В субботу около полудня полицейские столпились на поле недалеко от Тен-Паунд-лейн. Под наброшенной на куст терновника кучей ветвей, свежескошенной крапивы и еще какой-то травы лежала Дон Эшуорт. Самого тела видно не было, выглядывали только кончики пальцев одной руки.
Как и Линда Манн, Дон была обнажена ниже пояса, только трусики ее находились на правой лодыжке, а туфли оставались на ногах. Она лежала на левом боку с поджатыми к груди коленями. Бюстгальтер задрался, обнажая еще не сформировавшуюся грудь, по левому бедру от влагалища тянулась полоска засохшей крови. В одном ухе висела серебряная сережка в форме плоского кольца без одной четверти.
На теле обнаружили множество повреждений, правда, многие из них появились уже после смерти: это были укусы насекомых и еще следы от волочения. Тело окоченело, температура его равнялась 64 градусам по Фаренгейту.
Природа постаралась побыстрее оставить на Дон Эшуорт свой след. Летающие насекомые отложили яйца в каждое углубление еще недавно живого человеческого тела и так обезобразили труп, что при первом осмотре создавалось впечатление, будто ее жестоко истязали.
Одна рука девушки была вытянута вперед. На ней Дон носила часы — рождественский подарок родителей. Ей очень нравились часики: они всегда показывали точное время. Увы, это Рождество стало последним в жизни дочери Барбары и Робина.
В тот день, когда Дон Эшуорт исчезла, отдел Дерека Пирса устроил вечеринку у одной сотрудницы. Пирс пил вместе со всеми, но думал только о пропавшей школьнице. Она напомнила ему о Линде Манн и о собственном поражении, с которым Пирс так и не смирился. В тот вечер один из инспекторов высказал предположение, которое вскоре подтвердилось:
— Вот увидишь, ее тоже убили.
Дерек Пирс вдруг представил себе красивую девушку с огромными глазами, от которых он не мог оторвать взгляда. У него даже слегка закружилась голова. Кажется, его начало кренить, и он прислонился к стене.
Только это оказалась не стена, а дверь в ванную, и Пирс, не удержавшись на ногах, повалился навзничь. Сам он позже назвал свой трюк пируэтом, но те, кто это видел, описали его как «кульбит Бенни Хилла». Человеческий череп столкнулся с толчком. И на том, и на другом остались заметные вмятины.
Пирс решительно отказывался ехать в больницу, куда его непременно хотели упечь заботливые подвыпившие друзья.
— Никуда я не доеду! — заявил он своему другу, сержанту Гвинну Чемберсу, который был несколькими годами старше Пирса.
Но Чемберс показал Пирсу кровь и сказал:
— Надо.
В Лестерской королевской больнице с ним возились почти четыре часа. Наконец, к утру кровотечение остановили.
Проснувшись утром в субботу, первое, что увидел Пирс, была нянечка с уткой.
— Это еще что? — спросил он.
— Это вам — мочиться.
— За кого вы меня принимаете? — заявил Пирс. — В склянки я мочиться не буду!
Он захотел встать, но нянечка толкнула его назад. Он опять попытался соскочить с кровати, но понял, что еще очень слаб.
Она улыбнулась и сказала:
— Может, все-таки ляжете и будете вести себя как взрослый человек?
Он ощупал голову: все волосы были заляпаны засохшей кровью.
— Я в душ, — заявил он, хотя чувствовал себя, как машина со спущенным колесом под дождем, — его вело в сторону, и он никак не мог заставить себя идти прямо.
— Только голову не мочите! — успела крикнуть нянечка.
Из-за болезни внутреннего уха Пирс никогда не умел ходить по прямой линии, а сейчас вообще напоминал карманника в толпе на ипподроме: он шарахался из стороны в сторону и натыкался на все, на что только можно. Но до ванной он все-таки добрался. А вот занавеску задернуть должным образом не смог, и через некоторое время в коридор потекла розовая вода.
