Песочные замки

Арман Лану — новеллист

Перед нами — сборник новелл известного французского писателя Армана Лану (род. в 1913 г.). Это короткие рассказы довольно разных жанров — и сюжетные новеллы, приближающиеся к небольшим повестям, и совсем другого интонационного звучания маленькие эссе, и своеобразные репортажи, напоминающие «физиологический очерк» прошлого века, и лирические миниатюры, и рассказ-воспоминание, и сказка-притча; это рассказы веселые и печальные, серьезные и шутливые (порою веселые и печальные, серьезные и шутливые одновременно), рассказы подчас неожиданные, парадоксальные, озорные, но всегда глубокие по мысли, написанные с уважением к человеку, проникнутые обостренным чувством времени, всегда ощутимо связанные с современностью, с главными заботами наших дней. Писались они в разные годы, с начала 50-х годов, и печатались тогда же во французских журналах. В 1979 году автор сложил их вместе, сделал из них книгу и назвал ее — по одноименной новелле — «Песочные замки».

И произошло неожиданное: собранные воедино, проложенные новыми маленькими текстами — авторскими пояснениями, сопровождениями, напутствиями, связками, — «старые» новеллы помолодели, обрели новое дыхание. Правда, писатель — очень тонко и скупо — кое-где «обновил» текст, он придал новеллам словно бы стереоскопичность, поглядев на прежние события глазами сегодняшнего дня. Но дело, я думаю, не только в этом. Написанные как «сиюминутные» репортажи двадцать, а то и тридцать лет тому назад, новеллы Армана Лану, прочитанные теперь, показали, что изменился лишь внешний декорум, среди которого происходит действие, а люди в общем-то — те же; одетые по иной моде, они и в нынешней Франции живут теми же заботами, их волнуют те же примерно проблемы. Потому что Арман Лану писал и пишет о главном в жизни.

И еще одна особенность бросается в глаза; не теряя ни на гран своей художественной самостоятельности, своей, так сказать, самодостаточности, новеллы образовали некое единство, стали цельной вещью — книгой новелл.

Объяснение всему этому можно найти у самого Армана Лану: в своих новых текстах-связках он говорит и об этом (в частности, в том маленьком эссе, которое он назвал «Кладбище ракушек»). Чтобы отдельные, разрозненные ракушки составили ожерелье, говорит он, надо найти связующую нить, на которую их нанизать. Эту нить писатель называет «смыслом истории», употребляя слово «история» в двух значениях. Смысл каждой истории (с маленькой буквы), рассказанной Арманом Лану, сопрягается в его писательском замысле — а значит, и в читательском сознании — со смыслом Истории с большой буквы.

Писатель создавал эти новеллы по живым впечатлениям (иногда — по столь же живым воспоминаниям). Это быстрые зарисовки с натуры, моментальные фотоснимки, сделанные на вокзалах и в пригородных поездах, на улицах парижских предместий. Это маленькая портретная галерея — мужчины и женщины, старики и молодежь, рабочие и мелкие служащие, владельцы кафе и лавчонок, приказчики, модистки. Все эти бытовые сценки, случайные встречи, эти запавшие в память повороты судьбы, осмысленные как предчувствия и приметы, эти диалоги и конфликты, вспыхивающие и затухающие в толпе, — кусочки того пестрого калейдоскопа, который ежеминутно меняется перед глазами и который складывается в каждодневную жизнь. Репортерская зоркость позволила писателю выхватить из этих водоворотов что-то яркое и броское, что-то запоминающееся в силу самой своей броскости. А настоящая писательская хватка, художническое мышление придают этим сценкам пронзительную достоверность, типичность, серьезность, глубину. Наблюдения оказываются включенными в общую картину современной жизни, они — узелки той нити, которую писатель именует смыслом Истории. Высвечиваются индивидуальные характеры и судьбы, и в них преломляется История с большой буквы. И когда на те поиски сути жизни, путей жизни, на поиски самого себя в жизни, которые ведут герои рассказов, проливается свет сегодняшнего дня, когда на события и на людей пятидесятых — шестидесятых годов писатель смотрит — а поэтому смотрим и мы — с порога восьмидесятых годов, — движение истории нашего века обретает дополнительную значимость и смысл. В ее ход вовлечены самые маленькие, самые личные дела и заботы, и писатель считает их вовсе не маленькими; это заботы, которыми всегда живет человек, они наполняют его жизнь, и судьба страны, мира, человечества будет не до конца понята, будет неточно вычислена, будет худо построена, если не учитывать стремлений и забот, обуревающих пассажиров пригородной электрички, или юных, лишенных детства Эрика и Сандры, тайком, по ночам строящих недостроенные десятью годами раньше песочные замки…

Несколько новелл иного типа (о Мопассане, например, или притча о вышитом тигре), включенных Арманом Лану в его книгу, нисколько не противоречат этой концепции. Ибо через эпизод из жизни Ги де Мопассана — эпизод и сам по себе великолепный и мастерски написанный — возникает образ Второй империи, образ Франции, изнывающей под пятой Луи Бонапарта, — и, как всегда, Лану находит характеры, не смирившиеся с абсурдом Истории; такова благородная фигура романтической мятежницы — Белой дамы… История настоящего искусства тоже неотделима, по Арману Лану, от радостей и страданий живых, конкретных людей — и самих художников, и тех, чья жизнь дает художнику творческий импульс.

Бросить свет Истории на конкретный случай, на живых людей, на романтическое воспоминание, на факт из собственной жизни, вписать маленький эпизод в историю страны и тем самым озарить смысл Истории теплым светом конкретных человеческих болей и радостей, отсветом конкретных судеб простых людей, в конечном счете вершащих Историю, — такова, очевидно, та настоятельная художническая потребность, которая движет пером новеллиста Армана Лану.

