Победитель получает

ГЛАВА 36. Ход Ядвы

Как же они будут разговаривать здесь — при всех, — думала Маша, стремительно сближаясь с Росой, чуть ли не перескакивая через скамьи и не сшибая с ног замешкавшихся жрецов и жриц.

Она совсем забыла, что может прогнать прочь обладателей лишних ушей. Здесь, скорее всего, ей не помешает даже Алкан. Он не может при всех подвергать сомнению её право приказывать, её божественный статус.

Но никаких действий по разгону любопытных от Маши не потребовалось.

Едва она встретилась с Росой, как та разжала руку, и с ладони взмыл голубой полупрозрачный шарик сантиметра в два диаметром. Эта потусторонняя голубизна мгновенно разлилась вокруг, захватив Машу, Росу и Кусю, не отходившего от "своей Маши" и на полшага, в голубоватую сферу.

— Чтоб не слыш никто! — в своей манере объяснила Роса.

— Что случилось? — поторопила её Маша. — Говори!

— Госжа всё сдела! — поскакала Роса, иногда замирая и встряхивая головой, словно она хотела перетряхнуть запасы слов, чтобы выловить в общей неразберихе нужные. — Веле переда: всё сдела, что мгла! Но…

— Что "но"?! — Маша сама не заметила, как схватила Росу за руки.

Ей тоже хотелось встряхнуть девушку, чтобы вытряхнуть нужные слова, пусть и в таком — обкромсанном виде.

— На всех не хва! Много их! Госжа хоте сде, как вы хоте! Она стара! Но Лрен не взя! Он отда другм… другом… другу отда. Ему не хвата и ещё однму. Двое их. Тперь, — Роса опустила голову, и Маша внутренним чутьём поняла, что она переживает всё это вместе с ней, что она — на её стороне, на стороне Лирена, которому "не хва", который "другу отда"…

— Что же теперь… — прошептала Маша, — что же теперь будет…

Роса посмотрела ей в глаза, увидела в них слёзы — те же, что и в её собственных.

— Госжа обеща: вы выпол, что обеща, а она — Лрена себе заберёт.

— Себе? Что это значит? — растерянно спросила Маша.

— Если побдит он. Госжа забрёт его — в жертву Тёмной Владычице. Не одаст Алкану!

— И что же с ним будет тогда? — скептически спросила Маша.

— Отпуст… тит… — одними губами прошептала Роса.

Маша смотрела недоверчиво.

— Если плох совсем будет — даст умреть, — доверительно пообещала Роса.

Она тоже знала, каким великим благодеянием это может быть в аду, построенном на земле, созданной для рая…

— Госжа покляться. Не обма, — убеждённо заверила Роса.

— Почему ты так думаешь? — всё так же скептически спросила Маша.

— Зна. Тётка она мне. Всю жизнь её зна. Если обща — выполня. Она так Алкана ненвидит — ужас как. Он… её мать… посвят Безликим…

— Господи… — выдохнула Маша.

— И мою мать, — прошептала Роса. — А нас — забра. Ядва птом узна. Она его ненвидит! Отпустит Лрена — ему назло! Идти мне надо, всё сказа я, что госжа веле.

— Иди, — прошептала Маша, давясь слезами. — Иди.

Роса быстро достала из-за пазухи круглый уплощённый диск и сунула его Маше, а она-то и забыла совсем!

— Вот, — прокомментировала Роса в своей более чем лаконичной манере и быстро пошла прочь.

Но других пояснений и не требовалось — их еще вчера дала Ядва. Маша спрятала диск в ладони, повернулась назад, пошла к своему месту, изо всех сил стараясь удержать слёзы, — по кому хотелось ей заплакать? По мятежникам, умершим от яда? По тем, кому яда не хватило, и их мучения ещё не закончились? По матерям Ядвы и Росы? По самой Росе? Даже по Ядве, может быть?

Всё вокруг расплывалось, но Маша не дала своим слезам пролиться, превращая бессилие в злость. Она должна выглядеть злой. И глядя на этих чудовищ в человеческом обличье, это не так уж и сложно…

Дойдя до своего места, Маша резко развернулась. Лицо у неё было такое, что и без того почтительное расстояние между ней и ближайшими жрецами и жрицами увеличилось как бы само собой. Отыскала взглядом Алкана.

И вокруг него тоже никого не было, всех словно смело волной его гнева. Да, Высший Жрец был крайне зол, новости его явно не порадовали, а кроме того, он успел увидеть, как Маша вышла из-под купола непроницаемости — еще одного подарочка серых, как и диск, зажатый в Машиной руке. Но о нём Алкан пока не знает.

Что же будет с бедной девочкой? — подумала Маша о Росе. Хоть бы Ядве хватило сил и возможностей, чтобы уберечь её. Но для этого и сама Маша должна постараться. Должна сыграть всё правильно. Ядве всё-таки удалось стать режиссёром спектакля, в котором Маше отведена одна из ведущих ролей, но сейчас сожалений не было.

Поистине, всё познаётся в сравнении. И в сравнении с Алканом, Ядва была воплощением доброты и милосердия. Тем более теперь Маша знала, кто и как зажёг огонь неукротимой ненависти, пылающий в душе жрицы; знала и о том, что в этой обугленной душе ещё остался уголок для привязанности, может быть даже… любви?

На трибунах нарастало волнение. Было ясно, что что-то происходит, но никто не понимал, что именно; и страх, расползаясь, постепенно накрывал всех, густел, наливаясь палитрой оттенков — от лёгкой тревоги до смертельного ужаса.

Стражники, выполняющие распоряжение Алкана, вывели на арену Лирена и еще одного мужчину — тоже смуглого и черноволосого, но заметно старше, с проседью и сетью морщин на грубо вылепленном лице. Двоих пленников окружало множество воинов, рассчитанное на несколько десятков опасных мятежников, среди которых даже женщины представляли собой немалую угрозу.

Игры обещали быть долгими, увлекательными и зрелищными. Но обещания не сдержали. Двое бунтарей в окружении целой толпы стражи и роя оружейных шаров с молниями внутри выглядели насмешкой над силой храма, над властью Пирамидии.

Сущность, владевшая Алканом, тут же заметила это, лицо жреца болезненно исказилось, но отдавать новые распоряжения было поздно.

Открытие Игр и так затянулось. Солнце поднималось всё выше, а полотняные навесы и зонтики, призванные укрыть изнеженную публику от палящих лучей, вряд ли могли спасти от полуденного зноя.

Алкан дал знак, и музыканты, стоявшие через равное расстояние друг от друга по краю арены, извлекли из громоздких незнакомых Маше инструментов ревущие гудящие и бухающие звуки. Зрители прекратили перешёптываться и встали ровнее.

Маша только сейчас заметила, что все стояли, — по-видимому, они поднялись вслед за ней, когда "Тёмная Владычица" устремилась навстречу Росе. Стражники замерли недвижимыми изваяниями.

И только мятежники стояли свободно. Лирен отыскал взглядом Машу, благо сделать это было нетрудно, — самая роскошная ложа располагалась прямо перед ним, — и не отрываясь смотрел на неё, пристально, напряжённо, словно хотел проникнуть в её мысли, заглянуть в душу.

Его товарищ тоже не сводил с неё глаз, но его взгляд был угрюмо-настороженным.