Нянечка ворвалась к нему и закричала:
— Вы же дали честное слово, что не будете мочить волосы!
— Где моя одежда?
— В хранилище ваша одежда.
— Отдайте.
Она ретировалась, а Пирс так же на ощупь вернулся в палату и улегся в кровать.
Через час он проснулся и не поверил своим глазам: подле него сидели главный суперинтендент Дейвид Бейкер и суперинтендент Тони Пейнтер.
— Выглядишь отвратительно, — с улыбкой сообщил Бейкер.
— Я в норме.
— Врешь.
— Не вру. А вам чего?
— Тебя навещаем, — ответил Пейнтер.
— Не надо шуток, босс.»
— На сей раз ты оказался прав, — перебил Бейкер. — Она погибла.
— Вы ее нашли?
— В поле, рядом с автострадой, — пояснил Пейнтер. — Ее изнасиловали и задушили.
— Ради бога, скажите им, чтобы мне отдали одежду, мистер Бейкер! Что мне здесь делать? Меня воротит от этой больницы!
— Я сам приказал им забрать твою одежду, — признался Бейкер.
— Да вы хотя бы моим ребятам скажите, чтобы поскорее нашли этого гада.
— Слушайся врача, — посоветовал напоследок Бейкер. — И отдыхай.
В тот день на долю Робина Эшуорта выпало самое страшное, что уготовано человеку в этом мире: видеть лишенную жизни, испохабленную плоть собственного ребенка.
После опознания в 18.30 в присутствии главного суперинтендента Дейвида Бейкера, суперинтендента Тони Пейнтера и других детективов началось вскрытие.
Во время расследования убийства Линды Манн суперинтендент Тони Пейнтер выполнял функции главного инспектора мобильной полицейской группы. Но с тех пор он получил повышение. Они с Бейкером были одного возраста и прослужили в полиции примерно одинаковое время. На этом сходство заканчивалось. Напористый до агрессивности, Пейнтер, не колеблясь, высказывал кому угодно все, что он думает, независимо от того, спрашивали его мнение или нет. Довольно высокий, крепкий, чуть лысоватый, с гладким лицом, подбородком сержанта на плацу и в очках летчика, Тони Пейнтер один мог переполнить комнату; без него же она казалась пустой.
Он любил в самых грубых выражениях раскритиковать пошлый фильм, умел водить за нос журналистов, не говоря им ничего и одновременно убеждая их, что рассказал все, что они хотят от него услышать. Опыт полицейского он приобрел в одном из самых неблагоприятных округов Лестера, где утвердился благодаря мозгам и характеру. Конечно, Пейнтер был не таким сложным человеком, как Дерек Пирс, но отношение к нему было точно таким же: им либо восхищались, либо ругали.
Экспертиза констатировала жестокое избиение Дон Эшуорт. Патологоанатом зарегистрировал две ссадины в левой части лба, которые были нанесены жертве до наступления смерти, и одну на носу; левая щека отекла, под левым глазом до скулы и от носа до уха был синяк, под тем же глазом — кровоподтек. Рот распух, а на внутренней стороне верхней губы осталась ранка от зубного фиксатора, который должны были снять 13 августа. На лице и на горле, ближе к гортани, были и другие повреждения. На груди справа имелись ссадины. Ногти не были сломаны, зубы оказались стиснуты, язык не прикушен. По заключению патологоанатома, большинство повреждений появилось тогда, когда убийца прятал тело; но раны на лице, шее, груди и в промежности преступник нанес до наступления смерти, избив и жестоко изнасиловав жертву во влагалище и анус.
В соответствии с тем же заключением, Дон Эшуорт задушили руками; возможно, нападавший нанес ей удар ребром ладони или, стоя сзади, сжал ее горло согнутой в локте рукой. Но патологоанатом не исключал и возможности удушения веревкой. Судя по следам на лице, преступник был правшой, а повреждения на губах свидетельствовали о том, что он несколько раз пытался заставить жертву замолчать.
