По ту сторону Смерти

Глава 14 Возврат долгов

Замок пребывал в запустении. В нем уже давно не появлялись люди. Об этом свидетельствовало все: разросшийся мох на фасадных стенах; хлипкие, трухлявые двери с отвалившимся засовом; причудливые, узловатые узоры паутины на высоких полотках; слои пыли, устлавшие пол так плотно, что даже гудящий на одной длинной, протяжной ноте сквозняк не мог сдуть ее с каменных плит. Особенно не порадовал Клавдия тот факт, что общее запустение коснулось винных погребов, и в большинстве бочек вместо ароматного душистого вина был непригодный для питья уксус. Века. Все говорило о том, что замок забросили несколько столетий назад. Кем был его правитель? Неизвестный граф? Или тот самый Ллир, которого Батури видел несколькими часами ранее?

Но в этом мрачном с первого взгляда запустении было для Клавдия что-то по-домашнему теплое. В сердце проникали приятные воспоминания из давно ушедшего детства. Посиделки у камина, детские шалости, за которые никто и никогда не наказывал. Отец, обучающий сына чтению, письму, арифметике, а позже — магии. Вспомнились игры по фехтованию. Отец, надо заметить, любые уроки превращал в озорные и увлекательные игрища. Это было весело, сражаться на деревянных мечах. И проигрыши ничуть не омрачали забаву. Да, Батури никогда не выигрывал. Ни разу. Пока в ход не пошла настоящая сталь.

Клавдия передернуло от этой мысли. Он с ожесточением бросил в темень широкой комнаты бутылку вина, одну из тех, которую с трудом разыскал в погребе. Стекло звонко, обиженно звякнуло, но никто не пришел на звук. Никого не интересовали причудливые эмоции вампира. И хорошо. И правильно. Клавдий не любил, когда ему лезли в душу. Или что там у вампира? Вместо души…

Батури откупорил новую бутылку. Чертыхнулся, проклиная унылое утро, которое приходится коротать в ненавистном замке, так похожем на отеческий. Помянул нелестным словом день, который придется провести здесь же. И на этом успокоился. Взял себя в руки.

«Лучше напьюсь, — подумал Клавдий. — Благо времени и выпивки хватает».

Сейчас он сидел в одиночестве за крепким дубовым столом и, не пользуясь бокалом, пил вино большими, жадными глотками. Под ногами тоскливо звенели пустые бутылки, которым не давал покоя гулкий настырный сквозняк, блуждавший по замку, как старый призрак.

В обеденной зале царил сумрачный полумрак. Лучи света проникали через мозаичное стекло и, преломляясь, играли на полу многоцветными бликами. Батури неотрывно наблюдал за единственным желто-красным лучом рассветного солнца, пробившимся через дырку в цветном витраже и не изменившим цвет под силой мозаики. Такой луч опасен для низшего вампира, он причинит ему нестерпимую боль, огнем прожжет нежную кожу…

Размеренный поток сознания увел мысли в сторону, напомнил Клавдию о кровном отце — о Каэле.

Как истинный селекционер Первейший пожелал избавить мир от низшей расы, усовершенствовать ее, сделать более могущественной. Высокая цель. Быть может, она даже оправдывает средства: чтобы стая стала сильнее, надо убить слабых. Многовековые опыты, исследования, пробы и ошибки, дали результат, когда на свет появились Высшие. Но и они теперь не устраивали Первейшего. Ведь Высшие отличаются от младших собратьев лишь большей живостью и невосприимчивостью к солнечному свету. Всех остальных слабых сторон: боязни серебра, осины, магического огня — всех этих слабостей побороть не удалось. Каэлю этого было мало. И тогда он задумал новый виток в селекции. Первым удачным опытом стал Клавдий, рожденный вампиром, а не ставший им после инициации.

От таких размышлений Батури определенно захотелось напиться. Он и так уже несколько часов к ряду методично занимался этим делом, и лишь сейчас желание приобрело форму. Напиться, чтобы заглушить все те эмоции, которые не давали покоя и приходили в кошмарах.

— Напиваешься? — с укоризной спросил Дайрес, входя в обеденную залу.

— А ты все слоняешься без дела? — тем же тоном ответил Клавдий, не чувствуя, к своему сожалению, даже намека на хмель. «Был бы здесь бенедиктин, вот он способен выгнать из головы любые мысли, — с тоской подумал Батури. — Но нет ни бенедиктина, ни, вероятно, Ливаузье».

