Пир для Воронов

Серсея

Грандмейстер Пицелль был стар, сколько она его помнила, но за последние три ночи он, казалось, прожил еще сотню лет. Он целую вечность сгибал свои скрипучие колени, а потом и вовсе не смог подняться самостоятельно, поэтому сиру Осмунду пришлось ему помогать.

Серсея с большим неудовольствием оглядела его с ног до головы:

— Лорд Квиберн сообщил мне, что лорд Джильс свое откашлял.

— Да, Ваше Величество. Я сделал все возможное, чтобы облегчить его уход.

— Правда? — Королева обернулась к леди Мерривезер. — Разве я не говорила, что хочу, чтобы Росби жил, не так ли?

— Так, Ваше Величество.

— Сир Осмунд, что вы помните о том разговоре?

— Вы приказали грандмейстеру Пицеллю спасти человека, Ваше Величество. Мы все это слышали.

Рот Пицелля открылся и вновь захлопнулся.

— Ваше Величество должно знать — я сделал для бедняги все, что возможно.

— Так же, как для Джоффри? И его отца, моего возлюбленного супруга? Роберт был самым сильным в Семи Королевствах, но ты уступил какому-то кабану! О! И не будем забывать про Джона Аррена. Не сомневаюсь, ты убил бы и Недда Старка, если б я позволила тебе за ним присматривать подольше. Скажи мне, мейстер, это в Цитадели тебя учили заламывать руки и твердить извинения?

Услышав ее слова старик захлопал глазами.

— Никто не смог бы сделать большего, Ваше Величество. Я… я всегда вам верно служил.

— Это когда ты посоветовал королю Эйерису открыть ворота войску моего отца? Это ты называешь верной службой?

— Это… я ошибся в оценке….

— Так был это хороший совет?

— Ваше Величество конечно же знает, что…

— То, что я знаю, когда мой сын был отравлен, ты оказался бесполезнее Лунатика. Что я знаю, королевство отчаянно нуждается в деньгах, а наш лорд казначей только что умер.

От последнего замечания старый дурак взвился.

— Я… я могу предоставить вам список подходящих людей, которые могли бы занять в совете место лорда Джильса.

— Целый список. — Серсея была очарована такой самонадеянностью. — Могу представить, что за список ты мне предоставишь. Старцы и беспомощные идиоты, и в добавок Гарт Большой. — Ее губы сжались. — Ты слишком много времени провел в компании леди Маргери.

— Да. Да, я… королева Маргери так убивалась о сире Лорасе. Я приготовил для нее сонное зелье и… другие снадобья.

— Не сомневаюсь. Скажи мне, не наша ли малютка королева приказала тебе убить нашего лорда Джильса?

— Уб-бить? — Глаза грандмейстера стали каждый размером с вареное яйцо. — Не верит же Ваше Величество в самом деле, что… это кашель, клянусь всеми богами, я… Ее Величество не стали бы… она не желала лорду Джильсу ничего дурного, с какой стати королеве Маргери захотелось бы его…

— …смерти? Зачем? Затем, чтобы посадить еще одну розу в совет Томмена. Ты просто слеп или подкуплен? Росби стоял у нее на пути, поэтому она свела его в могилу! При твоем попустительстве…

— Ваше Величество, клянусь вам, лорд Джильс скончался от кашля. — Его губы задрожали. — Я всегда был предан короне, королевству… д-дому Ланнистеров.

«Именно в таком порядке?» — Страх Пицелля был почти осязаем. — «Ну что ж, он дозрел. Пора сорвать плод и вкусить его сок».

— Раз ты клянешься, что так предан, то почему лжешь нам? Не пытайся этого отрицать. Ты начал бегать к девице Маргери задолго до того, как сир Лорас отправился на Драконий Камень, поэтому избавь меня от своих россказней о том, как пытался утешить нашу невестку в таком горе. С какой целью ты так часто навещал Девичью Башню? Определенно не ради скучных бесед с Маргери? Неужели ты волочился за ее рябой септой? Или пудрил мозги маленькой леди Балвер? Ты ее шпион, докладывающий ей о том, как продвигаются ее интриги?

— Я… я повинуюсь. Мейстер приносит клятву служить…

— Грандмейстер клянется служить королевству.

— Ваше Величество, она… она же королева…

— Я твоя королева!