Осмотр повреждений промежности привел к выводу, что они были нанесены либо в момент смерти, либо сразу после нее. Патологоанатом обнаружил недавний разрыв девственной плевы. Волосы на лобке были влажными и спутанными. «Жертва, — констатировал врач, — была virgo intacta и подверглась жестокому изнасилованию; анус разорван вследствие насильственного проникновения». Некоторые из ран на теле Дон Эшуорт свидетельствовали о борьбе жертвы с насильником.
Результаты осмотра были тщательно запротоколированы; взяты образцы ногтей и волос, мазки изо рта, влагалища и ануса. В ветвях, где лежал труп, обнаружили красные нити, которые тоже передали следствию. Согласно официальному заключению смерть Дон Эшуорт наступила от удушья.
Ознакомившись с результатами вскрытия, пресса тут же подхватила тему жестокого изнасилования и раздула ее до невероятных размеров: в деревнях говорили, что Дон Эшуорт насиловали бутылками, сучьями и другими предметами. На фоне этих сплетен отчет судмедэскперта не казался столь жутким, в приписке даже говорилось: «Принимая во внимание количество следов насилия на гортани, можно предположить, что изнасилованию жертва подверглась уже после удушения, то есть после смерти». Слабое, но утешение.
Коллега Дон, который работал с ней в киоске в день убийства, видел, как знакомый мальчик подарил ей симпатичную игрушку. Полиция тут же разыскала и допросила этого мальчика. Да, игрушку он подарил, и Дон очень обрадовалась… Видимо, после этого девушка и отправилась на Тен-Паунд-лейн, навстречу страшной смерти.
Даже видавшие виды полицейские старались заставить себя верить судмедэксперту: Дон уже не чувствовала того, что с ней делают.
В воскресенье утром Пирс по привычке проснулся в 6.00. Чувствовал он себя отвратительно, но, позвав сиделку, бодро заявил:
— Все, крышка!
— Да, вам едва не настала крышка, — согласилась она.
— Да нет, я о том, что выздоровел. Все прекрасно. Я чувствую себя великолепно!
Пирс запрыгал по коридору, чтобы доказать всем, что он совершенно здоров, но они почему-то послали за доктором.
— Я кажусь самому себе симулянтом, доктор, — сказал ему Пирс. — Мне здесь делать нечего.
— Вы останетесь, — безапелляционно заявил врач.
— С какой стати! — возмутился Пирс. — Я отнимаю у вас время и занимаю чью-то койку. Я готов дать подписку.
— Пообещайте хотя бы, что не будете полным идиотом и возьмете отпуск на три недели, — начал сдаваться врач.
— Не беспокойтесь. Целых три недели я буду отдыхать с мамой и папой, — заверил его Пирс.
Врач буркнул, что Пирс вредит сам себе, но выпустил на свободу самого непослушного пациента в своей практике.
Инспектор тут же позвонил на работу, где ему пришлось выслушивать соображения сержанта, не согласного с тем, что больной вознамерился заняться самолечением. Пирс взорвался:
— Я вам приказываю! — рявкнул он в трубку.
— Немедленно привезите одежду. Или я уйду голышом!
Наконец, одежду привезли, и Пирс покинул больницу. Он был слаб, чувствовал себя еще хуже, чем утром, голова у него шла кругом. Дейвиду Бейкеру он позвонил в 18.00. Шеф заявил ему, что в таком состоянии да еще в воскресенье к делу Дон Эшуорт он его не допустит. Бейкер также напомнил Пирсу, что тот уже расследовал несколько убийств, так что теперь настал черед других. Упрямый инспектор настаивал на том, чтобы ему позволили хотя бы поделиться опытом, ведь даже врач признал, что он, Пирс, находится в прекрасной форме.
