Поздним вечером мы прибыли на вокзал Тундла. Здесь завершилось наше 700-километровое автобусное путешествие и начиналось железнодорожное. Наш поезд, громыхая по рельсам, уносил нас все дальше и дальше на Восток. Проснулись рано. За окнами простиралась однообразная зеленая равнина. Вдоль железной дороги, то ближе, то дальше от нас, сверкая под солнцем, змеилась Джамна-река. Где-то рядом Джамна соединялась с Гангом и в едином потоке устремлялась в сторону Калькутты и Бенгальского залива.
Поезд прибыл в Аллахабад, город, где родился и вырос Джавахарлал Неру. Но не только этим примечателен он: для каждого индуиста Аллахабад — своеобразная Менка индуизма. Когда-то, в древние времена, город носил название Праяг. Под этим именем он уж был известен греческому историку Геродоту (V в. до н. э.). Выросший на месте слияния трех рек — Джамны, Ганга и мифической Сарасвати, — город сразу же привлек внимание паломников как удобный центр поклонения главному символу жизни — воде. Вот почему индусы называют Праяг Тиртхараджей — царем всех мест паломничества. Аллахабад и сейчас остается центром паломничества индуистов. Один раз в двенадцать лет в его окрестностях происходит самое грандиозное в мире торжество Кумбха Мела (санскр. — кувшин с нектаром), а через каждые шесть лет — половинная мела, или Архкумбха Мела.
Очевидцы рассказывают [10, 11, 27], что в годы паломничества здесь творится нечто невообразимое. Так, во время Кумбха Мелы 1954 г. здесь собралось около 6 млн. паломников, в том числе 700 тыс. садху — аскетов, монахов. В один из дней мелы в создавшейся толкучке было задавлено насмерть более 3000 человек и многие тысячи получили увечья [4, с. 122]. Праздник обычно длится целый месяц и завершается необычной мистерией на воде. Бесчисленные толпы паломников задолго до начала мелы собираются сюда со всей Индии и образуют на обширных равнинах у слияния рек многомиллионный палаточный город. Пройдя тысячи километров до этого места, тысячи изнуренных лишениями людей умирают здесь от голода и болезней или тонут в реках во время ритуального купанья. Сюда приходят не только традиционные ортодоксальные индуисты, но и последователи буддизма, джайнизма, сикхи и мусульмане. Этот обычай объединяет всех индийцев: культ воды и рек в Индии самый главный. Нигде в мире так не почитается стихия воды, в которой, по представлениям индуистов, содержится благодатная сила жизни и плодородия и заключены разрушительные силы, приносящие неисчислимые беды во время неимоверно страшных наводнений. Богини рек — Джамна и Ганга — считаются самыми грозными и капризными. Индусы поклоняются им не менее ревностно, чем самим великим богам — Брахме, Шиве и Вишну; поэтому единожды в жизни каждый житель Индии мечтает совершить паломничество в Аллахабад или в Бенарес, чтобы совершить ритуальное омовение в благодатных водах священных рек, чтобы наполнить их живительной влагой сосуды и кувшины, принесенные с собой из самых далеких сторон и окраин индийского субконтинента.
Свое новое название — Аллахабад — город получил во время могольского владычества. Насаждая ислам, могольские императоры не могли не заметить, какое огромное влияние оказывает этот город на жизнь и быт индийского населения, и потому переименовали Праяг в город Аллаха. Однако новое название не изменило древних обычаев. По-прежнему миллионы людей собирались и собираются сюда в «заповедные годы», чтобы совершить ритуальное омовение. В Аллахабаде обитают тысячи жрецов — пандов, или праягвалов, — которые во времена мелы готовят паломников к омовению: бреют наголо мужчин и вдов, сопровождают их на купанье, взимая налог с каждого. Панды разбирают своих клиентов по кастовым признакам. Для сикхов и большинства женщин (не вдов!) существуют исключения — их не бреют наголо, а остригают лишь прядь волос.
Апофеозом всей мелы является ее завершающий день. Задолго до восхода солнца к узкому перешейку у слияния рек тянутся толпы и шествия паломников. Во главе нескончаемой процессии идет праздничный слон, одетый в ритуальные покрывала и украшенный с головы до хвоста мишурой. Вслед за ним следует ритуальный белый конь, которого торжественно ведут под уздцы, затем следуют аскеты, монахи (садху), йоги брахманы, жрецы и бесконечные толпы паломников. Среди паломников, живущих в ужасающих условиях гигантского лагеря, без продуктов питания и без всякой гигиены, возникают страшные эпидемии, уносящие тысячи жизней. Трупы обычно не сжигают на берегу, а опускают на дно реки.
