Платит последний

ЧТО ТАКОЕ БРЕХУНЕЦ

…Кудинкин проснулся, когда Лидия звонила Трехдюймовочке. Голова не болела. Это удивило Кудинкина несказанно: выходит, в ресторане подали не самопальный коньяк, а чудес не бывает. Потом он сообразил, что Трехдюймовочка была в милицейской форме. Стало быть, это не чудо, а естественная осторожность работников питания.

Трехдюймовочка упоенно болтала по телефону. Кудинкин посмотрел на часы — половина шестого — и жестами показал ей, чтобы закруглялась. А майорша несолидно подразнила его высунутым языком и назло проболтала еще минут десять. Кудинкина грызла нечистая совесть. Обед в «Арагви» был его авантюрой, капризом художника. Простоватый опер Саня по телефону выложил ему все, что мог, и уже тогда Кудинкин понимал, что сколько Саню ни корми, это никак не повлияет на участь Люськи. Но ему хотелось поесть в ресторане. В такого рода горячих точках Кудинкин бывал чуть ли не каждую неделю, однако все больше по службе. А расслабиться, то есть принять по бутылке на рыло, удавалось редко.

Если бы Лидия знала, что теряет время не для того, чтобы помочь Люське, а исключительно по милости Кудинкина, которому пришла охота выпить, она разорвала бы его на куски.

Чтобы окончательно не пасть в собственных глазах, Кудинкин решил сегодня же сделать что-нибудь для Лидии. Дорвавшись наконец до телефона, он позвонил уже проспавшейся Люське и взял у нее координаты должников. Их фирма именовалась, как американская стратегическая ракета — «Поларис». Владелец носил незавидную фамилию Брехунец. Его имя-отчество Кудинкин записал на бумажке, потому что боялся не запомнить: Теодозий Орестович.

За час Кудинкин обзвонил кучу милиционеров. Знакомым он скороговоркой бубнил: «Привет-как-дела-с-меня-бутылка» — и сразу выкладывал, что ему нужно. А с незнакомыми знакомился и влезал в душу. Слушая его болтовню, новый знакомый сначала мучился невысказанным вопросом «А что ему, собственно, нужно?». Но через несколько минут он уже блистал перед Кудинкиным футбольной эрудицией и счастлив был подтвердить, что его начальник полный дебил (а вы слышали хоть от одного мужика, что его начальник умный?!). Он был уверен, что знает Кудинкина много лет. Когда Кудинкин начинал прощаться, новый знакомый сам говорил: «Ты чего звонил-то?» — «Да дельце одно», — как бы спохватывался Кудинкин, дескать, пустяк дельце, я о нем уже и забыл за разговором с таким приятным человеком. «Какое дельце? Может, помочь?» — настаивал новый знакомый. Он был готов, он жаждал помочь, он упивался возможностью показать Кудинкину класс работы! И Кудинкин великодушно шел ему навстречу: «Фирма «Поларис» — тебе ни о чем не говорит? Ты там поспрашивай у своих, может, есть что-нибудь на этот «Поларис». Нет, неофициально. Слухи, сплетни, размер обуви хозяина… Договорились? Я на днях позвоню». Под конец Кудинкин брал с мента страшную клятву, что тот не откажется распить с ним бутылочку за встречу, и оставлял собеседника в приятных мечтаниях.

Если бы все обещанные Кудинкиным бутылки сделались из сказки былью, он бы утонул.

Озадачив таким образом с полдюжины не самых последних профессионалов московской милиции, Кудинкин стал собираться в разведку на местности.

— Ты куда? — спросила Трехдюймовочка.

— За домиком в Опалихе, — сказал Кудинкин. — Если в двенадцать не позвоню, найдешь капитана Орехова из сто двадцать четвертого. Скажешь, что я пошел на склад «Полариса».

Полусонная, разомлевшая Трехдюймовочка попросила жалобным голосом:

— Не ходил бы ты, Кирюша! Хотя бы не сегодня, а? Лидка знаешь где? Купила подзорную трубу и сидит в засаде, подглядывает за гадом, который ее изнасиловал. А теперь и ты уходишь… Пошел бы хоть завтра, что ли?