— Почему же без дела? Я нашел записи нашего лорда, датированные десятым веком. Так что нам придется столкнуться с магом, которому как минимум три столетия. Он вел дневник, в котором подробно описал мысли, но ни слова не указал об опытах над девушками. В тетради остались только результаты этих самых опытов.

— И каковы результаты? — равнодушно поинтересовался Батури.

— Он высасывал жизненные силы девушек и за их счет продлевал себе жизнь.

— Это мы знали и раньше. Что нового ты узнал?

— Э… ничего, наверное… — промямлил Дайрес, сбитый с толку. — Зато убедился в правдивости фурий.

— Великолепно, — без каких-либо эмоций отозвался Батури. — Ты славно потрудился. А теперь иди отсыпаться. К закату ты нужен мне свежим.

— Может и тебе следовало бы отоспаться? Ты ужасно выглядишь, как…

— Как мертвец?

Дайрес ушел, больше не сказав ни слова. Он научился чувствовать эмоции собеседника и, что гораздо важнее, не лезть к нему в душу с проповедями.

Вампир откупорил новую бутылку и погрузился в вино и раздумья. Часы текли незаметно и в тоже время стремительно. Солнце катилось к горизонту, заставляя свет плясать на полу в спокойном, сонном ритме. Закат, ускоренное подобие увядания, напоминание о быстротечности человеческой жизни, вызывал у Клавдия горечь и печаль. Он вечен, Высший вампир, не знающий, что такое морщины и старческая немощность. Но в этом ли счастье?

Когда наступил закат, Клавдий с удивлением для себя обнаружил, что все-таки добился желаемого. Напился-таки. И надо же, как не вовремя. Когда уже требовалось протрезветь.

Дайрес в облике лорда Андре явился также внезапно, как лиловый закатный луч, пробившийся через цветную мозаику.

— Ты готов? — спросил имитатор жестко. — Напился до полной боевой готовности?

— Вполне, — усмехнулся Батури, оценив колкость. — Надеюсь, ты не станешь возражать, если перед боем я немного подкреплюсь, чтобы заглушить, так сказать, запах выпитого?

— Делай, что хочешь. Живи, как знаешь. Мне плевать.

— Что ж, тогда не станем заставлять наших очаровательных фурий ждать. Ты уже знаешь, как разрушить магический барьер?

— Да. Покопавшись в записках Андре, я смог полностью воссоздать картину его колдовства. Это будет…

— Да. И точка, — недовольно пробурчал Батури, поднимаясь из кресла и тревожа разбросанные под столом бутылки. — Подробности меня не интересуют. И говори внятно. Услышав твои профессорские речи, любой дурак поймет, что графа подменили.

— Ладно. Но он так говорил. По крайней мере, раньше. В дневниках…

— Меньше слов, — отмахнулся Батури, — больше дела. Идем, время не терпит.

«Вампир не в духе, — отметил для себя Дайрес. — Это скверно. Это может помешать».

Разрушение чар оказалось на удивление легким занятием. Единственная сложность состояла в том, что магическую черту, проведенную лордом Андре, пришлось откапывать. За несколько столетий ветра нанесли изрядное количество земли, скрыв барьер от людских глаз надежнее любого колдовства.

В облике Андре имитатор приступил к делу. Ллир был изощренным магом и любил обманки и ловушки, еще в те годы, когда только научился продлевать свою жизнь. Каким он стал после того, как покинул замок и перебрался в предместья, оставалось только гадать. О настоящем Андре Дайрес не знал ни слова, но его прошлое говорило о многом. Циничность, глубокий ум и страсть к жестокости. Гремучая смесь.

И в коротком росчерке магической черты, которая не ослабла с веками, было все это. Пожалуй, никто, кроме Андре не смог бы разобраться в хитросплетениях этого заклинания, но Дайрес сумел без труда. Три точки. Три слова. И защита упала. Лишь на несколько секунд. Вскоре она восстановится и будет столь же крепкой, как раньше. Но фурии покинули узилище. Дело было сделано.

Как только спутники отдалилась от замкового погоста и впереди замаячили огни деревенских жилищ, Дайрес принял вид какого-то парнишки, которого случайно и мельком видел накануне. Он не хотел привлекать к себе внимания, разгуливая по селению в образе графа.