— Я имел в виду… она супруга короля, и…

— Я знаю, кто она. Все что мне нужно знать, зачем ей ты? Разве моя невестка нездорова?

— Нездорова? — Старик схватился за ту штуку, которую называл бородой — тонкий клочок белых волос, торчавших из дряблого розового подбородка. — Н-не нездорова, Ваше Величество, это другое. Мои клятвы не позволяют мне разглашать…

— Твои клятвы мало тебе помогут в темнице, — предупредила она. — Я хочу слышать правду, иначе тебя ждут кандалы.

Пицелль рухнул на колени.

— Умоляю… я всегда был верным человеком вашего отца, и вашим сторонником в деле с лордом Арреном. Я не выживу в темнице, только не отправляйте меня туда снова…

— Зачем Маргери тебя звала?

— Ей было нужно… она… она…

— Говори!

Он съежился.

— Лунный чай, — прошептал он. — Лунный чай, чтобы…

— Я знаю, для чего нужен твой лунный чай. — «Вот оно!» — Что ж, отлично. Убирай свои дряблые коленки и постарайся вспомнить, что ты мужчина. — Пицелль попытался подняться, но так долго копался, что ей пришлось вновь приказать сиру Осмунду Кеттлблэку поставить его на ноги. — Что до лорда Джильса, то, не сомневаюсь, Небесный Отец рассудит его по справедливости. У него не осталось детей?

— Детей нет, но есть воспитанник…

— …он ему не родственник. — Серсея отмахнулась от этого упоминания как от досадной помехи. — Джильс знал, как сильно мы нуждаемся в деньгах. Не сомневаюсь, он сообщил тебе свою последнюю волю передать все свои земли и собственность Томмену. — Золото Росби поможет пополнить сундуки казны, а его земли с замками можно будет преподнести кому-то из ее сторонников за верную службу. — «Может быть, лорду Вотерсу». — Ауран уже намекал на то, что ему не хватает собственного замка. Без него титул был всего лишь громкими словами. Серсея знала, что он положил глаз на Драконий Камень, но тут он слишком высоко замахнулся. Росби при его происхождении и положении подойдет куда больше.

— Лорд Джильс от всего сердца любил Его Величество, — ответил Пицелль. — Но… его воспитанник…

— … без сомнения все поймет, едва услышит о последнем желании лорда Джильса. Отправляйся и присмотри, чтобы все было сделано.

— Как будет угодно Вашему Величеству. — Грандмейстер Пицелль так торопился уйти, что едва не наступил на собственные одежды.

Леди Мерривезер закрыла за ним дверь.

— Лунный чай, — произнесла она, оборачиваясь к королеве. — Как глупо с ее стороны. Почему она сделала это? Пошла на такой риск?

— У малютки такие аппетиты, какие Томмен еще не в состоянии удовлетворить по молодости лет. — В этом всегда была опасность, когда зрелая женщина выходила замуж за ребенка. — «А со вдовами опасность вдвойне больше. Может она и утверждает, что Ренли ее не касался, но я в это не верю». — Женщины пьют лунный чай только в одном случае. А девицам он и вовсе без надобности. — Моего сына предали. У Маргери есть любовник. Это ужасное преступление, карающееся смертью. — Она только надеялась, что старая карга — мамаша Мейса Тирелла — проживет достаточно, чтобы увидеть суд. Настаивая на немедленной свадьбе Томмена и Маргери, леди Оленна сама подставила свою драгоценную розу под топор палача.

— Джейме забрал сира Илина Пейна с собой. Полагаю, чтобы срубить ей голову, нам нужно подыскать нового палача.

— Я сам это сделаю, — с легкой улыбкой предложил сир Осмунд Кеттлблэк. — У Маргери замечательная маленькая шейка. Хорошо наточенный меч срубит ее с первого удара.

— Да, — согласилась Таэна. — Но в Штормовом Пределе стоит армия Тирелла, а другая находится в Девичьем Пруду. У них тоже есть мечи.

«Я просто купаюсь в розах». — Это было обидно. Ей нужен был Мейс Тирелл, но не его дочь. — «По крайней мере, до тех пор, пока не покончено со Станнисом. После этого мне никто будет не нужен». — Но как избавиться от дочки, не потеряв при этом отца?

