Пир для Воронов

Утопленник

Только когда его руки и ноги онемели от холода, Эйэрон Грейджой выбрался обратно на берег и натянул одежды.

Он бежал перед Вороньим Глазом, как слабак, которым он был прежде, но рокот волн, сомкнувшихся над головой, вновь напомнил, что этот человек мертв. — «Я возродился из моря, сильнее и крепче». — Никто из смертных не в силах испугать его сильнее, чем тьма и кости его души, мрачные и зловещие. — «Скрип открывающейся двери и скрежет проржавевших петель».

При одевании одежда жреца похрустывала из-за соли, оставшейся от последнего купания двух недельной давности. Шерсть липла к груди, пропитанная морской водой, стекающей с его волос. Он наполнил бурдюк водой и закинул его за плечо.

Когда он брел по берегу, на него наткнулся в темноте один из утопленников, отходивший по нужде.

— Мокроголовый, — пробормотал он. Эйэрон возложил ладонь ему на голову, благословил и двинулся дальше. Земля под ногами пошла на подъем, вначале почти незаметно, а потом все круче. Когда он почувствовал между пальцев ног увядшую траву, он понял, что берег остался позади. Он медленно поднимался, прислушиваясь к звуку волн. — «Море никогда не устает, я должен быть столь же неутомим».

На вершине холма возвышались сорок четыре огромных каменных ребра, выраставших прямо из земли подобно стволам гигантских белых деревьев. Один их вид заставил сердце Эйэрона забиться сильнее. Нагга была первым морским драконом, самым могущественным из рожденных морем. Она питалась кракенами и китами-левиафанами, и в гневе могла потопить целые острова, пока ее не сразил Серый Король, а затем Утонувший Бог превратил ее кости в камень, чтобы люди не переставали восхищаться доблестью первого из королей. Ребра Нагга стали столбами и опорами его великого чертога, а ее пасть троном. — «Тысячи лет и еще семь он правил здесь», — вспомнил Эйэрон. — «здесь же он взял в жены русалку и строил планы войны с Богом Шторма. Отсюда он правил камнем и солью, облаченный в одежды из водорослей и увенчанный высокой белой короной сделанной из зуба Нагга».

Но это было в начале дней, когда могучие мужи могли одинаково жить и в воде, и на суше. Замок отапливался живым огнем Нагга, который стал рабом Серого Короля. Стены чертога покрывали, услаждая взор, сотканные из серебряных водорослей гобелены. Воины Серого Короля пировали дарами моря, восседая на тронах из раковин-жемчужниц за огромным столом в форме морской звезды. — «Все прошло, все величие исчезло». — Люди измельчали, и их век стал короче. После смерти Серого Короля, Бог Штормов осушил огонь Нагга, троны и гобелены растащили кто куда, а крыша и стены чертога обрушились. Море поглотило даже великий королевский трон из челюстей Нагга. Только кости Нагга выдержали испытание временем, напоминая железнорожденным о некогда свершенных чудесах.

«Но этого достаточно», — размышлял Эйэрон.

На вершине прямо в камне были вырезаны девять широких ступеней. В отдалении возвышались суровые громады холмов Старого Вика. Там где, когда-то были двери, Эйэрон задержался, чтобы вытащить пробку из бурдюка и сделать глоток морской воды. Затем он повернулся лицом к морю. — «Из моря мы рождены и в море мы вернемся». — Даже отсюда он мог слышать мерный рокот волн и ощущать силу бога, притаившегося в глубине. Эйэрон опустился на колени. — «Ты послал своих людей ко мне», — начал молиться он. — «Они оставили свои дворцы и хижины, замки и твердыни, и пришли сюда, к костям Нагга из каждой рыбацкой деревушки и каждой затерянной долины. Придай же теперь им мудрости, узнать настоящего короля, когда он предстанет пред ними и силы, чтобы оттолкнуть ложного». — Он молился всю ночь, ибо, когда на него снисходил бог, Эйэрон Грейджой не нуждался во сне, как не нуждались в покое волны и рыбы в море.

