Песни Кавриса

Глава четырнадцатая

В седьмом классе шел урок географии. Ольга Павловна рассказывала о богатстве нашей Родины — о полезных ископаемых. О том, как фашисты хотели их захватить. Каврис не пропускал ни единого слова из ее объяснения. Он решил взять себя в руки, не позволять мыслям гулять в голове как попало и не думать о еде. Вот уже второй день задерживали школьный паек.

— У Гитлера был подлый план, — продолжала учительница, — оккупировать Кавказ и Урал. В Баку — нефть; на Урале — руда. Нефть — это горючее для военной техники; руда — это танки, самолеты, пушки, оружие. Советская Армия разрушила замыслы врага: разбила немцев под Сталинградом и отбросила фашистские войска от Москвы и Ленинграда…

Такой хороший рассказ Каврис мог слушать хоть целый день, забыв обо всем на свете. Но вдруг мальчик почувствовал, что ему плохо: на лбу выступил холодный липкий пот, в глазах зарябило. Каврис попросил разрешения выйти из класса.

Свежий воздух и яркий свет заставили его пошатнуться. Чтобы не упасть, Каврис ухватился за забор. Земля казалась желтой. Когда он дошел до интерната, земля вдруг завертелась крыльями ветряной мельницы и опрокинула его.

Мальчик не помнил, как поднялся и добрел до своей койки.

…В комнате стояла необычная тишина — все были на уроках. Взгляд Кавриса скользил по привычным предметам: кроватям, застеленным байковыми одеялами, голубым тумбочкам, где хранились вещи и продукты. Вон тумбочка Пронки. Там лежит талган. У Макара есть хлеб, две буханки, — недавно мать из аала привезла. Помнится, сказала ему тогда: «Учись хорошенько. Мы сами хлеба не едим — тебе оставляем».

Каврис приподнялся, прислушался — никого, пусто. Очевидно, до конца урока осталось минут двадцать. Значит, можно успеть. Он встал и подошел к тумбочке Макара; распахнул дверцу — запахло хлебом. Мальчик с ловкостью кошки схватил буханку, но тут… руки у него задрожали. Он никогда-никогда без спроса не брал чужого. С малых лет его учили: «Воровать — значит оказаться в черном позоре». Каврис оглянулся — видит ли кто его сейчас? Дрожь в руках не проходила. Он положил хлеб на место, закрыл тумбочку. Случайно взгляд упал на книгу. Оказывается, и Макар читает «Как закалялась сталь». Эта книга как-то уже помогла Каврису справиться с тяжелыми мыслями. Тонка дала почитать. В те дни, когда умерла бабушка, и он сам хотел умереть…

Хорошая книга дорога, как хороший друг. Каврис с нежностью прижал томик к груди. Так он и уснул с ним.

На следующий день Каврис получил паек сразу за три дня. От сытной еды он повеселел, и Макар даже решился пошутить над ним:

— Наш Каврис здорово книжки читает — спит с ними в обнимку!

— А ты не смейся. Между прочим, я твою книгу и раньше читал.

— Так почему же опять взял?

— Хорошую книгу можно читать много раз.

— Что же там хорошего? Тебе что понравилось?

— Все.

— Так не бывает. Мне, например, интересно было читать, как Павка стащил у немецкого офицера наган и еще как он помог матросу Жухраю в драке с петлюровцами…

— И только? Ты всю книгу читал или с пятое на десятое? В этой книге есть очень мудрые слова, их нельзя забыть.

— Скажешь тоже! Я на слова никогда внимания не обращаю. Самое толковое — это кто и что делает. Делает, понял? А слова… За словами следить — много ли книг прочитаешь? Их вон целая библиотека! Жизни не хватит…

…Он, конечно, не выучил стихи Пушкина — проспорил с Макаром весь вечер, как надо книжки читать.

На перемене, перед звонком на урок, Каврис шепнул Пронке:

— Сбегу! А?

— Хуже будет, — рассоветовал Пронка. — Признайся Софье Михайловне, что всю ночь про Павку Корчагина читал. Она добрая.

— Обмануть? Я же не читал, я с Макаром спорил.

