Плохие люди

Глава 21 У беды длинный хвост

Как гласит народная мудрость, пришедшая из глубины веков — за черной полосой в жизни непременно следует белая. Однако, если сесть под кустик, сложить руки на коленках и смиренно ждать прихода счастья, непременно и неминуемо окажешься в жопе. Сиречь, получишь неприятности разнообразнейшего толка. Ибо Пантократор хоть и добр, но мудр и справедлив.

Бертран отлично знал сию максиму, и сомневался насчет белой полосы — по его-то мнению, непременно следовала жопа, без переходов и хоть какой-то белизны.

И потому, и сам под кустик не садился, дабы в тоске поразмазывать по небритым мордасам слезы печали о почивших товарищах, и другим не давал. Командирские затрещины и пинки щедро прилетали компании за малейшее небрежение в работе или неверно понятное указание. Кроме того, требовалось прикрыть позорную фияску, сиречь, по-простому — проеб. Ибо любая неудача — суть пятно на репутации командира. А когда бегаешь со взмыленной задницей без продыху, становится не до вредных мыслей.

Сначала компания принялась за уборку, беспощадно истребляя свинарник. Как в пещере, так и вокруг. Выгребли столько мусора, что сами удивились — вроде бы люди, а пакости от себя оставляют столько, что и полусотне матерых кабанов не под силу! Хотя у кабанов нет рук, и, к примеру, пустые бутылки они в сосны не швыряют. Да и с объедками у щетинистых вопрос налажен куда основательнее…

Не успела компания отдышаться и вытереть честный (в кои-то веки!) трудовой пот, как Бертран, безжалостно подгоняя, вывел компанию на тракт. Ведь кроме черно-белой мудрости, он знал еще, что стоит промедлить после неудачи, и на повторение может не хватить решимости. С одной стороны, если кто сбежит, оно и к лучшему — компании проще без трусов и лишних едоков. С другой — чем больше народу, тем на большие дела можно замахиваться. То же Ирцухо впятером было бы не взять, как ни пыжься.

Кто-то из святых, то ли Робиньо, а то ли сам Камо-Телега, вспомнив, что не всегда был святым, посмотрел на несчастную полуразгромленную компанию, плюнул, вздохнул горько (куда катимся, друзья, молодежь с каждым годом все паршивее, скоро их куры лапами загребать начнут!), и малость подмог.

— Гля, бобер какой! — выдохнул Дудочник, не скрывая восхищения. — Жир с загривка капает!

Бертран молчал, внимательно рассматривая приближающихся. И вправду, жирные бобры, гладкие! Никоим образом не похожие на давешнюю выдру-людоеда в обличии дряхло-замшелого рыцаря.

Крытый возок с задернутыми окошкам, сонный кучер. Впереди трясутся два всадника. Ни у кого не видно страшных мечей. И на рыцарей или солдат все трое никак не похожи. Этакие горожане из тех, что и не слишком богат, и не бедствует.

— Берем⁈ — задышал в ухо Анри.

— А вдруг в возке засада? — спросил Бертран, прищурившись. — Сидят четверо с арбалетами. И нас ждут. Или еще каких легковеров-мудаков.

Для пущей наглядности Суи поднял руку, поджав большой палец, и обнаружил, что счет не срастается — получается три, а не четыре. Подзаживший обрубок напомнил о себе, уколол острой болью. Суи плюнул и поменял руки.

— Четыре. Мы на них, а они прямо из окошек. Раз, раз, раз! А вдруг у них и запасные лежат? Заряженные? И все, тушите свет, сливайте воду. Три вздоха, и мы все мертвые. Или два рыцаря, например. Мы на них, а они на нас. Бегут, кричат, мечами машут. Обзываются по-всякому… Ты, вот, друг Быстрый, хочешь, чтобы тебя снова пидорасом обозвали? Или до жопы разрубили?

— Не хочу… — сглотнул стенолаз. На тонкой шее забегал кадык.

— Значит, не подставляйся, — криво усмехнулся Бертран. — Берем мы этих бобров, берем. Как иначе-то?

