ВОЗЛЕ ХОРОВОДА

А вот этого дня мы, кажется, никогда не забудем.

…Широкая, залитая солнцем улица. По бокам — сотни зрителей, а посреди улицы — пышная золотисто-алая гирлянда девушек и молодок медленно движется, словно проплывая, по высокому — очень высокому! — угору над широкой темной Печорой.

Тихо шелестят тяжелые шелка сборчатых сарафанов. Расцветают диковинные узоры, серебряные и голубые цвета на парчовых шубейках. Колышутся алые разводы штофных, затканных шелковыми букетами «летников» — летних безрукавок. Громадные шелковые платки, сложенные узкими лентами и завязанные на затылках, отливают множеством нежных оттенков — бледно-палевых, розовых, темно-синих. Тяжелые капли смоляных янтарей — прабабушкиных ожерелий — в пять рядов стекают по стройным загорелым шеям.

Девушки и молодки двигаются навстречу друг другу, встречаются, останавливаются, низко кланяются друг другу, расходятся. Они что-то поют, но мы еще не можем разобрать, что именно. Вот с другой стороны улицы появляется шеренга парней — тоже принаряженных, тщательно причесанных. Они направляются к девушкам. Звучит медленная протяжная песня:

— Да вы, бояра, вы куда пошли?

Да, молодые, вы зачем пришли?..

Мы только что вылезли из огромного карбаса, который переправил нас через неспокойную, играющую волнами Печору на этот берег. Позади у нас — леса и болота, речки и перевозы, бездорожье и хляби, по которым мы тащились свыше двух недель, стремясь попасть в это древнее печорское селение — Усть-Цыльму, пятьсот лет тому назад основанное здесь, в дремучих северных лесах, новгородцами. Усталые с дороги, измятые, полусонные, мы стоим, смотрим и хлопаем глазами. Явь это или сказка?

Это, несомненно, явь. Но нам не верится. Как зачарованные, глядим мы на проплывающие перед нами круги, хороводы, ало-золотые сарафаны. Мы ошарашены.

— Товарищи, да что ж это такое?!

Десятки любопытных голов оборачиваются с бревнышек, на которых разместились по обочинам улицы зрители, и приветливо, хотя и несколько изумленно, улыбаются нам. Если мы, ленинградцы, смотрим, разинув рты, на разряженных усть-цылёмок, то и местные жители, очевидно, поражены нашим появлением и видом. Немедленно несколько женщин придвигаются к нам поближе.

— Сей день праздник, — объясняют они, — вот девки и гуляют на горке, и горочные песни поют. На горке до поздней ночи народ веселится да играет.

— Горочные песни?

— Ну, да. Те, под которые играть можно.

Девушки, не спеша, двигаются по улице навстречу молодцам:

— Да вы, бояра, покажите сапоги…

Молодцы выворачивают ноги на каблук:

— Да вы, княгини, это вам не каблук?

— Да вы, бояра, покажите кушаки…

— Да вы, княгини, это вам не кушак?

— Да вы, бояра, покажите жениха…

— Да вы, княгини, это вам не жених?

Один из молодцев, вытолкнутый товарищами, останавливается перед шеренгой девушек, которые принимаются рассматривать и оценивать его наряд и наружность.

Вот с этих «бояр» — старинной печорской игры, когда-то привезенной сюда из Новгорода вместе с целым рядом других обычаев, обрядов, игр и песен, и началось в тот год наше знакомство с усть-цылемским фольклором. И пока мои товарищи, каждый по своей специальности, разыскивали по селу сказочников, былинщиков, причет-ниц, я погрузилась в море печорских хороводов и песен.


Традиционные русские народные игровые песни — это целый мир, веселый, певучий, полный жизнерадостных картин и образов. Тут зарисовки и русской природы, и деревенского хозяйства, и старинного крестьянского семейного быта. Здесь нет вымысла, нет искусственной надуманной «красивости» — здесь все красиво само по себе, потому что дышит искренней жизненной правдой, поэзией здорового труда, простотой и чистотой непосредственных человеческих отношений.

