Плохие люди

Глава 20 Этот вкус вином не смыть…

Добыча оказалась куда меньше, чем Бертран и компания надеялись. Но полпуда золота под кроватью разве что у императора лежат. Рядом с серебряной ночной вазой с рубинами по краю — чтобы монаршья задница спросонья с горшка не скатилась.

Однако, в целом, даже если прикинуть, что к делу готовились, считай, добрых две недели — благодушно позволив всяким богатеям проносить их денежки мимо компании… Вышло очень и очень неплохо! Не считая прочей добычи, которую метали в мешки, вышло — господи, помилуй!!! — полсотни грошей на долю, без малого четверть настоящего мерка. Могло быть и больше, но монеты все старые, истертые да обрезанные. Такие и ценятся сообразно. Но все равно — невероятные деньжищи! Нет, конечно, за жизнь через немытые руки и побольше может пройти, но чтобы столько сразу — подобного счастья в жизнях бертрановых верных спутников не случалось. Как солидно припомнил Тенеф, пару месяцев (пока не дезертировал) махавший заступом в одном из воинских лагерей — месячное жалованье хорошего пехотинца или лучника с простым луком. Только у солдата за те гроши вынут всю солдатскую душу, будут за всяческие провинности пороть за милую душу, а то и вздернут по господской прихоти. А здесь денежка легкая, можно сказать, весьма приятственная.

Командиру, само собой, доля тройная. Он все придумал, все обрешал, все добыл. Еще и лишний рот захлопнул — тот рот, с которым делиться совсем никакого желания не было. А тройная доля, господа хорошие, если в монеты пересчитать, это уже месячная цена пехотинца в кольчуге и шлеме или арбалетчика. Понятно, со своим арбалетом, из легких, «козьей ногой» взводимом, но все же!* [Цагра, что так чудесно выступила, что при обороне собора, что на Крайнем Севере, это арбалет тяжелый, коий простой мускульной силой не взвести] Или полгода найма хорошего работника с опытом и своим инструментом. Или… в общем хорошие деньги, очень хорошие! Прям дух захватывает, сколько теперь всего купить можно. Даже… если уж совсем приспичит, можно в монастырской школе читать и писать выучиться, отчего бы и нет?

«Мешочного» тоже получилось немало — компания вволю прошлась по богатым домам. Не мелким бредешком, конечно, и не в каждый дом влезть получилось — где-то засов крепкий, где-то хозяин из-за двери громкий, а где и не успели просто-напросто. Дюжина молодцов, пусть и расторопных парней-ураган (хоть рядом не ложись!), на многолюдное село — маловато.

Бертран кивал на похвалы товарищей, прихлебывал вино из замшелой — еле оттер — бутылки, заедал твердой колбасой. Улыбался невпопад, не прислушиваясь к гомону компании. Хотя, не угадать с улыбкой сложно — радуются все, никто о плохом не думает, вопросы нехорошие не задает.

О плохом думать и вопросы нехорошие задавать — это командира судьба.

Суи, погрузившись в размышления, гадал, как можно было бы сделать лучше — задним умом все крепки! — все же признавал, что они и так сотворили маленькое чудо. Хоть в святые записывай!

Окажись у него не сбродная шайка неумелой голытьбы, а дюжина опытных бойцов, то быть Ирцухо второй Сурой. А так… Почти все живы — один только Тач Плетенка не вернулся — то ли заплутал и сбежал от страха, то ли проломили голову, то ли в подпол свалился, прям на вилы. Почти все целы — не считая ссадин, порезов и ожогов. Ну и Анри спалил половину волос на затылке, отчего мигом стал похож на недоделанного рыцаря, который попробовал сделать воинскую прическу, но кривые руки выросли прямиком из жопы. И немного на чучело.

И главное — все радостны! Добычу взяли, жратвы нахватали, винища и самогона чуть ли не полтелеги уволокли. Твоей совести давным-давно зубы выбили. Живи да радуйся, бравый разбойник!

