По месту жительства

Рябая женщина лет сорока

Пятый день мы бредем по Карельскому бурелому под осенним моросящим дождем. Мокрые ватники облепляют, словно компресс. Четыре ночи мы спали в лесу на земле, а ели последний раз позавчера. И, между прочим, по моей вине. Перебираясь по бревну через порожистую Осинку, я поскользнулась и сверзилась по грудь в ледяную воду. Меня извлекли при помощи суковатых палок, но рюкзак с консервами и хлебом утоп безвозвратно.

— Не переживайте, графиня, — ободряет меня начальник отряда Валя Демьянов, — спасибо — сами целы.

Он идет впереди, таща неподъемный рюкзак с образцами. Спутанные лохмы и фантастическая выносливость придают ему сходство с лошадкой Пржевальского. Следом плетется геофизик Леша Рябушкин, щекастый, дородный, с еще недавно холеными усами. Леша обвешан датчиками и зондами, из кармана торчит счетчик Гейгера. Я тащусь позади, замыкая шествие. Мне 19 лет и это первая моя геологическая практика. Кажется, что лес населен только мошкой и комарами. Наши лица укутаны плотной зеленой сеткой, издающей тошнотворный запах «ангары», на головах — шлемы, перчатки до локтя, резиновые сапоги выше колен. Это противокомариная защита, но все равно атакуют тучами.

От голода меня мутит, в ушах стоит звон. Только бы не споткнуться. Свалюсь — не встану.

— Веселей, мартышка! — оборачивается Валя, — через час будем на дороге.

— Итак, маршрут закончен. Позади 120 километров съемки, на согнутой Валькиной спине десятки образцов, килограммы отмытого в ледяных ручьях песка. По идее на большаке нас должна встретить экспедиционная машина. До базы еще 60 километров.

— Как вы думаете, — приехал Петька? — тоскливо спрашиваю я.

Леша пожимает плечами, а Валька молчит.

С тех пор, как начальница экспедиции, грузная тетка в летах, сделала шофера Петю своим фаворитом, — он просто сказился. «Брось ты, Петруша, волноваться, — раздавался из „генеральской“ палатки нежный шепот престарелой Мессалины, — выпей и отдыхай. Небось, здоровые коблы, — дотопают, ноги не отвалятся».

…И вот перед нами большак. Петьки нет и в помине. Мы валимся на обочину и «отключаемся», — то ли сон, то ли обморок. Через час Валя расталкивает нас.

— Нечего ждать милостей от природы, — двинем на станцию, авось к какой дрезине прицепимся.

— Но Петьке я кости переломаю, — флегматично говорит Леша, — на нас наплевать, девку бы пожалел.

До станции километров 6, но мы так измучены, что еле плетемся. Когда, наконец, замаячили огни Лосевки, уже почти стемнело.

— Гляньте, есть все же Бог! — кричит Леша.

На путях готов к отправке длиннющий товарняк, груженный лесом.

— Без паники, — приказывает Валя. — Идем в обход, чтобы с платформы никакая сволочь нас не засекла.

Мы обогнули состав с хвоста и вскарабкались на площадку. Вскоре с платформы раздались свистки, — с лязганьем и скрипом поезд тронулся.

— Ну, не везуха ли? — ликует Леша, устраиваясь поудобнее, — едем, как короли!

Часа через полтора, проскочив два полустанка, товарняк замедлил ход.

— Ребята, нас доставили в Шелтозеро, — крикнул Валя. — Платформа будет справа, готовься к десанту слева.

Поезд дернулся и замер. Наш вагон, кажется, последний, — огни платформы маячат далеко впереди. Вокруг кромешная тьма…

…И вдруг приближающийся топот, нас ослепляет свет фонарей:

— Руки вверх!

С обеих сторон вагон окружен солдатами с автоматами наперевес. Мы ошалело топчемся на площадке.

— Руки вверх!

Неуклюже, как кули, сваливаемся на землю. Кто-то саданул мне прикладом в спину, наши руки поднялись.

— Снять оружие и положить к ногам! — пролаял офицер.

Леша стоял, обвешанный своими приборами, и растерянно таращил глаза.

