Глава 4

Спустя четыре часа майор Вайклифф уже не имел сил подавать хоть что-нибудь. Нога болела, спина одеревенела, голова раскалывалась. Но больше всего болели руки и запястья после того, как он натирал столовое серебро, потемневшее до такой степени, что на его серой поверхности почти ничего не отражалось. Да что там, его большие пальцы просто не гнулись.

– Да, вот это зрелище, – отвлек его скрипучим голос денщика. – Заслуженный гусарский майор, скрючившись, как хромая лошадь, начищает серебро старой девы. Да от этого впору повеситься.

Простонав, Энтони развернулся на высоком табурете, на котором он сидел в тесной каморке дворецкого.

– Прекрати, Керби. Бывали мы в ситуациях и похуже этой.

– Конечно, – отозвался коротышка, серьезно кивнув. – Но такой вони еще не было ни разу.

Энтони ничего не оставалось, как согласиться. Средство для полировки, которое ему посоветовала горничная, своим едким запахом наполнило крохотное помещение.

– Ты пришел сюда отговаривать меня? – спросил он, с радостью откладывая в сторону потемневшую чайную ложку.

– Да, пришел проверить, не образумились ли вы. Мы можем быть в Лондоне уже завтра в полдень.

Энтони подумал о своих скромных, наполненных приятными запахами апартаментах в Лондоне и вздохнул.

– Я не могу вернуться, пока не женюсь, – ответил он.

– Но назначение на должность…

– Она для женатых.

Мясистые губы Керби сжались в плотную линию неодобрения. Энтони видел это выражение много раз прежде и хорошо понимал его значение. Оно свидетельствовало о том, что старший по званию и его нынешний наниматель – невероятный дурак. И на этот раз Энтони подумал, что, возможно, его угрюмый денщик в чем-то и прав.

– Выкладывай, что у тебя на уме, приятель.

Керби не заставил себя просить дважды. Расправив плеч он начал:

– Я прошу прощения, сэр, но в мире много женщин, которых можно уложить в постель, не наряжаясь в панталоны слуги и не начищая серебряные ложки.

– Я не хочу затащить женщину в постель, Керби. Я женюсь на Софии и более ни на ком другом.

Денщик нахмурился, его лицо передернулось от досады.

– Но зачем, сэр? Даже ради спора она явно всего этого не стоит.

Он презрительно обвел взглядом крохотную каморку дворецкого.

Энтони охватила жгучая ярость. Такую реакцию нельзя было назвать разумной. Денщик лишь повторил то, что он сам себе много раз говорил в последние дни. Но непонятная злость продолжала разливаться у него в крови, подобно раскаленному свинцу.

– Тысяча гиней, старина, – сказал он резко. – Сам знаешь, у меня нет таких денег, не говоря уже о том, что мне даст выигрыш в этом споре.

Керби покачал головой, явно отвергая такую мысль.

Ваш отец сможет выплатить долг.

– Я не побегу к отцу! – воскликнул он, но внутренне поморщился.

Он уже думал об этом раз десять, не меньше. Энтони до сих пор не мог взять в толк, почему он заключил это необдуманное и явно опрометчивое пари. Однако спор имел место, и ему нужно с этим считаться. Мысль о том, чтобы попытаться объяснить своему отцу всю эту дурацкую ситуацию рождала лишь сожаление, что он не умер еще на больничной койке.

– Она не стоит того, – настаивал Керби. – Я знаю, вы считаете ее ангелом. Она вернула вас с того света, и не проходит и дня, чтобы я не поблагодарил нашего Отца Небесного за то, что она вырвала вас из когтей костлявой, так как сам я этого сделать не смог.

Керби замолчал, испытывая нетипичную для него неловкость.

– Она хорошая, правильная женщина, сэр, когда не закапывает на лугу мебель. Но она приходила в госпиталь не только ради вас. Она навещала всех, майор. Умирающих и бедных. Она посещала их всех по часам. Посещение больного не может быть основой для создания семьи.