В понедельник утром Пирс появился на работе, уверяя всех, что совершенно здоров. Он с тоской обвел взглядом группу, которой предстояло расследовать убийство Дон Эшуорт. Инспектор был очень обеспокоен. Он знал, что Линду Манн убил тот же человек.
Сначала в «Мёркьюри» появилось сообщение о том, что пропавшую школьницу нашли убитой, а вскоре, в дополнительном выпуске, объявили новые подробности. В публикации с аршинным заголовком «Дон: поиски преступника, совершившего два убийства», говорилось: «Полиция почти не сомневается в том, что преступник-извращенец, жестоко разделавшийся в пятницу с пятнадцатилетней Дон Эшуорт, убил и Линду Манн, тоже школьницу, чье тело было найдено в нескольких сотнях ярдов от больницы «Карлтон-Хейес» менее трех лет назад.
Сотрудники угрозыска, многие из которых расследовали дело Линды, обращаются к населению с просьбой оказать им максимальную помощь в задержании преступника — по всем признакам больного человека. Они полагают, что даже царапина на лице может помочь найти убийцу… поскольку Дон отважно боролась за жизнь и, возможно, поранила бандита».
В заметке имелось несколько неточностей. Во-первых, полиция знала наверняка, что Дон была убита не в пятницу, а в четверг во второй половине дня; а во-вторых, девочка вряд ли оказала сильное сопротивление. Но, подобно случаю с Линдой Манн, журналистам, родственникам и даже многим полицейским было легче думать, что жертва «ужасающего по своей жестокости изнасилования», как окрестила происшедшее пресса, оказала бандиту яростное сопротивление. Поэтому Дейвид Бейкер заявил журналистам:
— Есть все основания полагать, что Дон боролась с убийцей. Она могла его поранить — поцарапать или укусить. Да он и сам мог пораниться в этой схватке.
На второй день расследования объявился свидетель с фабрики, расположенной по ту сторону автомобильной дороги. Он заявил, что слышал крики после 17.00: «Вроде детского крика, только ниже». Свидетель подумал, что это потерявшийся ребенок, — за точность он не ручался, поскольку слышал крик на удалении почти в двести ярдов; звук до него долетел через шесть полос движения, по которым беспрестанно неслись машины. Но полицейские радовались даже такой незначительной зацепке.
Поскольку стало ясно, что они имеют дело с серийным убийцей, были собраны гораздо более мощные силы, чем при расследовании дела Линды Манн, — свыше двухсот сотрудников.
— Мы надеялись, что девочку еще найдут, — поделился с журналистами своими мыслями Эдди Иствуд, который до убийства Дон не был знаком с ее семьей. — Но когда сообщили, что она убита, как Линда, для нас время словно побежало вспять. Мы вновь пережили то же, что и три года назад.
— По закону, — заявил также Эдди, — больше чем пожизненное заключение этому душегубу не грозит. Но если бы у нас в стране была смертная казнь, я бы потребовал повесить его за то, что он забрал жизнь двоих ни в чем не повинных детей.
А Кэт Иствуд добавила:
— Тот, кто знает его и не заявит в полицию, тоже несет ответственность за убийство. Этого человека тоже нужно судить. Я обращаюсь к нему: подумайте и остановите бандита, прежде чем он совершит новое убийство. Ради Христа, выдайте его властям!
Как и в деле Линды Манн, полиция стала получать до нескольких сотен заявлений в день. Поступили сообщения и о других покушениях: один мальчик пожаловался, что его обидели недалеко от Тен-Паунд-лейн.
Представители всех средств массовой информадии день и ночь гонялись за впечатлениями жителей «деревни ужаса». Один мужчина, который постоянно выгуливал собак на Тен-Паунд-лейн, заявил, что до конца жизни будет жалеть о том, что в день убийства Дон Эшуорт отправился со своими питомцами в другое место.