Темные облака бежали перед ветром, словно застигнутые рассветом врасплох воры. Черное небо приобрело серый грифельный цвет, а темное море стало серо-зеленым. Черные хребты гор Старого Вика приоделись в серо-зеленые оттенки корабельных сосен. Как только в мир вернулись оттенки, взметнулись и начали хлопать на ветру сотни стягов. Эйэрон разглядел серебристую рыбку Ботли, кровавую луну Винчей, темно-зеленые деревья Орквудов. Он видел боевые рога, левиафанов, косы и везде замечал золотых кракенов. Под знаменами копошились рабы и морские жены, раздувая и потроша рыбу на завтрак для капитанов и королей моря и соли. Рассветные лучи коснулись каменистого берега и он различал, как просыпаются люди, откидывая прочь одеяла из тюленьих шкур, и как они требуют свой первый рог эля. — «Пейте, как следует», — думал он, — «сегодня нас ждет работа во славу бога».

Море тоже пробуждалось. Ветер усилился, поднялись волны, взметая облака мелких брызг на борта кораблей. — «Утонувший Бог просыпается», — подумал Эйэрон. Он мог слышать его глас, пробуждающийся в глубинах океана. — «Сегодня я буду с тобой, мой стойкий и верный слуга» — говорил голос, — «Безбожнику не сидеть на моем Морском Троне».

Когда его утопленники разыскали его, он стоял прямой и строгий с длинными, черными, развевающимися на ветру волосами под ребрами Нагга.

— Время пришло? — спросил Рас.

Эйэрон кивнул:

— Да. Иди и созови всех.

Утопленники взметнули вверх свои дубинки из плавника и, колотя ими друг о друга, двинулись вниз по холму. Вскоре к ним присоединились другие, и по всему берегу разнеслась дробь. Поднялся ужасный треск и грохот, словно сотни деревьев стали стучать друг об друга ветвями. Следом начали стучать в котелки: «бум-бум-бум, бум-бум-бум».

Заревели боевые рога, один, потом другой: «А-а-а-о-о-о-о-о!»

Люди побросали свои костры и направлялись к останкам чертогов Серого Короля. Гребцы, рулевые, мастера-парусники, плотники, воины, прихватив топоры, рыбаки свои сети. С одними были рабы, чтобы прислуживать им, с другими — морские жены. А третьих, которые слишком часто плавали в зеленые земли, сопровождали мейстеры, барды и рыцари. Простой люд полумесяцем собрался вокруг вершины, в задних рядах толпились рабы, дети и жены. Короли и капитаны забрались выше по склону. Эйэрон Мокроголовый видел жизнерадостного Зигфри Стоунтри, Андрика Неулыбчивого, рыцаря сира Харраса Харлоу. Лорд Бейлор Блэктайд в собольей мантии стоял рядом с Стоунхаузом в дырявом плаще из меха котика. Виктарион возвышался над всеми, кроме Андрика. Его брат был без шлема, но одет в полный доспех, с плеч золотом струился плащ с кракеном. — «Он должен стать нашим королем. Кто, глядя на него, в этом усомнится?»

Когда Мокроголовый воздел ввысь костлявые руки, стук и рога умолкли. Утопленники опустили дубинки, все голоса стихли. Был слышен только звук волн — успокоить их рев было не в силах человека.

— Из моря мы рождены, в него и вернемся, — тихо начал Эйэрон, и людям приходилось прилагать усилия, чтобы услышать его. — Бог Штормов во злобе своей выдернул Бейлона из его замка и сбросил на скалы, теперь он пирует в подводных чертогах Утонувшего Бога. — Он поднял глаза к небу:

— Бейлон мертв! Железный король мертв!

— Король мертв! — вскричали его утопленники.

— Однако то, что мертво, умереть не может, но восстанет. Сильнее и крепче, — напомнил он им. — Бейлон пал. Бейлон — мой брат, который почитал Старый обычай и заплатил за это железную цену. Бейлон Храбрый, Бейлон Благословенный, Бейлон Дважды Коронованный. Тот, кто вернул нам наши свободы и нашего бога. Бейлон мертв… но железный король восстанет снова, чтобы воссесть на Морской Трон и править островами.

— Король восстанет! — откликнулись они. — Он вернется!

— Да, вернется. Он должен, — голос Эйэрона гремел подобно прибою: — Но кто? Кто сядет на место Бейлона? Кто будет править священными островами? Есть ли он среди нас? — Жрец простер руки. — Кто из нас станет королем?