Батури шел впереди, едва заметно покачиваясь и проволакивая ноги. Дайрес смотрел на него с какой-то жалостью, как на человека, который потерялся в огромном мире, утратил все теплые чувства и жил теперь только для того, чтобы плодить скверну.

Вскоре показалось селение. Из окон домов, едва пробиваясь через плотно запертые ставни, сочился призрачный свет. В этом свете фурии, державшиеся позади и не отступавшие ни на шаг, выглядели особенно устрашающе и в тоже время притягивающе. К ним хотелось полезть в объятия. Девушки завлекали, как удав, гипнотизирующий добычу. Но фурии не спешили устраивать кровавую трапезу, чем занялись бы в любой другой день. Сегодня у них появилась цель. Главная цель. Заветная. И она волоком тащила их к резиденции графа Ллир.

Клавдий отправил фуриям мысленный посыл, в котором просил девушек поумерить пыл и не лезть к графу раньше положенного срока. Сперва ему надо набраться сил, подкрепиться, избавиться от хмели, очистить рассудок и вот тогда можно будет устроить кровавую резню.

Фурии не таились от людских глаз. Простым обывателям не увидеть этих прекрасных девушек с точеными чертами лиц и вызывающими телами, едва прикрытыми призрачными, не скрывающими наготу саванами. Но граф Ллир как и любой из магов увидит фурий без труда.

По мере приближения неуловимое издали изменение, которое случилось с деревней за день, становилось все явственнее. Взгляду открылись во множестве своем походные шатры, плотно выросшие у селения. Огни костров, от которых доносились грубые мужские голоса и надсадный смех.

Несмотря на привычный, размеренный ритм жизни, селяне не спали. Они столпились на площади и вслушивались в слова статного крупного воина в начищенном до блеска шлеме, с длинным, изогнутым у острия мечом в красивых, дорогих ножнах.

— Покудова мы можем терпеть? Сколько лет уж минуло, а мы все, как овцы, право слово, продолжаем жевать траву, расти в теле, крепнуть, чтобы в конце концов пойти на кормом некромантам. Сколько это может длиться? Не пора ли поднять голову? Оторваться от жевания травы и припомнить-таки, что мы люди, а не скотина!

Клавдий чувствовал навязчивое беспокойство. Оно возникло сразу после выхода из замка и не покидало ни на секунду. Что-то должно было произойти. Что-то из ряда вон выходящее. Но Клавдий никак не мог сообразить, что именно? Ко всему прочему мучило ощущение дежавю. Глядя на глашатая, Батури явственно вспомнил Вестфален, священника, читавшего на агоре проповеди. Статный воин, вещавший сейчас селянам, был до боли в сердце на него похож. Не внешностью. Нет. Он был похож словами, которые говорил. Бесформенными. Запугивающими.

Уже через три дня после этой проповеди Вестфален обезлюдел, опустел, как лазарет, в котором похозяйничал маньяк, а добросовестный лекарь сжег изуродованные тела, одежду и себя самого. Чтобы зараза не распространилась. Хорошая мера предосторожности. Жаль, последняя. Как агония.

Дайрес задержался перед воином, прислушиваясь. Появление этого человека как раз в тот миг, когда имитатор начал разочаровываться в новом спутнике, было чем-то вроде бича судьбы. Короткого, хлесткого удара, заставляющего задуматься над будущим. Не вечно же скитаться, помогая изгоям и убийцам? То некроманту, то вампиру. Пора задуматься над собственной стезей, переоценить жизнь и выбрать новый путь, как часто это бывает — в обратном направлении.

— Когда вы выступаете? — спросил Дайрес, когда оратор на миг замолк, набирая в грудь воздух для новых призывов.

— С рассветом, — ответил он и в его глазах поселился азарт. — Ступай с нами, парень. Скоро от таких деревень, как ваша, не останется и следа.

— Я подумаю, — заверил Дайрес и ускорил шаг, чтобы догнать оторвавшегося вампира.

— Ты? — увидев имитатора, Клавдий слегка удивился, будто не ожидал повстречать здесь своего помощника. — Хочешь понаблюдать за моей трапезой? Нет? Головой крутишь? Так пойди, погуляй. А я пока навещу старых знакомых.

Дайрес ничуть не обиделся и, получив несколько минут свободного времени, решил вернуться к глашатаю.

