Письма, телеграммы, надписи 1889-1906

239 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Получил 25 штук «Дна», и уже — нет ни одного экземпляра, — всё растащили. В Москве «Дно» продавалось на улицах мальчишками от Клюкина еще 1-го числа, в каждый экземпляр был вложен каталог изданий Клюкина. Жена спросила одного мальчика, много ли о» продал? — 250 штук. Продавали по 70 и 65 к. Скирмунт — бесился, ругался и жаловался. Говорил, что нигде в московских магазинах книги нет, и доискивался причин, почему Клюкин получил раньше других?

Лонгфелло — прелесть! Получил также Юшкевича, Куприна, Телешова. Пришлите мне еще Юшкевича 25, Куприна и Телешова по 15, Серафимовича — тоже 25.

Здесь — не все обстоит благополучно, и потому я очень нуждаюсь в деньгах. Жена продолжает прихварывать. На-днях приедет ко мне художник Орлов и будет здесь заканчивать свою картину «Молебен в казенной винной лавке». Вещица — интересная. Скиталец телеграфировал, что 9-го женится, зовет меня и жену на свадьбу. Но мы — не приедем. Жене — совершенно невозможно, ей прописан покой, массаж, мышьяк, диета и еще куча всякой всячины. А у меня такая масса рукописей, что я на стол без ужаса смотреть не могу. Поздравьте от меня Степана и пожелайте ему скорейшего развода с женой.

Жду «Пир». Пока — до свидания!

Может быть, на масленице увидимся.

240 В. С. МИРОЛЮБОВУ

Кто дал Вам право помещать в журнале снимок с портрета моего, данного мною Вам как частному лицу, а не как издателю?

Вы поступили неделикатно и глупо, сударь мой, и я прошу Вас отныне не считать меня в числе знакомых Ваших.

241 H. Д. ТЕЛЕШОВУ

Спасибо, милый Николай Митрич, за книгу, желаю ей солидного успеха, я пусть этот успех возбудит у тебя желание работать на пользу родной стороны и нового читателя ее.

Великое, брат, явление — этот «новый» читатель, поглощающий книги действительно как пищу духовную, а не как приправу к скучной и серой жизни.

Поклонись Александру Серафимовичу и сообщи мне его адрес, а то он тоже прислал мне книжку и письмо, а адреса своего не сообщил, и я не знаю, куда ему ответить.

Посылаю тебе «Дно».

Кланяюсь жене твоей и желаю тебе всего, всего доброго, а главное бодрости духа и желания писать.

Твой

242 А. С. СЕРАФИМОВИЧУ

Александр Серафимович!

Сердечное спасибо Вам за Вашу славную книжку. Всей душой желаю ей успеха у лучшего читателя наших дней — у простого, трудящегося народа, и — верю, что у него она найдет достойный прием.

А Вам меня благодарить — не за что. Я добиваюсь лишь одного — хороших книг для хороших, здоровых людей, которым принадлежит будущее.

Всего доброго!

243 H. Д. ТЕЛЕШОВУ

Дружище Николай Дмитриевич!

Продолжая наш московский разговор о сборнике, сообщаю:

Ан[тон] Пав[лович] даст рассказ для этого сборника, если выбор будет достаточно литературен.

Мое мнение таково: не нужно гнаться за объемом и строго выбрать участников. Если сборник составится из работ:

Чехова,

Андреева,

Куприна,

Юшкевича,

Телешова,

Горького,

Скитальца,

Серафимовича,

Бунина и Чирикова и, если все эти лица постараются написать хорошие, крупные вещ», — это будет литературным событием.

Состав второго сборника можно будет расширить, пригласив еще новых участников.

Ну, пока всего доброго.

244 А. К. ШОЛЬЦУ

Уважаемый г. Шольц!

Я очень сожалею о том, что мне не удалось встретиться с Вами. Если б я знал, что Вы в России и собираетесь ехать в Нижний — я дождался бы Вас дома, отложив поездку в Ялту. Я уверен, что для Вас было бы крайне интересно и полезно побывать в России провинциальной, где я познакомил бы Вас с людьми, которых считаю самыми лучшими и ценными в России. Это — помимо того удовольствия, которое Вы доставили бы своим приездом лично мне.

Относительно портрета моего и моей семьи я сделал распоряжение, чтобы Дмитриев послал Вам несколько снимков на выбор для воспроизведения в журналах. Если он еще не прислал — телеграфируйте ему, он пришлет.

