Плохие люди

Глава 22 Ручьи и болота

Бертран давно так не бегал. Даже в детстве за бабочками и от злобно шипящих гусей. Даже в юности за девчонками. Даже в Таилисе за ходячими кошелями. Хотя там, в безумном городе, денежки сами приходили — нужно было лишь протянуть храбрую руку и сделать пока еще не свое — полностью своим.

Сердце колотило так, словно в груди расположился многорукий безумный плотник с полудюжиной молотков и ведром гвоздей. Легкие разрывались от боли, а пот уже и не заливал выпученные глаза — кончился! Ноги… Ног Бертран не чувствовал — будто две чурки-колоды болтались ниже пояса. Тух-тух-тух-тух. И только брызги грязи в лицо.

А погоня не отставала. Первое время у Суи еще хватало сил удивляться — как так, взрослые, почти старые! Усы седые у половины! В кольчугах, с оружием. А все никак не отстают, словно надоедливые оводы. Топочут за спиной, кажется, что уже нехорошо дышат в затылок — мокрые волосы дыбом встают от ужаса!

Как от жалкого отшметка компании отстал Анри, Суи не заметил — не до того! Могучее желание выжить любой ценой забило все остальные чувства, сузило и зрение, и соображалку, будто напялили шоры — как на лошадь. Бертран не смотрел по сторонам — только вперед! Не упустить из вида спину Дудочника, не потерять! Не то все, конец.

Дудочник же, топоча босыми ногами, словно нарочно выбирал тропки поуже, кусты поколючее, ручьи погрязнее… Мерно бежал, словно бы рассекая воздух ладонями, сложенными дощечкой. От него валил пар, как от перегретого чайника.

Уклоняясь от очередной еловой лапы, с назойливостью голодной гиены лезущей в лицо, Бертран неудачно наступил на упавшую ветку. Его понесло в сторону. Суи грянулся боком о землю, расцарапал лицо. Вскочив, тут же рухнул в грязь — правая ступня подломилась и торчала в сторону.

Соратник, не заметив невезения командира, нырнул в елки, затопотал дальше…

Бертран с трудом перевернулся на спину, подставив окровавленное лицо редким лучам солнца, с трудом пробивающимся сквозь мохнатую зеленую щетину.

Сквозь стук крови в ушах пробивались недалекие и деловитые голоса погони. Бертран отдышался и послушал перекличку тех, кто совсем скоро его убьет, со спокойствием, удивившим его самого. Наверное, слишком вымотался, чтобы переживать о грядущем. Вряд ли потащат сквозь эти дебри, чтобы казнить на какой-нибудь площади какого-нибудь проклятого города… Заколют или зарубят. А смерть от топора это быстро и не больно — раз и все. В этом-то Суи был уверен — не раз проверял.

Хотя… Может на кол посадят, благо деревьев кругом хватает. Больно уж какие-то злые преследователи.

Из пелены мыслей его вытащил, буквально выдернул, пинок по ребрам и злой рык Дудочника:

- Хули разлегся, падаль⁈

Бертран молча покачал ногой. Ступня болталась, как деревянная игрушка в вертепе с оборванными нитями. Перелома вроде не было, но вывих получился хорошим, просто так не вправить.

— Нашел время! — снова рыкнул Дудочник. Стрелок плюхнулся рядом с Бертраном, ловко оплел поврежденную ногу своими — пребольно уперевшись в междуножие. Откинулся на спину, ухватил ступню и безжалостно дернул с подкрутом.

Надо же, оказывается, можно и просто так, если знаешь как. Бертран узнал. Лютая боль пронзила от макушки до пяток — словно раскаленная игла, толщиной в руку! Он истошно завопил, не в силах сдерживаться. Вопль перешел в столь же громкий визг и всхлипы — слезы сами собой навернулись.

Погоня ответила на его «призыв» радостными криками.

— Сука ты! — беззлобно ругнулся Бертран, когда боль немного отступила, а по спине побежала испарина.

— Пошли, — устало выдохнул Дудочник и помог командиру подняться.

Ступня больше не норовила подвернуться, но каждый шаг давался с усилием, сустав опухал на глазах, распирая сапог — к вечеру придется резать, иначе никак не снять. А голоса становились все громче, значит и ближе.