Ему ответил пронзительный крик чайки. Толпа начала шевелиться, словно люди пробуждались со сна. Они оглядывались на соседей, гадая, кто из них осмелится посягнуть на корону. — «Вороний глаз никогда не отличался терпением», — сказал себе Мокроголовый, — «Возможно, он выскажется первым. Если так, то это будет его ошибкой». — Капитаны и короли долго ждали этого пира и не станут бросаться на первое же блюдо, которое подадут. — «Они желают его оценить, распробовать на вкус каждый его кусочек, и сравнить с другими, пока не найдут самое вкусное».

Эурон должно быть знал об этом. Он стоял, скрестив руки среди своей толпы немых и чудищ. Только ветер и волны отозвались на призыв Эйэрона.

— Железнорожденным нужен король, — продолжил жрец, после долгой паузы. Я спрашиваю снова. Кто из нас станет королем?

— Я стану, — донеслось снизу.

Тотчас раздался неровный крик:

— Гилберт! Гилберт! Гилберт Король! — поднялся клич. Капитаны расступились и дали подняться по склону претенденту и его защитникам, чтобы встать рядом с Эйэроном под костями Нагга.

Претендент оказался высоким и худым лордом с меланхоличным видом и с чисто выбритым подбородком. Его три защитника заняли место на два шага пониже, держа в руках его меч, щит и знамя. Все трое были похожи на претендента, и Эйэрон принял их за его сыновей. Знаменосец развернул стяг, на котором большая черная ладья плыла на фоне заходящего солнца.

— Я Гилберт Фарвинд, лорд Одинокого Света, — объявил лорд собравшимся.

Эйэрон знал некоторых Фарвиндов, странных людей, владевших землями на самой западной оконечности Большого Вика и разбросанными далее на запад островами — маленькими скалами, способными прокормить только один замок. Из них Одинокий Свет был самым удаленным, в восьми днях плавания на северо-запад мимо скал, облюбованных морскими котиками и львами, и далее по бескрайнему седому океану. Фарвинды оказались чуднее, чем он ожидал. Говорили, что они были оборотнями, нечестивыми созданиями способными принять облик морского льва, моржа или даже пятнистого кита — этого волка открытого моря.

Лорд Гилберт начал говорить. Он рассказывал о дивных землях за Закатным Морем, о землях без зимы и нужды, где смерть не властна:

— Выберите меня королем, — кричал он, — и я поведу вас туда. Мы построим тысячи кораблей, как это однажды сделала Нимерия, и всем миром поплывем за закат. Там каждый муж сможет стать королем, а каждая жена королевой.

Его глаза, как заметил Эйэрон, были то серыми, то голубыми, такие же изменчивые словно море. — «Безумные глаза», — подумал он, — «глаза глупца». — Видения, которые он расписывал, без сомнений были коварной западней Штормового Бога расставленной, чтобы завлечь железнорожденных навстречу гибели. Приношения, что рассыпали его люди, включали моржовую кость и шкуры морских львов, браслеты из китового уса, окованные бронзой рога. Капитаны осматривали их и отворачивались, оставляя возможность поживиться простолюдинам. Когда глупец закончил говорить, и его защитники начали выкрикивать его имя, только Фарвинды подхватили клич, да и то не все. Скоро крики «Гилберт! Гилберт король!» угасли. Сверху вслед лорду Одинокого Света, спускавшемуся вниз с холма, громко кричала чайка, севшая на одно из ребер Нагга.

Эйэрон Мокроголовый вновь шагнул вперед:

— Еще раз спрашиваю, кто станет нашим королем?

— Я! — громыхнул сильный голос, и вновь толпа расступилась.

Говоривший въезжал на холм, восседая в резном кресле из плавника, которое на плечах несли его внуки. Великолепные человеческие развалины весом в двадцать стоунов и возрастом девяносто лет были облачены в плащ из шкуры белого медведя. Его волосы были белы как снег, огромная борода одеялом накрывала старика от щек до бедер, так что было трудно сказать, где кончаются его собственные волосы, а где начинается медвежий мех. Хотя его внуки были настоящими великанами, под его весом они с трудом поднимались по каменным ступеням. Перед чертогом Серого Короля они опустили его на землю, и трое остались в качестве защитников.

«Шестьдесят лет назад этот человек легко бы завоевал поддержку людей», — подумал Эйэрон, — «но его время давно прошло».

— Да, Я! — зарычал человек, голосом настолько же громким, насколько огромным был он сам. — Почему бы и нет? Кто лучше? Для тех, кто слеп, я представлюсь — я Эрик Кузнец. Эрик Судья. Эрик Сокрушитель Наковален. Покажи им мой молот, Тормор.