Энтони ничего не ответил. Ему все это было известно. Даже лежа в бреду, он знал, что София навещает всех пациентов в госпитале. Но, несмотря на терзающие его каждую ночь сомнения, он верил в то, что к нему она приходила не так, как к остальным. Они много о чем говорили. Она рассказывала ему свои сны, и он видел тоску в ее глазах, когда она смотрела на него. Только тогда, когда смотрела на него.

Шевеля желваками, он сердито взглянул на своего денщика.

– Ты высказал свое мнение. Теперь уйди.

Отвернувшись, он не стал дожидаться, когда Керби выйдет из комнаты. Качая из стороны в сторону затекшей ногой, он намеренно не обращал внимания на человека, с которым прошел через жизненные передряги и поля сражений, который брил его, ухаживал за ним, даже мыл его. Он повернулся к Керби спиной и в нетерпеливом напряжении ждал, когда тяжелый отзвук шагов удаляющегося денщика затихнет.

Но вместо этого он услышал ее голос:

– Если вы не объясняете это ему, майор, возможно, тогда вы объясните мне.

Он резко развернулся, и от вида Софии, стоящей рядом с его денщиком, по его телу пробежала волна дрожи. Он никогда не думал, что ее мягкий голос может его напугать. Звук ее шагов отпечатался в его сознании, он слышал их во сне и ждал днем.

И все же она застала его врасплох, появившись тогда, когда он меньше всего был готов с кем-либо говорить, и особенно с ней.

– София, – прошептал он сдавленно.

У него перехватило дыхание при взгляде на ее невозмутим лицо, обрамленное золотистыми волосами, хотя ее локоны теперь были коротко острижены. Стоявший рядом с ней Керби церемонно ему поклонился и удалился из комнаты, но Энтони этого почти не заметил. Его ангел был перед ним, требуя ответа, который он затруднился бы сейчас дать.

– Ваш слуга говорил правду? Вы сделали мне предложен потому, что я навещала вас в госпитале?

Он смущенно замялся, радуясь тому, что она не слышала их разговора о злополучном пари.

– Я предлагаю вам покровительство, которое вам обеспечат мое имя и я лично, – сказал он сухо. – Причины не имею значения.

Однако она по-прежнему была непреклонна.

– Я уже отвергла ваше безусловно щедрое предложение майор…

В госпитале вы его приняли.

– Я уже передумала и отвергла ваше безусловно щедро предложение, – поправилась она. – Если вы хотите, чтобы я изменила свое мнение, вам придется огласить причины. Почему вам так нужно, чтобы я вышла за вас?

Расправив плечи, он поднял подбородок. Все его тело сковало такое напряжение, словно он стоял под дулами готовых его расстрелять карателей. Почему же ему это так тяжело дается?

– Я обязан вам своей жизнью, леди София. Только благодаря вам моя лихорадка отступила. Врачи говорят, что это было чудо. Я знаю, что это были вы.

– Ваше редкостно крепкое телосложение и выдающееся упрямство были причинами вашего выздоровления. А я лишь немного вас поощрила.

Он кивнул, и от этого движения его мышцы натянулись, подобно струнам.

– Вы были ангелом милосердия…

– И воплощением добродетели, – сухо добавила она. Так постройте мне склеп и возлагайте у него цветы. Нет нужды так мучить себя, начищая столовое серебро моей тети.

Он не шелохнулся, его тело оставалось совершенно неподвижным, но глубоко внутри у него родилось и набирало силу чувство, которое в нем пробуждала лишь она. Никто другой не мог сделать так, чтобы на душе у него стало светло. Радость нечасто посещала его, но когда София бывала рядом, играя, споря с ним, он ощущал внутри себя ее присутствие. Эта девушка была источником радости, и он лишь укреплялся в своем намерении сделать ее частью своей жизни.

– Давайте выйдем из комнаты дворецкого, майор, – стала уговаривать его София. – Мы можем расположиться в гостиной.

Он ощутил на своей руке животворное тепло ее ладони, повлекшей его за собой. Больше всего на свете ему бы хотелось поддаться ей. Но он знал, что это станет первым шагом к его изгнанию из ее жизни. Она выведет его из каморки дворецкого в гостиную, и он не успеет оглянуться, как она выдворит его за дверь – возвращаться в Лондон. В одиночестве.

