По завету крови

Глава 25. Храм Ста

потерянный свет в башне, что выше небесного свода

У дозорных уж такая работа – каждый день всматриваться вдаль. От безделья они, конечно, часто разглядывают и свой собственный нос, хотя сами стражи утверждают, что это особое упражнение для тренировки зрения. Посему иногда их можно пожурить за несерьезное отношение к обязанностям, но обвинять в плохом зрении глупо. Вот и на этот раз один из солдат на северной башне вмиг разглядел всадника вдалеке, и не только его фигуру и цвет лошади, но и пресловутый черный крест на тяжелом доспехе. К Валиону скакал один из кардиналов ордена Ста.

Рыцарь летел стрелой. Привратники возле Северных врат только и сделали, что удивленно проводили его взглядами. Сонный народ, прогуливавшийся по улицам, очумело бросался врассыпную от мчавшегося во всю прыть коня.

Всадник беспрепятственно проехал через третий и второй квартал. Перед ним выросли первые врата. Два стража, обычно останавливавшие каждого, на этот раз поклонились и расступились в стороны.

Мимо проносились площади с разными статуями и дома влиятельных аристократов. Проехав по небольшому саду, всадник оказался на обширном поле, где гуляло стадо лошадей. Вот и, наконец, тяжелые ворота. Как только рыцарь подъехал ближе, плотно закрытая решетка поползла вверх, а навстречу ему вышел камердинер. Всадник кивком поприветствовал вежливо склонившегося слугу и, ловко спрыгнув с коня, передал поводья.

– Накормить, сменить подковы, взнуздать как можно скорей, – бросил рыцарь на ходу, посмотрев на самый верх высокого шпиля, затянутого серыми клубами облаков.

Мерные шаги латных башмаков разносились по широкому коридору. Слабый свет тонкими лучами падал через узкие стрельчатые окна на каменный пол и голые, неприкрытые картинами и гобеленом, стены. Люди, боготворившие храм и считавшие его кладезем всех сокровищ мира, никогда бы не поверил глазам, попади они сюда.

Однако слухи не врали. Главные богатства ордена хранились в потайных залах, скрытых комнатах и библиотеках. Братство сотни лет принимало самое деятельное участие в жизни империи: бессчетные экспедиции, задания и исследования приносили им достаточно славы и пополняли казну. Стоило просто взглянуть на Небесный Шпиль и земли вокруг.

Найти нужную комнату в огромном замке иногда стоило многих усилий и времени, но рыцарь точно знал, куда лежал его путь. Коридор заканчивался большими дубовыми дверями, обитыми блестящим металлом. Сделанные из особенной, ценной древесины, их много лет назад доставили из Дубовой рощи, где мастера-плотники собирали сложную конструкцию по старинным чертежам. Каждую створку везли четыре быка; сложно было представить, сколько работников ставили двери на специальные стальные петли.

Рыцарь остановился и сосредоточился, произнося про себя молитву, после чего расстегнул специальные крюки и снял блестящий шлем. По правилам ордена рыцари скрывали лицо от мира. Истоки древнего ритуала терялись в прошлых эпохах, но соблюдать его считалось священным долгом. Только в храме и, в особенных случаях, за его пределами сто рыцарей могли ходить с непокрытой головой.

Ценители красоты не преминули бы указать на идеальные черты лица этого воина. Длинные волосы, похожие на чуть искрящиеся нити серебра, и печальные глаза цвета утренней лазури делали его лик совсем чуждым для простого смертного.

Вздохнув, он толкнул дверь и, несмотря на огромный вес, она легко распахнулась. Вверх уносила ступени круговая лестница. Нешуточный подъем в немалых пять тысяч ступеней вел в верхнюю залу. Некоторые рыцари и служители проделывали нелегкий путь ежедневно и даже по несколько раз в день, считая испытание за благость.