— Иначе — никак! — мигом повеселели соратники по нелегкой работе. И расползлись по местам, благо, кто куда бежит и что делает, давным-давно было известно, дюжину раз повторено и опробовано. Ибо заблаговременная подготовка — суть половина дела. А то и больше.

Вслед за товарищами, с холма неторопливо спустился и Бертран. Он бочком шел по узкой тропинке, по крутому склону, придерживая топор на поясе. Командиру спешка ни к чему. Командир прибывает тогда, когда нужно. И не мигом позже. Без никчемной торопливости.

Дело началось так, как и задумывалось. Без малейших нескладушек — даже удивительно! Щелкнули арбалеты. Повалились из седел всадники, выпуская из безжизненных рук поводья. Задергался кучер, прибитый к возку сразу двумя болтами, опасно накренился, того и гляди свалится. Кони даже испугаться не успели, как железной рукой их ухватил Фэйри.

— Ждем! — проорал Бертран, стараясь держаться так, чтобы из возка не прилетел ответный оперенный подарок. Шутки шутками, а стрельнуть могли. А с такого расстояния даже из дамского охотничьего лучка пристрелить, как ночной горшок опрокинуть.

Но ни арбалетчиков, ни рыцарей. Возок то ли пуст, то ли сидящие в нем насмерть перепуганы. Бертран хмыкнул, покрутил головой и пошел к возку, дружелюбно помахивая топором.

Оставалось два шага, когда дверь распахнулась. Суи дернулся, ожидая выстрела. Однако на свет выбрался не воин, но священник. Разодетый в пух и прах. Заспанная жирная рожа показалась смутно знакомой — Бертран когда-то видел сию харю. Хоть и без следов подушки.

— Что тут происходит⁈ — перекосился священник, запахивая роскошный халат, подпоясанный не скромным вервием, а кушаком алого — господского! — цвета. Давно не мытые, сальные косички повисли грязными патлами, закрывая уши. Кажется, поп неоднократно вытирал о волосы жирные пальцы.

— Что за остановка? — недовольно провозгласил божий человек. — Я стоять не командовал!

Тут ему под ноги свалился кучер — тонкая стенка, к которой его приколотили, не выдержала веса наклонившегося тела.

— Чтоооо⁈ — возопил служитель бога, глядя на убитого. Тот лежал смирно, с закрытыми глазами и умиротворенным лицом — из сна уйти в смерть — завидная судьба!

— Добрый день, — вежливо поздоровался Бертран, пытаясь вспомнить, отчего ему так знаком голос жирного.

— Бандиты⁈ Разбойники⁈ Прокляну! — добавил твердости в голос священник. — Я хилиарх Тринкомалийский! А вы кто такие⁈ *[хилиарх («тысячник» Церкви) примерно соответствует нашему епископу или настоятелю крупного монастыря]

Бертран вспомнил. Сура принадлежала к Тринкомалийской экзархии, пока не сожгли деревню. И получается, сделано то было сообразно приказу именно этой жирной твари. Или какой-то другой. Но какая, ко всем чертям, разница⁈

— А мы… — Суи на миг задумался, подбирая слова и помня, что у него за спиной достаточно внимательных ушей, — а мы — судьи твои, и палачи. Ибо я — Бертран ди Суи, родом из Суры. Помнишь такую деревню? А я ее помню хорошо. И я последний, кто ее помнит!

Некоторые люди от страха идут пятнами, некоторые — краснеют. Большая часть — бледнеет. К последней относился и епископ. Он сразу, в один момент как мелом обсыпался, став похожим на свежего покойника. А потом таковым и стал. Ибо если хорошенько рубануть топором, а затем повторить, помрет любой. Хоть крестьянин, хоть наемник, хоть хилиарх.

Хилиарх повалился на мертвого кучера, заливая его кровью. Суи постоял немного. Оскалился, решив, что все же чего-то не хватает для полноты картины. Могучая струя обдала свежеубиенного.

— И зачем? — тихо спросил со спины Дудочник.