Мне очень хотелось бы побывать в Берлине и вообще в Германии, но — нет времен». Отложу это до поры, пока не напишу еще пьесу. Есть и еще очень важные причины, не позволяющие мне переехать границу своей страны.

Я был бы очень благодарен Вам, если б Вы сообщили мне — как относится к моей пьесе рабочий класс, мнение которого для меня ценнее всех других мнений, взятых вместе. Хотелось бы также видеть снимки с пьесы, помещенные в журналах. Если это Вас не затруднит — пришлите!

Я — готов к услугам Вашим, и если Вам понадобятся какие-либо справки по вопросам русской литературы — обращайтесь ко мне без стеснения.

Крепко жму руку Вашу.

245 М. РЕЙНГАРДТУ

Господину Максу Рейнгардту.

Посылаю Вам, м. г., и артистам Вашим мои портреты. Извиняюсь, — я должен был сделать это раньше, но — не успел. Посылаю также альбом снимков с пьесы «На дне» в исполнении артистов Московского Художественного театра. Делаю это из горячего желания выразить чем-либо Вам и труппе Вашей мою благодарность за исполнение Вами моей пьесы, а также для того, чтоб показать Вам, как близко Вы и труппа Ваша подошли в изображении типов и сцен моей пьесы к русской действительности.

Позвольте поблагодарить Вас и Ваших товарищей от всей души за внимательное отношение к моей пьесе.

Ничто не объединяет людей так глубоко, как искусство, так да здравствует же искусство и те, что служат ему, не страшась изображать суровую правду жизни такой, какова она есть!

Крепко жму Вашу руку и руки артистов Ваших. Очень жалею, что не знаю немецкого языка, и стыжусь моего незнания. Если б я умел говорить по-немецки, я бы сумел свободнее и проще выразить Вам мою искреннюю благодарность.

Всего доброго Вам и хорошего успеха от души желает

Н.-Новгород. Август, 1-е. 1903.

246 Е. Н. ЧИРИКОВУ

Дружище Евгений Николаевич!

Думаю, что из намеченного тобою материала ты должен слепить крепкую, отчетливую вещь. Я, кажется, представляю себе содержание ее и не имею сомнения в том, что это будет и важно и интересно. Не называй эту штуку ни драмой, ни комедией — пьеса, мол, а там уж — сами разберут. Я — не драматург, а зритель, — пожалуй, это лучше, — и, как зритель, очень советую: в уста каждого эпизодического лица влагай две-три таких фразы, чтоб они сели мне в ухо. Это очень оживляет действие. А главным персонам — тоже давай какие-нибудь фразы, вроде «русский талантливый человек не может быть чистеньким», как сказано в «Дяде Ване». Равняя себя с дядей Ваней, ты этим больно уж высоко его ставишь, что, конечно, и сам знаешь. Что тебе в Минске дурно — это хорошо, было бы дурно, если б тебе хорошо было в Минске. Я не играю словами, — не сердись, это нечаянно вышло, мысль-то верная. Я — всей душой за то, чтоб тебе уехать из Свинска. Это необходимо, обязательно. Хлопочи о переводе в Москву, хлопочи серьезно, во всю мочь. Не могу ли быть полезным? Я знаком с Желябужским, — он тоже что-то по контрольной части — не хочешь ли, поеду к нему?

Окажи. Я тебе не токмо советую переводиться в Москву — прошу о том. В ней ты и заживешь шире и работать будешь больше, — уж это несомненно. Дороже жить? Хватит!

«Литераторские дети среднего писателя — несчастные дети». Не знаю. Но люди, видавшие нужду, лучше людей, с оной незнакомых, это факт. И нужда совсем не обязательна. Здесь обращаюсь к сердцу Вал[ентины] Егор[овны] и Анны Михай[ловны] — они это поймут, обе поймут — не на печке жили. О женщинах: когда) о них говорят, я вспоминаю стихи Леопарди сестре Паолине:

Видишь — я много вижу в женщине силы, ибо с Леопарди — согласен. Нахожу, что лучше его никто не сказал женщинам правду. Я вообще — ругаюсь от любви. Женщина — сила, огромная, стихийная. Она может из нашего брата столь же просто сделать честных людей, как и подлецов творит.