С каждой минутой домики, видневшиеся в окнах, становились все меньше, а воздух тяжелел. Настал момент, когда из башни открылся вид на всю столицу и земли вокруг, но скоро стены снаружи обуяло марево облаков. Стеклянная смотровая площадка, венчавшая Небесный шпиль, никогда не видела пасмурных дней, дождя или снега, потому что лежала куда выше всяких туч. В непогожие ночи звездочеты ордена забирались на вершину храма, дабы не упустить важных событий на небосклоне.

В углу площадки ютилась почти незаметная дверца. За ней лежала последняя лестница, поднимавшаяся на пик Небесного Шпиля, в комнату света – так называлась малая зала, прямо под самой крышей башни. Преклонив колени, в ее центре молился рыцарь. Трудно было представить себе мужа более достойного или могучего, чем этот воин, бывший настоящим воплощением силы и храбрости. Если бы он попал на площадь, запруженную толпой, то на две, а то и три головы возвышался бы над людьми. Даже во время молитвы он не снял доспехи, которые как две капли воды походили на снаряжение всадника.

В полутемную залу с одним окном в самом центре потолка ворвался луч солнца. Тяжелые доспехи рыцаря и вся комната наполнились неожиданно ярким светом, мерцание походило на снисхождение бога в мир людей. Латы воина вспыхнули ярким огнем, и на стали отпечатался багровый росчерк символов. Свет угас, и письмена со временем потемнели. Рыцарь поднялся с колен и последний раз с печалью посмотрел через стекло в небо.

– Эолай, брат, – поприветствовал он всадника, хотя не мог слышать или видеть, как тот зашел. Связь между ними была так велика, что он давно почувствовал близость встречи.

– Израэль, брат, – ответил ему вошедший рыцарь, и улыбка осветила его прекрасное лицо теперь совсем похожее на лик ангела. Когда Израэль обернулся, Эолай пошел навстречу, и они обнялись, словно не виделись много лет.

Несмотря на равенство всех кардиналов, все почитали Израэля за самого могущественного и справедливого. В ордене он считался старшим из братьев, но никогда не смотрел на остальных из сотни или служителей свысока. Ответственность и рассудительность, а не гордыня, как считали многие, делала его главой самой властной и сильной гильдии в Валионе, да и во всей империи. Он отечески похлопал Эолая, который выглядел куда младше него, по плечу и тоже улыбнулся.

– Ничего? – спросил младший брат и выразительно посмотрел на окно.

Израэль отрицательно покачал головой. Они вместе вышли из комнаты света и стали медленно спускаться. Впереди ждали пять тысяч ступеней молчания. Каждый чувствовал, что предстоял тяжелый разговор, ведь старший кардинал, без сомнений, уже догадался о причинах визита любимого брата, на дух не переносившего суету человеческого города.

Они остановились на одном из нижних пролетов. Хмурая перина туч вздыбилась и свисала с неба рваными лоскутами. Старший кардинал с грустью посмотрел на Эолая и надел серебристый шлем.

– Что бы там ни произошло, рад видеть тебя во здравии. Какие же вести или события прервали твою миссию и заставили столь спешно вернуться? – тон Израэля говорил о серьезности предстоявшей беседы. Он прекрасно понимал, о чем пойдет речь.

– Я отыскал нечто важное и не мог продолжить порученное задание без особого доклада, – младший брат отвел глаза в сторону и стал разглядывать крыши домов и соборов, над одним из которых кружила стайка ручных голубей.

– Брат мой, – старший кардинал сделал ощутимую паузу, хотя подобрал слова для беседы задолго до нее. – Ты всегда был лучшим из нас, самым светлым и добрым. Ты прекрасно знаешь, как сильно я тебя люблю и как ты нужен братству. О, Эолай, только глядя на тебя в темные годы я побеждал сомнения, готовые сломить мой дух. Ты верил в свет… Поверишь ли в новую жизнь без него?