— Есть у нас шанс! Есть шанс на спасение. Я говорю это вам от имени короля. Да, у Стигии есть король! И он ведет войско к Великому мосту, чтобы с боем вырвать для нас с вами свободный проход в Валлию. Идемте же! Возьмем с собой силу и доблесть, укрепим ее верой и низвергнем навсегда законы, навязанные некромантами!

Люди, пойманные сперва на любопытство, как рыба на крючок, утратив всяческий интерес к разглагольствованиям глашатая, быстро расходились по домам. Желая завлечь слушателей, воин заговорил эмоциональнее, но он уже никак не мог повлиять на стремительно редеющую толпу. Вскоре Дайрес остался один. Поймав на себе взгляд человека, вещавшего от имени короля, имитатор лишь извинительно пожал плечами и от нечего делать пошел в тот дом, в котором вампир, вероятно, уже заканчивал кровавую трапезу.

Арнадий в паническом ужасе рванулся с места, побежал вглубь комнаты. Клавдий настиг его у балдахина с эстерским кругом и одинокой иконой, изображавшей Пресвятого мученика, который, раздираемый колесом на части, снисходительно-покровительственно взирал на убивавших его людей. Сейчас Клавдий был не способен на снисхождение. Он разжигал в себе злобу. На чрезмерную жестокость ему нужно было настроиться. Он не мог так просто выйти на улицу и убивать. Для этого надо найти гармонию с собой, гармонию с внутренним убийцей.

Ив, младший сын, наблюдал за расправой над отцом, забившись в угол, всхлипывая и со страхом щуря заплаканные глаза. Страх был так велик, что Ив не мог даже закричать, чтобы позвать на помощь.

Мальком, сын старший, внутренне оказался даже сильнее Арнадия. Он не побежал, не спрятался в страхе, а накинулся с топором в руках на убийцу отца. Клавдий оттолкнул его, как мешающий ходьбе сорняк, а затем впился в шею распластанного на полу мальчишки и с жадностью присосался к разорванной жиле.

Последним умер Ив. Клавдий разжигал в себе злобу. Ему требовался настрой, чтобы выйти на улицу, пройти жалких пятьдесят шагов к дому Ллира и убивать. Жестоко. Беспощадно.

— Ты монстр, — с отвращением сказал Дайрес, проходя через порог дома.

— Спасибо, — хищно улыбнулся Батури. Злоба не пришла. Не затуманила рассудок, как того желал Клавдий.

— Ты доволен? Насладился? Проклятый убийца. Мне противно, что я тебе помогаю.

— Не мысли категориями, — обрубил вампир. — Я не хуже людей, которые убивают ради золота, земли, веру в несуществующих богов или абстрактные цели. Их не осуждают, ведь они — защитники отечества, божьи воины.

— Ты убиваешь для корма, как мясник.

— Мясник — отличное сравнение. Люди режут кур, свиней, коров, чтобы съесть их мясо.

— У коров нет мысли…

— Почем тебе знать? Ты был в шкуре коровы? Залазил к ней в голову? Откуда тебе знать, что чувствует бычок, так долго сосавший вымя матери, а потом потерявший ее, когда хозяин вдруг посчитал, что она стала давать мало молока, и пустил на мясо. Люди для меня — тот же скот. И людской скотины, поверь мне, намного больше, чем коров. И уж лучше резать тех, кто рушит все: леса застраивает городами, животных вытесняет из мест обитания, сушит болота, чтобы не тонуть в трясине и очистить землю для пахоты. Ни одно животное не оставляет так много грязных следов.

— Наш спор бессмыслен, — отмахнулся имитатор. Да, он мог бы залезть в тело коровы. Стать ею. Мог бы без труда прочитать ее медленные, тягучие мысли, которые кружатся вокруг еды и дойки. Он мог бы даже различить в этом спокойном, ровном сознании некую привязанность к хозяевам, к людям, которые ее окружают. Мог бы различить даже жалость, страх. Мог бы заплакать, если бы дело дошло до мига, когда ведут на убой. Да, он понимал животных, как никто другой. Но все его знания были бессмысленны, потому что хладнокровного вампира не переубедить

— Вы просто не замечаете своей убогости, своих слабостей. Не чувствуете той вони, которая исходит от ваших жилищ, — разгорячаясь, продолжал Клавдий. Теперь он был достаточно зол, чтобы выпотрошить Андре Ллира и разорвать его тело на части. — Я бы мог питаться кровью животных, но мне их жаль — они невинны. А невиновных людей не бывает.