Земледельческий труд. Основная, самая важная тема в жизни русской деревни. Был этот труд тяжелым; но к родной земле, к любимым и с детства знакомым растениям, плодам и злакам человек, преобразив в игру преодоленные трудовые тяготы, доверчиво протягивает руки и обращается с лаской:

Вейся ты, вейся, капустка моя!

Вейся ты, вейся, виловая моя!..

Маки, маки, маковочки,

Золотые голов*чки…

Уж я сеяла, селяла ленок…

Грушица, грушица кудрявая моя!..

И песни звучат так весело, бодро, жизнерадостно, что кажется, будто именно от них, от их магического вызова, появляются из-под земли все эти свежие зеленые листья, покрывается земля пестрым ковром алых маков, зеленых стеблей кудрявого гороха («девушки, идем горох сеять! милые, идем горох сеять!»), широкими листьями репы, редьки, хрена, узорными кружевами морковных султанов, завитками ярого хмеля («вейся, вейся, ярый хмель, на нашей сторонке!»), растет и расцветает молодая роща, полная благоуханных плодовых деревьев. Казалось бы, прозаические темы повседневной полевой и огородной работы давали мало пищи для поэзии; но, значит, тонко чувствовал, видел и понимал красоту родной земли наш далекий предок, если мог в свое время сложить о ней столько светлых песен и на столетия вперед передать правнукам свое поэтизированное восприятие родной природы.



Ходил, гулял донской казак,

Невест выбирал.

(Бахтин В., Молдавский Д.

Русский лубок XVII–XIX вв.

М.—Л., 1962, № 87).

Песен на аграрную тематику и игр, отражающих в игровом аспекте трудовой календарь земледельца, записано по русским деревням много, но общий репертуар их невелик, и варианты текстов, взятых из разных районов, часто очень схожи друг с другом. Это естественно: игры и сопровождавшие их песни отражали реальные трудовые процессы, а процессы эти были на старых русских полях и огородах примерно везде одинаковы.

Наши предки любили не только родную землю — они любили и окружавших их животных: наблюдали их повадки, дружелюбные или враждебные отношения между собой. В игровых песнях о животных действуют зайцы, бараны, козлы, медведи, гуси, утки, утята, селезни, воробьи и другие представители животного и птичьего мира. Как в песнях на аграрные темы, так и тут звучит теплая лирическая нотка: люди, заботливые и ласковые к растениям, участливы и к животным, и к пернатым («Заинька, где ты был? Серенький, где ты был?»). Беспокоятся о здоровье заболевшего воробья («Дома ль воробей? — Дома, кумушка! — Что ж он делает? — Болен лежит! — Возьми, кума, мяточки, попарь ему пяточки»). Закутывают в теплые одежды озябшего оленя («не озяб ли ты, олень, не озяб ли, молодой?»). Сочувствуют преследуемому зайцу, барану…

Хорошие, добрые песни!


Особенно же обширна тематика игровых песен на темы любви, устройства семьи и брака. Вся сложная эпопея традиционного крестьянского бытового уклада, весь путь становления молодой семьи, начиная с момента первого знакомства девушки с ее будущим суженым и кончая свадьбой, отражены в жизнерадостной игровой песне. Выбор женихом и невестой друг друга тут дается в красочных нарядных образах:

По загороду ходил да царев сын, царев сын,

В городу-то гуляла царевна, царевна,

Она в алом сарафане, сарафане,

На головушке платочек, платочек,

Ровно аленький цветочек, цветочек.

Перстушком она махала, махала,

Золотым перстнем просвещала, просвещала.

Вы отворьтесь, воротички, пошире, пошире,

Мы подвинемся да поближе, поближе,

Мы поклонимся да пониже, пониже…

Вы смотрите-ка, бояра, бояра,

Какова у Ивана молодая, молодая!

