По следу крови

29. Гнев

Двадцать второго января 1988 года выпал первый снег. В этот день в тюремной машине с затемненными стеклами в здание Королевского суда доставили Колина Питчфорка. Из машины вышел бородатый заключенный. Выпавший снег слепил ему глаза, он прищуривал их и часто моргал.

Здание Королевского суда не являлось частью истории, как Кастл-Корт. Напротив, это было современное здание из красного кирпича, с темными окнами, казенное и унылое. Перед входом уже собралась толпа. Здесь же находились представители прессы.

В просторном зале, вмещавшем до ста человек, кроме герба на стене, за судейской скамьей, не было никаких украшений. Однако красная мантия судьи, черные одеяния и белые, из конского волоса парики адвокатов оживляли обстановку главного зала.

Английская пресса жаждала услышать, что будут говорить родственники убитых.

Варабара Эшуорт сказала:

— Я должна была прийти, Я хочу увидеть его и убедиться, что призрак с безумными глазами, который все это время преследовал меня, наконец исчезнет.

Эдди Иствуд от своего имени и от имени Кэт заявил:

— Мы не могли не прийти. Мне необходимо увидеть лицо этого человека. Я хочу знать, что это за человек, который способен на такое!»

Слушание прошло очень обыденно. Судья, занятый рассмотрением нескольких серьезных дел, нисколько не стремился подчеркнуть особую важность этого процесса.

Ян Келли был представлен полицией как «чрезмерно доверчивая личность», и судья, обращаясь к нему, сказал:

— Я не сомневаюсь, что вы совершили этот поступок лишь потому, что поверили в искренность Колина Питчфорка.

Ян был приговорен к тюремному заключению на восемнадцать месяцев с двухлетней отсрочкой исполнения приговора. Это означало, что ему не придется отбывать наказание в тюрьме. Выйдя из зала суда, Ян не мог сдержать дрожь и плакал. Его поддерживала под руку его молодая жена. Стоя перед телекамерами, он сказал:

— Я был неправ, согласившись на это. Я прошу прощения у всех, кому причинил боль своим поступком. Я потрясен!

Обвинитель Брайан Эскотт-Кокс огласил список преступлений, совершенных Колином Питчфорком. Он добавил, что подсудимый продемонстрировал полное отсутствие угрызений совести и проявил такую удивительную способность самоконтроля, что даже собственная жена не подозревала его в убийствах.

Колин Питчфорк был одет по-летнему: в джинсы и рубашку с коротким рукавом. Он признал себя виновным в совершении двух убийств и изнасилованиях — Линды Манн и Дон Эшуорт, а также в двух нападениях. Он признал, что, уговорив Яна Келли сдать кровь вместо себя, тем самым умышленно ввел следствие в заблуждение. Он не признал себя виновным в попытке похитить девушку, которую он подвозил на машине и которой удалось спастись.

Ходатайствуя о смягчении приговора, Дейвид Феррер, адвокат подсудимого, сказал:

— Он признает, что не может облегчить страдания и горе, причиненные родственникам убитых своими злодейскими поступками; это его слова, а не мои. Его вечно будут преследовать картины прошлого и сознание того, что он сделал.

Судебный психиатр вне всякого сомнения мог бы объяснить, что, в понимании Колина Питчфорка, преследование — это совсем не то, что представлял себе его защитник. Когда Колин Питчфорк говорил Мику Мейсону о том, что его «преследует» образ Линды Манн, он имел в виду совершенно иное: «преследования» не ввергают психополового социопата в состояние ужаса; они служат стимулом к действию, источником вдохновения. Адвокат вряд ли понимал, что преследования могут вызывать экстаз.

Колин Питчфорк получил двойное пожизненное заключение за два убийства, по десять лет за каждое изнасилование и по три года за нападения в 1979 и 1985 годах, а также три года за обман следствия. Все эти приговоры отбываются одновременно. Но каково было удивление следственной группы, когда судья не дал рекомендации относительно минимального срока приговора. Вез такой рекомендации пожизненное заключение в Британии становилось равносильно соответствующему наказанию в Соединенных Штатах. На практике это означало, что Колина Питчфорка вполне могли освободить спустя десять или двенадцать лет. Полиция была в гневе.

После оглашения приговора верховный судья, мистер Джастис Оттон, заявил:

— Изнасилования и убийства были совершены с особой жестокостью. И если бы не ДНК, Колин Питчфорк до сих пор находился бы на свободе, подвергая опасности жизнь других женщин.

Далее судья отметил, что согласно заключению психиатра Колин Питчфорк после тщательного обследования признан психопатом психополового типа. Принимая во внимание состояние осужденного, решено подвергнуть его лечению в тюрьме и не освобождать до тех пор, пока он не пройдет полный курс лечения, который может растянуться на многие годы.

Кое-кто из обозревателей заметил по этому поводу, что если тюремные врачи изобрели метод лечения серийных убийц-социопатов, то им следует оформить соответствующий патент и затмить тем самым Алека Джефриса, открывшего пептидную карту ДНК. Лечение социопата должно, очевидно, преследовать цель вернуть ему способность к искреннему раскаянию. Это могло бы стать настоящим переворотом в науке, потому что совесть для социопата — лишь вредная эмоция, а отсутствие угрызений совести — благо, а не наказание.

— Питчфорк смотрел мне прямо в глаза, — делился Эдди Иствуд впечатлениями после суда.