Теперь вот что: об Обществе распространения грамоты и происшествии со Скворцом — лучше не пиши, а то, пожалуй, Общество [?] прихлопнут. Есть основания ждать этого. Пожалуйста, погоди. Тебя обнимаю, прочим кланяюсь.

247 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Знали бы Вы, как обидно, что Вас не было на концерте! Концерт был таков, что, наверное, у сотни людей воспоминание о нем будет одним из лучших воспоминаний жизни. Я не преувеличиваю. Пел Федор — как молодой бог, встречали его так, что даже и он, привыкший к триумфам, был взволнован. Уезжая — вчера, 7-го — заплакал даже и сказал: «Я у тебя — приобщаюсь какой-то особенной жизни, переживаю настроения, очищающие душу… а теперь вот опять Москва… купцы, карты, скука…» Мне стало жалко его.

Вспоминали не однажды про Вас, дорогой друг.

Посылаю газеты с отчетами о концерте, весьма слабо передающими то, что было. Прошу не высылать более денег Софье Израилевич, и не обращайте внимания на сестру ее, если она начнет приставать к Вам с просьбами о заработке. В конце концов — это барышни, которые не пропадут и без нашей помощи.

Всего доброго! Сижу за пьесой Чирикова, к[ото]рая мне все больше нравится. Явимся мы к Вам числа 15-го.

Крепко жму руку.

248 Е. П. ПЕШКОВОЙ

Очень рад, что квартира хорошая и ребята здоровы. Позаботься, пожалуйста, о себе. Было бы крайне интересно и желательно видеть тебя здоровой и спокойной, хотя мало верится в возможность быть спокойным человеку, который имеет дело с таким чудовищем, как я. Но все же ты постарайся. Обращай больше внимания на себя и совсем не обращай на меня. Если же мало внимания будешь обращать в ту или другую сторону — ни чорта не выйдет, моя радость. Здесь — во-первых, снег, во вторых, скандалы.

Борис, Чернышев какой-то, некто из музея книжного и еще человек пять были выданы шпионом. Шпиона — убили. Арестовано еще человек с двадцать. Но всё какие-то незнакомые фамилии. Развелось же однако у нас этих людей, которые так любят, чтоб их время от времени сажали в тюрьмы. В общем — все прекрасно. А. В. здоров и все добрые знакомые тоже. Вчера в Сор[мове] на танцовальном вечере в клубе кто-то выпалил из револ[ьвера] в пристава Высоцкого. Не попал, Публика очень хохотала над испугом пристава. Жестокие нравы.

Нар[одный] дом. Мы его не хотим сдавать Басманову, а думаем образовать паевую компанию, составить труппу и — ставить пьесы. Мы — это я, Чириков, Малиновски[е], Михельсон, Нейгардт, — думаем пригласить в пайщики Шаляпина, Мороз[ова], Алексеева, Панину. Артистов, полагаю, найдет Тихомиров и Андреева. Возможно, что мне придется ехать в Москву хлопотать по сему делу. Поеду или с Еленою, или с ее Павлом.

Л. Андреев прислал длинное письмо, очень хорошо написано. Нужно что-то делать для него, это очевидно. Я — рад. Он — талантлив, как сатана. Но — должен будет извиниться перед Ал[ексиным] и Мал[иновским].

Получил я славные стихи, в которых очень сильно и образно меня ругают за пристрастие к евреям. «Подлая морда» и т. д.

Газету тебе выписал.

Ну — работаю ли я? Нет. Некогда. Целый день ходят люди, а к вечеру я устаю. Вероятно, зимой я уеду куда-нибудь — на Иматру, в Арзамас — где нет людей и можно работать.

До свидания! Целую.

Доктору скажи, что я его люблю, очень люблю, но писать мне некогда.

Ты получила письмо из Питера? Янина в Москве теперь должна быть. Мать — напишет. Береги себя.

249 А. П. ЧЕХОВУ

Дорогой Антон Павлович!

Вы — помните? — обещали дать рассказ для сборника «Знание»? Это дело — дело издания сборника — идет к концу. Андреев, Бунин, Вересаев, Чириков, Гусев написали, я — скоро напишу. Очень бы хотелось, чтобы Вы приняли участие. Можно ли надеяться? Срок — конец октября. Будьте добры ответить.

Здесь — снег. Хорошо! Ездят на санях. Как Ваше здоровье? Что — кончили «Виш[невый] сад»?

Крепко жму руку.

