По ту сторону Смерти

Глава 16 Красное на белом

Ветер тревожил белый наст, сыпал в глаза снегом. Наплывающие с запада тучи гасили звезды, подбирались к молодой луне. Тонкий месяц, щурясь, косился на ухоженные, стоявшие впритирку, будто войско на параде, каменные надгробия в виде эстерских кругов.

— В этом селении, куда ни глянь, везде кладбища, — недовольно пробурчал Клавдий. — Того и гляди, мертвые повыскакивают из могил и начнут хороводы водить вокруг деревни.

— Какие мертвые? — наиграно изумился Дайрес. — Могилы-то пусты.

— Знаю, — отозвался вампир.

Дайрес обернулся и посмотрел на беловолосую девушку, которую уже однажды видел в отцовской пещере. Она шла, опустив взгляд, вяло переставляя ноги, и крепко прижимала младенца к неокрепшей девичьей груди.

После недавних потрясений и пережитого страха за свою жизнь и жизнь Долорис, Анэт чувствовала легкое недомогание. Еще и жажда не давала покоя, воровала силы. Ей следовало бы подкрепиться, но девушка не хотела доставлять спутникам неудобств, да и не желала отягощать душу новым убийством. Анэт вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд и подняла взор. Дайрес поспешно отвернулся.

— Зачем ты тягаешь за собой этого ребенка? — спросил имитатор.

Батури не был настроен на дружескую беседу. Он никак не мог сообразить, что ему делать? Как спасаться от Каэля, который подобрался так близко, что его противное дыхание ощущалось нутром?

— Предлагаешь его бросить? — отстраненно поинтересовался Клавдий.

— Нет, предлагаю найти ему семью. Ты только посмотри на себя: весь в ожогах и ранах, в дырявом, окровавленном плаще. Ни дня без убийств. Ни минуты покоя. Думаешь, ребенку хорошо в такой компании? Чему ты его учишь? Какой подаешь пример?

— В няньки записался? — уронил Клавдий. — Может я и не самый прилежный отец, но только я могу позаботиться о Долорис. Только мне под силу защитить ее от Каэля.

— А от себя? — спросил Дайрес, и Батури не нашелся с ответом. — Отдай ее мне. Меня уж точно никто не будет преследовать. Ни один из вампиров не знает о моем существовании. Я найду ей новый дом. Возможно, даже в Валлии. А почему бы и нет? Меня купол не остановит. Превращусь в орла и вынесу ребенка за пределы Хельхейма.

— Что за линию ты гнешь? Сперва хотел заполучить смерть Каэля. Теперь ребенка ему подавай. Может, хочешь оказаться на моем месте?

— На месте кровопийцы? Ну, уж нет, спасибо.

— Погоди, — от неожиданной мысли Батури остановился. — Ты же имитатор и можешь превратиться в птицу. А можешь вынести на себе Анэт? Сил хватит?

— Хватит. Почему бы и нет?

— Вот и решение всех проблем! — обрадовался Клавдий. — Обращайся в орла и бери девчонку. Я возьму ребенка. Лети за мной!

Кладбище с каждой секундой становилось все меньше. Вскоре оно начало походить на игрушечный макет, а еще чуть позже — и вовсе скрылось из виду. Все ближе и отчетливее становились белокурые снеговые облака. Девушка, сидящая на шее огромной птицы, окунулась в них и почувствовала такой холод, что даже мертвая плоть покрылась мурашками. Анэт чуть не расплакалась от досады, что ее первый полет оказался таким зябким и неприятным.

Долорис хохотала.

Дюк шел по следу Зверя, безошибочно находя места, где побывал монстр. Достаточно было посетить деревенскую таверну, расспросить трактирщика и завсегдатаев, чтобы стало ясно: Зверь здесь был. Все говорили о заезжей паре: молодом привлекательном мужчине и его демонически красивой спутнице, которая ни на миг не расставалась с ребенком. Затем кто-то вскользь упоминал об очередном бедолаге, который, проведя вечер в таверне, напившись до беспамятства, возвращался домой, уснул в снегу и уже не проснулся.