— Измена есть измена, — повторила она. — Но у нас должны быть веские доказательства, и что-нибудь понадежнее чая. Если ее неверность будет доказана, то даже ее собственный отец будет вынужден ее осудить, иначе ее позор падет и на него.

Кеттлблэк пожевал ус.

— Нам нужно их застать врасплох.

— Как? Квиберн следит за ними денно и нощно. Ее слуги получают мои деньги, но взамен приносят одну мелочь. И никто в глаза не видел этого любовника. За ее дверьми слышны пение, смех, болтовня, но ничего похожего на иное.

— Маргери слишком хитра, чтобы оказаться пойманной так просто. — сказала леди Мерривезер. — Ее стены — это ее придворные дамы. Они спят с ней рядом, одевают ее, с ней молятся, читают и вместе вышивают. Когда она не на соколиной охоте, она ездит верхом или играет «приходи в мой замок» с малюткой Алисанной Балвер. Если рядом оказываются мужчины, с ней всегда будет либо ее септа, либо кузины.

— Но когда-то же она избавляется от своего курятника! — Настаивала на своем королева. Но внезапно ее пронзила мысль. — Если только ее кузины не являются частью общей схемы… все, или, возможно, некоторые.

— Кузины? — Даже голос Таэны прозвучал неуверенно. — Все трое младше королевы, и гораздо невиннее.

— Распутницы, притворяющиеся невинными девицами. Это только делает их грех еще более шокирующим. Их имена навсегда покроются позором. — Королева внезапно почти почувствовала, как это будет. — Таэна! Твой муж — мой судья. Вы оба сегодня же должны ужинать со мной. — Она хотела провернуть все быстро, прежде, чем Маргери взбредет в ее маленькую головку вернуться в Хайгарден или отправиться на Драконий Камень, чтобы проводить своего дорогого раненного братца в последний путь. — Я прикажу поварам зажарить для нас кабана. И, конечно же, нам потребуется музыка, чтобы пища усваивалась лучше.

Таэна быстро все уловила.

— Музыка. Точно.

— Отправляйся, пригласи своего мужа, и устрой все с певцом. — приказала Серсея. — Сир Осмунд, вы можете остаться. У нас есть, что обсудить. Но мне еще понадобится Квиберн.

К большому сожалению, на кухне не оказалось дикого кабана, а времени отправлять за ним охотников, не было. Поэтому вместо кабана повара приготовили свинью с гвоздикой, медом и сушеными вишнями. Это было несколько не то, чего хотелось Серсее, но тоже сгодилось. Кроме того, для нее приготовили запеченные яблоки с острым белым сыром. Леди Таэна смаковала каждый кусочек. Чего нельзя было сказать про Ортона Мерривезера, чье круглое лицо от похлебки до сыра оставалось бледным и покрытым пятнами. Он много пил и бросал косые взгляды в сторону певца.

— Очень жаль лорда Джильса, — наконец произнесла Серсея. — Хотя должна сказать, никто из нас не будет скучать по его кашлю.

— Нет-нет. Я так не думаю.

— Нам понадобится новый лорд-казначей. Если б в Долине Арен не было так неспокойно, я бы вызвала Петира Бейлиша, но… я хочу испробовать на этой службе сира Хариса. Он справится не хуже Джильса, и еще он не кашляет.

— Сир Харис Королевский Десница. — Напомнила Таэна.

«Сир Харис — заложник, и не справляется даже с этой ролью».

— Пришло время подыскать для Томмена более могущественную Десницу.

Лорд Ортон оторвал свой взгляд от дна кубка.

— Могущественную. Конечно. — Он замешкался. — А… кого?

— Вас, милорд. У вас это в крови. Ваш дед занял место моего отца на службе Десницы у Эйериса. — Конечно, замена Тайвина Ланнистера на Оувена Мерривезера выглядела заменой боевого коня ослом, но Оувен, когда его назначил Эйерис, уже был глубоким стариком, приятным, но беспомощным. Его внук был моложе, и… — «Что ж, за то у него сильная жена». — Как жаль, что Таэна не может стать Десницей. Она была втрое мужественнее своего супруга, и гораздо веселее. Однако, она была мирийкой по рождению и женщиной, поэтому достаточно Ортона. — Не сомневаюсь, что вы гораздо способнее сира Хариса. — «Даже содержимое моего ночного горшка куда способнее Хариса». — Вы согласны на эту службу?

