Плохие люди

Глава 5 Зубы каменной щуки

Новая компания не прошла и лиги, как настало время готовиться к ночи — солнцу до горизонта оставалось три пальца. Чуть зазеваешься, и придется спать посреди дороги. А по ней кто только не ходит! Затопчут, а ты спросонья и не поймешь, что случилось. И будешь лежать с отпечатком копыта на синюшной харе.

Проломились сквозь заросли, обильно росшие на обочине. Дальше росло пореже — словно лес стягивался, уплотнялся вокруг рассекающей его дороги.

Сразу за березняком, светлым и прозрачным, пошли елки. Сперва низенькая поросль — и до пояса не дотягивались колючие вершинки, потом сразу великаны — ствол и вдвоем не обхватишь. Руфер предлагал устроиться прямо под мохнатыми лапами. Небо чистое, дождя не будет, да и любой ветер утонет в густоте, не пробьется.

Но удачно подвернулся выворотень. Старый, прошлого года — все корни сухие, земля осыпалась. Обошлись без костра — пожевали на скорую руку, что попало из пустеющего мешка, да попадали, кто где сидел.

Бертран спал без снов — будто провалился в черную глубокую яму.

Проснулся от возни рядом. Открыл глаза. В испуге вскочил, схватившись за топор — с оружием он не расставался ни на миг, перед сном положив под себя. В свете звезд все было видно как днем. А может и лучше.

Хутней сидел на лежащем на спине Руфере, и медленно перепиливал тому горло своим ублюдским обломком ножа. Кровь хлестала из шейной жилы. Убийца работал одной рукой, второй закрывал жертве глаза, вжимая затылок в землю. Руфер хрипел, бился, но с каждым мгновением его движения становились все слабее. По всему телу пробежала мелкая, но частая дрожь, чуть не сбросившая Хунтея наземь. Руфер вытянулся и обмяк.

Хунтей медленно поднял взгляд на Бертрана. Ухмылка на окровавленном лице выглядела так жутко, что Суи побоялся напрудить в портки.

— И за что ты его? — Бертран ткнул топорищем в сторону убитого грамотея.

Убийца пожал плечами, начал подниматься с трупа, отряхиваясь от крови.

— Веришь — достал до самых печенок. Нудит и нудит. И не выгонишь, жалко ведь.

— А убить, значит, не жалко?

— Мучительства меньше, раз и все, — Хунтей начал неловко вытирать недомеч о штаны мертвеца, — а то ходил бы, нудил. Еще б людоловы поймали. А людоловы таких вот в задницу ебут! Даже без мыла!

— Не вышло у тебя «раз и все», — укорил Суи, — и меня разбудил. Нехорошо, в общем, вышло. И залил все, как на бойне.

Хунтей снова заулыбался, воткнул грязный — так и не оттер пятна, даже в звездном свете видны — нож в землю, начал ощупывать тряпье Руфера. Бертран молча стоял рядом. Он не знал, что делать.

Убийца нашарил в лохмотьях несколько монеток, начал раскладывать на ладони, перебирая кривым пальцем. Радостно загыгыкав, ссыпал за пазуху.

— Умник, бля, еще и крыса! У него денег было — ебать мой хуй! А все жалился, что ни грошика! А тут, гля, копа с мелочью! Ууу, крысюк!

Хунтей, не сдержав негодования, изо всех сил пнул убитого. Чуть не упал, поскользнувшись на крови. Пнул еще раз.

— Ты его и так уже зарезал, — хмыкнул Бертран, — поздно ребра ломать.

— Ничо, пойдет, — просипел мечник и повернулся к Суи, — думал, ты тупой селюк, кинешься защищать, не по-божески, мол, все такое.

— Плохо ты, брат, селюков знаешь, — покачал головой Бертран. — Мы умные. Иногда даже слишком. Только никому об этом не рассказываем.

— Ну! — радостно произнес Хунтей. — А ты ничо так, духовитый! Я ведь сразу понял, что ты четкий, по жизни ровный! Как я! — он похлопал себя по груди ладонью. — А такие, должны по жизни вместе идти! Брат за брата — это свято!