Один из защитников поднял молот на всеобщее обозрение. Это была чудовищная вещь, чья рукоять была обмотана старой кожей, а стальная голова была величиной с буханку хлеба.

— Не могу сосчитать, сколько рук я раздробил в кашу этим молотом, — сказал Эрик, — но возможно, это расскажут сами воры. Не могу сказать, и сколько голов я размозжил на своей наковальне, но, возможно, вам расскажут вдовы. Я мог бы поведать вам о моих подвигах на поле брани, но мне восемьдесят восемь и до конца жизни я не успею закончить свой рассказ. Если верно, что старики мудры, то нет мудрее меня. Если верно, что великаны сильны, то нет сильнее меня. Вы хотите короля с наследниками? Так их у меня больше, чем я могу сосчитать. Король Эрик, да. Мне нравится, как это звучит. Ну же, кричите это вместе со мной. ЭРИК! ЭРИК СОКРУШИТЕЛЬ НАКОВАЛЕНЬ! КОРОЛЬ ЭРИК!

Когда его внуки начали кричать, их сыновья вышли вперед с сундуками на плечах. Когда они перевернули их вверх дном у основания каменной лестницы, брызнул поток серебра, бронзы и стали: браслеты, ожерелья, кинжалы, ножи и метательные топорики. Некоторые капитаны схватили лучшие вещи и присоединились к усиливающемуся хору. Но клич только начал набирать силу, как сквозь него прорвался женский голос:

— Эрик! — Люди подвинулись, чтобы дать обладательнице голоса выйти. Поставив одну ногу на первую ступеньку, она повторила: — Эрик! А ну-ка встань!

Наступила тишина. Свистел ветер, волны бились о берег, люди шептались между собой. Эрик Кузнец смотрел вниз на Ашу Грейджой:

— Девчонка. Треклятая девчонка. Что ты сказала?

— Встань, Эрик! — крикнула она. — Поднимись, и я буду кричать твое имя вместе со всеми. Поднимись и первая пойду за тобой. Ты же хочешь корону. Встань и забери ее.

Где-то в толпе рассмеялся Вороний Глаз. Эрик яростно уставился на него. Руки великана крепко сжались вокруг подлокотников кресла из плавника. Его лицо покраснело от натуги, потом побагровело. Руки дрожали от тщетных усилий. Эйэрон видел, как от напряжения пульсирует тонкая голубая жилка на шее старика. На какое-то мгновение показалось, что Эрик сделает это, но силы покинули его, и старик со стоном опустился назад на подушки. Эурон захохотал еще громче. Великан опустил голову, и в мгновение ока постарел. Внуки унесли его вниз.

— Кто будет править нами? — вновь воззвал Эйэрон. — Кто станет нашим королем?

Люди начали оглядываться. Некоторые смотрели на Эурона, другие на Виктариона, третьи на Ашу. Зеленые волны белыми брызгами разбивались об борта кораблей. Чайка вновь закричала хриплым и жалким голосом.

— Предъяви свои права, Виктарион, — предложил Мерлин, — дай нам закончить с этим шутовским фарсом.

— Когда я буду готов, — крикнул в ответ Виктарион.

Эйэрон был доволен. «Лучше, если он подождет».

Следующим стал Драмм — еще один старик, хотя и не такой древний, как Эрик. На вершину он забирался сам на своих двоих, на бедре покачивался Багряный Дождь, его знаменитый меч, выкованный из валирийской стали еще до гибели Валирии. Его защитники были уважаемыми людьми: его сыновья Денис и Доннел, оба отважные бойцы, как и стоявший меж ними гигант с ручищами толстыми, как дерево по имени Андрик Неулыбчивый. И то, что за Драмма вступился такой человек, говорило о нем лучше всего прочего.

— Где написано, что нашим королем должен стать кракен? — начал Драмм. — Какое право имеет Пайк править нами? Большой Вик самый крупный из островов, Харлоу самый богатый, а Старый Вик самый священный. Когда драконий огонь поглотил черную династию, железнорожденные признали первенство Викона Грейджоя… но как вождя, а не короля.