— Я… да, конечно. Ваше Величество оказывает мне великую честь.

«Куда большую, чем ты заслуживаешь».

— Вы отлично служили мне судьей, милорд. И продолжите служить в этом качестве, в эти… тяжелые времена. — Когда она заметила, что Мерривезер уловил ее намек, королева повернулась к певцу. — Нужно наградить и тебя тоже. За все сладкие песни, что ты исполнял во время нашей трапезы. Боги наделили тебя великим талантом.

Певец поклонился.

— Ваше Величество очень добры.

— Доброта тут ни при чем. — Ответила Серсея. — Одна правда. Таэна сказала мне, что тебя зовут Голубым Бардом.

— Это так, Ваше Величество. — Сапоги певца были из мягкой голубой телячьей кожи, его штаны из прекрасной голубой шерсти. Шелковая туника была бледно-голубого цвета с вставками из переливчатого голубого атласа. Он зашел даже настолько, что выкрасил волосы в голубой цвет на манер тирошийцев. Его длинные вьющиеся волосы спадали до плеч, и пахло от них так, словно он с головой выкупался в розовой воде. — «Без сомнения, в воде из голубых роз. По крайней мере, зубы у него белые». Зубы были отличные, и нисколько не кривые.

— У тебя есть другое имя?

На его щеках выступил намек на румянец.

— Мальчишкой меня звали Ватом. Отличное имя для пахаря, но не подходит для артиста.

Глаза Голубого Барда были того же оттенка, что и у Роберта. За одно это она его возненавидела.

— Теперь мне понятно, почему ты стал любимчиком леди Маргери.

— Ее Величество очень добра ко мне. Она говорит, что я дарю ей наслаждение.

— О, нисколько не сомневаюсь. Можно взглянуть на твою лютню?

— Как будет угодно Вашему Величеству. — За любезностью он скрывал легкий намек на беспокойство, но все равно отдал свою лютню. Он не посмел отказать королеве.

Серсея дернула струну и, услышав звук, улыбнулась.

— Сладко и печально, как сама любовь. Скажи мне, Ват… когда ты впервые переспал с Маргери — до ее свадьбы с моим сыном или после?

Какое-то мгновение он не мог понять, что происходит. Но когда уловил смысл происходящего, у него глаза вылезли на лоб:

— Ваше Величество ошибается. Клянусь вам, я никогда…

— Лжец! — Серсея ударила лютней по лицу певца с такой силой, что во все стороны полетели куски и щепки крашенного дерева. — Лорд Ортон, позовите стражу. Пусть эту тварь уведут в темницу.

Лицо лорда Мерривезера от страха покрылось испариной.

— Эта… ох, эта подлость, что… он соблазнил королеву?

— Боюсь, все вышло с точностью до наоборот, но это не меняет сути. Он все равно преступник. Пусть споет для лорда Квиберна.

Голубой Бард весь побелел.

— Нет, — на его губах, в том месте, где пришелся удар лютни, лопнул кровавый пузырь. — Я никогда…

Когда Мерривезер взял его за руку, он закричал:

— Мать всевышняя, будь милостива! Нет!

— Я не твоя мать, — откликнулась Серсея.

Даже в темнице все, чего они добились, были отрицания, молитвы и просьбы о пощаде. Уже скоро меж выбитых зубов по подбородку текла кровь, и он многократно обмочил свои голубые штаны, но по-прежнему цеплялся за свою ложь.

— Может статься так, что мы взяли не того певца? — Спросила Серсея.

— Все возможно, Ваше Величество. Но не бойтесь. Еще до рассвета он во всем сознается. — Внизу, в темнице, Квиберн носил потрепанную одежду из шерсти и кожаный фартук, какие используют кузнецы. Обернувшись к Голубому Барду он произнес:

— Извини, если стражники были с тобой грубы. Они не обучены хорошим манерам, — его голос прозвучал с заботой и добротой. — Все, что нам от тебя требуется, это правда.

— Я и рассказал вам правду, — захныкал певец. Он был накрепко прикован железными кандалами к холодной стене.

— Нам лучше знать. — У Квиберна в руке появилась бритва. Ее лезвие тускло сверкнуло в свете факела. Он начал срезать с узника одежду клочок за клочком, пока на нем из одежды не остались одни голубые сапоги. Серсею позабавило, что волосы у него между ног оказались рыжего, а не голубого цвета.