250 Е. П. ПЕШКОВОЙ

Не помню — писал ли я тебе о новой затее — организовать т[оварищест]во для эксплуатации Народ[ного] дома как общедоступного театра. Это — идет. Ездил я в Москву, собрал около 5 т. денег и — представь! — Тихомиров Асаф идет к нам в режиссеры, а вместе с ним несколько учеников и учениц Худ[ожественного] театра.

В субботу Тих[омиров] будет уже здесь. Предполагается составить ядро труппы из опытных артистов, затем — любители. Пай — 100 р. Я беру 5. Ты — тоже. Малин[овская] Ел[ена] — тоже. Федор тоже. Морозов — 20. Тихомир[ов] — 5. Андр[ей] Алек[сеевич] Желябужск[ий] — 3. Лельков — 2. Станиславский — 5. М. Ф. Андреева, Чириков, Андреев Леон[ид], Вишняков, Чегодаева, Михельсон — по одному паю. Ожидаем — Ганецкую, Хлудову, Панину. Вот какие дела.

Был у Л. Андр[еева] — чуть не разревелся. Он страшно похудел, похорошел, серьезно лечится, все время не пил. Рассказ его — великолепен. Большая и глубокая вещь. В Москве были мы — т. е. я и Ма[линовские] — три дня. Видели «Цезаря». Я весьма советую тебе остановиться в М[оскве] на обратном пути и посмотреть. Изумительная постановка, великолепен Качалов — Цезарь, и — толпа. Недурен Антон[ий] — Вишневский. А в общем — длинно и тяжко. Видел два акта «Дна». Играли — небрежно. Видимо, пьеса надоела им.

Янина учится массажу […]

Академия присудила Бунину премию Пушкина за перевод «Гайаваты». 15-го сюда явится Якубов. Ну — новости все, кажется.

С чего ты вздумала, что я нездоров? Я очень здоров и вообще — недурно настроен. С завтрашнего дня начну работать. Будь здорова и ты.

«Нижегор[одский] листок», кажется, окончательно погибает. Сегодня было собрание пайщиков — Гриневицкий объявил дефицит — 7700, а по омете ожидали 1700. Горинов отказывается вносить деньги. И, вероятно, все откажутся.

Скажи Максиму, что к его приезду я куплю ему чижа, щегленка и снегиря.

Ты получаешь мои письма? Это — третье.

Всего доброго!

Доктору — поклонище. Обнял бы его, да он очень толстый.

251 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Дорогой друг, посылаю Вам моего «Человека» и очень прошу Вас внимательно, не однажды, прочитать его. Затем сообщите мне, как это звучит и где я наврал.

На неровности ритма — не обращайте внимания, если они не очень уж резко режут слух. У меня не было намерения писать ритмической прозой, вышло это неожиданно, будучи, видимо, вызвано самим сюжетом.

Гладких и слащавых стихов — я не хочу и языка править не стану.

А вот — что тут лишнее и чего не хватает? Вообще — посмотрите. Потом возвратите рукопись вместе с теми примечаниями и указаниями, которые найдете нужным сделать.

Очень меня эта вещь смущает. Как всегда — я, кажется, испортил хорошую тему.

Продолжать я буду — о мещанине, который идет — в отдалении — за Человеком и воздвигает сзади его всякую мерзость, которой потом присваивает имя всяческих законов и т. д.

Тут уже другой язык, конечно.

Ну — Чехов согласен, как я телеграфировал Вам. Хорошо ли это — увидим. Думаю, недурно. Относительно [А. Ф.] Маркса я ему напишу. А вот куда отчислим 10 % прибыли, кои имеют придать сборнику необходимый для Чехова филантропический вид? Если б в пользу общежития для детей учащих в Нижегородской губернии!

То-то бы радость мне! И — этому учительскому о-ву.

Здесь — Якубов. Растет мальчик, ничего.

В Народном доме мы устраиваем театр: мы — С. Морозов, Шаляпин, Станиславский, Тихомиров, я с женой, Малиновский и прочая — даже Бунин и Андреев.

Тихомиров — взял из театра отпуск на год и будет режиссером. Он же взял 5 паев. Пай — по 100 р.

10 человек артистов — ученики Художест[венного] театра, остальное — любители.

Дело уже наладилось, денег набрали 10 000. Нужно еще т. 5. Поеду сегодня в Москву и — наберу. Так-то.

Между прочим — пишу. Очень охотно. Задумал одну канитель, вероятно, в декабре или в январе заберусь на Иматру или — к Вам, а то здесь — нет времени для этого дела, все-таки полезного и — несомненно — приятного.