— Это самое малое из того, что он заслужил. Скотине и смерть скотская, — не оборачиваясь, ответил Бертран, и, подтянув штаны, отрывисто приказал: — Тела в канаву. Воз в реку. Да побыстрее.

Наклонившись, он вытер топор о роскошное одеяние мертвеца, сунул оружие в ременную петлю.

— Все же… — Дудочник не стал продолжать мысль — очень уж выразительной была спина командира и капли, падающие с топора. Вместо этого он сказал. — Одежка дорогая. И в крови теперь. Не продать.

— Я к священникам не очень, — снизошел до пояснения Бертран. — А халатец только на тряпки, приметный больно.

В первый миг, открыв глаза, он не сообразил, что происходит. В пещере, судя по звукам, дрались. И кого-то уже убили. Притом, не насмерть — очень уж громко и протяжно вопил.

— Что за нахер⁈ — тихонько ругнулся Суи. Не трогая огниво с кресалом — пока настучишь искру, пока запалишь светильник… На ощупь натянул штаны, накинул хубон с оторванным рукавом — все никак не пришить, вечно какие-то заботы! Ухватив топор, осторожно приоткрыл дверь. В лицо плеснуло горячим и липким, как подогретый на очаге супчик.

Бертран отшатнулся, захлопнул дверь. В стену кто-то грянулся изо всех сил, сполз, шурша одежкой.

Нет, на драку перепившихся соратников никак не похоже! Те сначала долго предъявляли бы другу другу, поорали, непременно разбудив командира. Да и доброхоты тихонько бы просочились, дабы осведомить.

Кто-то на пещеру напал! Кто⁈ Размышлять, перебирая, не время! Пока додумаешься — сам упадешь с перехваченным горлом. Бертран заметался по комнатушке, матерясь и думая, что все дерьмо происходит, когда он спит. Только голову на подушку, тут же мудозвоны что-нибудь учудят! Но делать то, что теперь? Выскакивать в коридор опасно — непонятно, что там происходит. Оставаться здесь — тоже хрень полная. Неведомых убийц тонкие доски не остановят. Они и комаров-то не особо задерживают.

В дверь стукнули, уже кулаком или железкой, уверенно, сильно. И тут же, не дожидаясь ответа, заорали под аккомпанемент гнусного хохота:

- Выходи, подлый трус!

И сразу же одна из досок лопнула под крепким ударом, в пробоине мелькнул топор, причем отнюдь не лесорубный, а какая-то жуткая хрень с крюком и шипами, похоже двуручная. Последовал новый удар, вынесший еще пару досок. В комнате стало светлее.

Бертран шагнул в сторону, прижался к стене у двери. С третьим ударом она с грохотом упала на пол. Следом влетел солдат, в хорошей, длинной — по колено — кольчуге под перемазанной накидкой-коттой. Заозирался, пытаясь высмотреть что-то в темноте. Ну и дурак самоуверенный, кто же со свету да в потьму бежит, вылупив зенки? Обух с хрустом проломил вражеский затылок, и в лицо Бертрану снова плеснуло. Солдат рухнул на переломанные доски. В комнату сунулся еще один — Суи, завопив что-то непонятное, врезал гостю по лицу. Топор застрял в кости. Солдат повалился на спину. Оружие дернуло — от неожиданности, Бертран не удержал скользкое от крови и мозгов топорище.

Не тратя время, Суи подхватил топор второго убитого. Тот, словно бы вышел из одной мастерской с его собственным — такое же топорище, такая же развесовка. Боженька-то милостив, одной рукой забирает, зато другой — наоборот.

— Махнул не глядя, — прошептал Бертран и выглянул наружу. Никого, кроме двух мертвецов. Один — Эсфер, зажимающий распоротое брюхо — сквозь пальцы сочилась кровь и кишки. И неизвестный, с разрубленным лицом. Тоже в кольчуге и грязной котте, на которую налипли хвоинки. Рядом тихо шипел факел, плюясь искрами. Драка переместилась дальше, оставив за собой покойников. В ушах гудело так, что Суи не мог толком расслышать, что происходит.