— Расскажи, как ты ублажал малютку-королеву?! — Потребовала она.

— Я никогда… я только пел, больше ничего. Пел и играл. Ее дамы могут вам подтвердить. Они всегда были с ней. Ее кузины.

— И скольких из них ты вовлек в свои половые сношения?

— Ни одной. Я простой певец. Прошу вас.

Квиберн произнес:

— Ваше Величество, возможно этот бедолага просто играл для Маргери, пока она принимала других любовников.

— Нет. Пожалуйста. Она никогда… я только пел. Пел…

Лорд Квиберн провел рукой по груди Голубого Барда.

— Во время ваших любовных утех она целовала твои соски? — Он взял один пальцами и сильно сжал. — Некоторым мужчинам это нравится. У них соски такие же чувствительные, как у женщин. — Мелькнуло лезвие, певец завизжал. На его груди словно открылось кровоточащее око. Серсее стало дурно. Часть ее хотела закрыть глаза, отвернуться, приказать остановиться. Но она была королевой, а перед ней был преступник. — «Лорд Тайвин ни за что бы ни отвернулся».

Под конец Голубой Бард рассказал им всю свою жизнь, начиная с рождения. Его отец был бакалейщиком, и Ват рос в лавке, но ему больше нравилось играть на лютне, чем торговать. В двенадцать лет он сбежал с труппой бродячих музыкантов, представление которых увидел на ярмарке. Перед тем, как попасть в Королевскую Гавань с надеждой попытать счастья при дворе, он обошел половину Раздолья.

— Счастья? — Усмехнулся Квиберн. — Женщины теперь это так называют? Боюсь, тебе слишком повезло, мой друг… но ты пытал счастья не у той королевы. Истинная стоит перед тобой.

«Да», — И за это Серсея тоже винила Маргери Тирелл. Если б не она, Ват мог бы прожить долгую жизнь, пел бы свои песни, спал со свинарками и фермершами. — «Это ее интриги толкнули меня на подобный шаг. Она запятнала меня своим коварством».

К рассвету высокие сапоги певца были полными крови, но он рассказал им, как Маргери ласкала себя, наблюдая, как ее кузины ублажали его ртом. В другой раз он пел ей, пока она ублажала свою похоть с другими любовниками. — Кто они? — Спросила королева, и сломленный Ват назвал сира Таллада Высокого, Ламберта Тарнберри, Джалабхара Ксо, близнецов Редвинов, Осни Кеттлблэка, Нью Клифтона и Рыцаря Цветов.

Это ее расстроило. Она не собиралась порочить славное имя героя Драконьего Камня. Кроме того, никто, знающий Лораса, в это не поверил бы. Редвины тоже не могли быть в этом замешаны. Без Арбора с его флотом королевство никогда не сможет избавиться от Вороньего Глаза с его проклятыми железными людьми. — Ты просто называешь подряд все имена людей, виденных тобой в ее апартаментах. Нам же нужна правда!

— Правда. — Ват посмотрел на нее единственным оставленным ему Квиберном голубым глазом. Через щели между выбитыми передними зубами на губах пузырилась кровь. — Должно быть я… забыл.

— Хорас и Хоббер в этом не участвовали, не так ли?

— Да, — подтвердил он. — Они — нет.

— Так же, как и сир Лорас. Я убеждена, что Маргери прилагала все усилия, чтобы скрыть свои похождения от своего брата.

— Да. Теперь я припоминаю. Однажды я прятался под кроватью, когда ее навещал сир Лорас. Она сказала: «Он не должен узнать».

— Эта песня мне нравится больше остальных. — Ради общего блага, не стоит в это вмешивать великих лордов. Что до остальных… сир Таллад был межевым рыцарем, Джалабхар Ксо — изгнанник и попрошайка, Клифтон всего лишь телохранитель малютки-королевы. — «А Осни наше главное блюдо». — Уверена, выговорившись, ты почувствовал облегчение. Ты должен припомнить, когда Маргери впервые решилась на измену. Но если ты вновь начнешь нам лгать…

— Я не хочу. Я расскажу правду. А потом…

— … тебе позволят надеть черное. Я дала тебе слово. — Серсея повернулась к Квиберну. — Удостоверься, что его раны будут промыты и перевязаны, и дай ему макового молока, чтобы унять боль.