Начало было хорошее. Эйэрон слышал крики одобрения, но они утихли, когда Драмм начал говорить о славе Драммов. Он говорил о Дейле Грозном, Рорине Разбойнике, о сотне сыновей Гормонда Драмма по прозвищу Престарелый отец. Он вытянул Багряный Дождь и рассказал, как Хилмар Драмм Хитроумный с помощью ума и деревянной дубинки добыл меч у закованного в сталь рыцаря. Он говорил о давно утонувших кораблях и забытых битвах восьми вековой давности. Он говорил, а толпа начала проявлять нетерпение. А он говорил, и говорил, и говорил.

А когда открылись сундуки Драмма, капитаны увидели приношения настоящего скряги.

«Разве можно купить трон с помощью бронзы?» — подумал Эйэрон.

Быстро утихшие крики: «Драмм! Драмм! Данстана в короли!» ясно ответили на этот вопрос.

У Эйэрона засосало под ложечкой, и ему показалось, что волны стали биться о берег громче, чем прежде.

«Настало время», — подумал он. «Время для Виктариона сделать свой вызов».

— Кто же станет королем? — крикнул он уже в который раз, но на этот раз его горящие глаза нашли брата в толпе. — Девять сыновей родилось от чресл Квеллона Грейджоя. Но один был самым могучим и бесстрашным из всех.

Виктарион встретился с ним взглядом и кивнул. Капитаны расступались перед ним, когда он взошел по ступеням.

— Благослови меня, брат, — попросил он, дойдя до вершины. Он опустился на колени и склонил голову. Эйэрон откупорил мех и вылил ему на чело поток морской воды. — То, что мертво, умереть не может, — сказал Эйэрон, и Виктрион откликнулся:

— Но восстанет вновь, сильней и крепче.

Когда Виктарион поднялся, его защитники выстроились на ступенях ниже — Ральф Хромой, Рыжий Ральф Стоунхаус, Нют Брадобрей — все знаменитые воины. Стоунхаус держал знамя Грейджоев — золотой кракен на черном, как полночное море, поле. Как только стяг развернулся на ветру, капитаны начали кричать имя Лорда Капитана. Виктарион подождал, когда они успокоятся, и затем сказал:

— Вы все знаете меня. Если вы ждете сладких слов, то ищите их в другом месте. У меня нет языка скальда. Зато у меня есть мой топор и вот это. — Он вскинул свои огромные закованные в кольчугу руки вверх, а Нют Брадобрей показал людям его топор, грозный кусок стали.

— Я был верным братом, — продолжил Виктарион, — Когда Бейлон женился, то за невестой на Харлоу он отправил меня. Я водил его корабли во множество битв и выиграл все, кроме одной. Когда он в первый раз надел корону, это я поплыл в Ланниспорт и подпалил льву хвост. И во второй раз, он опять послал меня содрать шкуру с Молодого Волка, если он, подвывая, направится к себе в логово. От меня вы получите больше, чем видели от Бейлона. Это все, что я хотел сказать.

Едва он закончил, его защитники бросились выкрикивать:

— ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН КОРОЛЬ!

Внизу его люди высыпали перед толпой содержимое сундуков. На землю хлынул поток серебра, золота, самоцветов — изобилие военной добычи. Капитаны толкались, чтобы схватить лучшие вещи и, добыв их, кричали: «ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН КОРОЛЬ!»

Эйэрон наблюдал за Вороньим Глазом. — «Будет ли он говорить сейчас или позволит избранию идти своим чередом?»

Орквуд с Оркмонта что-то нашептывал ему на ухо.

Но конец крикам положил не Эурон, а треклятая баба. Она, положив в рот два пальца, пронзительно засвистела. Свист прорезал крики, как нож режет масло.

— Дядюшка! Дядюшка! — изогнувшись, она схватила плетеную золотую диадему и прыгнула на ступени. Нют схватил ее за руку, и какое-то мгновение Эйэрон надеялся, что защитники его брата заставят замолчать глупую девчонку, но Аша вырвалась из рук Брадобрея и что-то сказала Рыжему Ральфу, отчего он отступил в сторону. Как только она миновала их, гром криков увял. Она была дочерью Бейлона Грейджоя, и народ желал услышать, что она скажет:

— Так любезно с твоей стороны, дядюшка, принести такие подарки на мои королевские выборы, — сказала она Виктариону. — Но зачем ты нацепил на себя столько железа? Я ведь обещала не трогать тебя.

Аша повернулась к капитанам:

— Нет никого храбрее, никого сильнее и яростнее в битве, чем мой дядя. И до десяти он считает так же быстро, как и любой другой, я видела это своими глазами… но чтобы сосчитать до двадцати, он вынужден снимать сапоги. — Ей ответил хохот.