Поэтому он проявил твердость.

– Я ваш дворецкий, – возразил он сухо. – Мне не пристало сидеть рядом с вами.

– Ах, майор, ну прекратите, – резко сказала она. – Вы же не можете и вправду думать, что я прониклась к вам нежностью в госпитале. Там вы были одним из сотен, с которыми я проводила время. То, что вы чувствуете ко мне, всего лишь благодарность, ее я принимаю. И поверьте, наши беседы доставляли мне огромное удовольствие, но едва ли это может послужить причиной для замужества.

Каждое ее слово ранило его, подобно ножу. Это обескураживало его, лишало всех сил. Но он, в конце концов, был гусарским майором, поэтому, подняв на нее взгляд, он стал изучать выражение ее лица так внимательно, как не рассматривал ни один план битвы ранее. Он знал каждую ее черточку, каждое движение ее глаз и их значение.

Если бы она солгала, он знал бы об этом.

– Я для вас был всего лишь одним из множества пациентов? – спросил он напрямик, принуждая ее отвечать ему. – Од ним из множества раненых солдат?

Она моргнула, но глаз не отвела.

– Да.

– И вы даже на секунду не вспоминали обо мне, отойдя от моей койки?

Ее лицо стало непреклонным, но более важным было то, что она почти перестала дышать.

– Да, – подтвердила она.

Она, несомненно, лгала. Он облегченно вздохнул и наконец расслабился. Его губы тронула легкая улыбка.

Ошеломленная, она стояла и смотрела на него.

– Майор?

– Я ждал ваших посещений, – спокойно заговорил он. – Каждый день я считал секунды до вашего прихода. И пока я ждал, я вспоминал. Я представлял себе каждое ваше слово, каждое движение.

Она замотала головой, явно обеспокоенная той небрежностью, с которой он говорил о своей навязчивой идее.

– Вы были тем единственным, что давало мне силы не сойти с ума, когда уже ничего другого не оставалось.

– Но…

– И знаете, что я узнал о вас из этого всего?

Откинув голову назад, он любовался тем, как солнечный луч играет рыжими отблесками в ее локонах. «У моего ангела огонь внутри», – подумал он и одобрительно улыбнулся, хотя она и взирала на него, как на безумца.

– Вы – женщина в движении. Когда вы смеетесь, говорите или улыбаетесь, все ваше тело приходит в движение. Ваши руки, волосы, даже в глазах загораются искорки. Вы словно танцуете, где бы при этом ни находились.

Она потрясенно округлила глаза, от нее исходило раздражение и недовольство.

– Наоборот, майор, – вымолвила она наконец. – Я – Снежная Королева. Так меня, по крайней мере, прозвали. Я холодная женщина, которая превращала в лед все вокруг себя на протяжении пяти сезонов в Лондоне.

– Да, – согласился он, кивая.

Она рассказывала ему об этом много раз. Даже сейчас он как будто видел боль в ее глазах каждый раз, когда она упоминала это жестокое прозвище.

– Но…

– Только от одного вы становитесь ледяной, София. Лишь одно делает вас одеревеневшей, холодной и безжизненной.

Он подался вперед, как будто собирался сообщить ей тайну.

– Вы хотите узнать, когда такое происходит?

Она зачарованно глазела на него, часто дыша, пока он приближался к ней, чтобы прошептать ей на ухо:

– Когда вы лжете.

От возмущения она окаменела.

– Я никогда не лгу!

Неожиданно довольный собой и ею, он осклабился. Наконец-то ему удалось вызвать эту женщину на прямой разговор. И он был решительно настроен воспользоваться этой возможностью.

– Наоборот, леди София, все пять лет, проведенные вами в Лондоне, были сплошной ложью. Только со мной вы и были правдивы. Я видел, как вы возвращались к жизни. Со мной.

Он протянул руку, решившись дотронуться до ее раскрасневшейся щеки. Он много месяцев мечтал ее погладить, а другой рукой при этом он деликатно увлек ее вглубь своих скромных покоев.