Младший брат выглядел покинутым и опустошенным, разглядывая купола храмов и небо, беспросветно затянутое облаками. Когда глава ордена говорил про свет, он вздрогнул и будто очнулся ото сна.

– Знаешь, брат, они ведь и не подозревают, насколько глупы и бессильны, – ответил он, указывая на копошившихся внизу горожан и приезжих. И те, и другие одинаково походили с такой высоты на муравьев. – Люди давно отравились честолюбием и тщеславием; полагают, что разбираются во всем на свете, но их внутренний мир пуст, как гнилой орех. Они воздвигли ложные престолы, и сами взгромоздили на них идолов себе подобных: царей, баронов, графов, наконец – императора. Истина для них – ничто. Долгое время я думал, что все люди достойны лишь презрения и всем сердцем презирал каждого из них, – он замолчал, взял обеими руками шлем и медленно надел его. – Но, как не больно признавать – нам все еще есть, чему поучиться у некоторых из них, – голос его стал сильным. – Ты прекрасно знаешь, про что я говорю, раз через столько лет сам еще поднимаешься на Шпиль. Я никогда не потеряю надежду, так же, как и ты, и найду первого кардинала!

– Надежда… – Израэль внимательно посмотрел на младшего брата, хотел сказать что-то, но в последний момент передумал. Привязанность, которую он питал к Эолаю, порой заставляла его отступать перед затеями этого мечтателя, о чем в последствии постоянно приходилось жалеть. Предприятие, которое он затевал теперь, было слишком опасным.

– У меня сегодня важный прием у императора. Не мог бы ты проводить меня до дворца? – старший кардинал принял решение и положил руку на плечо Эолая, от чего тот снова улыбнулся.

Двое служителей, стоявших возле ворот, держали запряженных коней под уздцы и склонились в глубоком поклоне при появлении кардиналов.

Братья ехали молча, любуясь чудесной дубовой аллеей, тянувшейся вдоль дороги.

– Да, для меня надежда еще не потеряна, – наконец вымолвил Израэль, – но я храню ее глубоко в сердце. Следовать за ней, как за путеводной звездой – совсем другое дело! Полагаясь на судьбу, остаешься слаб. Сильные своими руками вершат судьбу и не надеются на случай!

– Должен ли я забыть о нем, о первом?

– Ты должен помнить о том, что имеешь, а не о том, что потерял. Братство – наш новый дом; пора задуматься, как сделать его лучше.

– Я пытаюсь только объяснить тебе то, что видел своими глазами. Ты же веришь мне? – не унимался Эолай. Он понимал, куда клонил Израэль, но отступать от своей затеи не собирался.

– Всем сердцем! – не задумываясь, ответил на вопрос брата старший кардинал. Оба замолчали, разговор снова зашел в тупик.

Улица, пустынная без народа, медленно тянулась к Императорскому дворцу. Никто из аристократии не выезжал с подворий и не шел на прогулку, боясь быть застигнутыми в дороге непогодой. На блестящих наплечниках рыцарей появились капельки воды; начал моросить мелкий дождь.

– Я видел след собственными глазами, и это не просто след. Могу поручиться своей жизнью! Брат, это они, слезы Эйриан, – тихо проговорил Эолай. Голос его дрожал от волнения.

Израэль, не ожидавший ничего подобного, повернул голову к младшему брату. Даже его конь странно навострил ушли, как будто прислушиваясь к человеческой речи.

– О, теперь я вижу, откуда в тебе столько упорства. Тебя же было не переубедить с самого начала, но послушай внимательно своего старшего брата. Я видел, что случилось той ночью. После, прочтя тысячи манускриптов, нигде я не усмотрел намека на то, как можно спастись после такого! Мы все скорбим по участи Первого, и ты прекрасно помнишь, как наши враги сыграли на этом.