— Но у него нет сыновей, а жены мертвы. Вороний Глаз его старший брат и имеет больше прав на трон…

— Да! — закричал Рыжий Моряк.

— Да, но у меня прав больше, — Аша одела набекрень диадему под залихватским углом, и золото блеснуло в ее темных волосах.

— Брат Бейлона не может идти вперед сына Бейлона.

— Но сыновья Бейлона мертвы, — крикнул Хромой Ральф:

— Все, что я вижу, это маленькая дочурка Бейлона.

— Дочка? — Аша запустила руку под куртку, — Ого! А это что такое? Может и вам показать? Ведь кое-кто не видел их с того самого момента, как вас отняли от материнской груди, — люди рассмеялись. — Титьки у короля — это ужасно, как там в песне поется? Ральф, ты меня уличил. Я — женщина… но не старуха, как ты. Ральф Хромой, а может лучше Ральф Слабак? — Аша вытащила кинжал из ложбинки между грудей: — И еще я мать, а вот и мой младенец. — Она показала кинжал. — Вот и мои защитники.

Они оттеснили защитников Виктариона, чтобы встать перед ней: Карл Девица, Тристифер Ботли и сир Харрас Харлоу, чей меч по прозвищу Сумрак был не менее знаменит, чем Багряный Дождь Драмма.

— Моя дядюшка сказал, что вы знаете его. Меня вы тоже знаете.

— Я хочу узнать тебя поближе, — закричал кто-то из толпы.

— Ступай домой и узнавай жену, — прокричала ему Аша. — Дядюшка сказал, что даст вам больше, чем дал вам мой отец. Ну, и что же это? Золото и слава, ответят одни. Свобода, что драгоценнее золота, скажут другие. Да, это так, он дал вам это… но еще и вдов, вам подтвердит это лорд Блэктайд. У скольких из вас сгорели дома, когда пришел Роберт? У скольких обесчестили и украли дочерей? Сожженные города и разрушенные замки, и это вам тоже дал мой отец. Поражение, вот что он принес вам. Теперь дядя обещает еще больше. Но не я.

— Что ты можешь дать нам? — спросил Лукас Кодд, — Вязание?

— Да, Лукас. Я свяжу вам королевство, — она подбросила кинжал в воздух. — Мы должны поучиться у Молодого Волка, который выиграл все битвы, но все потерял.

— Волки не кракены, — возразил Виктарион. — Что схватили щупальца кракена, тому уже не вырваться, будь то корабль или левиафан.

— А за что мы схватились, дядя? За Север? А что это, как не огромные расстояния, лиги и лиги и лиги вдали от шума прибоя? Мы захватили Ров Кайлин, Темнолесье, Торрхенов Удел и даже Винтерфелл. Я покажу вам, что мы с этого заимели, — она кивнула своим людям с Черного Ветра, и они вышли вперед, неся на плечах дубовые сундуки окованные железом.

— Я даю вам дары Каменного Берега, — когда опорожнили первый. С грохотом оттуда выкатилась маленькая лавина гальки; по ступеням катились серые, черные и белые камни, отшлифованные морем. — Я даю вам богатства Темнолесья, — объявила Аша, когда открыли второй. Подпрыгивая в толпу полетели сосновые шишки. — И напоследок, золото Винтерфелла, — из третьего посыпались желтые репы, круглые, крепкие и размером с человеческую голову. Они приземлились среди гальки и шишек. Аша насадила одну на кинжал.

— Хармунд Шарп, — крикнула она, — твой сын Харраг погиб в Винтерфелле вот за это! — Она выдернула лезвие из репы и бросила ему. — У тебя еще есть сыновья, я знаю. Если хочешь променять их жизни за репы, кричи имя моего дяди.

— А если я буду кричать твое имя, что тогда? — спросил Хармунд.

— Мир, — ответила ему Аша. — Земля. Победа. Я дам вам мыс Морского Дракона и Каменный Берег, черную землю, высокие деревья и камни, достаточно, чтобы все младшие сыновья построили замки. А еще у нас будут северяне… в качестве друзей, чтобы вместе выступить против Железного Трона. Выбор прост. Коронуйте меня, ради мира и победы, или коронуйте моего дядю, ради войны и поражения, — она вложила клинок в ножны. — Так что вы хотите?

