По следу крови

27. Торт

Следующий допрос Колина Питчфорка был посвящен Дон Эшуорт. Свой рассказ он начал так:

— Я ехал на мотоцикле «Хонда-70» за пищевыми красителями для тортов и увидел, как девушка свернула на тропинку. Я остановился, снял шлем, повесил его на руль и пошел по Тен-Паунд-лейн.

— Был ли кто поблизости?

— Никого. Меня никто не видел, хотя дело было днем. На мне были джинсы, джемпер и нейлоновая куртка темно-зеленого цвета.

— Продолжайте.

— Когда я шел за ней, что-то во мне говорило: нет, нет, нет! Но другой внутренний голос советовал: ты только покажи ей. Смотри, безлюдная тропа. Времени полно, торопиться некуда. Даже если она закричит и бросится бежать, никто тебя не увидит. Никто не узнает, да и кто может узнать?

— Вы шли за ней?

— Да. Но догнать ее было трудно. Она шла быстро. Я побежал вперед, обогнал ее, повернулся к ней и улыбнулся, как бы говоря «привет!» Я стал готовиться, но она снова прошла мимо. Я даже не успел расстегнуть джинсы. В таких случаях я придерживаюсь своих правил игры. Я предпочитаю делать так, чтобы все меня устраивало. Затем я все же обогнал ее. В мотоциклетной куртке я здорово запыхался. У нее было достаточно места пройти мимо. Я остановился на дороге около ворот. Надо решить для себя, собираешься ты сделать это или нет. Я повернулся, шагнул ей навстречу и показал член. Она ничего не сказала.

— У вас была эрекция? — спросил Мик Мейсон.

— Я не помню, — ответил Питчфорк. — Не могу вспомнить.

— А насколько отчетливо вы вообще все помните? Все, что связано с этим убийством? — поинтересовался Мейсон.

— Кристально четко, — ответил Колин Питчфорк.

— Что же было дальше?

— У них всегда было достаточно места, — объяснил Колин Питчфорк. — Не важно, где я им показывал. У них всегда было достаточно места пройти мимо. Это самый лучший вариант. Они в шоке. И просто проходят мимо. Тогда мой путь к отступлению свободен, а они уходят туда, откуда пришли. Если бы она бросилась назад по тропе, то перекрыла бы мне путь к отступлению. Если бы она побежала по Нарборо-роуд, мне было бы трудно вернуться к мотоциклу. Ничего не оставалось, как встать на одной стороне дороги, чтобы дать ей пройти, и таким образом освободить себе путь к отступлению.

— И что вы сделали дальше?

— Это прозвучит уже знакомо, — сказал он. — Но она бросилась к воротам.

— Как Линда?

— Да! Мне осталось только пройти вперед и подтолкнуть ее к воротам. Получилось точно так же, как с Линдой, даже хуже. Но про себя я подумал: нет, нет, не трогай eel Оставь! Но если я уже сгреб ее в охапку, она ведь сразу же заявила бы в полицию, как любая девушка.

— Продолжайте.

— Так вот, на мне опять было обручальное кольцо. Вот черт, подумал я. Та же ситуация, как и в прошлый раз. Все повторилось. Я обхватил ей плечи и зажал рот, чтобы она не кричала. Я держал ее сзади, потому что она так развернулась, когда бросилась в сторону ворот. И я чуть было не выпустил ее, но успел обхватить другой рукой. Понимаете, я был в мотоциклетной куртке и уже не мог ее снять. Она бы обязательно запомнила ее и рассказала об этом. Не мог же я ездить потом без этой куртки.

— Что вы сделали с девушкой?

— Я слегка навалился на нее, и она закричала. Громко. Я зажал ей рот ладонью, снова навалился, и в этот момент ворота распахнулись сами собой. Я втолкнул ее в ворота, и мы очутились в открытом поле. Она не произнесла ни слова. Покорилась, как и Линда, даже больше.

— Значит, ворота раскрылись сами?

— Да. Они не были закрыты. Мы прошли через них и оказались в поле.

— В этот момент она говорила что-нибудь?

— Да, она просила не трогать ее, но не сопротивлялась. Прежде чем повалить и изнасиловать ее, я уже знал, что у меня нет пути назад. Только вперед. Мной овладели те же чувства, что и в прошлый раз. Я опять оказался в безвыходном положении.

— Что вы говорили ей?

— «Заткнись и не визжи!» — сказал я. — Оттолкнул ее от ворот, и она упала. Тут я впервые подумал о том, что именно собираюсь сделать с ней.