— Идем отсюда. Мне противно находиться здесь, — сказал Дайрес и вышел за порог. Желание поскорее закончить начатое, спасти пленниц, а затем уйти восвояси стало для имитатора нестерпимым.

Снег под ногами Дайреса противно скрипел при каждом его шаге. Эти звуки раздражали Батури. За долгую жизнь, даже не желая того, вампир научился ходить совершенно бесшумно, как призрак.

Вокруг было по-деревенски тихо: уже спали в своих жилищах селяне, спали воины, пришедшие вербовать, спали в конурах сторожевые псы, в хлевах спала животина. Безмятежный покой стелился окрест непроницаемой стеной. И лишь в двухэтажном графском срубе, величественно возвышавшемся над остальными домишками, горел свет и слышались негромкие, приглушенные голоса.

— Жди здесь, — сказал Клавдий, обращаясь к имитатору.

— Нет, — Дайрес за плечо остановил уже готового сорваться с места вампира, — войду, как подобает господину.

Имитатор в мгновения ока принял внешний вид графа Ллир и в его обличии направился к своей резиденции.

— Отворяй! — повелительно окликнул он, когда был еще на почтительном расстоянии от ворот. — Совсем ошалели, окаянные? Не видите, кто пришел?

— Чего орешь? Кто таков? — вынырнув в смотровое окно, спросонья пробасил привратник, но, заметив Андре Ллира, поперхнулся словами, откашлялся, несколько секунд, пока Дайрес еще брел к воротам, не понимающе глазел на графа, не веря тому, что видит. И все же довольно быстро переборол удивление и за считанные секунды открыл ворота. — Это, извиняйте меня, не признал вас. Думал, дома вы, а тут…

— Хватит, — отмахнулся Дайрес. — Впредь, братец, будь внимательнее, иначе оставлю без месячного жалования.

Страж хотел было сказать, что ему и без того уже месяц ничего не платят, но вновь поперхнулся от удивления, увидев вампира, которого буквально этой ночью оттащил на кладбище, к трем ненасытным, не знающим ни сострадания, ни жалости фуриям.

— Он со мной, — примирительно махнул рукой Дайрес.

— Как скажите, — оторопело промямлил привратник и неожиданно колодой упал на пол.

— Что это с ним? — подивился имитатор, не сразу разглядев в горле мужчины рукоять кинжала. — Но зачем? — Дайрес чуть не закричал от досады, глядя на мертвое тело привратника. — Я ведь уже провел нас внутрь.

— Он угрожал Долорис сталью, от стали и умер, — равнодушно ответил Клавдий.

— К фоморам! Ты что, еще пьян? Не протрезвел?

— Не зуди, мошкара, — отмахнулся вампир и посмотрел магическим зрением на стоящих в пороге фурий. — Значит так, девочки. Вы разыщите пленниц, у вас это лучше получится, а мы с Дайресом найдем Андре, обработаем его и доставим к вам тепленьким, со связанными за спину руками. Идет?

Фурии ничего не ответили. Батури счел их молчание за согласие и поспешил наверх, на второй этаж, где располагался кабинет Ллира.

Графская дружина встретила вампира прямо на лестнице, с мечами наизготовку. Клавдий не счел нужным задумываться над тем, как они узнали о посторонних, проникнувших в дом, как успели так быстро похватать оружие и надеть кожаные стеганки. Все это его не волновало. Он жаждал убийства. Крови. Мести. И его непримиримой жажде позавидовала бы любая фурия.

Он атаковал сам, первый, не дожидаясь, пока люди успеют сбиться в кучу и принять достойную оборону. Когда вампир приблизился, воин, стоявший первым, резко шагнул вперед и распластал оружие в хлестком ударе, но рассек лишь воздух. Ноги у него подкосились, и он рухнул, так и не сообразив, что воин позади, увидев, как вампир превращается в бестелесную дымку, рубанул наотмашь и случайно задел товарища.

— Я здесь, — оказавшись наверху лестницы, сказал Клавдий, привлекая внимание. — Люблю, знаете ли, быть сверху.

Он вновь атаковал. Стремительно. Точно. Ловко уходя от вражеских мечей, выбивая из рук оружие, делая подсечки и нанося удары. Клавдий разил с такой силой, что кровь била из ран фонтанами, оставляя нелицеприятные росчерки на деревянных стенах. Лестница стала скользкой от крови. Один из воинов упал. Кубарем прокатился до пролета. С трудом унял головокружение. Попытался встать, но меч пригвоздил его к полу.