Товарищи по несчастью оказались у крутого обрыва, по дну которого бежал ручей — добротный такой ручей, еще немного и рекой станет.

— Нам вниз? — робко спросил Бертран, совершенно не чувствуя себя храбрым и бравым начальником. Сейчас он с готовностью согласился бы на удел обычного крестьянина, можно даже не арендатора. Можно даже городского нищеброда. Только бы живого и чтобы не переговаривались умелые преследователи.

— А ты сомневался?

— Бля, — обреченно выдохнул Суи и обрушился в ручей, вместе с краем обрыва.

Следом бухнулся Дудочник.

Ледяная вода мигом охладила разгоряченные тела, слегка усмирила боль в ноге. Бертран подумал, что тут и кровохарканье себе намотать можно, холод, он, падла такая, коварен. Но это будет потом, а может и не будет. Беспокоиться лучше о нынешнем.

Соратники медленно шли по ручью вверх, борясь с течением.

— Оступишься, унесет! — намекнул Дудочник.

— Да что ты такое говоришь! — нервно хихикнул Бертран. — А я и не догадывался!

Наконец, когда уже сил не оставалось даже чтобы дышать — сопели сквозь зубы, впитывали воздух кожей, Дудочник, который вертел головой, что твой журавль в поисках жирных лягушек, увидел, что искал. И молча потащил Бертрана за собой, на пологий берег, где за узкой полоской гальки начинались кусты шиповника.

Забравшись в колючую глубь, так и норовящую выдрать кусок мяса из смертельно уставшего тела, соратники упали замертво. И только хриплое дыхание сотрясало заросли, распугивая ласок, хорьков и прочих муравьев-падалегрызов, только и ждущих удобного мига, дабы вонзить в добычу когти, клыки и жвалы. Ногу тянуло и рвало, как раскаленными клещами палача. На дознании Бертран, конечно же, не бывал, однако был уверен, что чувство именно такое.

На колючих ветвях над головами висели крупные ягоды.

— Еще немного, и можно будет собирать, — с хрипом проговорил Дудочник.

— У нас из него варенье делали… В Суре.

У Бертрана уж слезы навернулись на глаза. Эх, Сура… было же время! Кажется, годы прошли.

А может все это мне за грехи тяжкие? — подумалось неожиданно трезво и здраво. Как ни крути, Бертран стал большим грешником. Не совсем конечно злодеем, типа Мармота, но… совсем, наверное, если подумать. Грабил, убивал, прельщал малых сих неправедным богатством. Обманывал… ну, это не считается, кто говорит, что не пускал с языка ложь, яко змий сцеживает яд, тот суть пиздобол. Все врут. И сквернословие в ту же копилку.

Суи захотелось плакать еще сильнее — теперь еще и от жалости к себе, смешанной с отвращением. От запоздалого раскаяния пополам с отчаянной надеждой — вдруг Боженька примет искреннее покаяние злодея? Бертран ведь больше никогда-приникогда так больше делать не будет! Уйдет к монахам, грехи замаливать, творить добрые дела, переводить старушек через хлипкие мосты, обмывать гноящиеся раны сирым да убогим и все такое.

В тот миг, когда Суи решил уж было перекатиться на пузо и начать неистово молиться, Дудочник пробормотал:

— А у нас наливку из шиповника ставят. Прямо таки восторг жидкий…

Молиться отчего-то расхотелось. Точнее Бертран подумал, что если молиться про себя, то Пантократор не расслышит. А если вслух, то услышат загонщики.

Тихо журчал ручей, шелестели листья, гудели толстенькие шмели…

Захлюпала вода. Кто-то шел по ручью. Слишком быстро. И совершенно неотвратимо.

Бертран со стоном попытался встать. Дудочник грязной рукой заткнул ему рот:

- Тихо! Ты — дохлая мышка. Понял?

Суи кивнул. Замер.