Бертран кивал в такт сбивчивому тарахтению. Хунтей же, разошелся не на шутку, озвучивая столь грандиозные планы на будущее, что и Старый Император бы не погнушался таким размахом. По всему выходило, что главное, добраться до Таилиса. А там жизнь так резво рванет вверх, что только успевай новые мешки подставлять под безанты с фениксами старой чеканки! Что это за монеты Бертарн понятия не имел, ему и серебрушка, обычный грошик, была за счастье, видывать кое доводилось нечасто. На деревне деньги не в ходу ибо мало их, в основном обмен. Товар на товар или на домотканые холстины, которые вместо монеток. Но звучало очень красиво, по-богатому. Беза-а-ант… говоришь — а в ушах прямо звенит грядущее богатство. Интересно, насколько это больше того серебра, что досталось в наследство от старосты? В дюжину раз? В две?

Наконец, утомившись болтать, Хунтей завалился спать. Но еще долго бормотал во сне и размахивал руками.

Бертран засыпать не рискнул. Причин было множество. С одной стороны, как он не раз слышал, на свежую кровь любят приходить не только мелкие и крупные хищники, но также слетается нечисть и нежить, благо до Пустошей, где им самое раздолье, меньше десяти пеших переходов. Для какой-нибудь безумной твари — вообще не расстояние. Пробежит за пару ночей, разбрасывая пену с пасти…

С другой стороны, стоило только опустить веки, как перед глазами вставала страшная картина — хрипящий от боли и ужаса Руфер и Хунтей, скалящийся, как самый настоящий выходец из Пустошей. И пилящий, пилящий глотку тупым обломком.

С третьей — Бертран боялся. Заснешь, проснешься, а голова рядом лежит, в кустиках. И получится одно сплошное недоразумение. И шапку не надеть, и все планы по одному месту пойдут. И топор в чужие грязные руки попадет. Да и вообще как-то неприятно все… Суи, конечно, десятки раз видел, как режут скотину, да и сам не гнушался. И как-то по умолчанию думал, что человек с перерезанным горлом помирает так же как свинка в умелых руках мясника, то есть быстро и без лишних мучений. А тут… херня какая-то, а не душегубство! Грязная и противная херня. В голову сами собой полезли мысли, что он то — Бертран — появись надобность приморить нудного спутника, сделал бы все по-иному. Аккуратнее, что ли… Ножик опять же, точить надо перед ответственным делом.

Так он и пролежал, глядя на звездное небо над головой и прислушиваясь к пустоте внутри себя, а также к «напарнику».

Утром все выглядело еще непригляднее. Нечисть обошла их стороной, зато голодная лесная живность так и кишела. Жучки, паучки, мухи… Прибегал то ли хорек, то ли ласка, обгрызла Руферу ухо. Кровь подсохла, в самой большой луже лапками вверх плавало несколько утонувших ос.

Хунтей безмятежно дрых, сопел в обе дырки, блаженно попердывал. Бертран постоял над спящим, сжимая теплое топорище. Пнул по ноге, постаравшись попасть по косточке.

Убийца подскочил с диким воплем. Грянулся о землю. Узнав Бертрана, ухмыльнулся, начал тереть заспанное лицо.

— Видел бы ты сейчас себя, — вздохнул Суи, — упырь чистейших кровей.

— Ничо, — Хунтей запустил пятерню в волосы, почесался с наслаждением, — скоро у нас самые лучшие зеркала будут! Насмотримся, йопта!

— Но ты лучше заранее отмойся, а то нас и в город не пустят. Решат, с Пустошей сбежали.

— А и пусть! А и ладно! — загоготал Хунтей. — Пусть боятся!

Бертран покосился на давно уже остывшее тело.

— Пошли, что ли?

— А пожрать⁈ — рожа Хунтея вытянулась, как у коня.

— На ходу пожрем, — отрезал Суи, — ты же тут развел… бордель! Радуйся, что только хорек приходил. А вдруг медведь?

— У вас тут медведи водятся? — явственно посерел недавний храбрец. — Горы же далеко!

— Ну не прям под каждым кустом, — пожал плечами Бертран, — но заходят часто. В том году у нас в селе трех коров задрали, и пастуха. Пастуху левую ногу съели. И правую руку. Смеху ради, как мы поняли.