На третий день полиция неожиданно получила сведения об очередном «бегуне» — никто не знал, тот ли это неуловимый «бегун», который, как и парень с волосами «бобриком», фигурировал в деле Линды Манн, или совсем другой человек. Но приблизительно в 17.30 в день убийства Дон Эшуорт одной женщине пришлось резко затормозить перед молодым мужчиной, который словно из-под земли вырос перед ее машиной на Лестер-роуд, недалеко от автомобильного моста на Ml. По ее словам, это был блондин двадцати с небольшим лет, среднего роста. И, главное, она видела его приблизительно в то же время, когда раздавались крики, — около 17.00. Другой свидетель утверждал, что видел в час пик молодого человека, с риском для жизни перебегавшего через Ml. «Бегун» стал главным подозреваемым.
Через неделю после убийства, 6 августа, сотрудвица полиции примерно одного роста и телосложения с Дон оделась при помощи Барбары Эшуорт, как ее дочь, и прошла по улице Короля Эдуарда и Тен-Паунд-лейн. Эпизод засняли на видеопленку.
К тому времени два свидетеля независимо друг от друга заявили, что видели мужчину, который прятался за живой изгородью на улице Короля Эдуарда. По их словам, это происходило как раз в четверг, 31 июля.
— Есть все основания полагать, что мужчина, который прятался за живой изгородью на улице Короля Эдуарда, и тот, кого видели на разделительной полосе автострады, — одно и то же лицо. Мы подозреваем, что это и есть убийца Дон Эшуорт, — заявил Бейкер журналистам.
В тот день, когда полиция обратилась к населению с просьбой разыскать бежавшего по автостраде мужчину, супруги Эшуорт в надежде помочь следствию и успокоить страсти согласились на пресс-конференцию. К тому же им сказали, что это поможет отвадить от них прессу. Робин и Барбара обсудили предложение и решили помочь полиции успокоить население и заодно избавиться от журналистов. Эшуорты всегда почтительно относились к властям. А сейчас, когда жизнь оказалась к ним так чудовищно несправедлива, тем более нужно было поддерживать контакты со следствием.
Дома у них постоянно находилось двое полицейских, которые открывали дверь, принимали почту и отвечали на телефонные звонки, чтобы оградить Эшуортов от прессы и назойливых посетителей. Робин и Барбара только сейчас почувствовали, что убийство родственника лишает человека личной жизни; но гибель ребенка еще страшнее, поскольку отнимает у родителей уверенность в завтрашнем дне и желание жить.
Дейвид Бейкер и другие сотрудники угрозыска присутствовали на пресс-конференции. Бейкер заметил, что Робину гораздо труднее держаться, чем жене.
Он был в замшевом пиджаке, полосатом галстуке и свежей рубашке, темные волосы беспорядочно спадали на лоб, придавая ему несколько неопрятный вид. Его лицо выглядело серым — за эти дни он постарел на несколько лет. Барбара сидела рядом с мужем в сером платье с белым воротничком и белом жакете с накладными плечами. Она держалась более собранно и решительно, но тоже была бледна; с пересохшими губами, она изо всех сил старалась держать себя в руках. Супругов атаковала целая толпа репортеров. От волнения Барбара сжала ладонь Робина, словно боялась, что он упадет.
Представители полиции выступили с обычным заявлением, что родственники убийцы обязаны выдать его, если им что-то известно.
Когда настала очередь Робина, он сказал:
— Независимо от того, что переживают близкие и знакомые убийцы, сейчас они обязаны забыть о родственных чувствах. Их долг — помешать новому преступлению.
Барбара от имени родителей всех убитых детей объявила укрывателей бандита соучастниками преступлений. Но тут же осеклась, сообразив, что требует выдать любимого человека, пусть и убийцу.
