ты можешь не отвечать, но я не могу не спросить... — сомнения, засевшие в сердце, вдруг обретают форму слов, и я решаюсь их высказать: — Влад, Дина правда умерла по твоей вине?
Он замедляется, подставляет лицо порыву ветра и глубоко вздыхает.
— У тебя есть полное право верить этим гребаным слухам. Формально они правдивы.
— А что в реальности? — я не отстаю, хотя напрочь лишена объективности и умираю от желания до него дотронуться. Под любым предлогом убедиться, что он настоящий. И опять почувствовать бабочек...
— Это вообще не важно! — он качает головой, но я перебиваю:
— Это очень важно! Мне важно.
Влад смотрит на меня, как на неизвестное науке явление: устало, хмуро, но не скрывая немалого удивления, и вдруг колется:
— Мы дружили. Но я... был плохим другом, — он сшибает носком кеда камешек и смахивает со щеки темную прядь. — Дружба подразумевает искренность, а я не могу ее дать.
Нас окружают старые, утопающие в зелени дворы с запущенными клумбами и сломанными горками. Я почти привыкла к провинции — низкое небо над крышами больше не напрягает, а подсознание не ищет в зарослях ветвей бесконечные этажи высотных зданий.
На козырьке над крайним подъездом вопит упитанный серый кот, и встревоженная бабушка, выскочившая на улицу прямо в халате и тапочках, преграждает нам путь и дергает Влада за рукав:
— Сынок, помоги! Барсенька мой через окно сбежал!.. Пока хватилась — он по дереву и... сиганул наверх. Три часа слезть не может, бедняга!..
Кот, подтверждая трагическую историю хозяйки, истошно, до хрипа, орет.
— Подержи, ладно? — Влад выпутывается из лямок рюкзака, передает его мне, подпрыгивает и, ловко подтянувшись на руках, ловит виновника переполоха за задние лапы. Прижав его к себе, он бесшумно приземляется на асфальт и вручает зверя хозяйке. Та рассыпается в благодарностях, утирает слезы и угощает Влада конфетами.
Он раскланивается, стряхивает с недешевой толстовки бетонную крошку и пыль и забирает у меня рюкзак. Он явно смущен и не знает, как реагировать на теплые слова в его адрес.
«Это ты-то не можешь дать искренность?.. Рассказывай...» — я довольно ухмыляюсь.
Я тоже люблю усатых, и безусловное проявление доброты в исполнении Влада кажется таким естественным, что я уже не понимаю, как могла принять его за пустого, избалованного вниманием, циничного ублюдка. Он был собой, когда показал мне со сцены «сердечко».
Я растрогана так, что ком в горле мешает дышать.
Уловив мое состояние, Влад едва заметно краснеет и переводит разговор на нейтральную тему:
— Слышал, ты жила в Москве? Почему переехала?
— Захотелось романтики... — я лицемерно хлопаю ресницами, и Влад скользит по мне настороженным взглядом.
— Вот оно как... Назло родителям? Подростковый максимализм?
— Отчасти ты прав. Я не лажу с мамой.
— Дай угадаю! Когда-то давно твой отец «ушел за хлебушком», она не смогла реализоваться в жизни и с тех пор навязывает тебе свое видение мира...
— В точку! — от неожиданности я едва не плюхаюсь на асфальт. — Хорошо разбираешься в семейных проблемах? А что с твоими родителями?
— Они тут, недалеко. За городом.
— Отдыхают на даче?
— На кладбище, — Влад выдает такую беззаботную улыбку, что я охаю, но он как ни в чем не бывало продолжает: — Маму я не знал. А отец... сам виноват. Любил полихачить и в итоге частично превратился в фарш. Поверь, если бы слезами можно было его вернуть, я бы переселился к нему на могилу и сутками плакал, но это же не сработает... Можешь считать меня психом, но я не вижу смысла горевать. Он в лучшем из миров, а меня оставил... в аду.
— Все равно. Соболезную. Это больно. Ты живешь один?
— С дедом. — Он пинает очередной камень и вдруг задает вопрос в лоб: — Эрика, у тебя есть парень?
В любовных романах за этой фразой обязательно следует предложение встречаться, однако не похоже, что намерения Влада настолько серьезны, и я мысленно отвешиваю себе оплеуху. Не стоит обольщаться. И не нужно вываливать на него подробности своего бесславного прошлого.
— Парень... был, — бубню под нос и увлеченно разглядываю балетки.
— Козел и изменник? — на сей раз проницательность Влада дает осечку. Живо представляю толстого очкарика Костю в роли «козла и изменника» и хохочу:
— Наоборот. Слишком правильный. Настоящий сын маминой подруги! А у тебя... есть девушка?
Я уверена: сейчас Влад задвинет лекцию о том, что не признает серьезных отношений и вообще одиночка по жизни, но он лишь пожимает плечами:
— Нет. Девушки нет.
Деревья расступаются в конце тротуара, за ними маячит мой тихий, заросший сиренью двор. Наше общение закончилось и, скорее всего, не продолжится — стоит признать: Владу не до меня. И дело не в его звездности или предполагаемых победах на любовном фронте. Он оберегает что-то. Личное, болезненное, запрятанное глубоко-глубоко в душе.
Он тормозит у подъезда, ждет, пока я отыщу в кармане ключи и подытоживает:
— Мне пора. Приятно было узнать тебя чуть ближе.
Я до дрожи в пальцах расстроена, но изображаю оптимизм:
— Окей, спасибо за компанию. И за помощь.
Влад долго и задумчиво вглядывается в мои глаза, заставляет их отвести и вдруг выдает:
— Эрика, а чем я на самом деле могу тебе помочь?
Под балетками рушится земля. Это мистика, не иначе. Как он догадался, что я в беде?..
Прикусываю губу, глотаю подступившую панику и отшучиваюсь:
— Что за прикол? Хочешь исполнить мое желание? Эта какая-то местная забава?
— Типа того. Представим, что это игра. Хорошенько подумай, а завтра ответишь, — Влад коротко машет мне и отчаливает, а я смотрю ему вслед и безуспешно пытаюсь отдышаться.
***
Пробежав три пролета по гулким ступеням, вхожу в пустую квартиру, запираюсь на все замки и прислоняюсь затылком к холодному металлу входной двери.
Такого развития событий я не могла представить даже в самых смелых мечтах.
Чтобы не свихнуться от токсичного влияния Кости, я привыкла в конечном итоге доверять только тому, что сама вижу, слышу и чувствую. Вокруг Влада я увидела свет. Почувствовала тайну, которую хочется разгадать. Услышала боль, от которой он не может избавиться.
А еще во время прогулки я не озиралась по сторонам — несмотря на свою невесомость, Влад вселил ощущение безопасности, защищенности и комфорта.
— Кнопка, прости, но я... Кажется, понимаю, что ты в нем нашла...
Бросаю на пол рюкзак, встаю у зеркала и стаскиваю с шеи ненавистный шарф. По коже под ним расползлись белые наплывы и розовые язвы.
«...Золотце, знаешь, почему у меня не получилось? Потому что это уродство отобьет любое желание...»
Я отшатываюсь, синий взгляд отражения обжигает животным ужасом.
Я знаю, что попрошу у Влада, хотя очень хотела бы попросить большего.
***