— Жути-то нагнал!

— Сам спросил.

— Ну тоже верно, чо. На ответочку нарвался!

Уходя от выворотня, Бертран на миг задержался, бросил последний взгляд на покойника. На окровавленном лице видны были только глаза, уже подъеденные лесной мошкарой. Тусклые провалы в смерть.

— Пока не отмоешься, идем вдоль тракта, на дорогу не лезем. А ведь, серьезно говорю, примут тебя за выродка какого-то, да копьем сунут. Прям в печенку. От твоей рожи молоко поскисает!

Хунтей спорить не стал, признав безоговорочную правоту напарника.

Ближе к началу дневной стражи, сократившаяся на треть компания вышла к воде. Река носила название Бегер, и в нижнем течении разливалась на несколько перестрелов*[мера длины, примерно метров 200–250]. Бертран сам не видел — от знающих людей слышал. Сам-то он, первый раз в жизни отошел так далеко от деревни. До чего жизнь довела-то!

— Уверен, что Бегер, а не какая другая? Чот я про такую и не слышал, еба! — сомневался Хунтей, глядя на реку из прибрежного ивняка. Пыль смешалась с кровью и потом. Получившаяся смесь высохла, образовав жуткую маску. Бертран все не мог привыкнуть к страхолюдной харе товарища.

— Других тут и нет, — помотал головой Суи. — Ручьев много, конечно, но чтобы прям река-река… — он помотал головой. — Нет, больше ничего, кроме Бегера.

— Да чо ты завелся, а? Бегер, так Бегер! — Хунтей шумно потянул носом. — Только вот мне те парни не нравятся.

— Они никому не нравятся, веришь или нет.

По ту сторону моста, располагался пост, обнесенный забором из заточенных бревен. Проверяли всех, едущих и идущих по тракту. Сколько там стражников всего, посчитать не получалось — иногда виднелись головы, да мелькнуло поднятое копье.

Проскочить не было ни малейшей возможности — и не хотелось повторять судьбу бедолаги, повешенного шагах в двадцати от поста. Пробиваться же силой… Бертран потряс головой — на подобную глупость в компании с таким товарищем, он бы не решился и за бочку золота.

Хунтей, похоже, тоже оценивал вероятность победы здраво, поэтому ограничился тем, что пробурчал о том, что стражников надо резать ночью и спящими. Иного, мол, и не заслуживают.

— Думаю, ночью у них горят факелы, не подобраться.

— Да и фишку рубит один-два. Все за раз не дрыхнут! Не, братан, не пройдем никак. Ты в списке, а про меня — вообще отдельный указ был! — с гордостью «признался» Хунтей. — Повяжут, пернуть не успеем.

— Надо идти другим путем, — сплюнул Бертран.

— Вплавь⁈ — Хунтей ткнул пальцем на реку. Воды Бегера проносились мимо их укрытия с ошеломительной скоростью. Не каждый лодочник рискнет!

Суи глубоко вздохнул.

— Полетим, блядь. Не тупи, брат. Поднимемся выше, в верховьях несколько бродов есть.

Брата такого он пожелал бы разве что злейшему врагу, но Бертран уже начал постигать тонкости общения с лихими человеками. Да и вообще пришел к соображению, что лести много не бывает, надо лишь говорить ее в правильные мгновения. Назвал «братом» ублюдка или жопоеба бесчестного — от тебя не убудет, а ему приятно, на душе светло. Все польза — и притом совершенно бесплатно, потому что слова, они как ветер, ничего не стоят. А повесить его можно будет потом.

— Откуда знаешь? — прищурился подозрительный мечник.

— Отец рассказывал, — вздохнул Бертран.

— Батя пиздеть не станет! — удивительно быстро сдался ворчливый Хунтей. — Пошли искать батин брод, чо! Ток такой, чтобы на ходу выдры за пятки не кусали!

— Не боись. Наши выдры сразу в горло бьют. Ученые!

— Утешил, бля!

Искать удобное место для перехода пришлось долго. Судя по солнцу, вот-вот должна быть начаться вечерняя стража.

— Как бы опять в лесу ночевать не пришлось! И где этот твой батин брод?

Бертран оглянулся на Хунтея, который от усталости даже перестал коверкать разговор погаными словами.