Кудинкин удивился тону Трехдюймовочки.

— Ты что, Оль? Завтра, что ли, по-другому будет? И потом, завтра мне на службу, когда вернусь, не знаю.

— Ладно, — сказала Трехдюймовочка, — но ты позванивай. Я за Лидку беспокоюсь, мало ли, надо будет ей помочь.

Кудинкин пообещал и под укоризненным взглядом Трехдюймовочки надел свою старую куртку с оторванным и косо пришитым рукавом. Это была его спецодежда, куртка для задержаний. При кажущейся щуплости Кудинкина преступный элемент ни в какую не хотел сдаваться ему по-хорошему, а все норовил оказать сопротивление. Куртку рвали постоянно. Кудинкин зашивал ее сам, не доверяя этого даже Трехдюймовочке. Потому что считал куртку счастливой.

Склад «Полариса» был в подвале сталинской восьмиэтажки. На улице давно стемнело; у светящегося люка в подвал разгружался фургончик с наспех упакованными картонными коробками. Ага, привезли на склад ночевать нераспроданные бананы-апельсины. Выходит, Брехунец не только выпивкой торгует.

Кудинкин оставил свой «Москвич» у соседнего дома и подошел к фургончику. Разгрузкой занимались две бомжеватые личности в таких же, как на Кудинкине, замызганных куртках. Следы застолья в «Арагви» на кудинкинском лице придавали ему дополнительное сходство с алкашами. Он так здорово вписался в картину, что его для начала послали. Кудинкин горестно вздохнул и сел на бровку тротуара.

— Прости, земляк, но нам самим мало, — сказал один из бомжей, швыряя коробки на уходящий в подвал металлический желоб. — Здесь работы на пару бутылок пива.

— Я понимаю, — еще горше вздохнул Кудинкин.

— Трубы горят? — сочувственно поинтересовался бомж.

Кудинкин подтвердил, что горят, проклятые.

— Знаешь, что я тебе скажу? Надо было летом приходить. — Совет был дурацкий, но так понравился бомжу, что он стал развивать мысль: — Летом здесь была лафа. По десять человек с этого склада кормилось. Когда по десять, а когда и по двадцать. Скажи, Леш?

Леша, который подавал коробки из кузова, авторитетно подтвердил, что да, летом была водка и Галька давала за разгрузку машины аж по два пузыря на бригаду. Две машины — бригада в стельку, а другая ждет очереди.

Механически поддакивая бомжам, Кудинкин заглянул в распахнутый люк. Особенно много в люк не разглядишь, но ему показалось, что подвал огромный. И абсолютно пустой, если не считать сиротливого штабелька только что сгруженных коробок.

— Ну, спасибо, земляки, — сказал Кудинкин, вставая. — Спасибо, утешили.

— Да погоди ты, дослушай!

— Не могу! — на ходу крикнул Кудинкин. — Дела!

Он вернулся к «Москвичу», сел за руль и рванул с места, на ходу захлопывая дверцу. С какой это радости Брехунец, хозяин солидной фирмы, околачивается на пустом складе? Ведь не ради того, чтобы пересчитать два десятка коробок с апельсинами. А может, ему больше негде?

Через пятнадцать минут езды Кудинкин получил ответ на этот вопрос. По юридическому адресу фирмы «Поларис» никакого «Полариса» не было. Там даже дома не было, только обнесенное забором пустое место, на котором уже начали рыть котлован под новостройку.

Итак, летом у господина Брехунца на складе разгружались десятки машин с водкой, а сейчас он сворачивает дела, не платит долг Ивашникову, остается без офиса и не снимает новый, а сидит как сыч на пустом складе. Ясно: фирма «Поларис» доживает последние дни. Либо господин Брехунец на чем-то крупно погорел, либо собирается бежать и сливает деньги. Кудинкин попросту, по-бытовому прикинул: фирма торговала выпивкой, а это в России самый надежный доход. Нет у нее причин разоряться. Похоже, Брехунец все-таки задумал слинять с денежками Ивашникова и еще бог знает с чьими.

Кудинкин понял, что нужно поторапливаться.