И еще одна черта скрепляет между собой новеллы этой книги. Это их интонационная общность, связанная с тем, что мы постоянно ощущаем рядом самого автора, его пристрастия, его отношение к тому, о чем он нам рассказывает. Новеллы Лану — очень личные произведения. Автор откровенно беседует с читателем, он часто прямой свидетель, а то и участник изображаемого, он вторгается в повествование, судит, оценивает, размышляет. Лирический герой большинства рассказов — он сам, писатель Арман Лану, хорошо известный в нашей стране прежде всего как автор многих переведенных у нас романов.

Но в романах, естественно, сам автор так прямо на передний план не выступает. Романы создаются по иным композиционным и жанровым законам, в них по-иному воспроизводится жизнь, по-иному течет время. И тем не менее романы Лану — тоже произведения художника неравнодушного, озабоченного главными проблемами времени…

Свою трилогию о войне писатель назвал «Безумной Гретой» — по аллегорической брейгелевской картине, где изображена яростная фурия-война; в русском переводе печатались все три романа трилогии. «Майор Ватрен» (1956) рисует Францию горьких времен поражения и гитлеровского нашествия, времен Сопротивления. В «Свидании в Брюгге» (1958) образ лечебницы для душевнобольных символизирует весь современный западный мир с его военным безумием. Но этому разгулу безумия противостоит в книге Армана Лану, как и всегда в его творчестве, порыв к преодолению одиночества, противостоит дружба людей, страстность в отрицании безумия и войны.

Третий роман трилогии, «Когда море отступает» (1963), был удостоен Гонкуровской премии. Страстность достигает здесь еще большего накала — страстность поисков ответа на вопрос «зачем?». Герой романа, канадец Леклерк, участник боев за освобождение Франции 1944 года, приезжает в 1960 году во Францию, в Нормандию, на места давних боев. Он бродит по песчаным пляжам Атлантики, весь во власти страшных воспоминаний о войне. Зачем мы воевали? — думает он. — Зачем гибли друзья, юноши, не успевшие увидеть жизни, оставив лишь безутешных матерей, жен, невест? Зачем? Неужто все забыто?.. Гибли для того, чтобы сытые лавочники по-прежнему богатели, мошенничали, лгали?..

Писатель находит ответ на эти вопросы. Антифашистская битва шла за то, чтобы ужасов войны не знали сегодняшние мальчишки, такие, как безнадзорный Оливье, что играет среди поросших травою дотов… Не забывать, не успокаиваться, не прощать — таков нравственный урок трилогии Армана Лану. И читатель сборника «Песочные замки» без труда уловит то общее, что связывает нравственный пафос — а местами и мысли, ситуации, героев — этой трилогии (особенно третьей ее части) и новелл.

Арман Лану — автор и многих других книг. Здесь и беллетризованные биографии Эмиля Золя, Ги де Мопассана, Ролана Доржелеса, и сборники стихов, и пьеса для театра, и ряд эссе, и историко-литературная проза о Парижской коммуне, и роман об эпохе Сопротивления «Пчелиный пастырь» (1974).

Диапазон, как мы видим, очень широк. Но творчеству Лану, всему, что он пишет, свойственно при этом художническое постоянство. Оно проявляется, как у многих писателей, в возвращении к полюбившимся характерам, в перекличке между разными книгами, в повторении некоторых ситуаций, но главное, пожалуй, все же другое. Единство творчества Лану — в его нравственном содержании, в непримиримости к разрушению и войне, в бережном внимании писателя к простым человеческим заботам, к юной любви, к бедам одинокой старости, его радость при виде проявлений человеческой доброты, заботливости, сострадания.

Единство творчества Лану — в единстве творческого метода, которым пользуется художник. Французская критика склонна говорить об Армане Лану как о натуралисте. Пожалуй, вернее было бы здесь говорить о полнокровном реализме писателя. Впрочем, предоставим слово самому Лану. В 1963 году, отвечая адептам литературы абсурда, упрекавшим его в натурализме, он писал: «Итак, по-вашему, я натуралист? Да, если вы подразумеваете под этим, что меня интересуют общественные проблемы; что я придаю экономическим и социальным факторам первостепенное значение; что я люблю Жервезу, эту женщину из народа, лучшую из героинь, когда-либо созданных Эмилем Золя; что я считаю «Жерминаль» одним из величайших романов всех времен, поскольку это был первый роман, изобразивший рабочих… что я наивно считаю содержание романа вещью столь же значительной, как и его форма, считаю, что роман должен быть написан достаточно просто, чтобы его могло прочесть как можно больше читателей и чтобы его идеи распространились как можно шире, — что ж, на этих условиях, и только на них, я признаю себя продолжателем натурализма… Я имею слабость полагать, что хлопоты женщины, добивающейся пособия по многодетности, или страхи пятнадцатилетнего мальчишки, живущего в многолюдном квартале дешевых новостроек, куда интереснее для литературы, чем самый совершенный разрез сознания самого изысканного ума. И что эксплуатация человека человеком, атомная война или проблема перенаселения являются более важными для романиста, чем построение романа без сюжета, без интриги, без героя».

Творчество Армана Лану — и новеллиста, и автора произведений больших эпических форм, — писателя-реалиста, члена Гонкуровской академии, помогает современникам постигать самое главное — правду жизни. Оно находит свое место в благородной борьбе за мир и социальный прогресс.

Морис Ваксмахер