Такие смерти не были в диковинку. Что говорить, даже в Кодубах подобное случалось с завидной регулярностью: не было зимы, чтобы в сугробе не нашли закоченевший труп. Но после третьей деревни, третьего разговора с трактирщиком, слово в слово повторявшим рассказы, услышанные в предыдущих селениях, только глупец мог не догадаться, что это не простое совпадение, а закономерность. Когда же Дюк побывал на похоронах очередного бедолаги и увидел на шее покойника две маленькие точки, сомнений уже не осталось. Теперь Дюк знал, что находится на верном пути. Это прибавило ему сил.

Медленно и вальяжно, будто зрелые пышные барышни, в небе плясали снежинки. Нехотя кружились и все ближе опускались к земле, ложились под копыта старой клячи, раньше не вылезавшей из-под плуга. Теперь она превратилась в боевую лошадь, с которой Дюк отправился в дальний поход, чтобы схлестнуться в рыцарском поединке с непобедимым противником. Легкий ветер теребил куцую гриву. Камни падали под копыта. Одинокий месяц, врезавшийся в занесенное снегом небо, светил тускло, навевая тоску в сердце рыцарской лошади.

— Ну, милая, не печалься, — Дюк ободряюще похлопал кобылу по медленно вздымающейся и опускающейся груди. — Ты мой боевой товарищ. Вместе мы совладаем с любым врагом. Даже с целым войском. Даже со Зверем!

Кобыла довольно всхрапнула. Ей нравилось держать на спине человека гораздо больше, чем ремни плуга. Так она и впрямь ощущала себя боевой лошадью, уже рисовала в животном сознании горячие баталии и видела, как она скачет галопом и выносит из пылкого сражения раненного хозяина.

— Еще немного и… — резкий, как удар меча, страх сковал сердце Дюка, заставил скрутиться в седле.

О его невероятном чутье в Кодубах ходили легенды. Даже старики приходили к нему спрашивать, когда сеять, не будет ли больше морозов, не случится ли паводков. Давая советы, Дюк не ошибался.

— А ну-ка, милая, шагом.

С каждым мигом страх становился все сильнее.

— Шагом, милая, медленнее…

Дюка бросило в пот. Он уже боялся идти вперед. Страх сковывал, холодил сердце, комом вставал в горле и не давал дышать. Но любопытство, треклятое любопытство, было сильнее.

Дюк спешился, свернул с тракта и под уздцы повел кобылу по непроторенной дороге. Привязав лошадь к тонкому деревцу, одиноко росшему почти у самой вершины холма, Дюк осторожно поднялся выше по пологому склону, а последние несколько метров так и вовсе прополз. Вид, открывшийся ему, не предвещал никакой беды. Спокойным, беспробудным сном спал крупный, если сравнивать с Кодубами и близлежащими деревнями, поселок. Свет уже не горел в новых, похожих друг на друга, домах.

Дюк даже на мгновение засомневался в своем чутье. Ничего. Чего тут опасаться? Облегченно вздохнув и усмехнувшись, Дюк поднялся во весь рост и тут же рухнул лицом в снег. По небу промчалась стая летучих мышей и, сделав широкий круг над деревней, круто спикировала к деревне.

То, что произошло дальше, Дюк вспоминал с содроганием даже на смертном одре. Летучие мыши превратились в людей. Бледность их лиц, многократно усиленная тусклым светом луны, превратила этих существ в оживших мертвецов. Дюк не сомневался — это и есть ожившие мертвецы. Дети Зверя.

Быстро, как росчерки молний, вампиры разметались по деревне, врываясь во все дома и приступая к кровавому кормлению. Говорили, упырь не может войти в дом, если его не пригласить. Это оказалось ложью. Какое еще народное поверье ошибочно? Спасет ли осина? Убьет ли Зверя кол, греющий грудь у самого сердца?

Это была резня. Беспощадная, кровожадная резня.

Слуги Зверя бесновались. Черными бесплотными тенями носились по селу, выволакивали из домов перепуганных женщин, плачущих детей, безропотных стариков, смерившихся со смертью мужчин. Всех их, как скот, сгоняли в центр поселения, залитого кровью. Отовсюду валялись мертвые тела, выпитые ужасными монстрами до последней капли. Из распоротых жил на утоптанный белый наст стекала густая, парующая кровь. Ничто не могло остановить упырей, никто не мог спасти людей от гибели, или милосердно, одним коротким ударом, прекратить предсмертную агонию, в которой из последних сил, теряя одного человека за другим, пребывало неизвестное Дюку поселение.