В половине ноября буду у Вас — обработаем сборник. Тогда — вздохнем.

Весьма недурно — и даже очень — написал Чириков рассказ «На поруки».

Сборничек будет чистенький, кажется.

Ну, крепко жму Вашу руку и очень хочу попасть поскорее в тихую Вашу обитель.

Всего доброго!

252 А. П. ЧЕХОВУ

Дорогой Антон Павлович!

Ольга Леонардовна, вероятно, уже написала Вам, что сборник будет благотворительный — 10 % прибыли мы отчислим в пользу Нижегородского общества взаимопомощи учащих на постройку общежития для детей учителей.

Это отчисление в счет гонорара авторам не входит.

Я очень рад, что Ваша пьеса выйдет в нашем сборнике, — очень рад!

В ноябре — около половины — буду в Москве, значит — увижу Вас. Это тоже хорошо.

Ну, а пока — всего хорошего Вам и здоровья!

253 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Слушал пьесу Чехова — в чтении она не производит впечатления крупной вещи. Нового — ни слова. Всё — настроения, идеи — если можно говорить о них — лица, — все это уже было в его пьесах. Конечно — красиво, и — разумеется — со сцены повеет на публику зеленой тоской. А — о чем тоска — не знаю.

Сообщил Ольге Леонардовне, чтобы А[нтон] П[авлович] не смущался [А. Ф.] Марксом и что мы сделаем сборник благотворительным, путем отчисления 10 % прибыли на какое-либо дело. Что это отчисление не уменьшит его гонорара. Так?

Написал и ему тоже.

«Человека» переделаю сверху донизу, знаю как. Третью часть — вон. Вашего отзыва еще не знаю. Завтра еду в Нижний.

Кланяется Вам Мария Федоровна и Сергей Аполлонович, приехавший сюда на 1½ месяца. Похудел, глаза стали ярче, но — ничего. Полагает, что ему позволят жить в Лодейном Поле. Крепко жму руку.

254 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Дорогой друг,

с нетерпением жду Вашего отзыва о «Человеке». Переделал его иначе — но, кажется, стало еще хуже. Вещь, однако, нужная, и напечатать ее — придется. Отвечайте, прошу.

Найденов желает поместить в нашем сборнике «№ 13-й». Вещь — славная, но уже была напечатана в приложении к какой-то театральной газете. Объем — менее листа. Вы ее на-днях получите от автора, пожалуйста, прочитайте.

Чириков тоже ждет ответа по поводу своего рассказа. Вообще мы не стесняемся обременять Вас своими просьбами, в чем, отчасти, виноваты Вы сами.

Посылаю очень интересный документ, полученный мною сегодня, 26-го октября, в день одиннадцатой годовщины моего писательства.

Пишет — Шакро, «Мой спутник». Сохраните это письмо — оно все же подтверждает тот факт, что я не очень много вру.

Да. Когда от Вас долго нет писем — мне как-то неловко. Очень я привязан к Вам и очень люблю Вас…

Настроен я — лирически, должно быть, потому, что болит голова, идет снег и проч.

Сейчас был Чириков — набросали мы с ним план пьесы «Спасители» или что-то в этом роде. Члены о-ва попечения о погибших женщинах «спасают» проститутку.

С Андреевым тоже буду писать пьесу «Астроном». Леонид вдохновился Клейном и хочет изображать человека, живущего жизнью всей вселенной среди нищенски серой обыденщины. За это его треснут в 4-м акте телескопом по башке.

Планов — много, времени — нет!

Крепко жму руку.

255 В. И. АНУЧИНУ

Уважаемый Василий Иванович!

Прочитал Ваш рассказ «Уважили». Хорошая, сильно написанная вещь. По сравнению с прежними Вашими работами Вы сделали большой, очень большой шаг вперед. Радуюсь и за Вас и за читателей.

Сибирские темы, только не берите их слишком уж узко, это богатейший источник, он может освежить нашу литературу, а тут затхлостью попахивает. Я вообще думаю, что Сибири пора выходить на широкую дорогу. Крепостного права вы не знали, от царя жили далеко, страна просторная и богатая, политическая ссылка вам не мало дала. Ну-тко, сибиряк», двигайте вперед!

От души желаю дальнейших успехов, жму руку.

4 ноября 1903 г.