— ПОБЕДУ! — закричал Родрик Чтец, сложив руки чашей у рта. — ПОБЕДУ и АШУ!

— АША! — отозвался лорд Бейлор Блэктайд. — КОРОЛЕВА АША!

Команда Аши подхватила клич: «АША! АША! КОРОЛЕВА АША!»

Они топали ногами, потрясали кулаками и вопили, а Мокроголовый слушал и не мог в это поверить. Она хотела оставить дело отца незаконченным. Но Тристифер Ботли кричал за нее, с ним многие Харлоу, кое-кто из Гудбразеров, краснолицый лорд Мерлин, больше людей, чем жрец мог вообразить… они выбирали женщину!

Но остальные прикусили языки или о чем-то тихо перешептывались.

— Нет трусливому миру! — взревел Ральф Хромой. Рыжий Ральф Стоунхаус начал размахивать знаменем и вопить:

— «ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН!»

Люди начали толкать друг друга. Кто-то начал кидать шишки в голову Аши. Когда она попыталась увернуться, импровизированная корона слетела. Жрецу казалось, что он стоит на вершине муравейника, у его ног сердито бурлило муравьиное море. Крики «Аша!» и «Виктарион!» волнами взмывали ввысь и опадали кипящей пеной, над толпой поднимался какой-то злой шторм, чтобы поглотить их всех.

«Бог Шторма среди нас, — подумал жрец, — это он сеет ярость и раздоры».

Резкий как удар меча, звук рога прорезал воздух.

Чистый и жестокий звук, в нем слышался сотрясающий яростный вопль, от которого казалось трепетали все ваши кости до единой. Этот вопль разнесся по влажному морскому воздуху:

— а-а-аРРИИИ-и-ииииииииии.

Все глаза повернулись к источнику звука. Это один из полукровок Эурона, уродливый человек с бритой головой, дул в рог. На запястьях у него искрились браслеты из золота с нефритами и агатами, на широкой груди была вытатуирована какая-то хищная птица с окровавленными когтями.

— а-а-аРРИИИ-и-ииииииииии

Витой рог был черным, блестящим и витым. Он был выше дувшего в него человека. Его стягивали обручи из красного золота и темной стали, испещренные древними валирийскими символами, которые казалось рдели, когда в него дули.

а-а-а-а-аРРРИИИИИИИ-и-и-и-ииииииииииии

Ужасный звук, вопль полный боли и ярости, он словно расплавленным оловом выжигал ваши уши. Эйэрон заткнул их и принялся молиться Утонувшему Богу, моля послать огромную волну и смыть рог в пучину моря. Но пронзительный крик все звучал и звучал.

«Это рог из ада», — хотел крикнуть он, но все равно его никто бы не услышал. Щеки татуированного настолько надулись, что грозили лопнуть, мышцы на груди вздрагивали так, что казалось, будто птица разрывает его плоть, пытаясь вырваться на волю. И теперь все знаки на горне ярко тлели, каждая линия, каждая черточка мерцали белым огнем. А крик все поднимался ввысь, эхом отдаваясь среди унылых холмов, за ними, и проносясь далее за воды Колыбели Нагга, отражаясь от гор Большого Вика, и заполняя собой весь этот несуразный, глупый мир.

И когда уже начало казаться, что он никогда не закончится, вопль оборвался.

Дыхание горниста наконец прервалось. Он зашатался и едва не упал. Жрец видел, как его подхватил Орквуд с Оркмонта, как Леворукий Лукас Кодд вынул из ослабевших рук витой черный рог. Из рога вилось тонкое облачко дыма, и жрец заметил кровь и волдыри на губах трубившего. Птица на груди тоже истекала кровью.

Эурон Грейджой медленно поднялся по склону. Все взгляды были прикованы к нему. Наверху все не унималась чайка. «Ни один безбожник не может сидеть на Морском Троне», — думал Эйэрон, но он должен был дать слово брату. Его губы шевелились в беззвучной молитве.

Защитники Аши и Виктариона расступились, а жрец отступил на шаг, опершись рукой о холодные шершавые камни костей Нагга. Вороний Глаз остановился наверху ступеней, у самого входа в Чертог Серого Короля, и обратил свой насмешливый глаз на королей и капитанов, но Эйэрон чувствовал взгляд его другого глаза, того, что он прятал.