— Вы молодец, Ваше Величество. — Квиберн бросил окровавленную бритву в ведро с уксусом. — Маргери может поинтересоваться, куда пропал ее певец.

— Певцы то приходят, то уходят, этим они и знамениты.

От подъема из подземелья по темной лестнице у Серсеи совсем сбилось дыхание. — «Нужно передохнуть», — поиски истины довольно утомительное занятие, и ее ужасали грядущие последствия. — «Нужно быть сильной. То, что я должна сделать, я делаю ради Томмена и королевства». — Какая жалость, что Магги Лягушка уже мертва. — «Плевать на твое пророчество, старуха! Малютка может и моложе меня, но ей никогда не стать красивее меня, а скоро она вообще умрет».

Леди Мерривезер дожидалась ее в спальне. Еще стояла предрассветная темнота, сереть еще не начинало. Джослин и Доркас обе спали, но Таэна — нет.

— Это было ужасно? — спросила она.

— Тебе не стоит знать. Мне нужно поспать, но я боюсь снов.

Таэна махнула волосами.

— Это все ради Томмена.

— Да. Я знаю. — Серсея пожала плечами. — У меня пересохло горло. Будь добра, налей каплю вина.

— Я сделаю так, как ты хочешь. Это все, что мне нужно.

«Врунья». — Она-то отлично знала, что именно было нужно Таэне. Ну и пусть. Если из-за нее Таэна потеряла голову, то это только помогает удостовериться, что она со своим мужем останутся верны. В мире предательства и измен, верность стоит пары поцелуев. — «Она не хуже мужчин. И, по крайней мере, с ней нет опасности забеременеть».

Вино помогло, но не достаточно.

— Я чувствую себя грязной, — пожаловалась королева, стоя у окна с кубком в руке.

— Ванна поможет тебе придти в себя, дорогая, — леди Мерривезер разбудила Доркас с Джослин и отправила их греть воду. Когда ванна была наполнена, она помогла королеве раздеться, проворно распустив тесемки и стянув платье с плеч. Потом она выскользнула из своего и оставила его валяться на полу.

Они разделили ванну. Серсея отдыхала в объятьях Таэны.

— Томмен должен быть избавлен от худшего из этого, — сказала она мирийке. — Маргери каждый день берет его с собой в септу, просить у богов исцеления для ее брата. — Сир Лорас отчаянно цеплялся за жизнь. Это раздражало. — И ему нравятся ее кузины. Для него будет тяжелым ударом, если он потеряет их всех.

— Но все трое могут и не быть виновны, — предположила леди Мерривезер. — А что, может и хорошо, если одна из них не принимала в этом участия. Если она будет возмущена и уязвлена тем, что ей откроется…

— … то ее можно будет убедить свидетельствовать против остальных. Да, очень хорошо, но которая из них?

— Алла.

— Самая застенчивая?

— Так выглядит со стороны, но это скорее скрытность, чем застенчивость. Предоставь это мне, дорогая.

— С радостью. — Само по себе признание Голубого Барда ничего не значит. В конце концов, артисты всю жизнь лгут. Если Таэна справится, то Алла Тирелл станет хорошей подмогой. — Сир Осни тоже должен сделать признание. До сознания остальных нужно довести, что только через раскаяние они смогут заслужить королевское прощение и право отправиться на Стену. — Что до Джалабхара Ксо, то для него рассказать правду — было бы соблазнительным выходом. На счет остальных она была не так уверена, но Квиберн умеет убеждать…

Когда они выбрались из ванны, рассвет только-только разлился над Королевской Гаванью. От долгого пребывания в воде кожа королевы побледнела и сморщилась.

— Останься со мной, — попросила она Таэну. — Я не хочу ложиться одна. — Она даже пробормотала молитву прежде, чем забраться под одеяло, умоляя Мать послать ей сладкие сны.

Но как всегда это оказалось бесполезным сотрясением воздуха. Боги глухи. Серсее снова снилось, что она оказалась внизу в темнице. Только на сей раз вместо певца к стене была прикована она. Она была обнажена, и из ран на ее груди, в том месте, где Бес откусил ее соски, сочилась, капая на бедра, кровь.