Не прошло и двух пальцев, как загнанные соратники увидели преследователей. Меж высоких берегов, промытых трудолюбивым ручьем за многие годы, шли трое в проклятых коттах. Разумеется, белого цвета на них оставалось — и резаным грошиком не накрыть. Тем более что изначально ткань была скорее светло-серой. Долгая погоня далась нелегко всем. Солдаты шли тяжело, но головами крутили во все стороны, цепляясь глазами в любую подозрительность. И прослеживалась в их движениях спокойная, уже знакомая Суи уверенность в себе. Несуетливая готовность встретить любую неожиданность и проломить ей башку. Кольчуги на преследователях были хорошие, в меру длинные, с рукавами, проволокой не чиненые. Сапоги, не башмаки какие-нибудь, при этом «белокоттовые» шлепали по воде как по сухому тракту. Следовательно, либо очень хотели найти беглецов, либо зарабатывали своим ремеслом так, что могли не беречь дорогую обувь. И то, и другое крайне скверно.

Бертран даже дышать перестал. Слился с шиповником, травой, камнями, землей и небом…

Но идущему первым, высокому, узкоплечему, с коротким копьем городской стражи в руках — самое то рубиться в камышах! — будто черти ворожили.

Он словно бы споткнулся там, где несчастные разбойники выбрались из воды. В спину ему чуть не стукнулись те двое, что шли сзади. Копьеносец недовольно шевельнул усами, аккуратно и даже немного щегольски подстриженными — к брадобрею ходит, падла, не иначе! И двинулся аккурат на те кусты, где вжались в грязь соратники, шипевшие тихонько от страха кастрированными хорьками. Бертран судорожно схватился за топор, чудом не брошенный при бегстве. Выжить он и не собирался — но настроение безвольно подставить горло под нож пропало — краткий отдых позволил чуточку высунуть нос храбрости из топкой глубины.

Солдат подошел чуть ли не вплотную к беглецам. Суи видел каждое пятнышко на грязной котте, ощущал густую волну кислой вони разгоряченного тела и мокрой кожи. Еще бы, попробуй, побегай в железе и плотном поддоспешнике. А от леденящего запаха оружия, соскучившегося по горячему, и вовсе свело горло…

Копье раздвинуло ветки, чуть не срезав кончиком нос Дудочнику. Солдат и стрелок встретились взглядами. Убегающий задергался, словно пришпиленный вилами. Глаза догоняющего расширились, он замер, и сердце Бертрана остановилось, пропустив два удара.

Усатый потряс головой, сплюнул. Тяжело вздохнув, отвернулся. Прокричал, куда громче, чем следовало:

- Наверное, они дальше побежали! Или свернули где. Хитрые суки!

И пошел к ручью, где на узком бережке ждали остальные. О чем-то коротко переговорил, скупо отмахиваясь левой, свободной рукой. Копье в правой чертило загадочные рисунки, чиркая окованным древком по камням. Солдаты медленно вошли в ручей и пошли обратно, громко ругая быстрое течение. «Хитрые суки» не удостоились ни единого слова — даже обидно как-то!

Бертран уставился на Дудочника. Тот пожал плечами. Суи прибавил вопросительности. Затем еще немного — умей он жечь глазами, в соратнике получилось бы две дырки. С дымящимися краями.

Дудочник отвернулся, шепнув:

— Потом. А теперь лежи. Может они тут не одни. Еще на кого наткнемся — уже не отхрюкаемся.

Суи скрипнул зубами, но кивнул сам себе. Потом, так потом. Но решил, что ответ он получит обязательно. Пригодится такое знание, вдруг еще придется от кого-то бежать.

Облегчение от удачного разрешения всех бед оказалось так велико, что Бертран и не вспомнил про застрявших на мосту бабушек, гноящиеся раны убогих, и прочие светлые намерения.

Когда солнце опустилось на пару ладоней, Суи понял, что больше ждать он не может. Режьте-пилите, иголки под ногти загоняйте, но, сколько можно, черти вас заешь, валяться под кустом сущей дохлятиной⁈

— Как думаешь, они далеко ушли? — шепнул он Дудочнику.

Тот дернул плечом, пожевал травинку — с таким видом, будто в ней вся мудрость земная…

— Давно и далеко. По ручью как ушлепали и все. Дураков нет зря ноги мочить. Заебешься потом обувь сушить и салом натирать.

— Так нахера мы тут лежим⁈ — громко, не скрываясь, спросил Бертран.

— Ты у нас командир, — снова дернул плечом стрелок. — Ты лежишь, я лежу. Может, ты решил яйца высиживать.