256 Н. Д. ТЕЛЕШОВУ

Николай Дмитрия — рассказ недурен, дорогой мой, и, конечно, идет. Никаких сокращений не потребуется.

Всего доброго! На пути отсюда — непременно буду на Среде.

257 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Рассказики Бунина читал, и очень они мне нравятся, особенно второй.

Говорил с ним о переводе Байрона — это ему улыбается, особенно «Дон-Жуан». В январе, кончив «Каина», он будет в Питере.

Письма получил. В Нижн[ий] еду только в понедельник, во вторник, 16-го, у нас первый спектакль.

Пожалуйста, вставьте в «Человека» после слов: «Мое оружье — Мысль» —

Затем —

Вот так. Ничего?

Вам кланяются М[ария] Ф[едоровна] и С[кирмунт]. Он скоро будет у Вас. Кланяется Вересаев, Леонид. Спасибо за посылку куртки, но — не машины! Крепко жму руку.

258 К. П. ПЯТНИЦКОМУ

20-го декабря 1903.

Дорогой мой друг — посылаю выписку книг для ссыльных Архангельска, они давно уже просили меня о книгах, но я все забывал. Очень прошу послать им скорее.

Если Вы возьмете на себя труд сказать Гарину, что для него было б лучше не печатать рассказа «Чужие» — совсем, нигде, — скажите; нет — пришлите мне его адрес.

А увидите Сорина — сообщите, что копия «Тайной вечери» была послана сырой, это ее несколько испортило. Нехорошо.

Круковской предлагает нам одновременно две вещи: издать составленные им сказки для детей и купить журнал «Товарищ». Категорически отказался — так?

Вчера со мной случилось нечто странное и очень глупое: в одиннадцатом часу вечера, гуляя на Откосе, я встретил некоего неизвестного мне субъекта. Он спросил меня: «Вы Горький?» — и, получив ответ, ткнул меня ножом в левую сторону груди, настолько сильно, что я упал на колени.

Нож прорезал мое великолепное пальто, тужурку, разбил мой хорошенький каповый портсигар и остановился в нем, не коснувшись кожи. Господин ударил еще раз и чуть-чуть оцарапал мне бок, совсем немножко, как булавкой. Вступил я с ним в соревнование, во время коего он разрезал мне левую перчатку и оцарапал лоб. Затем мы разошлись, каждый в свою сторону, и оба, как я думаю, не на свое место.

Все это вышло так глупо, что я даже не взволновался, только потом уже, идя домой, вдруг сильно вспотел.

Случай этот имеет некоторые специфические особенности, о них неудобно говорить в письме, и вообще об этом случае — не нужно говорить. Я уже сделал в этом направлении соответствующие шаги, т. е. сказал, чтоб не болтали, не писали в газетах и т. д. Вас прошу тоже не рассказывать многим и даже — никому, сообщаю же Вам лишь потому, чтоб Вы не тревожились напрасно, если услышите об этом помимо меня.

Разумеется, я не пытался и не намерен ставить себя под охрану тех законов, которые не уважаю, и полиции, с которой у меня совершенно определенные отношения.

Ну, пока все. Будьте здоровы!

Время от времени читайте Мадача, о чем прошу усиленно.

Крепко жму руку.

Пришлите экземпляров по 10 моих книг, Скитальца и других.

Еще раз — будьте здоровы и не тревожьтесь обо мне.

Я спрашивал господина, за что он хочет меня заколоть, но ответ получил невразумительный, не понял. Убегая, он грозил мне: «Не уйдешь!» с упоминанием матери. Был он очень неловок, хотя и силен, и очень торопился, хотя спешить ему, мне кажется, было некуда. Народа вокруг — ни души.

259 В. И. АНУЧИНУ

Уважаемый Василий Иванович!

Давайте Вашу руку! Хотя я и вышел из детского возраста, но все-таки с пребольшим удовольствием прочитал Вашу детскую повесть «По горам и лесам». Прекрасно! Представляю, как будут зачитываться ребята.

Писать для ребят чрезвычайно трудно, и вся наша детская «литература» никуда не годится, сплошная патока. Я почему-то совсем не ожидал, что Вы умеете говорить с ребятами. Извините, но не ожидал! Вы мне другим человеком представлялись. Но это очень хороший признак, если писатель умеет быть интересным для ребят, они ведь очень тонкие ценители, их фразою не обманешь. Обязательно напишите вторую часть похождений, — материалов у Вас, видимо, премного.