— Лейтенант Курочкин, переведите.

Вперед выступил тощий очкарь и внятно и медленно произнес что-то на абсолютно неизвестном языке. Валя прыснул, Леша по-прежнему не шевелился.

— Леха, сними свою сбрую, — сказал Валя.

Леша начал медленно растегивать ремни.

— Понимаете по-русски? — резко повернулся к Вале капитан.

— Вполне… хотя с таким языком мы сталкиваемся впервые.

Леша бережно положил приборы на землю. Трое солдат, наклонившись, принялись рассматривать датчик и зонд.

— Что это!

— РП-1, геофизический прибор для поисков урана, — пришел в себя Леша. — Он не стреляет.

— Разберемся, — рявкнул офицер, — следуйте за мной.

И нас повели вдоль состава. Впереди, почти впритык к паровозу стояли два военных «козла». Из паровозной кабины пялились черномазые машинист и помощник. Я успела показать им язык. Нас впихнули в машину, на подножку лихо вскочили четыре охранника. Через минуту машина остановилась перед длинным бараком, метрах в 300 от станции.

— Это что за учреждение? — простодушно спросил Леша.

— Железнодорожный отдел КУКГБ, — буркнул офицер.

— КУ — чего? — не расслышал Леша.

— КУ — того! — прошипел сзади Валька.

Нас ввели в комнату со стенами зеленого цвета, двумя сейфами и письменным столом, над которым, словно семейные портреты, увеличенные в соответствии с размерами семьи, строго глядели на нас Владимир Ильич и Феликс Эдмундович. Предчувствуя свою недолговечность, напротив одиноко скучал Никита Сергеевич. Нам приказали встать у стены. Трое солдат вытянулись у входной двери. Офицер, скинув шинель и фуражку, уселся за стол.

— Капитан Дёмин, — наконец представился он и, вытащив из ящика какие-то бланки, обратился к Вале. — Фамилия, имя, отчество…

— Я не отвечу ни на один ваш вопрос, — тихо сказал он, — пока вы не объясните, за что нас схватили.

— Вас не схватили, а задержали. Пока что за проезд в товарном поезде А18-462, следующим со станции Лосевка. Вы сели в 18 ч. 20 мин. и были сняты на станции Шелтозеро в 20 часов 03 минуты.

— Ни черта мы не были сняты, мы просто приехали. Наша база тут недалеко, мы геологи из Ленинграда.

— И где же ваша база? — прищурился капитан.

— За Гаврилино, километров 12 отсюда.

— Гаврилино отсюда в 18 километрах по большаку и в 16, если лесом, так что с этими данными у вас неувязочка.

— Ну, это еще не повод, чтобы тащить нас в КГБ.

— Это более, чем повод, — назидательно сказал Дёмин. — И если вы и правда геологи, то почему прятались и крались? Почему не ехали как нормальные люди, пассажирским?

— Да где он был, — пассажирский?

— Пассажирский 311 и скорый 46 проходят через Лосевку в 8.05 и в 11.16 утра, — тоном справочного бюро отчеканил капитан и обвел нас орлиным взором.

— Но сейчас же ве-чер! — закричал Валька, — вечер, понимаете? Свяжитесь сейчас же с нашей базой!

— А ну, — не орать, сопляк! — рыкнул капитан и обнажил желтые клыки, — надо будет — свяжемся. Фамилия, имя, отчество и… документы.

Валька молчал, у него дрожали губы.

— Откуда в лесу документы, — мирно сказал Леша, — документы на базе.

— Какой телефон вашей базы, позвольте полюбопытствовать? — клыки спрятались.

— На базе нет телефона, — вмешалась я. — Мы в палатках живем, но это правда близко. Давайте сейчас поедем вместе…

— Надо будет — поедем, — отрезал Дёмин. — А сейчас я в последний раз повторяю: фамилия, имя, отчество…

Ознакомившись с нашими биографиями до пятого колена, Дёмин велел подписать показания.

— Ну что, можно нам идти? — двинулся к дверям Валя.

Капитан взглядом пригвоздил его к месту.