Грузовичок от склада уехал, бомжи где-то лакали честно заработанное пиво. Кудинкин подошел к закрытому люку в подвал, нагнулся. В щели пробивался свет, и было видно, что висячий замок для блезиру вставлен в одно ушко. Ай-ай-ай, господин Брехунец! Совсем не стережете свое добро.

Отвалив тяжелую створку люка, Кудинкин прислушался. Из подвала не доносилось ни звука. Прямо из-под кудинкинских ног круто спускался блестящий стальной желоб. Метра три, опасливо прикинул Кудинкин, уселся в желоб и, как с детской горки, съехал вниз.

Подвал оказался гораздо больше, чем он мог представить, заглядывая в люк. Ряды ламп дневного света под потолком сходились вдали. По ним можно было изучать законы перспективы.

Кудинкин юркнул за желоб и притих. Он чувствовал себя как свалившаяся в пустое ведро мышь. Вверх по желобу не взобраться. Забавно будет, если на складе никого нет и придется до утра сидеть взаперти. Одно утешение: бананов полно.

Время шло, складские деятели не появлялись. Кудинкин осмелел и отправился на разведку.

Разведывать в пустом подвале было особенно нечего. Кудинкин сразу же пошел к не такой, как остальные, кирпичной стене. В стене имелась дверь и выходящее в подвал зарешеченное окно. Когда Кудинкин прятался за желобом, был момент, ему почудилось, что в окно кто-то смотрит. Кто-то с очень большими сиськами. К разочарованию Кудинкина, оказалось, что это плакат Саманты Фокс. А дверь ему не понравилась ужасно, потому что была снабжена ржавой пружиной. Такие пружины имеют обыкновение визжать, когда дверь открывается. Подставив под ноги пустой ящик из-под бутылок, Кудинкин дотянулся до пружины и осторожно, чтобы не стрельнула, снял один ее конец с крючка.

Обеспечив себе путь к отступлению или к наступлению — это как придется, — Кудинкин скользнул к окну. Метра за два он услышал самоуверенный баритон, вещавший что-то обыденное таким торжественным тоном, что казалось, вот-вот он объявит: «Серафим Туликов. “Родина”». Очевидно, баритон разговаривал по телефону, потому что голоса его собеседника не было слышно.

— Что «Теодозий Орестович»? Я тридцать пять лет Теодозий Орестович! — вдруг возмутился баритон, как будто специально представляясь Кудинкину. Здрасьте, господин Брехунец!

Кудинкин заглянул в окно и отшатнулся. Брехунец сидел к нему лицом, но, к счастью, смотрел на экран компьютера. Дорогой ноутбук в сером пластмассовом чемоданчике не вязался с облупленными стенами складской конторы.

Плешь у Брехунца была раза в три побольше, чем у Кудинкина, и опер этому тихо порадовался. Зато и по габаритам хозяин «Полариса» был побольше если не в три раза, то в полтора — точно. Как это ни смешно, у Кудинкина появился дополнительный стимул вытрясти должок из Брехунца. К здоровякам он относился ревниво и обожал их побеждать.

— Ты еще месяц назад обещал заплатить! И каждый день: завтра, Теодозий Орестович, завтра обязательно, Теодозий Орестович!

Кудинкин хихикнул про себя. Было совершенно ясно, что Брехунец давно бы уже смылся, чтобы не платить долги, но его держит другой такой же брехунец, который тоже не собирается платить.

Минут двадцать Кудинкин подслушивал под окошком. Брехунец названивал не переставая: долги «Пола-риса» и долги «Поларису», накладные, платежные поручения, еще одна фирма — «Сириус»… Один раз к нему прорвался чужой звонок, и Брехунец с раздражением ответил, что давал объявление еще в октябре и квартира давно продана. Это была последняя капля: если Брехунец уже и квартиру продал, то совершенно точно не собирается задерживаться в Москве.

У Кудинкина появился сильный соблазн прямо сейчас прижать Теодозия Орестовича к стенке: бежать вздумал?! Ну-ка, плати долг Ивашникову! Но Брехунец вполне мог ответить, что да, сворачивает дела и уезжает, но это еще не преступление, а от своих долгов он не отказывается. Так что лучше было подождать, пока знакомые менты не соберут информацию о «Поларисе». Что-нибудь они да накопают. Какую-нибудь скромную гадость, которая заставит Брехунца расплатиться.