— Подожди здесь, бабочка, — ухмыльнулся вампир и вновь рванулся наверх, где в пугающем одиночестве, думая только о бегстве, остался последний воин.

С ним Батури расправился быстро и вполне милосердно. Человека-бабочку, пригвожденного к полу и в предсмертной агонии размахивавшего руками-крыльями, вампир добивать не стал. Помешал ему имитатор.

— Ты монстр! — не сдержался Дайрес, наблюдая за результатом кровавой вакханалии. — Их-то ты зачем убил? И так жестоко… В чем они виновны?

— Они угрожали Долорис. Я такого не прощаю.

— Что? Они все? А как же привратник?

— Я не запомнил лица этого урода, — отмахнулся Батури. — Но он определенно один из них.

«Нельзя мстить псам, затравившим лисицу, — быстро поднимаясь по лестнице, вдруг подумал вампир. — Они выполняли приказ хозяина, который дает им пищу и кров. Но люди все же несколько отличаются от собак. И даже если кто-то был рожден дворнягой, это еще не означает, что следует повиноваться породистым кобелям».

По пути к кабинету графа, Клавдий прирезал еще четверых. Так, невзначай. Сегодня он был беспощаден. И Дайрес, смирившись с жестокостью вампира, больше не проронил ни слова, но решил сегодня же распрощаться с безжалостным убийцей и уйти восвояси.

— А вот и момент истины, — самодовольно улыбнулся Батури, останавливаясь у дверей в кабинет графа. — Входи первым. Тебе его магия не страшна. Я буду прямо за тобой.

Дайрес кивнул, оголил на всякий случай сталь шпаги, открыл дверь и шагнул внутрь. Клавдий стремительной молнией ворвался следом, но слова заклинания застыли у него на губах, так и не слетев с языка.

Кабинет оказался пуст. В широком пенале комнаты стоял запах миндаля и корицы, исходящий от курящихся возле книжных полок благовоний. На столе стоял канделябр с двенадцатью зажженными свечами, а на столешнице, покрытой ворохом бумаг, лежал свежий пергамент, испачканный тремя жирными чернильными каплями и недописанный до конца. Ллир ушел совсем недавно, второпях, воспользовавшись, вероятно, потайной дверью. Клавдий не стал ее искать. Его обожгла догадка, которая заставила стрелой вылететь из пустого кабинета.

— Вниз! В камеры! — прокричал Батури, за секунду преодолевая узкий коридор и перепрыгивая сразу через все ступени.

Дайрес поспешил следом, но до вампирской скорости ему было далеко, и силуэт Клавдия скрылся за первым же поворот. Больше имитатор его не видел.

Тревога увеличилась во стократ. Батури даже не знал, что сердце вампира способно выпрыгивать из груди, что кровь может приливать к вискам, делая лицо багрово-красным. Он думал, что с бездушными вампирами такого не случается. Или это переизбыток чужой, выпитой без всякой меры крови? Может, это она ударила в виски?

Сейчас ему было все равно. Он вылетел в общий зал, где о чем-то очень важном, ругаясь и перекрикивая друг друга, спорили трое мужчин. Убил всех троих, не сбавляя хода, даже не успев задуматься. Не зная дороги, по наитию промчался через длинный коридор. Обратившись в дым, скользнул в закрытые двери, ведущие вниз, в погреб. Не блуждая, хоть и не запоминая пути, пролетел сетью запутанных переходов и остановился у запертой двери, за которой через решетчатую прорезь увидел Анэт, укачивающую младенца.

— Где.

— Ллир.

Батури вздрогнул, огляделся и взглядом наткнулся на трех фурий, витавших посреди комнаты.

— Тьфу на вас, напугали, — почти обиженно уронил вампир, только теперь увидев поседевшего мужчину с выпученными от ужаса глазами, который лежал, привалившись к стене, а рядом с ним с глазами, переполненными не меньшего ужаса, скрючился калачиком еще один. Оба были мертвы. — Славно потрудились, девочки, — напуская на себя прежний цинизм, заметил Батури. — Будет вам Ллир, только секундой позже.

Клавдий даже не догадывался, насколько он точен в расчетах. Уже через секунду в стене открылась потайная дверь и из черного, пахнувшего сыростью и плесенью провала, вывалился граф Ллир. Он непристойно ругался и отмахивался от паутины, которая щедро нависла на его черных, как смоль, волосах.