— Прошу, — умоляла она, — Пожалуйста, только не моих детей, не трогай моих детей. — Но Тирион только злобно пялился на нее в ответ. Он был тоже обнажен, и с ног до головы был покрыт жесткой шерстью отчего был больше похож на обезьяну, чем на человека. — Ты увидишь, как их коронуют, — произнес он. — И ты увидишь, как они умрут. — Потом он присосался к ее кровоточащей груди губами, и ее с ног до головы, словно раскаленный кинжал, пронзила боль.

Дрожащая, она очнулась в объятьях Таэны.

— Кошмар, — слабо пробормотала она. — Я кричала? Прости.

— При дневном свете сны обращаются в прах. Снова карлик? Почему он так тебя пугает, этот маленький глупый человечек?

— Он меня убьет. Это было предсказано, когда мне исполнилось десять лет. Я хотела узнать, за кого я выйду замуж, но она сказала…

— Она?

— Майега. — Слово получилось неразборчивым. Она все еще слышала голос Малары Хизерспун, которая настаивала, что если не вспоминать о пророчестве, то оно не исполнится. — «Но в колодце она не была такой молчаливой. Кричала и выла она очень громко».

— Тирион — валонкар, — продолжила она. — Вы используете в Мире это слово? На Высоком Валирийском оно означает младший брат. — После того, как Мелера утонула, Серсея узнавала про это слово у септы Саранеллы.

Таэна взяла ее руку в свою и сжала.

— Это была ужасная женщина, старая, больная и уродливая. Ты была юна и красива, полна жизни и величия. Ты рассказывала, что она жила в Ланниспорте, поэтому она отлично знала про карлика и то, что он убил вашу мать. Эта тварь не посмела тебя ударить, зная, кто ты есть, поэтому она решила уязвить тебя своим змеиным языком.

«Возможно ли, что это так?» — Серсее очень хотелось в это поверить.

— Но Мелара умерла, как она и предсказала. И я так и не вышла замуж за Рейегара. А Джоффри… карлик убил моего сына прямо у меня на глазах.

— Одного сына, — поправила леди Мерривезер. — Но у тебя есть второй, славный и сильный, и никакое зло ему не грозит.

— Не грозит, покуда я жива. — Произнесенные вслух, эти слова помогли вселить в нее уверенность в том, что так оно и будет. — «Да. При дневном свете сны обращаются в прах». — Снаружи утреннее солнце начало пробиваться сквозь завесу облаков. Серсея выскользнула из-под одеяла. — Этим утром я буду завтракать с королем. Я хочу видеть сына. — «Все, что я делаю, я делаю ради него».

Томмен помог ей придти в себя. Никогда прежде он не был с ней таким милым, как этим утром, болтая про своих котят, намазывая мед на ломоть черного горячего хлеба, только что вынутого из печи.

— Сир Зарапка поймал мышь, — поведал он ей. — А леди Усик у него ее стащила.

«Я никогда не была такой невинной и милой», — вспомнила Серсея. — «Как же он думает править этим беспощадным королевством?» — Мать внутри ее хотела только защитить его, а королева понимала, что он должен вырасти жестче, иначе Железный Трон неизбежно его уничтожит:

— Сиру Зарапке нужно учиться отстаивать свои права, — сказала она в ответ. — В этом мире слабые всегда оказываются добычей сильных.

Король, облизывая мед с пальцев, задумался над сказанным.

— Когда сир Лорас вернется, я хочу научиться сражаться копьем, мечом и кистенем, так же, как и он.

— Ты научишься сражаться, — пообещала королева. — Но не у сира Лораса. Он не вернется, Томмен.

— Маргери говорит, что вернется. Мы за него молимся. Мы просим у Матери ее милости, и у Воина — дать ему сил. Элинор говорит, что это самая главная битва сира Лораса.

Она пригладила его волосы, мягкие золотистые кудри так сильно напомнили ей о Джоффе.

— Будущий вечер ты проведешь с женой и ее кузинами?

— Нет, не сегодня. Она сказала, что желает поститься и очиститься.

«Поститься и очиститься… ах, да! Грядет Девичий День».