– Вы никогда не бывали более прямодушны, чем когда говорили о своей любви к литературе, о своем желании повидать мир, даже о своем стремлении порадовать родственников.

Он сел на стул, привлек ее к себе еще ближе, и она вскоре прижалась своим мягким животом к его коленям. Она настороженно смотрела на него и неохотно подчинялась, но он видел жажду в ее глазах и ощущал настойчивый отклик в своей крови. Это побудило его еще сильнее притянуть ее к себе.

– София…

– Любая дочь желает порадовать своих родителей, – сказ ла она скованно. – Это обязанность…

– Лжете.

Она была напряжена, но он продолжал гладить ее лицо кончиками пальцев, чувствуя как нежная плоть Софии оттаивает от его теплых прикосновений.

– Вы никогда не были более безжизненной, чем когда рассказывали мне о том, как страстно желаете выйти замуж за того герцога или как танцевали с каким-то виконтом. Вы лгали мне, когда говорили, что вам доставляют удовольствие все эти приемы и рауты.

– Нет…

Человек, находящийся на пороге смерти, все видит, София.

– Вы явно были не так уж близки к смерти, – возразила она.

– Был.

– Нет, – прошептала она едва слышно.

Ее тело стало неподвижным, словно статуя. Он подался вперед, ощущая прикосновение ее бедер у себя между колен, где она теперь оказалась. И. он ощутил к ней жгучее влечение. Его голос стал хриплым, и он наконец прикоснулся губами к ее мягкой щеке.

– Вы можете снова вернуться к жизни, – прошептал он. – Выходите за меня, София, и снова будете счастливы.

Он не понял, что было неправильным в его словах. Она стала такой сладостно-податливой, учащенно дыша от желания которое не было лишь плотским. А потом она вдруг вся сжалась в его руках и оттолкнула его от себя кулаками с такой силой, какой он не ожидал от женщины.

– Вы слишком много себе позволяете! – сказала она тем же холодным тоном, что и раньше.

– София?

– Никогда больше ко мне не прикасайтесь! – выкрикнула она и, вырвавшись из его объятий, стремительно умчалась прочь по холлу, подобно фурии древних времен.

Он смотрел ей вослед, и его тело мучительно ныло, а во рту ощущался горький привкус разочарования.

Что он сделал не так?

София бежала быстро и долго, пока не начала задыхаться и у нее не закололо в боку. Она миновала небольшую рощицу позади дома тетушки, промчалась по лугу и упала на колени перед кристально-чистым ручьем. Она не знала, где оказалась, да это ее и не волновало.

Единственное, о чем она думала, это о том, что она чуть не уступила. Опять.

Она почти позволила мужчине склонить себя сделать то, чего он хотел, под предлогом, что это якобы для ее же блага. Лицемерные мерзавцы.

София улеглась на бок, сосредоточив свое внимание лишь на чарующем журчании воды в ручье и пьянящих ароматах влажных летних трав.

Как же она могла это допустить? Поначалу она бесстыдно лгала майору, будто он значит для нее не более, чем любой другой раненый солдат. Потом она стояла между его колен, всем телом изнемогая от желания его поцелуев. Она уже была готова сделать что угодно, сказать что угодно, даже произнести подвенечную клятву, лишь бы его губы оказались там, где были его пальцы.

Ее щеки пылали от унижения. Она вела себя распутно, похотливо и… не могла этому сопротивляться.

Застонав, София закрыла лицо ладонями. Слава Богу, что Он ее вразумил. Слава Богу, Он явился к ней в последнюю секунду. «Выходите за меня, София, – сказал ей майор, – и снова будете счастливы». Наглый дурак. Как будто она не может быть счастливой одна! Как будто никакие другие удовольствия, кроме его объятий, ей недоступны!

Она не глупа, так почему же мужчины постоянно ее таковой считают?

София перевернулась на спину, прикрывая глаза рукой. Перекрутившись под ней, юбка задралась почти до колен. Это было совершенно неприлично, но ей было на это наплевать Она свободна. Она не выйдет замуж за нахального майора. Она будет делать лишь то, что пожелает, потому что она свободна.