— Вот так встреча! — обрадовался вампир и отлетел в противоположную сторону комнаты, даже не успев защититься от заклинания, ударившего в грудь.

— А вы-то тут как? — промычал граф, заметив фурий, и в последний момент, когда покойницы, уже вытянув руки, готовы были сдавить ему горло, отбросил от себя сестер каким-то могущественным заклинанием. — Надо же, выбрались, — причитал он, выводя руками непонятные символы, сковывая фурий неведомыми цепями. — И как вас теперь тащить обратно на погост? Это ж столько времени. А его можно было провести с большей пользой…

Клавдий не мог понять, что за магию применил к нему Андре. Ладно бы удар, ладно бы неожиданный. Но пресс, сломавший грудную клетку, отбросивший в другой конец комнаты, ни на секунду не ослабевал и вдавливал, вдавливал в стену, не давая пошевелиться или хотя бы набрать в легкие воздуха. И вот казалось бы зигзагообразный крис Каэля, в руке, достаточно выкрутиться, взмахнуть серебряным клинком, перерезая нить заклинания, и ты на свободе. Но руки не повинубтся. И мысли не слушаются. Не могут противостоять чужой воле.

Как никогда вовремя подоспел Дайрес. Звуки борьбы безошибочно вывели его в нужную комнату. Сам того не желая, он встал между Батури и графом Ллир. Нить заклинания прервалась. Клавдий рухнул на пол и по-щенячьи заскулил.

— Не верю глазам! Ди-Дио? — усмехнулся Андре, закончив строить щит, пленяющий фурий. — Говорят, вы невосприимчивы к магии. А как насчет этого?

Дайрес сам не понял, что с ним произошло. Воздух подхватил его, завертел, закружил и с силой впечатал в стену. Затем оторвал вновь, метнул к потолку и обрушил вниз. Дайрес захрипел от боли и выплюнул сгусток крови. К горлу подкатил комок, и имитатору вдруг почудилось, что сейчас, вот-вот, он выплюнет разом все внутренности. В глазах поселилась тьма. Дайрес не видел, что творилось вокруг, и поединок мага с вампиром он тоже пропустил из виду, наивно полагая, что все внимание Ллира было обращено на него.

Батури по-вампирски быстро пришел в себя, рванулся в сторону, уходя от чужого заклинания, тут же окружил себя разнообразными щитами, но сам творить атакующие заклинания не стал, понимая, что как колдун сильно уступает Андре. Вместо магии он показал чудеса скорости и эквилибристики. Огибая вырываемые балки, вспучивающийся пол, обрушивающийся потолок, Батури кувыркался, вольтировал, совершал немыслимые кульбиты, но все равно не мог добраться до Андре на расстояние удара. Маг словно исчезал, в тот же миг появлялся в другом месте, и Клавдию приходилось проделывать умопомрачительные фокусы заново.

Граф играл. Но вскоре игра ему наскучила, и он ввел в партию основные фигуры. Теперь отовсюду пылал огонь, удушливый газ проедал легкие насквозь, даже нечеловеческая сила, даже вампирская регенерация не спасала Клавдия от нестерпимой боли. Вскоре его движения сделались вялыми, медлительными. Он пропустил огненный шар, который поглотил его целиком, прожигая одежду и плоть. Чудом остался жив, успев в последний момент защититься смертью Каэля, но дальше продолжать поединок уже не мог и, упав, не нашел в себе сил подняться.

— Вот и все, — сказал Андре. — Ваша песня спета. Выливайте за борт воду. Сушите весла. Вы, братцы, приплыли.

Долорис заплакала. Душераздирающе, на одной, захлебывающейся ноте. Андре на миг отвлекся. И этого мига хватило имитатору, чтобы принять облик графа и разорвать заклинание, сковавшее фурий. Все произошло слишком быстро. Андре не успел сориентироваться и поставить защитную магию. Покойницы подхватили его, в смерче завертели по комнате. Ллир закричал от ужаса, который вселяли в него фурии своей магией. Его сердце учащенно забилось в груди, силясь разорваться на части, но граф не привык сдаваться. Он умудрился разорвать чужую магию внушения, вывалился из конусообразного смерча, быстро поднялся на ноги и, все еще пребывая в паническом ужасе, стремглав метнулся к выходу.