Пора было уходить.

Вкрадчивой походкой Кудинкин перетек к двери, встал за косяк и дверь потихонечку толкнул. Никаких последствий, кроме, конечно, того, что дверь открылась. Кудинкин выглянул — ага, коридорчик, налево дверь к Брехунцу, направо стальная, с висячим замком, а в конце коридорчика — похожая на корабельный трап металлическая лестница из подвала. Под лестницей стояло засаленное кресло. У Кудинкина екнуло сердце: в кресло так и просилась фигура охранника с дубинкой, а раз его там не было…

…То он прятался за дверью и, улучив момент, огрел Кудинкина дубинкой по шее. Падая, Кудинкин ударился подбородком о ловко подставленное колено и свалился на пол почти без сознания. Охранник поднял его за шиворот, прислонил к стенке и стал охлопывать карманы. Кудинкин взмолился Богу, чтобы он не нашел удостоверение. То-то было бы позору: капитан милиции, оперативник — и дал себя подловить какому-то куску мяса!

— А я-то думаю: крысы там шебаршат, что ли? — приговаривал охранник. — А это вон какая крыса. Бананчика захотелось? Или кокоса — «Баунти», райское наслаждение?

Кудинкин с облегчением понял, что ничего, кроме ворованных фруктов, охранника не интересует.

— Да не брал я ничего, начальник, — заныл он. — Ну разве так можно — сразу по шее?! Ни тебе «Здрасьте», ни «В чем дело?»…

— Вот тебе «Здрасьте», вот тебе «В чем дело?». — Охранник без прежней злобы отвесил Кудинкину пару подзатыльников. — Говори сразу: налопался бананов? Найду на складе хоть одну шкурку — голову оторву!

На его крики из-за двери высунулся Брехунец:

— В чем дело?

У Кудинкина появилась новая печаль: как сделать, чтобы Брехунец его потом не узнал. Он вскинул руки, будто бы защищаясь от дубинки охранника. Этот идиот стоял открывшись; Кудинкин мог бы вырубить его одним ударом.

— Вора поймал, — тоном человека, честно отрабатывающего свой хлеб, соврал охранник. Кудинкину не оставалось ничего другого, как искать справедливости у Брехунца.

— Арестыч! Я машину разгружал! — взвыл он дурным голосом. — Получили на пиво, а Лешка меня в подвал столкнул, чтоб не делиться!

— Отпусти его, — приказал Брехунец.

Охранник разочарованно скуксился:

— Теодозий Орестович! Если просто так их отпускать, они же повадятся бананы лопать! Пускай хоть полы помоет, что ли.

— Отпусти, — повторил Брехунец и захлопнул дверь.

Взяв Кудинкина за шиворот, садюга охранник поволок его к ведущей из подвала металлической лестнице. Кудинкин стоически терпел это унижение. Охранник поднялся к обитой железом двери, пересчитав Кудинкиным каждую ступеньку. Он снес и это. Но когда охранник установил Кудинкина на пороге и, придерживая его сзади за плечо, изготовился дать прощального пинка, ментовское терпение лопнуло. Кудинкин вцепился в лежащую на плече охранницкую руку, присел и, крякнув от натуги, бросил обидчика через себя. После чего отобрал дубинку и по справедливости вернул каждый полученный от охранника удар.

Воспитательная работа была бы незаконченной, если бы охранник не вынес из нее мораль. Кудинкин подумал и сформулировал:

— Ты поставлен, чтоб стеречь, а не быть скотиной!

Зашвырнул дубинку вниз, в подвал, перешагнул через охранника и ушел.

Дела на сегодня были закончены, Кудинкин уже предвкушал ночь в творожных объятиях Трехдюймовочки. Для очистки совести он, как обещал, позвонил ей из автомата и услышал: «Где тебя черти носят?! Лида уже час звонит: у ее Вадима в гараже ширяются наркотиками!»

Кудинкин философски рассудил, что это судьба: раз в жизни собрался подхалтурить, а ночь все равно кончается притоном с наркотиками. Накрыть его было прямой обязанностью оперативника из УБНОНа.