Люди гибли один за другим. Один за другим. Но самое ужасное было в том, что некоторые из них, уже умершие, расставшиеся с жизнью, поднимались и присоединялись к слугам Зверя. Пили кровь односельчан, убивали своих жен и матерей.

Ночь превратилась в кошмар. Дюк с ужасом подумал, что эти упыри, вероятно, уже побывали в Кодубах. И твердо решил, что ни за что, ни при каких условиях не вернется в родную деревню. Он не хотел знать о судьбе односельчан, лучше неведение, нежели жизнь с осознанием того, что все люди, которых знал с детства, мертвы и превращены в упырей.

Почуяв смерть, витавшую в воздухе, кобыла недовольно всхрапнула и возмущенно ударила копытом. Близость вампиров ей не нравилась, страшила ее.

«Выдаст, — в панике подумал Дюк и потянулся к осиновому колу, который носил за пазухой. — Своим ржанием она меня выдаст».

Кобыла заржала.

— Тихо! — прошипел кодубец. — Тише, милая, — сказал он чуть слышно, вспомнив, что это не обычная скотина, а рыцарская лошадь. — Не будет битв.

Получив увесистым кулаком по морде, ошеломленная кляча уставилась вперед невидящим взглядом. В следующий миг одним точным движением Дюк проткнул кобыле горло и, как ребенка, у которого подкашиваются ноги, нежно уложил в холодный снег.

По небу, бросая длинную тень, промчалась летучая мышь. Дюк рухнул наземь, закрыл глаза и опустил голову в сугроб. Попытался слиться со снегом воедино, стать таким же белым и чистым. Ему было холодно, казалось, он уже погиб, превратился в закоченевший труп. Он уже и сам начал чувствовать себя покойником, но продолжал лежать, зарывшись в сугроб, и даже не шевелился, искренне надеясь, что так упыри его не учуют, не придут по его душу.

Пересилив себя, Дюк открыл глаза, слегка приподнялся и вновь увидел ужасную резню, увидел людей, согнанных в центр селения, ожидавших, когда придет их смертный час. А упыри все убивали, наслаждались муками жертв. Крови было так много, что даже с расстояния в несколько сотен шагов Дюк чувствовал ее противный запах. Как наяву ощущал ее металлический вкус на языке и, наблюдая за монстрами, чувствовал себя одним из них, проклинал себя за бессилие и слабость.

Теплый запах крови стал ближе. Дюку показалось, что кто-то навис над ним и уже ощерил клыкастую пасть, приготовившись убивать. Парень рывком поднялся, выпростал из-за пазухи руку с осиновым колом и проткнул воздух. Рядом никого не было. Лишь тонкие ветви хилого деревца, бросая черные, мрачные тени, шевелятся над головой, будто в страшном, шаманском танце. Но ведь запах крови и в самом деле стал явственнее. Теплее. Опаснее. Дюк обернулся и молча выругался. Треклятая кобыла истекала кровью. Как он мог так оплошать?! Дюк засуетился. Забыл, что пытался быть скрытным и начал поспешно закидывать мертвую лошадь снегом. «Что я творю? Это не поможет! Бежать!» — панически подумал он и с силой влепил себе пощечину. Удар подействовал отрезвляюще. Там, в деревне, море крови. Никакого, даже Звериного обоняния не хватит, чтобы учуять разлитую здесь лужицу.

Вспомнив об осторожности, Дюк мягко опустился в снег и, сам не зная, зачем, не понимая, откуда у него взялось столько мужества, пополз в сторону деревни, мертвой хваткой сжимая в руке осиновый кол. «Убью Зверя. А там будь, что будет. Убью». Осина приятно грела запотевшую ладонь, придавала уверенности. Еще метр. Подобраться бы поближе. Не ошибиться бы. Обидно будет разменять свою жизнь на жизнь обычного упыря. Не обознаться бы…

Дюк знал, что не перепутает. Лицо Зверя намертво врезалось в память. Его голубые, спокойные и надменные глаза. Он с удовольствием проткнул бы их, но надо целить в сердце.

Еще метр. Запах крови стал ближе. Запах страха усилился. Еще метр. Невероятное дюково чутье подсказывло, что он сегодня не умрет. Он твердо знал, что не умрет. Это осознание придавало сил. Еще метр. Вот уже они, тени. Протяни руку, и дотянешься до упырей, укутанных в черные, развевающиеся на ветру, как крылья, плащи.