Вернувшись в каморку, Бертран уперся ногой в грудь покойнику и с хеканьем выдернул из пробитого черепа свой топор. Покрутил трофейный — ну точно, близнецы-братья!

— И куда тебя? С другой стороны, два топора лучше, чем один!

Сунув чужой в ременную петлю, Суи подобрал факел и, размахнувшись, швырнул его за угол, где слышалась возня. Там словно бы трахались. Но незваные гости вломились в пещеру, явно не для того, чтобы всех их выебать. Поэтому, куда вероятнее, что там кого-то то ли душили, то ли выдавливали глаз. А может, откручивали уши — когда у людей есть время и вдохновение, люди способны на всякие придумки!

Заскочив вслед за факелом, Бертран увидел, как по полу катается Быстрый — в неверном свете мелькал дурацкий затылок, в обнимку с очередным окольчуженным. Пытаются друг дружку задушить.

— Анри, я не вовремя? — у Бертрана вошло в привычку изрекать красивые слова на потеху несуществующей публике.

— Иди нахер! — прошипел полузадушенный соратник.

Окольчуженный попытался было подскочить, но обух топора снова оказался крепче костей головы.

Анри снова завозился, пытаясь выбраться из-под убитого. Бертран потянул мертвеца за ногу, помог, думая — уже трое супостатов разодеты господскими дружинниками. Одежда грязная, но хорошая. Доспехи у всех. Оружие достойное, не мечи, конечно, однако и топор больших денег стоит. И пришли явно не просто так. Компания крепко нарвалась…

— Бля! — выдохнул Быстрый словно в такт мыслям Бертрана, поднимаясь на ноги. Закашлялся, схватил себя за горло — похоже, что крепкие вражеские пальцы повредили хрящи глотки.

— Бегом отсюда! — заорал со спины знакомый голос.

Бертран обернулся, увидев Дудочника. С мечом (!), весь в крови. И в одних чулках, драных, как у городского пижона в самых живописных и оригинальных местах. Длинная глубокая царапина тянулась через живот до самого хера.

Суи подхватил Быстрого, который, решил, что сейчас самое время потерять сознание. С другой стороны подставил голое плечо Дудочник.

— К выходу⁈ — прошипел тот.

— К хуиходу, — ругнулся Бертран, — в Красный отнорок.

Троица, запинаясь на каждом шагу — и Анри отожрался на вольных хлебах, и босой Дудочник спотыкался о каждый камень, и Бертрану вражеский топор бил по ногам — нырнула в спутанный клубок ходов.

«Красным» отнорок, расположенный чуть ли не в самом сердце пещеры, назвали не случайно. Кто-то разрисовал там стены и потолок картинами — круторогие быки, быстроногие лошади, люди с копьями, неведомые существа, про которых ни в одной из книг не прочтешь, как ни листай. Как, к примеру, может существовать серебристая рыба, чьи длиннющие плавники больше похожи на крылья, а у хвоста есть только задранная вверх половинка?..

Нарисовано было очень красиво и очень давно. Настолько давно, что поверх кое-каких линий нарос слой камня. Сколько лет нужно для этого, никто даже представить не мог. Со счета можно сбиться, если даже года считать сразу дюжинами. И краски хорошие, почти не потеряли яркость от времени.

Ввалившись в отнорок, троица попадала, пытаясь перевести дух. Лежали, чувствуя, как холодный камень вытягивает из мышц горячку боя. Смотрели, как в неверном свете потухающего факела, картины на камне словно бы оживают — бегут звери, летят копья, чтобы ударить в мощные загривки… Шумы боя сюда не долетали — тонули в многочисленных поворотах, расшибали головы о низкие потолки…

— Пе…ре…си…дим? — в четыре попытки выговорил Дудочник.

— Найдут, — вяло мотнул головой Бертран, чувствуя, как наваливается усталость, будто не пару человек зашиб, а целую поленицу сучковатых дров переколол, — у нас другой путь есть.