Суи захотелось ударить негодяя чем-нибудь тяжелым. К примеру, обухом. Чтоб до затылка проломило.

— Нет, блядь! Я решил тут помереть!

Сказал и тут же язык прикусил — вдруг расслышит кто?

— Твое право, — хмыкнул Дудочник. Выплюнул травинку и огромным змеем выполз из-под куста. Перед глазами Суи мелькнули грязные подошвы.

— Да еб вашу мать… — прошептал Бертран и выполз следом.

— К дому? — спросил стрелок, когда командир отряхнул грязь со штанов и выпрямился.

— Если он у нас остался…

— Вряд ли они привели сотню каторжников с ломами и молотами. Так что, хотя бы стены точно уцелеют.

— Вот радости-то столько, аж по ляжкам течет!

Идти обратно по своим же следам, соратники не рискнули — мало ли, вдруг хитроумные преследователи, опасаясь удара в спину, наставили ловушек. Ты на тропу, а под тропой острые колышки, что так и жаждут пропороть тебе ступню. Или самострел натянули, не пожалев лука… А может засаду оставили.

Ну и, правды ради, беглецы не запомнили путь, по которому несли их быстрые ноги.

Но приметные холмы никуда не делись, и, держа направление на них, рано или поздно, можно оказаться в знакомой местности. А там все куда проще!

— Свиненок, что ли скулит? — остановился вдруг посреди тропки Дудочник.

— Ничего не слышу, — устало мотнул головой Бертран, чуть не врезавшийся в спину товарищу.

— Не, — поморщился стрелок, — точно тебе говорю, кто-то повизгивает.

— Тебе лишь бы пожрать, — тяжело вздохнул Суи. Ноги, получив мимолетную передышку, подкашивались. Так и хотелось плюхнуться прямо тут. Лечь, распластаться, стать частью леса. Сперва травинкой, потом деревом…

— А потом тебя срубят нахрен и построят из тебя нужник! — вернул в реальность злой голой Дудочника. Уши Бертрана покраснели — не каждый день от усталости начинаешь думать вслух. И хорошо бы о голых герцогинях, а тут, о таком…

— Там не свиненок вопит, — продолжил товарищ, — а очень даже человек. И мне отчего-то кажется, что мы его хорошо знаем.

- Сказать тебе страшную тайну? — спросил Бертран и покосился на Дудочника.

— Нашел время! — пробулькал Фэйри. Говорить шепотом он даже не старался, и на то имелась веская причина — над болотом виднелась только голова, и подбородок уже касался ряски.

— Зато удобно, — поддержал командира коварный стрелок, подмигивая утопающему, — ты ее ведь унесешь с собой. И сможешь рассказать одним только пиявкам. И лягушкам. И рыбкам. И всяким микавам, что едят выдрячий помет. Суи, кто там еще живет на дне болота?

— Нашел знатока, — осклабился Бертран. Он подозревал, что Дудочник над ним издевается, но сейчас было не до выяснения тонкостей. Нужно было спасать Фэйри. А то ведь и вправду потонет.

— Мне сейчас надоест, и я утону, — очень спокойно проговорил верзила, над макушкой которого вились комары.

— А как же творческий подход? — не удержался Суи.

— Вот и применяйте, чтоб вам Панктократор в жопы позабивал самые толстые книги монастырских библиотеков! Спасайте меня! И побыстрее!

Пораженные до самых печенков, соратники кинулись применять творчески подход на практике. Но первая же ветка оказалась короткой. Фэйри, с трудом вытащив левую руку из болота, даже кончиками пальцев не дотянулся.

— А ты пробовал идти по дну? — вдруг спросил Дудочник. — А то ведь, если ты не утонул, значит, стоишь на чем-то твердом… Ты это, ножки то вытяни, пошевели пальцами.

Фэйри, который за время творческих поисков ушел на пару пальцев, пробулькал что-то непонятное, но явно ругательное. И не сдвинулся с места.

— Вот же ленивая скотина, — ругнулся стрелок, — никак не хочет спасаться!