Радоваться не получалось. Крепкое вино потихоньку мутило разум, но вместо того, чтобы пускаться в пляс прямо на столе — насмотрелись на дураков, сами отупели, согнать бы, да ладно, лишь бы шею никто не свернул — Бертран начал погружаться в черную пучину тоски, прикидывая, что и как делать дальше.

Вот с одной стороны добра и монет прибрали столько, что никому прежде за раз видеть не приходилось. Много? Много! Казалось бы…

Но!

Пусть даже первые листья еще не пожелтели, но зима близко! Нагрянет внезапно, засыплет снегом, заморозит ледяным дыханием. А еще ничего не готово! Одежки разве что натаскали, но и ту проверять надо, да перешивать — брали-то все подряд, и женское, и детское. С дровами уже плохо — вокруг пещеры выбрали большую часть валежника — а ведь только на готовку и тратили. С каждым разом все дальше отходить надо. Или самим заготавливать. Но тогда нужны пилы, топоры и колуны. И шуму-то сколько будет! Чей конкретно этот лес никто из компании не знал, однако у любого деревца всегда есть хозяин, который не любит, когда всяческие темные личности жгут ценное имущество для собственного обогрева.

Денег же… Бертран мысленно взвесил на ладони то, что было и то, что будет — натасканное дорого не продать, но все же не пара грошей — добавил то, про что никто не знал, ведь у старшего должна быть тайна. Хоть маленькая, но должна быть! На другую ладонь начал грузить траты. Хлоп, хлоп, хлоп… И огромная гора деньжищ внезапно начала казаться не такой уж огромной и даже не особо значимой. А ведь урожай плохой грядет, каждый о том говорит. Значит, траты еще больше станут, а насколько больше, одни бесы знают!

Так Суи неожиданно и на собственном опыте познал великую тайну всяческой преступной (и не очень) организации: большая сила есть большая… хотя нет, это совсем из другой истории. Да, так вот, большая компания это в первую очередь соответствующие траты, причем регулярные. И доходы следует иметь не менее регулярные. И существенные. Поэтому великое и замечательное достижение — разграбленная свадьба — из эпического подвига резко становилось разовым приходом, который требовалось повторить, причем не откладывая. Не то вместо доброй свининки придется мерзлый хуй присаливать. А он, говорят, в любом виде невкусный, и проверять личным опытом Суи не имел никакого желания.

Судьба старшего в разбойной компании Бертрану нравилась все меньше. Счастье коротенькое, а забот как у батрака. Словно поднимаешься по лестнице, хрен с ней, в двадцать три ступени, а она бежит у тебя под ногами. И тебе нужно не просто идти, а бежать сломя голову. Иначе окажешься в подвале, из которого нет выхода. А одни только грязь, холод, надсадный кашель, ломающий ребра и только потом (если очень повезет!), благословенная смерть — утешение и награда за пережитые муки. И ведь, что хуже всего, остановившись, ты потянешь за собою и прочих. Тех, кто доверился. Кто считает тебя умнее, сильнее, да просто лучше, в конце-концов!

Поэтому ты просто обязан бежать. Даже если нет сил просто идти. Потому что так все равно лучше, нежели скатиться вниз, под ноги тем, кто более удачлив или попросту настойчив.

В горле пересохло. Захотелось помолиться, испросить у Пантократора совета, однако Суи решил, что сделает это потом, не в столь свинячьей обстановке. К Богу все-таки обращаешься, тут надобно уважение иметь, а то вдруг Он обидится.

Кстати, к бабе-постирухе в компанию еще попа бы надо, чтобы окормлял народишко, не то затоскует и полезут в дурные головы какие-нибудь вредные мыслишки.

Он лихорадочно дохлебал бутылку. Ему сунули следующую, сковырнув ножом пробку.

— Пей, командир! Пей! Праздник у нас! Заслужили!

Таким утром, Бертрану отчаянно хотелось верить, что простокваша вкуснее и полезнее белого хлебного вина.

Но простокваши под рукой не оказалось. И пива не было. Гасить же муторно тлеющий в кишках пожар, заливая в глотку крепкое… Суи чуть не вывернуло от первой же мысли.

Нет, надо прекращать. Или хотя бы половинить. А то даже думать невозможно. И дышать трудно.