В конце выступления она сказала:
— Мы благодарны родителям Линды Манн за большую помощь. Но лучше бы ее не было, потому что я не желаю ни одной матери оказаться в подобном положении. Мы обязаны найти… — она хотела сказать «ублюдка», но сдержалась, — найти того, кто сделал это с моей дочерью…
Она помолчала, посмотрела на Робина, крепче сжала его руку и добавила:
— … с нашей дочерью. Нельзя допустить, чтобы это повторилось.
Робин вдруг не выдержал:
— Я ей говорил! Я говорил, чтобы она держалась подальше от этих тропинок. Она заверяла меня, что ходит в Нарборо по пешеходному мосту. Дети, особенно ровесники Дон, думают, что они уже взрослые и все знают. И при первой возможности выбирают короткую дорогу.
Барбара Эшуорт сильно побледнела:
— Все мы пытаемся оградить детей от ошибок, но… Честно говоря, я и мысли не допускала, что в нашей семье может случиться такое.
Она заплакала, и Робин начал говорить за нее. Так, поддерживая друг друга, они мужественно ответили на все вопросы журналистов.
Церковный каноник Алан Грин, давший интервью «Меркьюри» вскоре после обнаружения тела Дон, обратился к убийце со следующими словами:
— Вы совершили страшное преступление и должны немедленно прийти с повинной, моля родителей Дон и весь приход о прощении. Вы должны сдаться властям и очистить свою совесть. Ибо не за горами тот день, когда вы предстанете пред Создателем и будете держать ответ за содеянное.
Викарий Эндерби вновь высказал мнение, что убийца душевно больной человек. Как и большинство жителей деревень и сотрудников угрозыска, викарий оперировал вечными категориями добра и зла и взывал к совести преступившего закон.
Никто и не предполагал, что речь могла идти о человеке, для которого понятия «добро», «зло» и «совесть» — пустой звук. Лишь профессор психиатрии Лестерского университета говорил в интервью о «социопате».
— Я сомневаюсь, что убийца — человек больной в обычном понимании этого слова. Не думаю, что он стоит на учете в психиатрической больнице. Скорее всего, он живет среди нас, никем не замеченный. В семье он может быть тихим, спокойным и даже застенчивым. Поэтому я не очень надеюсь на то, что родственники и друзья заподозрят его в таких страшных злодеяниях.
Я считаю маловероятным, что психическое расстройство преступника заметно для окружающих. Оно касается прежде всего его головы и проявляется от случая к случаю. А однажды проявившись, оно настолько овладевает им, что дает о себе знать снова и снова.
— Вы хотите сказать, что вероятность повторения подобного преступления велика? — поинтересовался журналист.
— Я в этом уверен, — ответил психиатр. — Такого рода преступления редко бывают единичными.
Дейвид Бейкер официально сообщил, что его люди серьезно работают в клинике «Карлтон-Хейес». Но сделал реверанс в сторону администрации, заявив, что среди пациентов больницы не обнаружено таких, кого можно заподозрить в изнасиловании.
Журналисты любят писать о том, как полиция «пядь за пядью» осматривает место преступления. Они смакуют такие выражения, как отпечатки пальцев и базы данных, с упоением рассказывают о том, как полицейские, плечом к плечу, ползают на четвереньках по сырой земле, выискивая улики. Но в большинстве случаев это далеко от истины: полиция проводит самую обыкновенную рутинную работу, которая одинакова везде — и в Лестершире, и в Лос-Анджелесе. Участники расследования предпочли бы не делать и половины того, что приходится. Многие из них заранее знают, что ничего не найдут. И часто оказываются правы.
И все же в любой полицейской группе обязательно есть парочка ответственных работников, которые тщательно фиксируют все имена и даже мельчайшие детали. Среди таких пометок добросовестного сотрудника оказалось имя кухонного рабочего из больницы «Карлтон-Хейес». Его видели рядом с Тен-Паунд-лейн, когда район был оцеплен оранжевой лентой.
Вообще-то, его там видели несколько раз. Он сидел невдалеке на мотоцикле и с интересом наблюдал за происходящим.