— Как, только в этот момент, не раньше?

— Ты в открытом поле. Никто не может прийти ей на помощь, или что-то в этом роде. Там даже не было того типа, который прогуливался с собакой. Когда она упала, то сразу затихла и смотрела на меня. Я взглянул на ворота, чтобы убедиться, не идет ли кто. И тогда со мной началось… Как будто пронзительные голоса звучали у меня в голове. Такое ощущение, что это длилось бесконечно, но на самом деле, наверное, несколько секунд. Один голос говорил: «Ты не должен дать ей уйти. Сделай, как в прошлый раз. Она здесь, рядом, совсем молодая». Другой голос возражал: «Нет, нет, нет!» Но первый голос настаивал: «Она здесь, в открытом поле. Нет ничего проще!»

— Что было дальше?

— Она спросила: «Ты не сделаешь мне больно, да?», затем что-то пробормотала про себя и снова спросила: «Ты ведь не станешь насиловать меня? Я хорошая! Я хожу в церковь!»

— Как вы отреагировали на это? — спросил Мейсон.

— «Заткнись!» — сказал я. Потом просунул руку ей за спину и стащил с нее трусы. Она потянула их назад. И я завалился на нее.

— Вы изнасиловали ее?

— Да, я сделал это и встал. Она была очень тихой. Села и спросила: «У тебя все? Можно, я пойду? Я никому не скажу! Пожалуйста, я никому не скажу! Честно! Уходи и оставь меня в покое!»

— Она была в ужасе? — снова спросил Мейсон.

— Да, — ответил Колин Питчфорк. — Но в состоянии спокойного ужаса, и все повторяла: «Я никому не скажу! Оставь меня в покое! Уходи и оставь меня!»

— О чем же вы думали?

— Черт! — мелькнуло у меня в голове. — Ты опять влип! Проблема не только в том, что ты ее изнасиловал. На тебе уже есть одно убийство. Если ты убьешь ее, то будет уже два убийства и поймать тебя будет легче, однако…

Здесь Колин Питчфорк ухмыльнулся Мику Мейсону и уже как бы по-приятельски сказал:

— Вы же знаете, Мик, у нас не как в Америке. Два убийства, ну и что? За два убийства — один срок.

Мейсон, едва сдерживая себя, спросил:

— А голоса в вашей голове не вопили о тюремном заключении? Ваши мысли откуда-то из глубины не говорили вам, что можно делать, а что нельзя? Совесть ничего не подсказывала?

Колин Питчфорк, который годами говорил инспекторам по надзору и психиатрам то, что они хотели слышать, ответил:

— Да, совесть говорила мне это. Но в то же время я понимал, что жертва может опознать меня!

— Что же вы стали делать, после того как услышали голос совести?

В действительности Колин Питчфорк никогда не употреблял слово «совесть» и сейчас вспомнил о нем исключительно под влиянием Мика Мейсона.

— Я отпустил ее на секунду, — продолжил Питчфорк. — Она приподнялась и села.

— Что дальше делала она и вы?

— Она села, и я решил действовать. Ты можешь замести следы, тебе все сойдет с рук, если ты убьешь ее, — во время допроса Колин Питчфорк то и дело сбивался с первого лица на второе. — Она оказалась ко мне спиной, когда села. Это давало идеальную возможность задушить ее, подойдя сзади.

— Руками?

— Нет, приемом дзюдо, а не просто нажатием большого пальца на сонную артерию.

Колин Питчфорк использовал любую возможность, чтобы показать следователям свою власть, и всячески подчеркивал, что допрос в его руках. Еще бы, ведь он рассказывал о своей жизни! Для демонстрации приема дзюдо он выбрал не «хорошего» следователя, а «плохого», того, который относился к нему, Колину Питчфорку, недоброжелательно. Подойдя к Мику Мейсону сзади, Колин обхватил рукой плечи следователя так, что его предплечье оказалось напротив горла Мика. Затем захватил правой кистью локоть левой руки и согнул ее.

Теперь он мог сдавить горло Мейсона с двух сторон — бицепсами и предплечьем.

— Вам ясно? — спросил Колин Питчфорк. — Одно мгновение, и все!

Он сел на свое место, с трудом скрывая переполнявшее его чувство гордости, и пояснил:

— Я занимался дзюдо в Картерпиллар-Клаб, в Десфорде.

Мик Томас спросил:

— После изнасилования вы совершали еще какие-нибудь сексуальные действия по отношению к ней?

— Нет.

— Вы не прибегали к анальному сексу?

— Нет.