Свободна.

София недовольно нахмурила лоб. Почему это слово вдруг показалось ей таким бессмысленным?

В это мгновение она почувствовала, как что-то загороди от нее жаркие лучи солнца, на ее лицо и руку легла тень. София внутренне сжалась. Вдруг она осознала, как пустынна местность, в которой она оказалась. Проведя пять лет в Лондоне, она привыкла к тому, что, куда бы она ни пошла, вокруг нее всегда находились люди, всегда кто-то был неподалеку, кого можно позвать криком на помощь.

Но здесь, в Стаффордшире, можно было пройти много мили так и не повстречав на своем пути ни души.

Встрепенувшись, София отвела руку от лица. Над ней стоя низкорослый коренастый мужчина, всклокоченные рыжие волосы обрамляли его морщинистое лицо.

Это был Керби, денщик майора.

Успокоившись, София села, одергивая юбку и приводя себя в более приличный вид. Он наблюдал за ее движениями странным пристальным взглядом своих зеленых глаз, не издавая ни звука.

Очевидно, первое слово было за ней.

– Вы что-то хотели? – спросила она настолько повелительным и холодным тоном, насколько это было ей под силу.

Он покачал головой.

– Майор послал меня приглядывать за вами.

Словно в насмешку над его приказами, он обвел взглядом пустынный луг.

– Не пристало женщине разгуливать одной.

– В Лондоне не пристало, – возразила она. – Но здесь…

– Здесь следует опасаться бандитов.

Она кивнула, понимая, что значит такой тон. Так говорит человек, когда ему противно то, что приходится делать, противна причина, по которой он это делает, но тем не менее возможности отказаться у него нет.

Таким тоном говорили джентльмены, которых ее мать заставляла с ней танцевать… и угрюмый денщик майора каждый раз, когда ей доводилось с ним общаться.

Она ему не нравилась, но все же ему приходилось терпеть ее в силу своей преданности майору.

София снисходительно улыбнулась. Возможно, она сможет обернуть это обстоятельство себе на пользу. Она подалась вперед, уперев локти в колени.

– Сдается мне, Керби, что мы с вами сейчас заодно.

Он недоверчиво приподнял бровь, но, как бывалый вояка, не стал спешить с ответом.

– Вы не хотите, чтобы майор на мне женился, и я тоже не хочу выходить за него замуж. Остается только убедить майора в том, что я не та женщина, которая ему нужна.

– Майор никого не слушает, – ответил Керби резко, но в его глазах София заметила проблеск заинтересованности.

– Да, я знаю. Как вы полагаете, почему он так настроен на мне жениться? Я не могу поверить, чтобы он придавал так много значения моим визитам в госпиталь. Есть, должно быть, какая-то другая причина.

Денщик перевел взгляд на отдаленные холмы, явно замявшись в смущении. Он хотел что-то сказать, но не решался.

– Мне нужно знать, Керби. В чем там дело?

Слуга буквально поеживался от неловкости.

– Почему он так настроен на мне жениться?

Наконец он быстро заговорил, бросая слова в знойный полуденный воздух:

– Майор хочет получить назначение на дипломатический пост.

София нахмурила брови.

– Он говорил мне, что его посылают в Индию.

– Только если он будет женат.

Выпрямившись, София рассеянно принялась разглаживать складки на своей юбке, обдумывая эту новость. Безусловно, это отчасти проясняло дело, но не давало ей всех ответов, которые она желала получить.

– Но ведь в Лондоне много других женщин, – неспешно вы молвила она. – Зачем он проделал весь этот путь ко мне в Стаффордшир?

Снова этот суровый человек погрузился в молчание. София подняла взгляд, изучая его профиль, и ее поразил его монументальный внешний вид. Как и майор, он был цельным по своей природе: сильным и упрямым, непоколебимым, как скала.

Она скрестила руки на груди и раздраженно вздохнула. Мужчины. Когда же они поймут, что можно быть гибкими и при этом не ломаться?

Он считает, что из вас выйдет хорошая жена дипломата.