— Он уставился на меня, как бы говоря: «Ну, а с тобой-то что?» Странно, что его считают психопатом. Выглядит он как обыкновенный человек.

А Кэт сказала:

— Я была в шоке, когда увидела его. В шоке! Когда адвокат передавал судье папку, она случайно открылась. Там были фотографии тела Линды, после того как его обнаружили. Публика ахнула. Мой брат, увидев эти фотографии, расплакался. Я заставила себя опустить глаза и не смотреть.

Барбара Эшуорт надеялась увидеть настоящий суд, с перерывами и заключительной частью. Но ничего подобного не было.

— Колина Питчфорка не судили. Это был не суд, а слушание, — сказала она. — На настоящем суде преступника разоблачают окончательно. А здесь признание себя виновным выглядело умным тактическим ходом, чтобы избежать настоящего разоблачения.

Барбара с изумлением слушала обвинителя, когда он зачитывал перечень преступлений Колина Питчфорка, Ее поразило, что, когда Питчфорк убивал Линду, его собственный ребенок лежал в кроватке на заднем сиденье автомобиля.

Но наиболее ужасающим моментом был рассказ убийцы о том, как Дон разговаривала и даже шутила с ним после всего, что он с ней сделал. Ей предстояло умереть, а она думала, что ей удалось спастись. Робин и Барбара были полностью подавлены. Полицейские утешали их тем, что насильники часто выдумывают такие истории для облегчения своей участи. Единственным утешением для родителей Дон стало заключение патологоанатома, согласно которому Дон была почти мертва, когда убийца зверски надругался над ней.

Кэрол Питчфорк, сидевшая рядом с полицейским, наклонилась вперед, чтобы рассмотреть Барбару Эшуорт, которую сопровождали муж и суперинтендент Тони Пейнтер.

Барбара спросила Пейнтера, не эта ли пышная молодая женщина жена Колина Питчфорка? Тот подтвердил.

Барбара чувствовала, что нервы на пределе. Она не верила, что Колин Питчфорк пришел домой после убийства Дон без единой царапины или капли крови. У Дон были длинные красивые ногти. Жена Питчфорка должна была знать, могла по крайней мере заподозрить что-то. А может, и не могла. Барбара просто не знала. И не хотела знать. Переполнявший ее гнев был сильнее разума. Пережить своего ребенка, погибшего насильственной смертью, — это бесконечный гнев.

Наручные часы Дон стали для матери священными. Она отказалась забирать одежду Дон, которую брали для медицинской экспертизы, но часы взяла. Барбара ездила в них в Австралию, но они всегда показывали английское время.

— Они поразительно точные и ни разу не остановились, — говорила Барбара. — Это те самые часы, которые лежали те два дня рядом с телом Дон.

Сидя в зале суда и глядя на убийцу, Барбара то и дело трогала часы.

Поймав на себе взгляд этой женщины, Питчфорк оглянулся и посмотрел на нее в упор: в его взгляде не было ни малейшего намека на раскаяние. Барбара заплакала. Как и другие, она не находила в нем ничего особенного. Он вовсе не походил на панка с торчащими пиками волос, который преследовал ее в кошмарных снах. У него были обыкновенные, желтоватого цвета волосы и борода, пухлое и невыразительное лицо. Несмотря на всю его напускную саркастичность, он казался очень обыкновенным. Даже банальным.

Суд над Колином Питчфорком пришелся на напряженный день и не занял много времени. Подсудимого ввели в зал в 11.50. В 13.00 объявили перерыв. В 14.15 заседание возобновилось, а в 15.00 все было кончено. Более обыденную картину трудно было себе представить.

В своем заключении психиатр назвал Колина Питчфорка не социопатом, а психопатом, чем окончательно сбил с толку публику; все люди, далекие от психиатрии, полагали, что «психопат» означает то же, что и «психотип», — психически больной человек. Именно таким представляли Колина Питчфорка и журналисты. Одна из газет писала: «В тот момент, когда Лиз схватилась за руль, чтобы автомобиль свернул с дороги, Питчфорк вышел из психопатического транса и согласился отвезти ее домой.»

Телевидение, газеты и журналы тиражировали свадебную фотографию Колина Питчфорка в цилиндре, с приподнятыми бровями и улыбкой, обнажившей его пилообразные зубы, — чем не современный мистер Хайд? «Отвратительная улыбка», «мертвые глаза» и «порочность» убийцы вызвали много комментариев. Но почти все видели в нем лишь естественный порок и не интересовались мнением психиатров. В противном случае никого не удивило бы равнодушие Питчфорка, ведь для социопата, в отличие от нормального человека, вполне естественно не реагировать на неприятные обстоятельства.

Применение к социопатам детектора лжи совершенно бесполезно, потому что у них нет физических индикаторов стресса и страха.

Услышав от защитника, что его будут преследовать кошмары, а от судьи — что его будут лечить, Колин Питчфорк инстинктивно понял, что ему никогда не удастся изменить свою сущность, как и генетический код. Питчфорк сообщил Дереку Пирсу и Гвинну Чемберсу, что надеется изучить в тюрьме бухгалтерский учет. Срок заключения его не пугал:

— Я просто поменяю большой мир на несколько меньший, — говорил он.

Судья и адвокат ждали третьего акта этой пьесы. Но для социопата его не существовало.