– Дневник предтечи? Мы потеряли треть ордена и двух кардиналов в той западне. Вечный свет их памяти, – закрыв глаза, промолвил Эолай.

– Вечный свет их памяти, – произнес Израэль и совершил про себя молитву. – Ты слишком добр и доверчив. Не забывай, где мы оказались, и кто находится по другую сторону баррикад.

Эолай, до тех пор уверенный, что старший кардинал наложит строгое вето на его план, воссиял и обещал соблюдать осторожность.

За время короткого разговора рыцари успели преодолеть путь до дворца. Ворота широко отворились. Никто не посмел преградить путь младшему кардиналу, пусть аудиенция ему и не назначалась. Рыцари Ста не только могли в любое время войти во дворец, но и пользовались определенными привилегиями, дарованными императором. Пока приближенные генералы его Величества являлись к нему полностью разоруженными и в простых суконных рубахах, рыцари с нашитыми черными крестами расхаживали в покоях владыки в полном доспехе и при всем оружии. Помимо этого, каждый сотник в любое время мог свободно пройти в любую часть дворца.

Эолай, правда, не собирался пользоваться высоким статусом и остановил коня. Меньше всего на свете он любил сплетни дворцовых прихвостней, надушенных до безобразия дам и шуршание шелков. Среди братства он более остальных оставался верен образу странствующего рыцаря и постоянно путешествовал по дальним уделам, подальше от столицы. Сначала Израэль старался держать одного из своих самых преданных и любимых братьев как можно ближе к себе. Тщетно! Неисправимый романтик все равно умудрялся подписываться на самые отдаленные рейды, так что потом его целыми месяцами не видели в храме, и только изредка от какого-нибудь дозора на краю света долетала весточка о нем. Иногда его видели у самого Незыблемого моря, а однажды рыцарь с черным крестом прогуливался по затерянной дороге недалеко от Слатанидских гор, пока его конь мирно щипал травку неподалеку в поле. В конце концов Израэлю пришлось смириться с упрямым нравом брата.

Они распрощались. Младший кардинал натянул поводья и развернул коня в сторону храма. Он планировал отыскать кое-какую информацию, прежде чем покинуть город.

– Эолай! – напоследок окрикнул рыцаря Израэль. – Император хочет послать меня с особым заданием в свой северный замок. По пути я заодно разберусь с твоим старым поручением. Прежде чем отправиться за слезами, поговори с архивариусом, для Ордена есть интересное дело в западных землях. Думаю, тебя оно сильно не задержит.

Он поднял руку в прощальном жесте и долго смотрел вслед удалявшемуся всаднику.

Дождь усиливался, крупные капли барабанили по доспехам Эолая. Скоро налетел ураганный ветер, который принялся обрушивать на рыцаря шквальные водные потоки. Не прошло и нескольких минут, как с крыш домов уже ниспадали настоящие водопады, а мостовая запрудилась и стала похожа на бурлившую реку. Не обращая внимания на страшную непогоду, всадник отпустил поводья и позволил коню выбирать дорогу до храма. Надо сказать, скакун всецело разделял неприязнь господина к этому каменному недоразумению, звавшемуся Городом всех городов. Животное наклонило морду, понюхало воду, чихнуло и ускорило шаг.

Промокшего до нитки всадника у ворот встретил все тот же служитель. Он отвел скакуна в стойла. Конюшня ордена прилегала к храму, а рядом зеленело большое поле для выгона. У каждого сотника имелся отличный конь, но со скакунами кардиналов не могла сравниться никакая лошадь во всей империи. Даже чистокровный изийский иноходец императора с завистью глядел вслед этим быстроногим жеребцам.

Кони пяти высших братьев могли идти галопом несколько дней кряду, несмотря на то, что и сами они и их седоки были закованы в тяжелую броню. Животные отличались острым умом и невероятной преданностью.