Слова Керби звучали скрипуче, как будто их выдавливали из него против воли. Или так, словно он изменял человеку, которому должен быть беззаветно преданным.

София внимательно посмотрела в его бесстрастное лицо.

– Вы хотите сказать, что он хочет жениться на мне потому, потому что я холодна?

– Величественны, – ответил он сухо.

– Снежная Королева.

Она отвела взгляд в сторону, борясь с наворачивающимися на глаза слезами. Это прозвище преследовало ее на каждом шагу в Лондоне, и теперь оно пришло за ней сюда, в Стаффордшир. Конечно же, майор знал об этой отвратительной кличке, они говорили об этом с ним в госпитале до того, как лихорадка лишила его сознания. Более того, ему было известно, как она ее ранит.

Мог ли майор желать получить ее в жены за то, что она более всего в себе ненавидела? Возможно ли, чтобы майора привлекла именно эта ее холодность, эта безжизненность, которую она ощущала в себе все годы, проведенные в Лондоне? Какие выводы делал он, когда она рассказывала ему о своих впечатлениях от высшего света? Она ощутила, как холодное лезвие предательства пронзило ее сердце. Но именно такой надменный характер и вправду идеально подходит для жены дипломата.

– Если бы я пожелал охладить пыл майора, сказал Керби, прерывая ее размышления, – я бы показал ему, что вы не такая неприступная, как он думает.

София помрачнела, ей неожиданно захотелось покончить со всей этой историей раз и навсегда. Чего бы ей это ни стоило, она избавится от своего навязчивого ухажера.

– Вы хотите сказать, – начала она размеренно, – что из меня выйдет никудышная жена дипломата.

Керби согласно кивнул, но никакого совета не предложил. Поэтому Софии пришлось самой обдумывать возможные варианты.

– Я не могу сделать ничего по-настоящему скандального.

Это сильно расстроит тетю Агату.

София небрежно сорвала алый полевой цветок и принялась осторожно обрывать его лепестки, сосредоточившись на только что возникшем в ее мыслях плане.

– Но это не обязательно делать при посторонних. В конце концов, он наш дворецкий. Мы можем видеться наедине.

Она вспыхнула, поняв, что нечаянно сказала. – Я имею в виду, когда я дома.

София нахмурила лоб, в ее голове идея начинала обретать очертания. Вдруг она резко обернулась, вперив в денщика полный надежды взгляд.

– Керби, что у майора вызывает жгучее отвращение? Что он более всего ненавидит?

Было крайне странно видеть, как щеки этого строгого слуги постепенно становятся пунцовыми. У этого человека явно возникли мысли, которые привели в смущение даже его самого. Она сорвала следующий цветок, а догадки кружились в ее голове в безумном хороводе.

– Крепкое спиртное, миледи, – наконец натужно выдавил Керби. – Он ненавидит пьяниц.

«Всего-то», – подумала она, слегка пожимая плечами. А она уже вообразила себе бог знает что. Тем не менее алкоголь открывает перед ней некоторые возможности. София торжествующе улыбнулась.

– Вот и прекрасно, Керби. Сегодня вечером я напьюсь до полного неприличия.

Керби откашлялся, явно испытывая неловкость от такой мысли.

– Хм, мэм, а вы когда-нибудь выпивали лишнего?

– Конечно нет! – Она энергично вскочила на ноги. Но это и хорошо, только сильнее опьянею.

Он снова замялся, поморщившись.

– Это не так-то просто, миледи…

– Да ерунда, это отличная идея. Единственное, что… – София замолчала, пытаясь вспомнить содержимое бара тетушки. – Не знаю, найдется ли у тети достаточное количество одного напитка. Впрочем, это все равно, просто выпью все, что там есть.

– Однако…

– Ну-ну, Керби, – беспечно сказала она, быстро направляясь в сторону дома. – Вы подали отличную идею. Пожалуйста, не отговаривайте меня.

Она решительно расправила плечи.

– Если все пойдет как надо, вы будете возвращаться в Лондон уже завтра утром.

– Да, отозвался он угрюмо. – Или получу по голове за то, что такое придумал.

Загрузка...