Весело изображается выбор женихом новой родни, его взаимоотношения с родственниками невесты. Молодая пара влюбляется, женится, — и вот жизненная правда прочно вплетается в игровую песню и отражает картины быта молодки в новой семье: разыгрываются ее споры со свекром, свекровью, золовками, деверьями, а также и с молодым мужем, от которого как в жизни, так и в игровой песне она терпит иной раз немало горя. Но даже и эту тему игровая песня подает шутливо: оптимизм и бодрость побеждают.


Традиционная игровая песня не знает никаких иносказаний, никаких сложных приемов народно-песенной поэтики, создающей внутренний образ в песнях лирических и многих величальных. Ее образы возникают из внешних описаний. Легкими штрихами зарисовывает она детали родного русского пейзажа:

На горе-то стоит елочка,

Под горой стоит деревенка…

Перелески таки долгие,

На ручьях нет переходинок…

Из-под дуба, дуба, дуба,

Из-под дубова коренья

Протекали ручеечки…

и т. п. Она рисует сказочные картины:

Вышли две девицы на улицу гулять,

Вышли две красные на широкую.

Взмахнули девицы по рукаву —

Из тех рукавов по белой лебеди.

Поплыли лебеди вверх по реки,

Вверх по реки супротиву струи.

Вспоминается: так пляшет на пиру у старого царя его младшая невестка, волшебница Василиса Прекрасная, «царевна-лягушка». Сказкой мелькает в другой песне среди лесных деревьев и молодая свежая березка, осененная сиянием золотого венка, звенящая на весь лес золотым колокольчиком:

Александровска береза, береза

Середи круга стояла, стояла,

Она листьями шумела, шумела,

Золотым венком сияла, сияла,

Золотым звонком звенела, звенела…

Не бывает таких берез на свете! А в игровой песне, — к счастью, для поэтов, мечтателей и всех влюбленных в народную поэзию, — бывает. И плывет в этих песнях вдоль по морю, морю синему, по синю морю Хвалынскому стадо серых гусей, а второе стадо — белых лебедей, плывет и лебедь с лебедятами… Слушаешь — и видишь этот простор синего моря в золотых солнечных лучах и белоснежные крылья красивых, гордых птиц, покачивающихся на его волнах.

Синеет вечернее зимнее небо над теремом молодой рукодельницы:

Из-за гор белы снеги,

Со небес, со небес — часты звезды.

Я, невеста, ковер вышивала…

А по весенней траве, по плису-бархату кто-то щедро рассыпает скачен жемчуг:

У нас при улице, улице широкой,

У нас при мураве, мураве зеленой

Рассыпался жемчуг, рассыпался,

Он по плису-бархату разлетался,

Эх, лёли-лёли-лёлюшки, разлетался…

Ну, кто станет рассыпать по улице, да еще крытой бархатом, жемчуг? Ведь это опять сказка. И таких сказочных образов в игровой песне немало. И красуется ими игровая песня, слегка расцвечивая время от времени свои простые сюжеты, свою простую лексику золотом или цветным орнаментом:

Потеряла девка золоты ключи,

Золоты ключи серебряные

Со шелкова нова пояса

Со застежками серебряными,

Со пристяжкой позолоченной…

На беседе сидит милый,

На коленях держит гусли,

По гуслям бежали струны,

Струны золотые…

Матушка сударыня во пир ушла,

Свои золоты ключи за собой унесла…

Как за розвязью да за зеленою,

За белым-то цветом да за черемушным,

Ой, да за алым-то цветом да за смородиною

Подле тын я хожу…

Золотое, серебряное, белое, алое… Не бывает на свете алых цветов на кустах смородины, не бывает золотых кочнов на огородах, не бывает лесных берез в золотых венцах, не бывает и лебедей, которые вылетали бы из девичьих белых рукавов!

А в игровой песне — бывает.

И как хорошо, что бывает!

Загрузка...