— Какая разница! Скажи — и все!

Прозвенел звонок, а Каврис все стоял и раздумывал, как поступить, пока Софья Михайловна не появилась у дверей класса, держа под мышкой классный журнал.

— Что это вы в дверях застряли? — спросила она мальчиков.

— Заговорились, — нашелся бесцеремонный Пронка.

— Эх, была не была! — махнул рукой Каврис. — Пошли!

Первым, как нарочно, вызвали Танбаева. Он неохотно поднялся из-за парты:

— Я к уроку не подготовился, Софья Михайловна.

— А почему?

— Так…

В классе зашумели: «Вот какой он «отличник»! А еще в пример ставили!»

Каврис, конечно, слышал все реплики в его адрес, слышал и страдал от обидных, но справедливых слов. Он пытался взять себя в руки, но ничего не выходило. Как научиться закалять себя? Если есть сила желать — например, желать есть и пить, — то, наверно, есть и сила, чтобы терпеть и бороться с желаниями, презирать их, отстранять и переставлять с первого места на второе. Как Корчагин!

Каврис вскинул голову: нет, он не будет стыдливо смотреть вниз и прятать глаза! Пусть все видят, что он не просит снисхождения, а сам первый, именно сам, осуждает себя за слабость и безволие. Но тут неожиданно с места выкрикнул друг Пронка:

— Он всю ночь «Как закалялась сталь» читал! Я сам видел!

— Не обманывай, — покраснел Каврис, — не читал, а только в руках держал. Это такая книга…

— Какая, Танбаев? — Софья Михайловна с надеждой взглянула на его взволнованное лицо. — Что тебя в ней заинтересовало?

— Слова Корчагина. Он сказал: «Умей жить, когда тебе невыносимо жить». — Подумав, Каврис продолжал — «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое».

— Очень хорошо, Каврис, — похвалила учительница. — Садись, оценку тебе сегодня не поставлю, но учти — спрошу на следующем уроке. Поэзия Пушкина учит прекрасному и возвышенному не меньше, чем проза Николая Островского. Но коль скоро мы здесь заговорили об Островском, я хочу немного дополнить Танбаева, хотя это и не по программе. Есть книги, которые не просто развлекают: рассказывают нам о каких-то необыкновенных приключениях, о странах и народах, которые от нас далеко, — есть такие, которые учат жизни. Ну да, жизнь ведь тоже учеба, трудная и увлекательная. Одному, без учителей, без наставников, ее не одолеть: обязательно свернешь на кривую тропку или, споткнувшись о первое препятствие, так и не встанешь. Кто хочет жить, а не прозябать в топком и вязком болоте, а это значит потакать каждому своему желанию, жалеть себя, пасовать перед трудностями, — тот должен дружить с книгами-наставниками. Такие книги, как дружеская рука, всегда протянуты человеку. Надейтесь на них, дорожите ими, слушайтесь их… Я думаю, что Каврис не случайно запомнил слова Павла Корчагина. Я уверена, что он их не «зубрил», чтобы щегольнуть сейчас перед нами своей отличной памятью. Они запали в его сердце и теперь будут гореть в нем путеводной звездой, освещая каждый поворот, каждую преграду. Верю, что Каврис Танбаев научится жить, как жил герой Николая Островского — прекрасно и светло!

Все время, пока говорила учительница, в классе стояла необычайная тишина.

Каждый думал о себе: может ли он сам хоть одной черточкой своего характера сравниться с Павлом Корчагиным?

— Куда нам, грешным, — вздохнул Пронка.

— Из всего нашего класса, — прошептала Тонка, — только Каврис такой.

Софья Михайловна улыбнулась:

— Посмотрим, как он кончит учебный год.

Когда выходили из класса, Пронка подтолкнул Кавриса под локоть:

— Видел? Здорово! А ты еще разозлился: «Неправду говорит»… Двойку не поставила и весь урок проговорила. Я, между прочим, тоже не выучил. Если бы спросила — амба!

— Эх, голова бедовая! Чего бы тебе, Пронка, ни сказали, будто горох об стену…