В углу тлел светильник, премерзко воняя горелым старым жиром.

Бертрана все же вывернуло — хорошо, успел переклониться с постели. Завоняло сильнее. Суи пошарил рукой под койкой — нарочно же ставил себе кружку воды, еще с вечера.

В кружке плавал кто-то длинноногий и мохнолапый. Бертран закашлялся, заперхал. С отвращением выплюнул ошметки паука (или что там за насекомый решил помереть глупо и геройски), со стоном откинулся на матрас, набитый сеном.

Вот так в следующий раз глотнешь, а там гадюка. Или микава какая. Помрешь в корчах, а все подумают, что с перепою загнулся. И решат: «думали, что старший у нас — ого-го! А оказался — вслух и не скажешь! Давайте отнесем его подальше и кинем прямо в выгребную яму! Там ему самое место!»

Бертран немного полежал, думая о своей несчастной судьбе и, несомненно, крайне мрачном грядущем. И не заметил, как уснул.

Проснулся он от возбужденных криков. Ну и от того, что во рту словно полдюжины быков насрали — а ведь вино нисколечки не пахло ни говядиной, ни травой… Эх, наверное, лепешка была испорченной, что тут скажешь!

— Эй, там кто скачет⁈ — собрав все силы, умирающей мышкой прошипел Бертран. Однако, на удивление, был услышан.

В командирскую комнату, осторожно сдвинув дверь-полог, заглянул Анри.

Суи передернуло от ненависти — на лице стенолаза ни капельки страданий и прочего похмелья! Словно росой обмытый! Сволочь!

— Воды принести? — участливо спросил Анри. — Или пива? Там есть немного, кувшинчиков двадцать, не больше.

— Что у вас там случилось? — слабым голосом произнес Бертран, решив вопросы питья несколько отложить. Командир он, или кто⁈

— Да мы тут отскочить хотели, на тракт, — замялся стенолаз, — а ты полночи блевал, решили не будить.

— На тракт? — переспросил Суи, пытаясь грозно нахмуриться. Нахмуривание, скорее всего, выходило жалким.

— Одна нога там, другая здесь, — махнул рукой Анри, — там жирненький бобер скоро подъедет, его Латки с сосны видел.

— Бобер? Жирненький?

— Мы его видели, когда он в Таилис ехал. А сейчас возвращается. Грех не потрогать.

— Почему мне не сказали? — Бертран спросил, глядя в потолок. По уму, нужно встать, раздать пинки и подзатыльники — это что за самоуправство и беспредел⁈ Но он не мог даже взгляд в сторону отвести — снова начала кружиться голова и кишки, завязываясь в тугой узел, просились наружу.

— Так ты спал, — пожал плечами стенолаз, — а тут такое дело. Он через пару ладоней мимо проезжать будет. Я побегу, да?

— Воды оставь, — вяло шевельнулся Бертран.

— Может, пива лучше?

— Воды.

Бертран проснулся почти свежим, разве что во рту оставался гадкий привкус, который не смывался ни пивом, ни вином (буквально чашечку, сугубо поправки здоровья для!).

Солнце катилось к земле — три ладони и можно снова ложиться спать. Удивительное дело, вроде бы и продрых весь день, а зевота все равно сворачивала челюсти.

Компания еще не вернулась. Суи хихикнул — видать, слишком жирный бобер попался, не дотащить! Оно и к лучшему, если так — осадок вчерашних мыслей не оставлял командирскую голову. Глядишь, призрак голодной смерти перестанет так нагло буркалы таращить с пустых полок!

Чтобы не сидеть без дела, Суи нагрел воды, и залив кипятком заварник, в который еще вчера напихали один из сборов многоопытного Дудочника, взялся за работу.

Праздник, бывший вчерашним, а потом, внезапно оказавшийся сегодняшним, оставил множество следов. От развороченной мебели (что же пьяный мудак проявлял нехороший интерес к лавочкам⁈) до пары дюжин пустых бутылок, разбросанных перед пещерой.