— До выяснения ваших личностей вы останетесь здесь. Абдулаев, уведите задержанных.

Кривоногий узбек повел нас в конец коридора и отомкнул дверь с амбарным замком. Мы очутились в клетушке с четырьмя голыми нарами и крошечной лампочкой под потолком. Нестерпимо хотелось в уборную, хотелось есть и пить.

— Как насчет пожрать? — кротко поинтересовался Леша.

Абдулаев не ответил. Он вышел, закрыл дверь и щелкнул замком.

— Да ты глухой, что ли? — взорвался Валька, — чучмек проклятый, косая рожа! — и он со всей силы пнул ногой дверь.

— Тише ты, — шикнул Леша, — а то еще антисемитизм пришьют.

Но Валька прямо взбесился, — он колотил в дверь и орал: «В уборную, в уборную веди!»

Загромыхал замок, на пороге появился «желтолицый брат».

— Поведу по одному, — невозмутимо сказал он и ткнул в меня пальцем, — ты — первая.

Когда с уборной было покончено, узбек снова запер дверь и затих в коридоре. Мы улеглись на нары и, как это ни странно, быстро уснули.

В шесть часов утра на пороге появился рыжий солдатик.

— Подъем! — весело крикнул он и внес кружки с кипятком и три куска хлеба.

— Привет, друг! Тебя как зовут?

— Рядовой Булкин. Павел Булкин.

— Слушай, Паша, чего там слыхать? На базу нашу съездили?

— А шут его знает, — пожал плечами Булкин.

— А в Ленинград, в Управление звонили?

— Кажись, звонили, да никто не отвечает. Капитан говорит, врут они все, нет такого телефона.

— Господи, — застонал Леша, — так ночь же была, а сегодня суббота, — нет там никого.

— А с базой почему не связались?

— А фиг их знает, — радостно сказал Паша, — да не расстраивайтесь, жуйте.

Днем он принес вареную картошку иссине-черного цвета и уселся рядом на нары.

— Павлуша, — задушевно начал Валька, — я вижу — ты человек нормальный, не то, что… некоторые… — он выставил нижнюю челюсть и оттянул пальцами глаза у висков.

Булкин понимающе хохотнул.

— Наверно, ты в курсе, друг, чего ваш Дёмин к нам прицепился? Неужели за то, что зайцем проехали?

Солдатик покачал головой. На его глуповатом лице происходила свирепая борьба воинского долга, гуманизма и просто желания посплетничать.

— Видишь, какое дело… — наконец не выдержал Паша, — шпионов ищем.

Валька так и присвистнул:

— Шпионов?! А мы-то причем?..

— А при том, что шпионов трое: двое мужчин и баба с ними. И приметы в аккурат сходятся, — один мужик усатый, да рябая женщина лет сорока.

— Что-о? Это я-то рябая? Это мне сорок лет?

Булкин смутился.

— Чего орешь? Почем я знаю, я в твой паспорт не заглядывал.

Валька с хохотом повалился на нары.

— Паулино, выпусти нас сейчас же, чтоб не срамиться.

— Ты, никак, сдурел! — разозлился Булкин. — Сиди и затихни.

— Затихну, затихну, — успокоил его Валька, — но откуда шпионы-то взялись?

— Из Фильяндии, откуда же еще… Позавчера наш лесник Захаров прискакал весь в мыле. Шпионов, говорит, обнаружил. Перешли в районе 7-й заставы и углубились. А тут вы как раз у Лосевки из лесу выползли и тишком в товарняк забрались.

— Да нас разве в Лосевке кто видел?

— А ка-ак же! — расцвел Булкин, — все видели, да спугнуть боялись.

— И заметили даже, что баба рябая?

— Угу… И радировали по всем станциям по ходу, а снимать вас решили в Шелтозере. Сергеевку и Углино проскочили, потому что лес близко, уйти можно.

— Ах ты, елки-моталки! — восхитился Валя, — то- то я удивился, что быстро доехали. Ну вы и молодцы! И что же, вас наградят за поимку или отпуск дадут?

