Рика тщательно наряжалась к обеду. Она привыкла к воздушным струящимся паллам, которые носили знатные византийки. Просторное одеяние было удобным, и его было приятно носить. К тому же оно обволакивало женскую фигуру красивыми складками, придавало ей особую соблазнительность. Абдул-Азиз не скупился на подарки и выбирал ткани и цвета, которые ей очень шли.
Когда Абдул бывал в городе, он приглашал Рику пообедать с ним. Казалось, что он был очарован ею. Его поражало, что она довольно часто обыгрывала его в шахматы. Она знала, что после того как он позволял ей удалиться на покой, он призывал в свою постель одну из жен или наложниц. В гареме постоянно обсуждались его предпочтения и подсчитывалось, кого и сколько раз он приглашал. Однако трапезы он делил только с Рикой.
Сначала Рика была уверена, что он просто не хотел обижать своего торгового партнера, но в последнее время она стала читать в его полузакрытых глазах кое-что еще, похожее на желание. Она пока не приняла ислам и, следовательно, не могла выйти за Абдула, но он настаивал на этом с нарастающей горячностью.
– Понравилась тебе сегодняшняя прогулка верхом, Маленький эльф? – поинтересовалась Хельга, расчесывая серебряным гребнем волосы Рики. Они все еще были короче, чем подобало ей по ее положению, но старушка умела их так причесать, подворачивая локоны в хитроумные зачесы, что это скрывало недостаток их длины. – Ты каталась недолго…
Рика прикусила губу. Бьорн вел себя невыносимо, грубо и гадко. Как она могла думать, что он любит ее, если он способен так ее третировать?
Она решила игнорировать вопрос Хельги и задать свой:
– Хельга, почему за доброту человек платит злобой и грубостью?
– О, нужно быть мудрецом, чтобы знать, почему кто-то ведет себя так или иначе, – отвечала старушка, приглаживая очередной непокорный огненный локон. – Но я часто сталкивалась с тем, что за гневом люди стремятся скрыть боль. Особенно это касается мужчин.
– Правда?
– Да. Это заставляет их говорить и делать вещи, которые никогда не пришли бы им в голову, будь они в трезвом уме, – продолжала Хельга. – Взять, к примеру, твоего отца. Он был совершенно не в себе от горя, когда умерла твоя мать. Это заставило его совершить поступок, о котором он жалеет всю жизнь.
– Я не была в этом виновата, – упрямо насупилась Рика.
Хельга не проявляла деликатности, когда заводила разговор на любимую тему. Она не скрывала, что хочет помирить старого хозяина и новую хозяйку, и не упускала ни единой возможности, пытаясь уговорить Рику простить Торвальда.
– Конечно, нет, ягненочек, – ворковала Хельга. – Но ты должна помнить, что боль и горе делают мужчин дураками. Всех мужчин.
Значит, Бьорн мучается? Значит, ему больно? Он что, полагает, что у нее сердце не болит? Разве не страдала она хуже проклятых душ в Нифльхейме, не зная, жив он или мертв? Она подошла к окну. Бьорн работал во дворе. Он поднимал на вилы сено из стога и относил его в стойла. За месяц службы он восстановил свой прежний вес. При работе мускулы на его спине перекатывались. От его твердой и плавной походки у нее слабели колени.
Возможно, она тоже поглупела от боли. Но заставит ли это ее совершить полную глупость? Наверное, пришла пора выяснить это.
– Аль-Амин, – тихонько позвала она. Она не видела его в своих покоях, но знала, что он где-то неподалеку, скрывается в тени за дверью, ждет, когда понадобится ей.
– Да, моя госпожа?
– Я хочу, чтобы варяг прислуживал нынче за ужином.
– Но, госпожа моя, он не обучен деликатной службе в доме. – Тон Аль-Ами намекал на то, что северянин вообще не приучен к дому. Он как бродячий пес. Пусти его в дом, и этот варвар обязательно нагадит на драгоценные ковры.
– Тогда позаботься о его обучении… Причем поскорее, – велела Рика. – Он сказал мне сегодня, что остальные слуги уверены в том, что ты его оскопил, потому нет никаких препятствий для его службы наверху. Он достаточно разумен, так что ты наверняка сможешь научить его прислуживать за столом.
Аль-Амин нахмурился и перешел на шепот:
– Госпожа моя, вы считаете это разумным?
– Возможно, нет, – призналась она. – Но таково мое желание.
– Помни, – яростно шептал Аль-Амин Бьорну, – чтобы обслуживать изящно, нужно стараться быть невидимым. Предлагай блюда слева, а затем отступай в сторону и жди указаний. И наполняй чашу хозяина льдом и соком, не дожидаясь напоминаний.
– Хм, – угрюмо пробурчал Бьорн.
Он подхватил поднос с запеченным ягненком и овощами и заступил за каменную резную решетку. Он поставил тонкие тарелки перед арабом и Рикой, затем отступил в сторону. Вроде бы он все сделал правильно, потому что почувствовал себя невидимкой даже в этих мешковатых штанах, которые евнух велел ему надеть. Никто из обедающих не посмотрел на него.