Уже много лет Серсее не приходилось отслеживать приход этого святого дня. — «Будучи трижды замужем, она все еще хочет заставить нас верить в то, что она девушка». — В скромном белом наряде малютка-королева поведет свой курятник в септу Бейлора, чтобы поставить у ног Девы высокие белые свечи и украсить ее шею пергаментной гирляндой. — «Но, по крайней мере, не со всем курятником». — В Девичий День всем вдовам, матерям и шлюхам было запрещено входить в септу, как и мужчинам, чтобы не осквернить священные гимны невинности. Только невинные девицы могут…

— Матушка? Я сказал что-то не то?

Серсея поцеловала его в лоб.

— Ты сказал нечто очень умное, дорогой. А теперь беги, играй с котятами.

Сразу после этого она позвала сира Осни Кеттлблэка в свои апартаменты. Он явился со двора весь в испарине с самодовольным видом, и, встав на колено, как всегда раздел ее глазами.

— Встаньте, сир, и сядьте рядом. Когда-то вы бесстрашно оказали мне услугу, но сегодня у меня для вас есть суровое поручение.

— Да, и у меня для тебя есть нечто суровое.

— Это подождет. — Она легко пробежала пальцами по его шрамам. — Вы помните ту шлюху, которая наградила вас ими? Когда вы вернетесь со Стены, вы ее получите. По нраву ли вам это?

— Я хочу только тебя.

Верный ответ.

— Для начала вы должны признаться в преступлении. Мужские грехи, если их оставить гнить, могут отравить душу. Я знаю, жить с тем, что вы совершили невыносимо тяжело. Пришло время очистить свое имя от позора.

— От позора? — Он выглядел озадаченным. — Я говорил Осмунду, Маргери только дразнит. Она никогда не позволит мне зайти дальше, чем…

— Как по-рыцарски с вашей стороны ее защищать, — прервала его Серсея. — Но вы слишком хороший рыцарь, чтобы продолжать жить преступником. Нет, вы должны сегодня же ночью направиться в Великую Септу Бейлора и переговорить с Верховным Септоном. Когда у мужчины на душе столь тяжкие грехи, только Его Святейшество лично может спасти его от адских мук. Расскажите ему, как вы переспали с Маргери и ее кузинами.

Осни моргнул.

— Что, и с кузинами тоже?

— С Меггой и Элинор, — решила она. — Но никогда с Аллой. Подобная маленькая деталь сможет представить историю в более правдоподобном свете. — Алла плакала и умоляла остальных прекратить грешить.

— Только Меггу и Элинор? Или Маргери тоже?

— Маргери в особенности. Она у них верховодила.

Она рассказала ему все, что она задумала. Пока Осни слушал, на его лице медленно проступали мрачные предчувствия. Когда она закончила, он произнес:

— После того, как ей снимут с плеч голову, я хочу получить от нее поцелуй, который мне не достался.

— Вы получите все поцелуи, какие пожелаете.

— А потом на Стену?

— Не надолго. Томмен — великодушный король.

Осни почесал покрытую шрамами щеку.

— Обычно, если я вру про какую-то женщину, то я утверждаю, что никогда в жизни ее не трахал, а они утверждают обратное. А здесь… никогда не лгал Верховному Септону. Думаю, за это попадают в какой-нибудь из адов. В худший из всех.

Королева немного отстранилась. В последнюю очередь от Кеттлблэка она ожидала услышать упоминания о благочестии.

— Вы отказываетесь повиноваться?

— Нет. — Осни прикоснулся к ее золотистым волосам. — Говорят, лучшая ложь, если в ‘ей есть доля правды… нужно придать ей остроты. Ты хочешь, чтобы я пошел рассказывать, как я трахнул королеву…

Она едва не врезала ему по физиономии. Едва. Но она и так зашла чересчур далеко, и на кон было поставлено слишком много. — «Все, что я делаю, я делаю ради Томмена». Она повернула голову и поймала руку сира Осни в свою, поцеловав его пальцы. Они были грубыми и твердыми, зачерствевшие от меча. — «У Роберта были такие же», — подумалось ей.

Серсея обняла его за шею.

— Я не желаю, чтобы говорили, что я превратила тебя в лжеца, — прошептала она хрипло. — Дай мне всего час, и приходи в мою спальню.

— Мы ждали слишком долго, — он просунул пальцы в корсаж платья и рванул. Шелк треснул с таким оглушительным звуком, что Серсея испугалась, что его услышала половина Красного Замка. — Снимай остальное, пока я не порвал все на кусочки, — добавил он. — Но можешь оставить корону. Мне нравится, когда она на тебе.