Ну и наблевали много где, не без этого. Самая для мух пожива! Так, что-то надо будет делать с правилами человеческого общежития. А то утонем в блевотине и дерьме. Бертран знал с поповских слов, что Пантократор одобряет чистоту, а тех, кто свинячит по месту жительства, награждает всяческими болезнями. Болеть не хотелось, возиться с чужими хворями — тем более. Да и с Боженькой как-то надо выровнять отношения, не пинать грязным сапогом Его терпение сверх меры. Надо выспросить у Тенефа, как все устроено в военных лагерях. Вспомнилось правило из странного, будто вещего сна — тех, кто гадит, где ни попадя, вешать сразу, причем без солдатского почета, а на простых ветках, словно крестьянскую быдлоту. Хорошая мысль! Только вот начинать придется с себя… ладно, это и отложить можно. Заодно и долю повешенного на полезное пускать…

Громко матеря глупцов, которые не умеют пить и держать ужин при себе, Бертран начал закидывать гадкие лужи, ковыряя заступом вытоптанную землю. Получалось не особо, и продолжал он исключительно из вредности, мстя неразумному телу — вот почему позволяло рукам хвататься за кувшины и бутылки⁈ Почему рот жадно распахивало⁈ Вот и страдай теперь!

Наконец, когда самые явные следы разврата (хоть без порока обошлось, слава Панктократору, жопотраха ни единого не завелось!), были засыпаны, убраны или хотя бы оттащены подальше. С глаз долой, уже проще, хоть мухи отлетят. А лесной мелочи тоже питаться надо!

Давние страхи о том, что среди ночи явится горный медведь, привлеченный запахом помойки, давно улетучились — ни единого когтистого следочка в округе.

За трудами время пролетело незаметно. Еще немного, и придут сумерки. Бертран даже проголодался. От колбасы воротило, пришлось заваривать жидкий супчик. Похлебав, Суи принялся за посуду — дюжина без одного, гадила, как целая свора свиней. Жуть просто. Нет, надо обязательно бабу заводить. А лучше трех. И чтобы голяком ходили. Только надо баб помоложе, да покрасившее найтить! А то будет ходить, сиськами пол протирать…

От приятных мыслей отвлек шум. Кто-то шел по тропе. Медленно, неуверенно — совсем не похоже на радостную компанию, возвернувшуюся с бобриного промысла.

А может, враги⁈ Или прежние хозяева⁈ От волнения остатки похмелья как дождем смыло. Бертран метнулся за топором, по пути сообразив, что прежние-то хозяева, дорогу знают отлично, и вряд ли бы их всерьез напугали нехитрые и несмешные шутки Дудочника и Фэйри, кое-где расставленные на тропе — наследство в пещере осталось богатое. Тогда кто⁈

Оказалось, свои. Часть из них. У бобра оказались очень уж острые зубы и тяжелый хвост.

С неделю назад, в проклятый город Таилис ехал отряд. Точнее, отрядец, а то и отрядик. Два слуги, чисто, но бедно одетых, тряслись на мулах. Затем небольшой возок с сонным возницею. Впереди, чуть ли не в обнимку с конской шеей, дворянин на буланой лошадке. Толстый, седой, в старомодной, многократно чиненой кирасе поверх стеганки, которой, судя по виду, не в одном кабаке полы отмывали. Кольчужные рукава висели драным полотном, на которое даже честному грабителю смотреть больно. В общем, сплошное умаление воинского сословия, а не кавалер. Но с двумя мечами. Один, как положено, на поясе. Второй же, длинный, что твоя пика, и граненый, как парусная игла — у седла. А даже один меч это, господа хорошие, столько денежек… Да черт его знает, на самом деле, сравнивать господам разбойникам было просто не с чем! Настоящего стального рыцарского меча ни один из них в руках сроду не держал и тем более, не покупал-продавал. Одно было ясно — ДОРОГО! Добыча стоила того, чтобы с ней малость повозиться.

Ехал отрядец медленно, считай, шагом. И знающие каждый кустик наблюдатели, на петляющей дохлой змеей дороге, его не раз обогнали, стараясь запомнить все как можно лучше…

— Почему мне не рассказали? — хмуро спросил Бертран.