Дюк замир. Надо найти Зверя. Дюк искал его взглядом и не находил. Искал. И не находил. Но вот он заметил, что все тени по очереди стекаются к упырю, стоящему чуть в стороне. Лица его не разглядеть. Слишком темно. Безлунная ночь. Беззвездная ночь. Но Дюк знал — это тот, кого он искал. Одна из теней приблизилась к Зверю. Они о чем-то разговаривали. Дюк уже слышал их голоса, но не мог разобрать слов. Двое. Так даже проще. Они увлечены беседой и не заметят его. Дюк пополз дальше, уже чувствуя себя всемогущим, уже ощущая на руках вампирскую кровь. Он тверд в решении. Он убьет, отомстит за возлюбленную. Месть близка. Метров десять, не больше. Уже скоро можно будет встать, рвануться вперед и проткнуть осиной вампирское сердце. Еще метр… Все. Пришло время убивать.

Некрито Носферо сегодня не убивал. Крови, которую он выпил в предыдущем изничтоженном под корень селении, ему хватит надолго. Если не понадобиться тратить силы на поединки, то как минимум — на месяц. К тому же ищейка должен быть голодным. Это обостряет нюх. Знания местности у Ибрагима, священника, которого Каэль сделал своей шавкой, оказались весьма посредственными. Он не оправдал надежд, не сумел быстро выследить Батури и пополнил стремительно разрастающиеся ряды низших. Первейший готовился к сражению и собирал армию слабых, смазку для мечей врагов, чтобы они своими смертями сберегли жизни сильных.

Нюх привел ищейку к пустующему дому. Зайдя внутрь, Некрито увидел трех убитых людей — мужчину, юношу и подростка. Все умерли не так давно, суток не прошло с момента их гибели. Умерли от клыков вампира. Некрито улыбнулся, понимая, что здесь был Клавдий. Вздохнув полной грудью, напрягая собачий нюх, Носферо вышел из дома, по следу прошел к двухэтажной усадьбе, внутрь заходить не стал, почуяв, что Батури здесь не задержался. В воздухе повисла плотная пелена недавно творимой волшбы. Вычленяя из магического фона отдельные заклинания, Некрито не без труда представил внутреннему взору картину происходящего. Надо же, в этой захолустной деревеньке жил по-настоящему могущественный маг, с которым Клавдий не справился бы, а быть может не справился бы и сам Носферо. Но проверить это предположение уже не удастся, на помощь предателю пришли три фурии… или умертвия — не разобрать. Как бы там ни было, они разорвали мага в клочья. Когда с колдуном было покончено, Клавдий бежал. След вел обратно в усадьбу, а оттуда — за пределы деревни. Носферо немало удивился, когда след Батури и его спутниц резко оборвался и уполз в небо. Беловолосая не умеет летать. Она — низший вампир, который не обладает такой способностью. Исключения составляют низшие, прошедшие посвящение у Первейшего, но беловолосая точно его не проходила. И еще кое-что настораживало Носферо: в след Батури, Анэт и Женевье едва различимо вплетался еще чей-то запах, но Некрито никак не мог разобрать чей — слишком нестабильным и изменчивым он был.

— Что-то неладное, — прошептал вампир. — Надо обо всем доложить Первейшему.

Без труда разыскав господина, Некрито рассказал обо всем, что ему удалось выяснить.

— Значит, он был здесь прошлой ночью, — задумчиво протянул Каэль, опуская руку на рукоять кинжала с серебряным лезвием. — И научил спутницу летать. Сам смог принять посвящение. Надо же… Мальчик оказался способнее, чем мы с тобой думали, Носферо.

— В нем чувствуется ваша кровь, Мастер, — поклонился Некрито. — Видна ваша мощь.

— Не надо лести, друг мой… — Каэль сложил руки на груди и надолго замолчал. — Да, ошибок быть не может. Я знаю, куда он отправился — в Зеркальный замок. Решил воспользоваться последним шансом и попросить защиты у Стража отражений.

— А может в этом есть скрытое…

— Конечно, есть! Паника. Страх. Клавдий спекся.