— Вы говорите правду? — спросил Мик Мейсон.

— Да!

— Продолжайте.

— Когда я применил удушающий захват, с нее упал жакет. Я заметил сумочку и вынул из нее купюру в десять фунтов, чтобы имитировать ограбление. Но тут же передумал. Мне нельзя было этого делать. С деньгами возникли бы проблемы дома. Кэрол могла обнаружить их и спросить, откуда они у меня. Наличные у нас были только на хлеб и бензин.

— Значит, вы деньги не взяли?

— Нет. Затем я подумал, что многие выгуливают собак на этой дороге, и решил спрятать тело. Я наполовину затащил его в крапиву и забросал ветками и травой. Куртку швырнул в заросли крапивы. Но тут я запаниковал.

— Почему?

— Я потерял часы. Вы, наверное, нашли их.

Часов они не находили, но Мик Мейсон поспешил вернуться к теме допроса и спросил:

— Опишите, что было после того, как вы применили удушающий захват? В деталях.

Колин Питчфорк взглянул на пожилого следователя и сказал:

— Все произошло очень быстро, вы же видели, насколько эффективен прием. Я могу показать еще раз на вас.

— Нет, не надо! Какие были последствия, то есть я хочу спросить: это длилось недолго?

— Секунды, — ответил Колин Питчфорк. Мейсон начинал раздражать его.

— Она сказала что-либо? — спросил Мик Томас.

— Нет, она просто умерла.

Вслед за этим Колин Питчфорк, считавший, как и любой другой способный социопат, чувственные восприятия других проявлением слабости, счел нужным пояснить:

— Вас удивляет, что я говорю об этом без эмоций. Но я не чувствую их. Она умерла быстрее, чем Линда Манн. Потому что Линде я не сразу надавил на сонную артерию, чтобы перекрыть доступ крови в мозг. Кстати, это известный японский прием убить человека. Меня этому научили в школе дзюдо.

Разумеется, сержанта Мика Мейсона вовсе не интересовало мастерство Колина Питчфорка как дзюдоиста, скаута или булочника. Поэтому он поспешил задать следующий вопрос:

— Изнасилование было очень болезненным. Влагалище и анус девочки оказались разодраны в клочья. Как вы можете объяснить то, что она вся была истерзана?

— Никак не могу, — ответил Колин Питчфорк.

— Вы почувствовали, что девочка была невинной? — спросил Мик Томас.

— Она говорила что-то такое в середине акта, — последовал ответ.

— На вас осталась кровь?

— Нет.

— Вы контролировали свои действия в момент изнасилования или были в состоянии невменяемости? Что вы сделали с девочкой на самом деле? — спросил Мейсон.

— Я не могу сказать, что контролировал все свои действия, — ответил Питчфорк. — Но могу все воспроизвести секунда за секундой.

— Заключение медэкспертизы свидетельствует о вторжении в область ануса девушки, — сказал Томас.

— Вы понимаете, что это значит? — добавил Мейсон.

— Да. Я понимаю, что это значит, — с явным раздражением ответил Питчфорк.

— Вы изнасиловали ее в анус, — сказал Мейсон. — Это подтверждается повреждением внутренних тканей. Мы до сих пор подробно не говорили об этом. Возможно, вы знаете, что случилось, просто не хотите обсуждать этот неприятный факт. Тем не менее именно это нам придется прояснить вместе с вами. И прежде всего нас интересует состояние вашего ума в тот момент. Действительно ли вы контролировали свои действия, то есть понимали, что вы делаете?

— Я бы не сказал, что понимал. Я контролировал себя, но не настолько, чтобы мог остановиться.

— Итак, вы знали, что делали, но не могли остановиться, — повторил Томас. — Теперь, если я вас правильно понял, вы должны помнить, насиловали вы девушку в анус или нет. Как это получилось: она сопротивлялась, повернулась к вам спиной, или вы просто были возбуждены, или что-то в этом роде?

И чтобы слегка разрядить обстановку, Мик Томас добавил:

— В наше время анальный секс не редкость, не то что двадцать лет назад. Иногда по взаимному согласию партнеры занимаются этим.

Колин Питчфорк не купился на фразу «по взаимному согласию» и ответил:

— Что касается меня, я лег на нее и изнасиловал именно так, как я сказал!

Мик Мейсон не мог уловить в нем ни малейшего намека на раскаяние. Более жестокого и бесчувственного человека он не встречал в жизни. Пытаясь сделать невозможное — обнаружить хотя бы крупицу искреннего сочувствия, Мейсов спросил:

— Ей, наверное, было очень больно, когда вы делали с ней это?