Ваша тема для трагедии, конечно, хороша. Огромнее социальное значение, но как быть? Ведь цензура подло Вас обкарнает, живого места не оставит. А потом, откровенно говоря, меня смущает Ваша порывистость — рассказы, повесть для детей, социальная трагедия, научные работы! Искать себя нужно, это несомненно, но не слишком ли Вы разбрасываетесь? Пишите лучше большую повесть или роман — я не сомневаюсь в успехе, но драматическое произведение требует особого умения, специального подхода. Извините за непрошенный совет, но я бы отложил трагедию, и особенно на такую страшную тему, до лучших времен, до которых мы с Вами, надеюсь, доживем.

Хотя чертовски интересно. Выходит, что Вы, сибиряки, опередили и стрельцов и Пугачева — исконные бунтовщики! А все-таки лучше отложите, подробно поговорим при личном свидании.

Крепко жму руку.

27 дек[абря] 1903 г.

260 А. И. КУПРИНУ

Дорогой Александр Иванович!

О[бщест]во, на бланке которого пишу Вам, предполагает строить общежитие для учащихся женщин. В пользу фонда, потребного на это дело, о[бщест]во задумало издать литературный сборник.

К участию в сборнике приглашены и дали уже свое согласие В. Г. Короленко, Л. Андреев, Бунин, я; предполагается пригласить А. П. Чехова, хлопочут о привлечении Л. Н. Толстого, написано Вересаеву, Юшкевичу, Яблоновскому и другим.

Мне поручили просить Вас, что я и делаю с подобающим сему случаю лицом и чувством. Дайте рассказец!

Срок — апрель 1904.

Сборник издает «Знание».

Будьте добреньки, передайте мою покорную просьбу о том же г. Арцыбашеву, имени коего, к сожалению, не знаю.

Затем крепко жму руку.

261 А. П. ЧЕХОВУ

Посылаю Вам, дорогой Антон Павлович, письмо, полученное мною для Вас.

Пишет очень курьезный и интересный парень, если Вы пошлете ему парочку Ваших книг — это приведет его в неистовый восторг.

Я так и не успел зайти к Вам в Москве, каюсь и извиняюсь, но было так некогда, столько разных поручений лежало на мне в этот приезд, что, право, я не имел ни куска свободного времени.

В январе вновь явлюсь и уже — на сей раз — «для разгулки времени».

Пойду на шаляпинский бенефис, на выставку союза художников — вообще буду вести жизнь рассеянную. Устал я, как старик, и не совсем здоров, болит башка, и грудь болит. А тут еще надо работать, на что нет времени.

Все мечтаю нанять лодку, уехать на средину океана и, сидя там в одиночестве, — удить ершей.

Не люблю рыбной ловли, но — что поделаешь?

Крепко жму руку.

Да, — к Вам у меня покорная просьба:

к Вам обратится Московское о-во помощи учащимся женщинам с просьбой дать рассказец в сборник, издаваемый этим о-м для построения общежития.

Присоединяю и мою покорную просьбу — дайте что-нибудь! Дело хорошее, и сборник будет интересный. Напечатаем у «Знания» тысяч 30–40.

Затем желаю Вам всей душой бодрости духа и доброго здоровья.

262 Н. Г. ГАРИНУ-МИХАЙЛОВСКОМУ

Уважаемый Николай Георгиевич!

Действительно, — как Вы и предполагали, — рассказ Ваш несколько не гармонирует с общим тоном нашего сборника.

Поместив его в этом сборнике, мы оказали бы Вам плохую услугу, потому что публика судила бы о Вас по произведению, не характерному для Вашего таланта, — не нужно давать ей эту возможность.

Но я просил бы Вас дать рассказ этот для другого, благотворительного сборника — в пользу учащихся женщин. В нем участвуют: Андреев, Бунин, Вересаев, Елпатьевский, я, приглашен В. Г. Короленко, А. П. Чехов и т. д. Издавать его будет «Знание» же, здесь, в Петербурге. Выйдет осенью 1904.

Если Вы ничего не имеете против — будьте любезны, сообщите мне или председателю «Общества помощи учащимся женщинам в Москве» Ваше решение.

Адрес: Москва, Его Превосх[одительству] Андрею Алексеевичу Желябужскому, Спиридоновка, Георгиевский переулок, д. Долгова.

Всего доброго Вам! Крепко жму руку.