Серебристый смех Рики скребком прошелся по его слуху, когда он наполнял чашу Абдул-Азиза ледяным соком. В какой-то момент ему захотелось налить ему яда, но он тут же напомнил себе, что араб ни в чем не виноват. Виновата была Рика.
– Так какую северную прелесть ты приготовила мне сегодня, мой бледный цветок? – спросил Абдул.
Бьорн сжал кулаки.
– Песню девы, – ответила Рика и слегка качнула головой, рассыпая золотые отблески на лоб. Рыжие локоны засверкали в свете ламп. Если хотите знать, это любовная история.
– А-а. Я такие очень люблю. – Абдул-Азиз отхлебнул сока и устремил взгляд на оживленное лицо Рики. Бьорн обратил внимание, что она, как настоящий скальд, с полной отдачей устраивала представление для одного человека. Каждый звук, каждое движение, каждый нюанс были тщательно отточены.
– Тогда слушайте, и вы узнаете историю Рагнара и Сванхильды…
«О паре обреченных любовников», – мысленно закончил вместо нее название Бьорн. Ему отчаянно хотелось зажать уши. Как может она рассказывать арабу историю, которой заворожила его много месяцев назад? Той сладостной ночью, когда он впервые сорвал поцелуй с ее губ… Нахлынувшее воспоминание пронзило его. И с этого момента он был навсегда сражен. Зачем она заставляет его стоять и слушать, как она рассказывает эту историю другому мужчине? Впервые Бьорн почувствовал ненависть по отношению к ней. Он закрыл глаза, но звук ее голоса впивался в уши, низкий, обольстительный… Она плела кружевную вязь рассказа с умением и безжалостностью паучихи, готовой съесть своего самца, едва закончится совокупление.
– …Крик берсеркера сорвался с его уст, и Рагнар вскинул свой кинжал. Но Сванхильда вскочила и вырвала клинок из его рук, прежде чем он успел вонзить его в свое сердце.
Глаза Бьорна широко раскрылись. Рика изменила историю, а скальды никогда этого не делают! Легенды, устные сказания северного народа считались священными и неизменными, и именно так передавались от скальда к скальду, из поколения в поколение. Он страстно впитывал каждое слово, а она продолжала…
– Прости меня, любовь моя! – вскричала Сванхильда. – Я не хотела причинить тебе боль, но ты так долго отсутствовал, что я должна была узнать, крепка ли по-прежнему твоя любовь ко мне.
Ему почудилось, или Рика действительно мельком взглянула на него?
– Рагнар заключил ее в объятия. «Ты тоже прости меня, – сказал он. – Я больше не буду оставлять тебя одну. Давай поплывем в нашу северную ширь и навсегда забудем печали». – Голос Рики дрогнул.
Бьорн с трудом сдерживался, чтобы не пустить слезу.
– Так они и сделали. – Рика широко взмахнула рукой, отвлекая внимание от своего взгляда в сторону Бьор-на. – И с тех пор до конца своих дней Рагнар и Сванхильда пили не переставая из рога любви. – Тут она перевела взгляд на сидящего рядом Абдул-Азиза, пока он не успел заметить их переглядывание.
Араб захлопал в ладоши:
– Прекрасно рассказано! И как чудесно, что все закончилось радостью. По правде говоря, ты держала меня в напряжении. Я боялся, что влюбленные расстанутся. Так часто бывает в рассказах о любви. Ведь правда?
– В старых сказаниях очень часто, – согласилась она. – Но иногда верная любовь должна победить.
– Конечно, должна, – кивнул Абдул-Азиз и нахмурился, посмотрев на свою тарелку. – Где же наши фрукты?
Бьорн поспешно повернулся и вышел из столовой. Перепрыгивая через две ступеньки, он помчался на кухню. Аль-Амин встретил его хмурой гримасой.
– Не тревожься, друг мой, – промолвил Бьорн. На сердце у него было так легко, что даже евнуха он готов был обнять с радостью. – Я тебя не опозорил. Мне просто нужны фрукты.
Когда Бьорн увидел нарезанные ломтики арбуза, ему в голову пришла блестящая мысль.
– У меня на родине, чтобы сделать блюдо интереснее, повар вырезает на кожуре узоры. Позволь показать тебе. – Он схватил ломтик и стал быстро делать на кожуре надрезы. Он не сомневался, что Аль-Амин не увидит в них смысла. И действительно, сдвинутые брови евнуха показали, что он ничего особенного не заметил.
Когда Рика увидела нанесенные на кромку ломтиков арбуза руны, она фыркнула, еле сдерживала смех и вынуждена была закашляться, чтобы скрыть веселье. На толстой кожуре Бьорн вырезал: «Тролль с яйцами с горошину».
Медленно прихлебывая сок, Рика рассматривала свой арбуз. Адресованное ей послание было кратким и опасным: «Купальня. Восход луны».