— ...Террористический интернационал, — ответил Голубков. — Вам что-нибудь известно об этом?
— Что-то президент говорил, — вспомнил Муха, следящий за прессой. — Фундаменталисты, что ли?
Они связались с Голубковым в обговоренное заранее время. Сергей включил громкую связь, чтобы вся команда слышала голос полковника и могла задавать ему вопросы, если возникнут.
— Почти. В общем, так. Примерно в начале девяностых годов мусульманский фундаментализм начал очень сильно меняться. И вполне обычные люди становятся абсолютными радикалами, которые не принимают не только западные цивилизации, но и либеральные режимы в самих мусульманских странах. Они отрицают все и призывают только к боевым действиям. Война. Против всех. У нас это — Чечня, Таджикистан, Киргизия. А теперь вот талибы у самых границ. Режим жизни такой — пять раз в день намаз, вера в Аллаха и пожизненная война с неверными. Джихад. Неверными, к вашему сведению, для них являются практически все. Во всяком случае, все немусульмане. Я думаю, что эта информация достаточно важна для вас...
— Насколько я понимаю, — вспомнил Док, — их финансировали американцы?
— Да, — согласился полковник, — сначала их финансировали американцы...
— Вот же прикормили на свою голову. На экране ноутбука возникла фотография человека с длинной седой бородой.
— Вот этого человека зовут Усама Бен Ладен, — прокомментировал Голубков. — Это один из лидеров интернационала. Только личное состояние Ладена оценивается примерно в пять миллиардов долларов. Недавно этот человек сказал так: «Мы не делаем разницы между американцами, носящими военную форму, и гражданскими лицами. Они все — наша мишень». Вот что получили американцы. Численность личных боевиков Бен Ладена, по нашим подсчетам, составляет более пяти тысяч человек.
— Это серьезно, — согласился Сергей.
— "Я, сын честного и славного джигита, клянусь святым и почитаемым мной местом, на котором стою, принять подвиг абречества и во дни этих годов не щадить ни своей крови, ни крови всех людей, истребляя их, как зверя хищного. Клянусь отнимать у людей все, что дорого их сердцу, их совести, их храбрости. Отниму грудного младенца у матери, сожгу дом бедняка, и там, где радость, принесу горе. Если же я не исполню клятвы моей, если сердце мое забьется для кого-нибудь любовью или жалостью — пусть не увижу гробов предков моих, пусть родная земля не примет меня, пусть вода не утолит жажды, хлеб не накормит меня, а на прах мой, брошенный на распутье, пусть прольется кровь нечистого животного", — вдруг продекламировал Док.
— Это еще откуда? — изумился полковник.
— Книгу на развале купил. Пишут, настоящая средневековая клятва абрека.
— Прямо монолог Чацкого... Вы случайно не в Спас-Заулке ее приобрели? — В голосе полковника слышалась явная ирония.
— Вы тоже выдали арию оперного певца, — резко ответил Сергей. — «Задание простенькое, всего-то делов — ничего», — передразнил он полковника. — А теперь выходит... Нам что, со всем этим интернационалом воевать?
— Ваше задание локальнее, — не стал обижаться полковник. — У нас есть основания предполагать, что будущие полигоны для испытаний тектонического оружия Бен Ладен будет искать на территории наших соседей...
— Даже так?.. — присвистнул Муха.
— ...или па нашем территории.
— Значит, это они положили глаз па «Меркурий»?
— Да, некоторое время назад они заинтересовались нашим тектоническим оружием.
— Слишком много возникает вопросов, Константин Дмитриевич, — недовольно констатировал Сергей.
— Выкладывай. Все, что смогу, — проясню.
— Кто такой Филин?
— Птица, — недоуменно ответил Голубков.
— А Игорь Филин? — усмехнулся Пастухов. Некоторое время Голубков не отвечал. Потом спросил озабоченно:
— Откуда вы знаете эту фамилию? Он сотрудник Института физики Земли. Занимался «Меркурием». Здесь в Москве.
— Боюсь, он уже не в Москве, — сказал Пастухов.
— Украли?
— Йошкар-Ола не имеет отношения к Филину?
— Сейчас. — И полковник снова замолчал. Сергей понял, что Голубков сверяется со своими бумагами.
— Да, Игорь Филин из Йошкар-Олы. У него там остался отец.
— Значит, нам туда дорога...
— Значит, — согласился полковник.
— И еще. Мы тут просмотрели изъятые в институте материалы.
— Это что — любопытство? — съязвил Голубков.
— И поняли, — продолжил Сергей, — что вся система «Меркурий» ничего не стоит без одного важного компонента.
— Да? Какого же?
— Сверхчувствительного сейсмографа.
В эфире снова наступила тишина. Пастухов понял, что на сей раз Голубков ни с какими своими бумагами не сверялся.
— Константин Дмитриевич, алло, вы на связи?
— Да, я здесь.
— Слушаем вас.
— А что слушать, ты прав, Сергей. Сейсмограф повышенной чувствительности. СПЧ-1, как его называют, действительно существует.
— И где он?
— А вот этого я не знаю. И вот это...
— Должны узнать мы?
Полковник опять долго молчал, но теперь Пастухов знал, что Голубков не сверяется с бумагами, не раздумывает, а просто не решается сказать «да».