Фурии отправились следом. На секунду замешкавшись, за ними поспешил и Дайрес. Клавдий лежал неподвижно. Плакала Долорис. С трудом поднявшись, опираясь о стену, вампир подошел ближе к камере, заглянул внутрь. Инстинктивно забившись в угол, Анэт прижимала к себе ребенка и что-то успокаивающе шептала ему на ухо.

— Я вернусь, — пообещал вампир и, превозмогая боль, побежал вслед за Андре и остальными. Дело надо было довести до конца.

Века мучений. Века ожидания. И миг расплаты. Миг мести. Фурии отыгрались сполна.

Погоня за графов вывела Дайреса на улицу. Оказавшись на морозном воздухе, он увидел, как неведомая сила несет графа по небу, задевая луну, словно он ведьма, умеющая летать без метлы. И ведьма недоученная. Воздух сопротивлялся ему, мешал, ударял, закручивал, ударял вновь, взметал ввысь, опрокидывал к земле. Снова поднимал к небесам, где ударял уже трижды. Андре захлебывался криком. Мучительным. Надсадным. От захлестывающей ненависти фурии набрались такой силы, что стали явными. Дайрес видел их, не обращаясь в чародея и не пользуясь магическим зрением.

В домах загорался мутный, слабый свет лучин и светильников. Распахивались и тут же громко захлопывались ставни. Люди были перепуганы ужасным зрелищем настолько, что даже любопытство не могло превозмочь страха. Дайресу вдруг подумалось, что желающих вступить в армию и покинуть родное селение к утру заметно прибавится.

Всего окровавленного, почти лишенного одежды, которая превратилась в разодранные в клочья лохмотья, графа увлекло к земле. Он упал, собой сломал колодезное колесо и ухнул вниз, в ледяную воду.

— Нашел время смывать с себя позор, — желчно усмехнулся Клавдий, подошедший как всегда незаметно. Дайрес не отреагировал.

Из утроба колодца доносились звуки борьбы и режущие слух крики. Проходя по длинному каменному желобу, они усиливались, становились низкими и глубокими, пугающими, пробирающими страхом до самых пяток. Дайресу стало муторно, и кажется даже закружилась голова. А Клавдий, как ни в чем не бывало, осматривал свой обгорелый плащ и, находя новую пропаленную дырку, смачно ругался.

— Почему ты стоишь? — спросил имитатор с нетерпением.

— А что мне, плясать? — недовольно пробурчал вампир, не отрываясь от осмотра одежды.

— Но он еще жив, его надо… добить.

— Уж поверь, барахтаясь по горло в ледяной воде, он не сможет долго сражаться с фуриями.

Батури оказался прав. Уже спустя минуту крик стал протяжным, захлебывающимся. А вскоре крик забулькал и задохнулся.

— Утонул, — констатировал Клавдий. — Был великий маг, а стал утопленник.

Дайрес набрал в грудь воздуха, чтобы сразу, на месте, не откладывая разговор на потом, сказать Батури, что дальше их пути расходятся, но не успел проронить ни слова.

— Сейчас вытащим девчонок и деру отсюда, — сказал Клавдий, озираясь по сторонам. — Что-то мне с каждым мигом эта деревня нравится все меньше. И предчувствие такое. Странное.

— Я никуда с тобой не пойду, — заупрямился Дайрес.

— Не время для игр в девственницу.

— Я все сказал. Не хочу связывать свою судьбу с убийцей.

— А с защитником младенца? Сейчас ты мне нужен. Мне и Долорис. А позже… позже иди на все четыре стороны.

Дайрес сдался, но решил, что уйдет сразу как только подвернется шанс. В обществе вампира для него нет места.

Клавдий спешил, его гнало вперед неведомое предчувствие, которое после смерти графа лишь обострилось. Значит, не Ллир тому виной, не из-за него в сердце вампира поселилась тревога. И Батури, кажется, знал, кому обязан этим беспокойством. Он чуял отца. Чуял его приближение.

Ночной кошмар, как и предполагал Дайрес, оказал на людей неизгладимое впечатление и наутро многие из селян ушли. В соновном это была молодежь, которая не так привязана к месту рождения, как их родители, уже смирившиеся с судьбой. Но многие остались, чтобы к вечеру оказаться в цепких лапах низших вампиров, которыми руководил сам Прародитель. Каэль чуял сына. Чуял свой клинок. И знал, что вскоре настигнет Батури и на этот раз не даст ему уйти.