— Так таких за день — полдюжины, — вжал голову в плечи Анри.

…Вволю рассмотрев и поудивлявшись странному мечу, наблюдатели заметили главное — старый рыцарь не болен, как они сперва подумали, а в хламину пьян. И склонен к продолжению. Ибо бутылки, что в изобилии украшали его путь, принять за склянки с микстурою было сложно.

— Да и песни он орал, белки с елок падали, — дополнил Эсфер — откуда он в компании взялся, Бертран уже не помнил. Видать, самозародился из грязи, как те мыши.

— Песни, значит, орал, — кивнул Суи, — бутылки разбрасывал…

— Я их все собрал, — шмыгнул свернутым на сторону носом Латки, — какие нашел.

— Хоть кто-то думает о нашем благосостоянии, — искривил губы в подобии улыбки Бертран, — хоть кто-то молодец. Обязательно сдадим в городе. И купим тебе молока.

Латки сперва просиял, а сообразив, мигом потух и спрятался за Дудочником.

Этим же утром, сидящий на Орлиной сосне дозорный, увидел знакомый караван. Вот только возчик теперь зевал не на возке, а на здоровенной телеге, укрытой туго натянутой парусиной — ни складочки. А так, все тоже самое — и пьяница-толстяк, и пара слуг в обносках…

— Мы и решили, что надо потрогать бобра за хвост, — развел руками Дудочник.

— Кто «мы»?

Легко выдержав колючий взгляд Бертрана (учиться еще и учиться!), Дудочник снова развел руками, на этот раз — обхватив поляну целиком. — Мы все и решили. Все вместе.

Суи молча кивнул, с трудом задавив тяжелый вздох. Понятно, что «все вместе» — это вряд ли. Но допытываться до того, кто первым сказал «ну что?» рискованно. Командир может и поменяться. К примеру, тот же Быстрый. Дудочник — вряд ли, ему такой груз не нужен, он-то совсем не дурень. В отличие от Бертрана.

— А потом, вы все вместе, кааак кинулись на тот обоз, да?

— Да.

Суи злобно посмотрел на уполовиненное воинство.

— Ну… это… — забормотал Анри. — Он, падла такая, быстрый оказался… В жисть я такого не видел. Вроде пузо как у монаха, рожа от бухла аж синяя, но крутится в седле, как черт на веревочке. И конь у него кусается, будто гиена, да копытами долбит, во все стороны, как бешеный.

Бертран начал считать вернувшихся, загибая пальцы. На второй ладони остались торчать три пальца.

— Верни, Судак-В-Разнос и Мыло.

— Мылу он полбашки снес, как бритвой почикал! Раз, и только покатилось! — плачуще протянул Латки, потерявший приятеля — с Мылом они были одногодками.

— Верни он развалил почти пополам — меч в жопной кости застрял.

— А Судак?

— Мы уже убегали, так он второй свой меч кинул. Ну чисто как сулицу!

— И?

— Судака к дереву приколотило. Как гвоздем. И… это…

— Чего? — спросил Бертран, отчаянно желая кого-нибудь убить прямо сейчас. — Что еще?

— Слова хулительные в спину кричал. Что его, ну бобра то есть, даже Туйе-Живодер нагнуть и ограбить не смог. Еще пидорасами называл и нищебродами. Что позорим честное звание лесных разбойников. И смотреть на нас ему огорчительно и стыдно. Вот.

Бертран молчал, поглаживая холодную сталь топора. Топор намекал, что хорошо бы тоже пару голов снести. Чтобы раз, и покатились. Но Суи давно понял, что советы привычных убивать далеко не всегда хороши. Куда чаще — наоборот.

В голове трусливым зайцем прыгала одна единственная мысль: как же так⁉.. Как это все получилось? У них же все ровно было, команда сработалась, большие дела крутить стали… но повстречался всего лишь один кавалер — и четверть в расход, как по щелчку пальцев. Во сне же этих бронелобов молотили так, что гул стоял, словно в кузнице! Как?!!

Но вопрос оставался безответным. А честная компания ждала решения командира, как обычно разумного и успешного.