— Не стоит его недооценивать, мастер. Он уже доказал на что способен…

— Не учи меня жить, Носферо, — уронил Каэль. — Я знаю своего сына. А Зеркальный замок знаю еще лучше. Страж не примет сторону Клавдия.

— Я жду распоряжений, — поклонился Некрито.

— Выступаем немедленно, — приказал Каэль и обратился в нетопыря.

Мышцы напряглись. Дюк приготовился к стремительному прыжку. Глаза его загорелись решительностью, сердце забилось учащенно, предвкушая скорую расправу над Зверем. Но неожиданно все упыри превратились в летучих мышей, взмыли в небо, сбились в стаю и улетели на восток, туда, где возвышались островерхие горы. Зверь сбежал, будучи перед самым носом. Дюк поднялся. Ослабевшая ладонь, безвольно сжимавшая осиновый кол, разжалась. Он был так близко и не успел. Паника и страх украли у него драгоценные минуты. В следующий раз он не струсит, будет действовать сразу!

Затуманенным взглядом Дюк огляделся. Ни души. Ни живых, ни оживленных. Вокруг лежало мертвое поселение. Разоренные, опустевшие дома стояли, разинув пасти дверей, широко раскрыв глаза-окна. Тут и там на залитом кровью насте валялись человеческие тела. Кровь на снегу. Красное на белом. Дюка пробрал озноб. Он стал свидетелем ужасной картины. Кодубы, надо полагать, превратились в такое же кровавое кладбище. Все, кого он знал. Все, кто был с ним рядом с самого детства. Нет, назад он не вернется. Уже никогда. У него одна дорога — по следу Зверя.

Переборов брезгливость и страх, став существом бездушным, как упырь, Дюк прошел в один из домов, разыскал хлев и двух убитых, выпитых вампирами лошадей. Отправился в другой хлев, нашел там ту же картину. В третьем хлеву он столкнулся с упырем, который отбился от своих и, проигнорировав общий клич, продолжал сосать кровь из молодой, пышногрудой девицы.

Дюк решительно опустил руку за пазуху, но не нащупал там осиновый кол. «Выронил на площади», — запоздало припомнил он, вжимаясь в стену и на цыпочках пятясь к двери. Упырь резко обернулся, будто учуял запах новой жертвы. Дюк обомлел.

— Вышегота… — затравленно прошептал Дюк, не узнав собственного голоса.

В глазах солтыса заплясали огоньки бешенства. Пошатываясь, как пьяный, он быстрым шагом двинулся к Дюку, за неразличимое мгновение пересекая широких хлев. Его кровавые клыки, уже почти сомкнувшиеся на шее, подействовали на Дюка отрезвляюще. Кодубец ударил старосту в челюсть, поднырнул под него, ударил вновь, опрокидывая на пол, и отшатнулся. Испачканное кровью лицо солтыса перекосилось. Вышегота издал противный шипящий звук и, будто неведомая сила подхватила его, вскочив с пола, кинулся на Дюка.

Позавидовав самому себе, никак не ожидая от себя такой прыти, кодубец отпрыгнул в сторону, упал, ушибив спину, тут же поднялся, побежал куда-то, схватил подвернувшийся под руку топор, развернулся на пятке и ударил наотмашь, случайно попав Вышеготе по шее. Острие застряло — не вытащить! — в углублении между ключицами. Солтыс рухнул на пол, конвульсивно забил руками и ногами и вдруг замер.

— Не вампиром я умер — человеком, — читалось в остекленевших глазах Вышеготы.

Дюк недоверчиво смотрел на мертвое тело и не верил своим ощущениям. Неужели так просто? Желая перестраховаться, он подошел к солтысу, попытался вытащить топор, но безуспешно.

— Застрял, так застрял, — мучительно улыбнулся Дюк, встал на грудь Вышеготы и повторил попытку, помогая ногой.

Солтыс вдруг выгнулся и впился клыками в икру Дюка. Страх прибавил сил. С криком отчаяния парень вырвал топор из тела Вышеготы, размахнулся, ударил, размахнулся вновь и бил по голове старосты, пока она не лопнула, как переспевший арбуз. Дюк рухнул на пол рядом с обезглавленным вампиром и вдруг совсем по-детски заплакал.