— Да уж не без этого, — важно ответил Паша и вдруг опомнился. — Наградят — не наградят, а службу свою несем. Так что отдыхайте.

Он забрал миски и заторопился уйти, смущенный своей откровенностью.

— Ребята!.. — Леша явно встревожился, — это же бред какой-то. Давайте требовать Дёмина.

Но на наши крики и стуки никто не отозвался. Вечером нас снова караулил молчаливый Абдулаев. Все попытки вступить с ним в дружеский контакт потерпели фиаско. А наутро вновь появился Булкин.

— Пашунчик, — ласково сказал Валя, — какие новости?

— Каки тебе еще новости? — пробурчал Булкин. Он был не в духе.

— Позови Дёмина, поговорить надо.

— Где я тебе его возьму в такую рань? И вообще до завтрева капитан тут не ожидаются.

— Так что же, — нам и сегодня сидеть? — вскинулся Леша?

— Люди по двадцать лет сидят… и ничего, — назидательно сказал юный Булкин, закрывая за собой дверь.

— Мистика какая-то, — Леша хрустнул по очереди всеми десятью пальцами. — Так и впрямь можно сгинуть на двадцать лет.

— Не нагнетай атмосферу, старик, — не те времена.

— Может, объявим голодовку? — предложила я.

— Блестящая мысль! — откликнулся Валя. — Когда Дёмин узнает, что мы отказались от шашлыков, он смертельно испугается.

— Но надо же действовать!..

— Я вот для начала мыслю снарядить Пашу в магазин. Есть охота, да и выпить не грех… — Валька повертел перед нашими носами синей пятирублевкой, — грязно работают, — не изъяли капитал.

Когда Булкин появился со своей разноцветной картошкой, Валино лицо выражало пасхальную кротость.

— Паоло, друг, сгоняй в Сельпо, купи нам курева и каких-нибудь консервов.

Булкин приставил палец к виску и выразительно им покрутил:

— Паря, ты воще того… соображаешь?

— Я-то соображаю, но и ты своей головой подумай… Мы же не шпионы и держат нас ни за что.

— Коли ни за что, так выпустят.

— А пока что мы ноги протянем. Слушай, а что если ты меня одного отпустишь, а их будешь сторожить со страшной силой?..

— Куда еще?

— Да говорю тебе — в магазин. Сигарет купить и какой-нибудь еды человеческой.

— В магазине человеческой еды отродясь не бывало, — убежденно сказал Булкин, — так что нечего и ноги бить.

Однако по его лицу стало ясно, что у Вали появилась надежда.

— Пашунчик, ты же русская душа, ты же золотой парень, выпусти меня на пятнадцать минут, — пять — туда, пять — обратно, пять — там.

Булкин тяжело вздохнул. Весь его вид выражал доброту, сочувствие и сомнение в дозволенности этих чувств.

— Да что ты беспокоишься? Сам же сказал, что Дёмина не будет.

— Валяй, — вдруг решился Булкин. — Но смотри, через пятнадцать минут чтоб был у меня тут, как штык.

Валя вернулся секунда в секунду, держа в руках буханку хлеба, две банки бычков в томате и пачку «Примы». Под мышкой у него торчало что-то длинное, завернутое в газету.

— А это что? — показала я на сверток.

— Это-то? Колбаса… копченая. Краковская что-ли или полтавская.

— Колбаса?! — задохнулся Булкин. — Колбаса в магазине?!

Как ужаленный сорвался он с места и исчез, даже не притворив за собой дверь.

Мы ошалело уставились друг на друга.

— Господа, — опомнился Валя, — по-моему, нас больше не задерживают, — он высунулся в коридор и поманил нас пальцем. — А ну, по-быстрому.

Мы выскочили из клетушки, и Леша осторожно щелкнул замком. В коридоре было пусто. Мы прокрались на цыпочках, не скрипнув половицей, и оказались на улице. Нигде ни души. И тут мы рванули. Петляя между амбарами, мы проскочили железнодорожные пути, редкий лесок и кубарем скатились в песчаный карьер. Оттуда медленно выползал груженный песком сорокатонный МАЗ. Мы замахали руками.

— Куда вам, ребята? — высунулся шофер.