Но ничего, кроме раздражения, вопрос у Колина Питчфорка не вызвал.

— О чем это вы? — спросил он.

— О том, — пояснил Мейсон, — что девушка, как вы могли заметить, была невинной. И вы могли бы сдерживать себя, чтобы не причинить ей чрезмерной боли.

— Каким образом, к примеру?

— Ну, с какой силой вы входили в нее и как крепко прижимали к земле?

— Я вообще не держал ее! Она уже лежала. И не делала никаких попыток встать!

Опасаясь, что арестованный откажется отвечать на вопросы, Томас вынужден был вмешаться и в очередной раз сбить напряжение. Он сказал:

— Мик задал этот вопрос лишь потому, что ваши действия причиняли девушке сильную боль. Но мы вовсе не хотим заострять на этом внимание; мы понимаем, что когда человек причиняет кому-то боль и осознает это, он чувствует себя дискомфортно и пытается уйти от расспросов. Вы же понимаете, первый половой контакт — не самый приятный момент в жизни женщины.

Кажется, Колин Питчфорк понял, чего от него хотят, и добавил неохотно:

— Я спросил ее: тебе больно? «Да, больно!» — ответила она. Тогда я сказал: ты лежи смирно, я быстро.

Следователи еще раз попытались вернуться к разговору о вторжении в анус, что подтвердилось после вскрытия трупа и было описано в судебном заключении как ужасное надругательство.

Мик Томас сказал:

— После того как было обнаружено тело, его осмотрел патологоанатом. Он подтвердил, что девушке были причинены телесные повреждения, не характерные для обычного изнасилования. Иначе говоря, она подверглась еще и другим издевательствам. Вы можете это объяснить?

— Нет. А что именно сказал патологоанатом?

— Сейчас у меня нет при себе медицинского заключения, но я могу сказать вам, что на теле были обнаружены следы побоев, нанесенные до наступления смерти. Таким образом, помимо изнасилования девушка подверглась избиению.

— Я не избивал ее. Правда, когда я обхватил ее шею, она пыталась освободиться от моей руки, и какой-то синяк или царапина могли остаться у нее на лице. Но это единственное. Я не помню, чтобы я наносил ей несколько ударов или что-то в этом роде.

Колин Питчфорк отрицал, что тщательно спрятал тело. Сказал, что бросил на него охапку крапивы и еще какой-то травы, а сверху положил бревно. Так как на фотографии, снятой с расстояния всего около метра, тело не просматривалось, некоторые следователи придерживались невероятной теории, согласно которой тело мог обнаружить подсобный рабочий, надругаться над ним, а потом тщательно замаскировать. В отличие от книг детективного жанра, в реальной жизни преступники редко сознаются во всем.

Колин Питчфорк заявил, что, спрятав тело Дон Эшуорт, он не решился возвращаться по Тен-Паунд-лейн, а перешел по пешеходному мосту через автостраду. Он отправился по той дороге, по которой Робин Эшуорт всегда просил ходить свою дочь. Прежде чем перейти на другую сторону автострады, Питчфорк снял мотоциклетную куртку: прогуливающегося мотоциклиста легко могли запомнить случайные свидетели.

Допросы очень занимали Колина Питчфорка. Особенно позабавил его рассказ о мотоцикле подсобного рабочего. Колин Питчфорк тоже ездил на мотоцикле в тот день, когда убил Дон Эшуорт. Произошло забавное совпадение. Все газеты писали совсем не о том мотоцикле. Мотоцикл преступника никто не видел. Разумеется, Колин Питчфорк не карабкался по крутому склону дорожной насыпи и не перебегал автостраду где попало. Факт есть факт: за четыре года не было опубликовано или сказано ничего, что указывало бы на него.

Никто не видел его. Вот как просто было изнасиловать, убить и уйти. Невероятно просто.

Возвратившись домой после убийства Дон Эшуорт, Колин Питчфорк заметил на левом плече своего нейлонового жакета маленькое пятно крови. Он подробно рассказал следователям, как вырезал его. Пятно было размером со спичечную головку. Потом он вдруг обнаружил, что потерял часы. Сначала он сказал Кэрол, что забыл их на работе в шкафу. Но на следующий день вынужден был признаться, что часов нет на работе, видимо, он потерял их, когда ездил на мотоцикле. Он боялся, что полиция найдет их и поместит фотографию в газетах, но этого не случилось.

А пищевые красители в тот день он все-таки привез. После того как он задушил Дон Эшуорт, он сделал торт.