Однажды в супермаркете, в отделе деликатесов образовалась очередь. Она возникла не из-за медлительности продавца, — он был расторопен, и не из-за появления необыкновенного деликатеса. А выросла эта очередь благодаря маленькой старушонке, делающей свои покупки с невероятной тщательностью и определенно получающей от этого великий «фан».
— Can I help you? — любезно спросил продавец. Старушка просияла, несколько раз прошлась вдоль прилавка, разглядывая яства, и, наконец, решилась:
— Скажите, детка, что вы думаете об этом копченом языке?
— Я думаю, что он великолепен.
— Правда? Вы уверены? А то я пригласила на ланч мою приятельницу Мериам, вы представить себе не можете, какая она разборчивая…
— Ваша подруга Мериам будет довольна, — твердо обещал продавец.
— Ну, ладно, на вашу ответственность… четверть фунта.
— Что-нибудь еще, мэм?
— Погодите, не так быстро… да, вот что… лососина. Это просто позор, как дорого вы дерете. Но… придется купить… В прошлый вторник у Гофманов было полно лососины.
— Сколько вы желаете, мэм?
— That is a good question… Что вы скажете о четверти фунта?
— Прекрасная мысль! — обрадовался продавец. — Итак, четверть фунта.
— Wait a minute… Лососину покупает каждый, у кого нет воображения. А что, если взять «шримпы»?
Сзади невозмутимо дожидались 9 человек. Меня разобрало любопытство, когда же они начнут роптать и когда разъярится продавец. Я засекла время. Между тем наша героиня в розовых брюках и фисташковой блузе сконцентрировала свое внимание на ветчине.
— Вот тут у вас шесть сортов ветчины, а по мне они все на один вкус. Почему?
— Не знаю, мэм, я не ем ветчины.
— О, извините, ради Бога, я не хотела вас обидеть. А как насчет рубленой селедки?
Она постучала ручонкой по прилавку, — зазвенели браслеты и в глаза мне ударили лучи как бы бриллиантовых колец.
— Многие люди любят рубленую селедку, — в голосе продавца прозвучала первая тоскливая нота.
— Неужели? Очень странно. Я ее в рот не беру. Я как раз подумываю о маслинах. Как вы считаете, какие лучше: зеленые или черные?
Я сделала рейд вдоль прилавка, вглядываясь в лица: они улыбались.
— Теперь самый важный момент — сыр. Вы убеждены, что «бри» первоклассный?
— Могу поклясться, — пробормотал продавец.
— А почему же он на «сейле»? Это меня настораживает. Ну, да ладно… полфунта… нет, лучше четверть.
— Что-нибудь еще, мэм?
— Не знаю, прямо… Может быть паштету… совсем чуть-чуть.
Продавец ринулся к паштету, но был остановлен.
— Да нет, не беспокойтесь, я раздумала. — Она уставилась на халву.
Продавец прикрыл веки, как засыпающий воробей. Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Очередь добродушно улыбалась.
Халва старушку не пленила, и она переключилась на творог.
— Я раньше у вас «фарм-чиз» покупала, а теперь моя соседка миссис Кэмбл показала мне одну итальянскую лавку: там потрясающая рикотта! Так что творога я брать не буду.
— Что-нибудь еще, мэм?
— Well… Не знаю… Дайте мне подумать… Я сейчас вернусь.
Я посмотрела на часы. Старушка развлекалась 17 минут и удалилась в розовом блеске своих панталон. А что продавец? Запустил в нее колбасорезкой? Ничего подобного. Он только обвел смирную очередь беспомощным взглядом и тихо пробормотал: «Would you believe it?»
Вот уже сколько месяцев, следя за событиями в Иране, я вспоминаю эту нелепую житейскую сценку. И странные возникают у меня ассоциации… Когда вижу по телевизору оголтелые толпы с портретами полубезумного айятоллы, терпеливых американцев и кроткого президента, мне кажется, что Джимми Картер вот-вот обведет растерянным взглядом нашу планету и с тихим отчаянием спросит: «Would you believe it?»