— Нам что так, что так ночевать под кустом. До Таилиса еще день пути. А то и больше.

— Помню, — вздохнул Хунтей, — помню. Но так не хочется! Холодно в лесу. Мокро.

— А ты в крови спать не ложись, — поддел Бертран, — и сухо будет.

— Ебать, ты пиздец умный какой! — без малейшей злости ругнулся напарник. — О, гляди, а не брод ли там у нас?

Бертран присмотрелся. В полу-перестреле от них, русло Бегера, наткнувшись на остатки древней горы, резко ужалось, сдавленное камнями. Те же торчали, словно зубы в пасти неведомого зверя. Острые изломанные клыки, растущие часто-часто.

— Подземная щука, — кивнул Хунтей, — волею Пантократора окаменела давным-давно.

— Попрыгаем? — спросил Суи.

— А куда нам деваться? Вроде рядышком торчат, шагай, перешагивай.

Когда парни подошли поближе, оказалось, что все не столь радужно, как показалось издалека. Да, камни торчали часто, как в рыбьей пасти. Но оскорбленная злая вода иногда перехлестывала даже самые высокие из них, заваливала грязной пеной.

— Что-то мне не нравится, — покрутил носом Бертран, — может, давай, выше поднимемся?

— Чо, напарил батя? Херовый брод подсказал? Не ссы, пройдемся!

Хунтей первым шагнул на ненадежную опору. Выждав, пока он преодолеет с полдюжины камней, за ним пошел и Бертран.

Двигались осторожно, выбирая место для каждого шага. Острые блестящие зубы торчали из бушующей воды. Река тащила много лесного мусора, от деревьев, до дохлых птиц — мимо Бертрана проволокло изломанную тушку вороны, раскинувшую растрепанные крылья.

— Так тебе и надо! — позлорадствовал он. И сделал следующий шаг на мокрую скалу. Судя по всему, эта опасная дорога, действительно была тем самым бродом, о которой не раз упоминал отец — кое-где, в самых неудобных местах неизвестные, но очень хорошие люди выбили некое подобие ступенек. Еще бы веревку протянуть, и вообще, дорога мечты! Но, то ли пожадничали, то ли снял ее кто-то, не в меру запасливый и домовитый.

— Ааааа!

Сквозь рев бушующей воды пронесся крик. Хунтея подвели мокро-скользкие камни. Он свалился, чудом уцепившись за скалу. Цеплялся белыми от напряжения пальцами. Молча — то ли сил вопить не хватало, то ли пена забила рот надежнее кляпа.

Бертран, не торопясь, подошел вплотную — только руку протяни. Присел, наклонился поближе. И проговорил, глядя в испуганные глаза:

- Знаешь, брат Хунтей, в чем твоя беда? И не в том, что ты хуже бешеной гиены. И не в том, что ты убил грамотея, от которого могла быть одна сплошная польза. Притом убил так, как приличные люди и крыс не давят. Вовсе нет!

— Братан… — просипел Хунтей, отплевавшись от пены, бледнея с каждым мигом. — Ты ж как брат мне!

Суи продолжил, не обращая внимания.

— За последние три дня, я повидал столько мертвых, сколько не видел за всю жизнь. А убил всего одного.

Пальцы на левой руке недомечника соскользнули с острой грани, мелькнули в воздухе. Но он, каким-то чудом сумел перехватиться. Бертран улыбнулся:

- И знаешь, для выбранного мной пути, это мало. Кто серьезным человеком сочтет, если я всего одного убил? Понимаешь, к чему веду?

— Не гони, братан… — шепот глушило водой, но Суи прочитал мольбу по губам.

— И да, мне очень жаль грамотея. С ним было бы куда веселее. А ты… — Бертран задумался, зажевал губами, подбирая слова. Нужных не нашлось. Поэтому Суи молча встал и ударил обухом по пальцам Хунтея. По одной руке, по второй… В это мгновение подумалось, что нужные слова здесь «бесполезное говно», но уже поздно.

Мечника уволокло мгновенно — он даже закричать не успел. Ударило о каменный зуб, о второй, о третий… Миг, и тело скрылось в мутных и грязных водах Бегера.