— Другой? — удивился соратник.

— А хуле ты думал? — огрызнулся командир.

Другой путь Суи нашел случайно — в один из мерзко-дождливых дней, когда хозяин даже жену за пивом не отправит, он лазил по темным уголкам, надеясь найти что-нибудь, оставшееся от неведомых рисовальщиков. Кисточку, там, ведерко с засохшей краской…

Ничего, кроме камней, похожих до боли на ножи (порезался об острую кромку, не поверив глазам) и копейные наконечники, Бертран не обнаружил — то ли крысы растащили, то ли рисовальщики были очень уж бедны. Но за одной из каменных сосулек, почему-то торчащей из пола, нашелся лаз, из которого веяло свежим ветром.

— А мы пролезем? — с недоверием коснулся края Дудочник. — Не хочу застрять тут навсегда.

— Фэйри бы не пролез, — ответил Суи. — Я свободно. Ток в одном месте пузо поджимать надо, чтобы кишки не размотать.

И только затем понял, что проще было сказать что-нибудь более краткое и внятное, вроде «жить захочешь — брюхо втянешь».

— Ненавижу, — всем телом передернулся Дудочник.

— А кому сейчас легко?

— Да пиздец.

— О, Быстрый зашевелился… — Суи безжалостно пнул товарища, распахнувшего мутные глаза. — Доброе утро! Ты все проспал.

— Что я проспал? — с трудом ворочая языком, спросил Анри.

— Тебе же сказали — все! — терпеливо пояснил Дудочник. — Но главное ты все же не проспал.

— И?

— Нам — туда! — широким жестом, словно зазывала у кабака с девками, стрелок махнул в сторону лаза.

Анри побледнел, глянул на командира.

— А хуле ты думал?

— Ненавижу, — прошептал Быстрый. — И тебя, Топор, ненавижу, и пещеры эти блядские, и вообще все ненавижу!

— Какой ты нежный мальчик, — хмыкнул Суи. И решительно поднялся:

- Я первым, за мной Анри…

— Я замыкающим, — кивнул Дудочник.

— Ну, — снова хмыкнул Бертран, — держи ножик поближе, будешь, если что, тыкать в жопие нашего трусишку.

— А вдруг он застрянет? — испугался Дудочник. — Это ж через него дорожку прокромсать придется!

— Тогда он последний, — согласился Бертран.

— Нахер пошли, — ругнулся Анри, — сами себя тыкайте, рукоблуды!

Командир и стрелок переглянулись:

- Раз ругается, значит, точно в себя пришел.

Бертран оставил второй топор в отнорке, сунув его подальше за сосульки. Он не представлял, как и с одним полезет, что уж тут о двух сразу говорить — встанет в распорку, и все, ни туда, ни сюда. Жди Дудочника с острым ножиком. Дабы прирезал милосердно. Эх, жаль, столько доброго железа пропадет! Ну, с другой стороны, кто тут искать будет, а через недельку-другую можно будет вернуться и прибрать, ржа только понадкусывает, сожрать не успеет.

Выдохнув, Суи вытянул руки и нырнул в лаз. Следом, в каменную кишку полезли и остальные. Не забывая проклинать незваных гостей, выдумщика-командира и прочие обстоятельства, мешающие жить просто, заставляя жить интересно.

Ход то сужался, заставляя ползти змеями, то расширялся — и можно было идти гордым медведем — на четвереньках. Опасное место, где в прошлый раз Бертран чуть не застрял, все трое проскочили, не заметив — то ли внезапно отощали с перепугу, то ли Суи все задиры стесал.

Кончается все. И хорошее, и даже иногда плохое. Кончился и подземный кривой ход, прорытый то ли водою, то ли зверями. Бертран с разгону проломил густые кусты, кубарем покатился, чуть не сломав шею. Растянулся в траве, еле успев убраться в сторону, когда мимо прокатились оба товарища.

— Ну что, спасены? — спросил Бертран, слишком громко, пожалуй…

И осекся. У подножья холма мелькали белые котты, слышались голоса.