— Ты, блядь, ебало, нахуй, завали! — не выдержал Бертран. — То, блядь, язык в жопе, то блядь, ебаный нахуй, прорвало его! Нашел когда пиздеть, еблан потароченный!* [непереводимая игра слов с малой родины одного из авторов]

Дудочник осекся на середине слова, смущенно пожал плечами, что мол, друг Фэйри, сделаешь, кругом одни грубияны.

Бертран выбрав подходящее деревце, подпрыгнул, ухватился за ветки, пригнул к земле:

- Наклоняй, бля!

Стрелок всем весом навалился на кривоватую, несмотря на молодость, ольху. Суи отпустил ствол, надежно придавленный товарищем. От души грянул топором по месту изгиба. Ольха с треском сломалась, повисла на ошметках коры.

Срубленный ствол дернули, швырнули в болото, накрыв кроной Фэйри, словно таракана веником. Тот и выругаться не успел.

— Бля… — выдохнул Бертран, — мы его утопили, что ли?

— Зато творчески к вопросу подошли, как он и завещал.

— Да ты, блядь, заткнешься⁉

— Заткнусь! — смиренно пообещал Дудочник. И в самом деле замолк.

Но разбойного стенолаза какой-то ольхой не утопить! Тут дуб нужен. Или сосна потолще, из тех, что идут на мачты.

Дерево задергалось, крону вжало в болото.

— Держи, нахуй! — Бертран вцепился в гладкий ствол и понял, что тот скользит в руках.

Дудочник, схватив брошенный топор командира, со всей силы вогнал его в ольху. Стрелок схватился за топорище, Бертран перехватил за топором.

Фэйри, больше похожий на громадную, прямо таки грандиозную пиявку, божественной волей обретшую голову, конечности и умение сквернословить, кое-как продрался сквозь сеть тонких веток, добрался до ствола.

— Тянем! — взревел стенолаз, плюясь болотной грязью и тиной.

— Потянем! — отозвался Дудочник.

— Вытянуть не можем! — прохрипел Бертран. — Отожрал, блядь, жопу на изобильных харчах.

Однако дела пошли вразрез со словами, и вскоре все трое оказались на твердой земле. Крепкой, надежной, верной…

— И что за тайна такая? — спросил Фэйри. Стенолаз растянулся на вытоптанной траве, вяло шевелился. Ноги его обвивали многочисленные корни. Пиявок, на удивление, не было. Наверное, решили, что добыча слишком уж не велика, непонятно кто кого съест. Вот и не рискнули присасываться.

— Послышалась, что поросенок тонет.

— И? — не понял верзила.

— А это ты оказался, — Дудочник пытался счистить с себя грязь пучком травы. Но больше размазывал.

— Хорошая тайна, — засмеялся-закашлялся стенолаз, — такую тайну лучше топить, это вы прям хорошо придумали.

— Долго старались, — хихикнул Бертран. Командир оттирал топорище, захватанное грязными руками. Зараза, металл ржаветь же начнет еще до восхода…

— Анри где? — задал следующий вопрос Фэйри.

— Не знаем, — ответили сразу оба.

— Проебался, пока убегали, — дополнил Суи, — а где и когда… Хер его знает!

— Найдется, — вяло махнул лапищей Фэйри, — я ему денег должен. Так что, найдется, — с уверенностью произнес стенолаз. И тут же продолжил: — Или нет.

— Тут уж как повезет, — согласился Бертран.

— А с везеньем у нас сейчас, не сказать, что прям хорошо, — не удержался Дудочник.

— Главное, сами живы, — фыркнул верзила, — и руки-ноги нам не отрубили. И животы не вспороли…

— И глаза не выкололи, — продолжил мысль товарища Бертран, — и вообще, раз все так отчаянно языками машут, давайте-ка дальше идти, глядишь, кого найдем. Компания у нас все же везучая, всяко как крысы поразбегались!

Латки висел на суку. Мальчишку повесили плохо — чтобы умирал дольше, задыхаясь. Даже руки связывать не стали — так и откинулся, просунув пальцы под грубую веревку. Лицо синее в багровую крапинку, глаза выкатились, язык прокушен и пожеван как мочало. Грязные ноги выписывали в воздухе замысловатые петли — ветер, выскакивая на поляну, терялся от удивления и кружил по всякому, заполошно.

— Что на доске написано? — толкнул Бертран Дудочника.