— Как мстить, Вышегота? — сквозь слезы, спрашивал он у поверженного упыря. — Как? Нонче сам сделаюсь упырем, как и ты. Буду пить кровь людей. Сделаюсь чудовищем. Зверем.

«Убью себя, — подумал Дюк. — Убью, но не стану упырем».

«Нет, нельзя. Надо сврешить месть».

Дюк встал. Хромая, вышел из хлева, направился на площадь, с трудом разыскал осиновый кол, вернулся к поверженному Вышеготе, прицелился и вогнал острие в сердце солтыса. Затем поднял с окровавленного пола топор и тупым, неподатливым лезвием расчленил тело. Покончив со своим ужасным делом, устало посмотрел на перепуганного мерина, стоящего в вольере. И все еще беззвучно рыдая, сказал:

— Будешь моим рыцарским конем, пока не понадобится испить твоей кровушки.

Еще не наступил рассвет, когда Дюк продолжил путь, направляя непокорного мерина, в сторону островерхих гор. Туда, куда улетела вампирская стая. Он свершит месть, даже если для этого придется самому стать упырем.

Глядя на замшелый, заиндевелый камень скалы, Батури никак не мог сообразить, почему эту гору назвали Зеркальным замком? С виду она ничем не отличалась от других скал, которые во множестве своем выстроились вокруг кристально чистого озера. Быть может, озеро виновница такого названия? Ее гладкая поверхность, на которой никогда не появлялось ряби, даже при сильном ветре, напоминало зеркало.

Батури оторвался от созерцания красот и отвернулся. В глаза ударили лучи рассветного солнца, которое, как шпион, осторожно выглянуло из-за белого гребня безымянной горы. Клавдий вернулся к Анэт, которая спряталась от губительного света в узкой расщелине. Девушка плохо перенесла полет и сейчас выглядела измученно. Батури подошел к ней, сел рядом, достал из-за пазухи смерть Каэля, подобрал с земли какой-то камень и принялся водить им по серебряному лезвию. Его труды не приносили никаких результатов, не делали кинжал острее, но Клавдий и не желал этого, он убивал время.

— Рассветные и закатные лучи — самые опасные. Они убьют мгновенно. Так что на зорьках лучше забиваться куда-нибудь подальше, поглубже и не высовывать носа, — Клавдий говорил, не глядя на Анэт, сосредоточившись на натачивании кинжала. От каждого резкого, отрывистого движения острое лезвие ощетинивалось снопом искр и протяжно, звонко пело. — В другое время, даже пополудни, солнце не так опасно. Ты можешь продержаться и пять, и десять минут. Ожогов, конечно, не избежать, но вампирская регенерация довольно быстро залечит раны. Не забывай хорошо питаться. Ты низшая и тебе трудно бороться с жаждой. Она может превратить тебя в монстра, который мечтает только о крови и больше ни о чем не задумывается. Но и переусердствовать не стоит. Всего одна лишняя капля может привезти тебя в бешенство, и ты тоже потеряешь над собой контроль. Во время приемом пищи будь предельно осторожной. Лучше немного недоедать. Это держит в тонусе…

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — с трудом сдерживая рвущиеся слезы, спросила Анэт.

— Если я не вернусь… — Клавдий на миг оторвался от затачивания кинжала и посмотрел в глаза девушки. — И не реви. И не смотри на меня так, иначе я сам разревусь. Если не вернусь, — сказал он мягким, убаюкивающим голосом, — Долорис воспитаешь ты. Я вижу, ты к ней неравнодушна. Из тебя получится хорошая мать.

— А как же ты?

— А что я? Из меня мать не получится — это точно.

— Почему ты можешь не вернуться?

— Если я рассматриваю любые варианты, — сказал Клавдий, начиная злиться, — это еще не означает, что я дам себя убить. У меня есть козырь в рукаве. Каэль знает о нем, но все равно придет в Зеркальный замок. Слишком велики ставки. А там. Там я дам ему достойный бой.

Анэт ничего не сказала. Горькие слезы не давали ей вымолвить ни слова. Она не хотела доставлять неудобств, но жажда становилась невыносимой. Ей следовало бы подкрепиться еще в деревне. Здесь, вдали от цивилизации, у нее такой возможности уже не было.

— Я чувствую: Каэль близко и развязка близка. Ждать осталось недолго, — утешал Клавдий, не понимая истинной причины проливаемых девушкой слез.