Однажды небольшой отряд ордена попал в засаду. После кровопролитной драки немногие выжившие наблюдали, как конь склонился над поверженным кардиналом и мордой уткнулся ему в руку. «Вставай, хозяин, мы победили!», – будто говорило животное, но рыцарь все не поднимался. Тогда конь опустился на колени возле кардинала, закрыл глаза, тяжело вздохнул, и его сердце перестало биться. Преданный скакун не выдержал горечи утраты.

Конечно, и кардиналы любили своих питомцев и заботились о них. Коня Эолая сразу отвели в специальный загон, который никогда не закрывался – животное могло свободно гулять, где ему заблагорассудилось. На конюшне работал молоденький паренек – последний из нанятых служителей. Мальчишка обожал животных, и когда жеребец стал уплетать любимый корм, он снял доспехи, досуха вытер животное и покрыл его теплой попоной.

В общем, у Эолая не было причин беспокоиться за четвероногого компаньона. Ему скорее следовало подумать о себе – вода стекала с него ручьями. Судя по сырым следам, оставленным на каменных плитах хлюпавшими стальными башмаками, он направился прямиком в свою келью. Промокший насквозь рыцарь отсалютовал нескольким братьям, тоже недавно вернувшимся в храм, но успевшим вовремя укрыться под сводами Небесного Шпиля. За окнами молнии рассекали тучи, а раскаты грома больше походили на урчание в животе проголодавшегося дракона.

Келья странствующего рыцаря сильно отличалась от захудалой пещеры обычного отшельника. Комната с высокими потолками и широкими окнами-витражами с отличным видом на поле и небольшую рощу. Стены украшали трофейные стяги за победы на разных турнирах.

– И находил же когда-то время для всей этой праздности! – Эолай мельком оглядел награды. Последние годы выдались тяжелыми, ни о каких турнирах не могло быть и речи.

Деревянная лавка, покрытая простыней, заменяла ему кровать. Широченные ножки подпирали массивный стол и стул, стоявшие под окном, так что днем свет ровно падал на гладкую столешницу. Внушительный огарок свечи расплылся на подставке и напоминал о долгих бессонных ночах. Рядом лежала раскрытая книга. Кардинал поморщился, вспомнив архаичное варварское письмо – руны севера. Те, кто пользовался этим языком, кажется, и сами не всегда могли понять, о чем писали, а порой и просто прочесть написанное своей же рукой. Прошло уже много лет с тех пор, как умер последний варвар. Оставалось только гадать, то ли язык у них был слишком мудреный, то ли на трезвую голову варвары не отваживались брать в руки стилус.

– И стоит потом удивляться, что они вымерли? – недовольно проговорил Эолай и закрыл книгу. В этот раз на разбор старых писаний времени все равно бы не нашлось. Да и мутило его от неровной мазни лихих парней с севера, хоть он и боялся себе в этом признаться.

Чтобы снять доспехи, обычные рыцари всегда прибегали к помощи оруженосцев. Коварные бронники постоянно, будто специально, крепили застежки и крюки в самых неудобных местах, куда воин самостоятельно ну никак не мог дотянуться. С латами братства все обстояло иначе, ковали их очень далеко от Валиона. Стальные пластины весили немало, но и обладали высокой прочностью, не говоря о том, что, расстегнув пару замков и ослабив пояс, Эолай быстро снял блестящий панцирь, наплечники и пластрон с набедренниками. Под латной броней находилась тонкая кольчуга причудливого плетения со странным символом, выжженным на груди. Под кольчужную рубаху поддевался удобный ватник, служивший для смягчения ударов.

Скоро доспехи, кольчуга и ватник покоились на специальных подставках, а Эолай облачился в белые шелковые одежды ордена с незаменимым черным крестом на спине и рукавах. Без тяжелых лат дышалось легче, но было не по себе. Последние две ночи он провел в дороге, но решительно отказал себе в приятной неге, вздохнул и отворил дверь. Впереди его ждал долгий и тяжелый день!