— В Гаврилино или в ту сторону.

— Кильский цементный завод годится?

Мы закивали и забились в кабину. МАЗ медленно набирал скорость.

— Откуда вы такие нарядные? — полюбопытствовал шофер, разглядывая наши туалеты и обросшие физиономии моих друзей.

— Из лесу, вестимо. Геологи мы.

— И девка, что ли, геолух? Ну и дела… — хохотнул шофер.

Я высунулась из кабины, — погони не наблюдалось.

— Э, — давай-ка свою колбасу, — вспомнил Леша, ломая буханку.

— Полтавскую, что ли? — Валя торжественно развернул газету. Перед нашими носами заблестела бутылка перцовки.

— Ну, ты даешь! — восхитился Леша.

Шофер бросил на перцовку нежный, скользящий взгляд.

Валя сорвал зубами алюминиевую крышечку и пустил бутылку по рукам. Описав четыре полных круга, она вылетела в окно и, звякнув о валун, разлетелась вдребезги.

— А подумал ли кто о Паше, о трагичной его судьбе? — спросил Леша.

— Ни черта ему не сделается. Отсидит 15 суток на гауптвахте за ротозейство… с учетом, что я пока не рябая и мне еще не сорок.

— А люди, между прочим, по двадцать лет сидят и ничего… — ехидно процитировал Валя.

Мы расслабились, закурили. Впереди показались ворота Кильского комбината, но шофер не высадил нас. В приливе братской любви он погнал свою громадину в Гаврилино и затормозил недалеко от палаток.

— Спасибо, старик, выручил… — Валя порылся в кармане и извлек рубль.

— Обижаешь, — горестно сказал, шофер, отводя Валькину руку, — я же к вам с душой!

На базе царило мирное воскресенье. Над озером стелился вечерний туман. У берега покачивалась лодка с неподвижными фигурами. Мессалина и Петька удили рыбу. Из крайней палатки четкий голос произнес: «На этом мы заканчиваем еженедельный обзор „Глядя из Лондона“». Затем грянул джаз. У костра резались в преферанс. Завидев нас, повар Толя издал «тарзаний» клич. Коллеги повскакали, уступая нам место у огня. Петя подгреб к берегу, начальство приветствовало нас ласковой улыбкой.

— Ну-с, явились пропащие, — материнским голосом сказала она. — А я только подумала, куда это они подевались?

Я нырнула в свою палатку. Спальный мешок был раскурочен, чемодан перевернут, на тумбочке валялась чужая гребенка.

— Эй! — заорала я. — Кто у меня тут шарил?

— Ой, совсем забыли… — гости к нам нагрянули. Грибники. Заблудились в лесу, — плутали целый день, а ночью набрели на нашу базу. Куда их денешь? Оставили ночевать.

— Откуда грибники тут взялись?

— Из Петрозаводска. Инженеры с лесокомбината. Двое мужиков и баба с ними. Так мы женщину в твою палатку запустили.

— Товарищи дорогие! — всполошилась Мессалина, — А чего это вы явились пустые? Где ваши образцы? Где приборы? Уж не утопили ли?

— Боже сохрани, — ужаснулся Валя, — все в целости. Оставили на хранение на станции Шелтозеро у приятеля моего. Дёмин — его фамилия. Может, съездите, заберете?

— Ах ты черт, обида какая! — всплеснуло руками начальство, — да мы час, как оттуда.

— Не нас ли встречали? — светским голосом спросил Лёша.

— Чего вас встречать? Не маленькие, дорогу знаете. Нет, мы этих грибников отвозили, еле к скорому Петрозаводскому успели.

— Ну и дурачье же народ, — вмешался Петя, — не знают леса, — сидели бы дома, грибы на базаре бы собирали.

— А какие они из себя, грибники ваши? — вдруг насторожился Валя.

— Да никакие, обыкновенные. Парни молодые, а тетка постарше будет.

— Женщина, между прочим, страшила порядочная, — вставил повар Толя и потыкал себя пальцем по щекам, — знаете, рябая такая, лет сорока.

И он плеснул нам в миски дымящийся борщ.