— ЖЕЛЕЗНОРОЖДЕННЫЕ, — обратился Эурон, — вы слышали мой рог, теперь услышьте мои слова. Я брат Бейлона, старший из живых сыновей Квеллона. Кровь лорда Викона струится в моих венах, как и кровь Старого Кракена. Но я плавал дальше, чем любой из них. И только один кракен из ныне живущих не знал поражений и никогда не преклонял колени. Только один плавал к Асшаю у Края Тени и видел чудеса и ужасы, лежащие за гранью разума…

— Если ты так любишь Тень, то и возвращайся туда, — нахально прервал его Карл Девица, один из защитников Аши.

Вороний Глаз не обратил на него внимания: — Мой младший брат закончит войну Бейлона и покорит Север, моя милая племянница даст нам мир и сосновые шишки, — его синие губы скривились в усмешке. — Аша предпочитает победу поражению. Виктарион жаждет королевство, вместо нескольких ярдов скудной земли. Со мной вы получите все вместе.

— Вы называете меня Вороньим Глазом. У кого глаз острее, чем у ворона? После каждой битвы сотни и тысячи воронов слетаются, чтобы пировать останками павших. Ворон видит смерть издалека. И я скажу вам, что Вестерос умирает, а те, кто пойдут за мной, будут пировать до конца своих дней.

— Мы железнорожденные, и некогда мы были завоевателями. Наша власть распространяется везде, где слышен звук прибоя. Мой брат хочет ублажить вас холодным и унылым Севером, а племянница обещает и того меньше… но я дам вам Ланниспорт. Хайгарден. Арбор. Старомест. Речные земли и Простор, Королевский лес и Дождливый лес, Дорн и горные марки, Лунные горы и Долину Аррен, Тарт и Ступени. Я говорю, мы возьмем все! Мы возьмем Вестерос. — Он взглянул на жреца: — Все к вящей славе Утонувшего Бога, будь уверен.

На мгновение Эйэрон увлекся дерзостью его слов. Жрец мечтал о том же, с тех пор как увидел на небосклоне красную комету. — «Мы пронесемся над зелеными землями с огнем и мечом, искореняя Семерых богов и их септонов и белые деревья северян…»

— Вороний Глаз, — позвала Аша, — ты забыл свои мозги в Асшае? Если мы не можем удержать Север… а мы не можем… то, как мы сможем завоевать все Семь Королевств?

— Так же, как это уже проделывали раньше. Неужели Бейлон не научил дочку тому, что имеется много способов вести войну? Виктарион, похоже, дочь нашего брата никогда не слышала об Эйегоне Завоевателе.

— Эйегон? — Виктарион скрестил руки на груди, — То, что Завоеватель сделал с нами?

— Я знаю о войне не меньше тебя, Вороний Глаз, — ответила Аша. — Эйегон Завоеватель покорил Вестерос с драконами.

— И мы тоже покорим с драконами, — пообещал Эурон. — Этот рог, что ты слышала, я нашел среди дымящихся руин Валирии, куда не посмел пойти никто, кроме меня. Ты слышала его зов и чувствовала его мощь. Это драконий рог, окованный красным золотом и зачарованной валирийской сталью. В него дули Драконьи лорды древности, пока их не поглотил Рок. Железнорожденные, с помощью этого рога я могу подчинить своей воле драконов.

Аша громко расхохоталась:

— Тебе больше подойдет рог, чтобы подчинять твоей воле коз, Вороний Глаз. Драконов больше нет.

— И снова, девочка, ты ошибаешься. Есть три и я знаю, где их найти. Несомненно, это стоит короны из плавника.

— ЭУРОН! — заорал Леворукий Лукас Кодд.

— ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН! — вопил Рыжий Моряк.

Полукровки и немые с Молчаливой вывернули сундуки Эурона и высыпали его дары перед королями и капитанами. Затем жрец услышал как клич подхватил Хото Харлоу, запустив обе руки в золото. Следом закричали Горольд Гудбразер и Эрик Сокрушитель Наковален.

— ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН!

Крик все нарастал, пока не превратился в сплошной рев:

ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН КОРОЛЬ!

Громогласный, как раскаты грома, он катился с вершины холма Нагги, словно в тучах ревел сам Бог Штормов.

— ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН!

Даже жрец может сомневаться. Даже пророк может испытывать ужас. Эйэрон Мокроголовый воззвал к богу в своей душе, но обнаружил только тишину. Пока тысячи голосов выкрикивали имя его брата, он слышал только скрип ржавых петель.