В Аллахабаде по сей день существуют тысячелетние баньяны, простирающие толстые ветви над мутными волнами Ганга. Как и в прошлом, с этих деревьев и в наши дни прыгают в воду наиболее ревностные индуисты, чтобы покончить все счеты с жизнью и тем самым обрести «спасение».
Во время мелы здесь в прошлом нередко совершались ритуалы Сати — самосожжения вдов, избравших ужасную смерть как способ избавления от бремени вдовьего существования.
Сюда после кремации был привезен и развеян в водах Ганга и Джамны пепел Махатмы Ганди, Джавахарлала Неру и Лал Бахадура Шастри.
По установлениям древних текстов, самоубийство правоверных индуистов строго осуждается как великий грех. Однако религиозное самоубийство не только не осуждалось, но и возводилось в подвиг как самопожертвование богу или очищение от грехов. Такого рода самоубийства (дикши) совершались путем самосожжения или самоутопления. Вся индусская литература насыщена примерами и фактами подобного рода. В средние века нередко производились массовые религиозные самоубийства. Были и кровавые жертвоприношения в храмах богини Кали, когда молящиеся отрезали части тела или убивали себя.
Особенно массовыми были религиозные самоутопления во время религиозных празднеств и паломничеств к священным рекам — тиртхам. Тот, кто совершает дикшу, якобы достигает «мокши», т. е. полного освобождения от страданий земной жизни. Культ воды и представления о том, что реки уходят на небеса, а с ними и души умерших, зародились, очевидно, еще в доарийские времена, а затем стали главными в индуизме. Ритуальные потопления изваяний богов в дни великих религиозных праздников дают и по сей день пример следования этим представлениям и традициям.
В Индии существуют сотни тиртх, и главные из них — Инд, Джамна, Ганг. На их берегах расположены многочисленные места для сожжения умерших. Вот почему такое множество измученных и обездоленных индийцев во все времена шли дорогами паломников к рекам — тиртхам, чтобы так или иначе положить конец своим земным страданиям.
Самым желаемым для самоутопления считается место слияния Ганга с Джамной (Ямуной) у г. Аллахабада — древнего Праяга, известного как «Тиртхараджи», т. е. «Царь тиртх». Существуют даже указания о том, как следует совершать самоубийства, а наиболее предпочтительным считается спрыгивание в реку с ветвей священного баньяна. Кто это сделает, тот, по поверью, попадает в обитель Рудры (Шивы). Другой вид религиозного самоубийства — самосожжение. Оно берет свое начало из патриархального культа бога Агни. У индоарийцев широко был распространен обычай жертвоприношения жен умерших мужей. Заметим, что эти обычаи были и у славян, о чем говорят описания арабского купца Ибн Фадлана о похоронах богатого руса. Самосожжение вдов (Сати) в Индии приобрело традиционно массовый характер и сохранялось до недавнего времени.
Еще одним древним обычаем религиозного самоубийства является смерть под колесами тяжелых колесниц. В связи с ним существует другой вид паломничества — к храму Джаганнатха в Ориссе. Здесь ежегодно в начале сезона дождей при огромном стечении паломников статуи богов Джаганнатха, Бинубхарды и Дэви Субхадры из храма перевозятся на другой конец города, а через неделю их возвращают обратно. Выезд и возвращение этих колесниц — кульминация праздника. Как и в прошлом, все те, кто хотел принять участие в нем, спешили сюда со всех концов страны, ехали в поездах, шли пешком и, сойдя с поезда, ползли на коленях или мерили дорогу собственными телами, ложась и вставая. Такого исступленного мученичества, пожалуй, не знала ни одна религия мира.
В наши дни принимаются все меры, чтобы предотвратить эти кровавые мистерии. Однако отдельные случаи «соединения с божеством», а также увечий и ранений происходят ежегодно. Дороги, по которым следуют колесницы, густо посыпаются красной пылью. Колесницы тянут канатами многочисленные прислужники храма. На повозках сооружаются матерчатые шатры, воспроизводящие формы Орисских храмов. По обеим сторонам от них шествуют слоны в ярких обрядовых одеждах. Множество мальчишек в это время поливают из трубок водой всякого встречного.
Большие наряды полиции едва справляются с тем, чтобы оттеснять толпы от огромных тяжелых колес, к которым прикованы взоры фанатиков.