Грамотей, глядя куда-то в сторону, очень ровным голосом спросил:

- А сам как думаешь?

— «Разбойник», наверное?

— Всяко не «благочестивый монашек», — на последнем слове голос Дудочника дрогнул.

Бертран кивнул сам себе, вытащил из-за пояса топор, протянул Фэйри:

- Подержи пока, я слазаю. Потом подашь.

Суи быстро вскарабкался на елку — сухие ветки как ступеньки. Прополз по ветке, наклонился.

Стенолаз метко подбросил оружие, прямо в руку.

— Тебе бы в циркачи, — неловко пошутил Суи.

— В «цирковые», — поправил Фэйри, — на «циркачей» они обижаются. И норовят залезть в ебало.

— Да похуй, — ругнулся Дудочник, отгоняя комаров, вьющихся над его голой задницей. — Ебашь, командир!

Веревке хватило пары ударов. Стенолаз поймал тело Латки, бережно опустил на прошлогоднюю бурую хвою.

— Зря мы его сняли, — тихо проговорил вдруг Дудочник, все так же глядя в сторону.

— Это еще почему? — Бертран от удивления чуть не свалился рядом с повешенным.

— Нам к дому надо, а уже вечер. Хоронить если начнем, придется ночевать в лесу. А так, пока висит, его никто не обглодает. Сюда даже вороны не залетают.

«Дом»… надо же, и в самом деле привыкли считать лесное обиталище домом.

— Нашел, блядь, сложности, — выругался Бертран, — старик, блядь, от мудрости своей с ума, нахуй, сошедший!

Мальчишку завалили спешно нарубленными ветками, уничтожив подчистую окрестный шиповник, колючий до невозможности. Лесная мелочь лезть не рискнет — глаз лишиться можно. А медведь и не учует до поры. Пару дней полежит бедняга, а там и похоронить можно будет. Как человека, а не разбойника.

Хоть и спешили, а к пещере все равно вышли затемно. Но можно было и не спешить.

Из каменного зева тянуло дымом, а гарью вонял каждый листок. Еще пахло жареным мясом, аж до одурения вкусно, так что слюна сама собой течет по небритому подбородку. Очевидно, с похоронами убитых заморачиваться не стали, бросили в огонь и дело с концом. Возможно, потом, когда огонь сожрет все, что можно, и прекратит даже тлеть, можно будет что-нибудь найти. Но…

- Дома у нас больше нет, — озвучил очевидное Бертран.

— Так здесь все равно оставаться больше нельзя, — пожал плечами Дудочник. — Так, пересидеть пару дней-ночей. Место слишком приметное.

— И что делать будем? — спросил Фэйри, оглядываясь. Стенолаз все надеялся встретить Быстрого по дороге.

— Искать новый. Или отбирать чужой, — криво улыбнулся Суи, — что нам еще остается?

— Не уймешься, — покосился на него Дудочник, а верзила попросту изобразил немой вопрос.

— Я вот думаю… — Суи замолк, почесал нос в замешательстве, стараясь изложить мысли так, чтобы поняли сторонние. — Думаю…

— Чего? — спросил Фэйри, не дождавшись продолжения.

— Думаю, ошибок мы наворотили, — честно признал Суи. — Нужно все по-иному делать. Осторожнее и умнее.

— Так может, вообще завяжем? — снова покосился Дудочник.

— Не выйдет, — покачал головой Суи, который уже изрядно поломал голову над этим вопросом. — Воровским трудом прокормиться тяжко, но честным совсем никак.

— Бежать можно, — предложил Дудочник. — В другое графство перейдем, там никто нас не знает. Будем как младенцы после мытья, с чистыми попками.

— Ага, — мрачно согласился Бертран. — С голыми жопами. Осень уж на носу. Зима близко. А у нас денег нет, ничего нет. Штанов даже запасных нет, и в городки нам соваться нельзя. Вдруг узнает кто. Долгая дорога без жратвы и припасов, а потом что, даже если дойдем?

— Что ж, снова грабить? — тоскливо уточнил Фэйри, втягивая носом запах жженой мертвечины.

— Не, не так, — задумчиво протянул Бертран. — «Снова», так нельзя. Надо придумать что-то другое, хитрее…

И надолго задумался, стараясь придумать это самое «хитрее».