Позже Маша лишь смутно, как сквозь густой туман, могла припомнить путь из Пирамиды. Лирен всю дорогу тащил её на руках, а она то теряла сознание, то проваливалась в странный сон-забытьё, в котором снова видела своё тело, падающее под грузовик, и ещё много чего — картины из жизни иных миров, а может, иных времён и измерений… — то приходила в себя и немедленно начинала волноваться из-за того, что такая тяжёлая, и просила поставить её на ноги, а она уж сама…
Но так и не успев ничего допроситься, Маша снова уплывала в свои таинственные видения, пугая Лирена, и без того спешившего изо всех сил.
Он не без оснований предполагал, что и обмороки её, и видения, о которых трудно было не догадаться по Машиному бормотанию, всхлипам, а то и вскрикам, вызваны тем, что она слишком долго и тесно взаимодействовала с Символом.
Вересу удалось организовать перепуганных слуг и рабов, уцелевших после очищения Пирамиды её Истинными стражами, и уже вместе с ними он добрался до пленников. Относительно здоровых вывели из Пирамиды, а раненых не выпустили стражи. Так что пришлось еще несколько дней организовывать им питание и уход внутри Пирамиды, где их раны заживали с невероятной скоростью.
Впоследствии Истинные стражи Пирамиды, выглядевшие теперь точь в точь как шаровые молнии размером с футбольный мяч, изолировали от людей почти все внутренние помещения, но некоторые всё же оставили открытыми, и жители Равнин и Холмов приносили туда своих больных.
Лишь изредка стражи не допускали их внутрь, но по большей части в лечении не отказывали никому. И хотя это тоже было нарушением правил, так как являлось существенным вмешательством в естественную жизнь местных жителей и, возможно, тормозило развитие у них собственной медицины, но Мастер получил для них разрешение оставить настройки Символа такими, какими заложила их Маша.
Уцелевшие после очистки Пирамиды отряды так называемой храмовой стражи оказались полностью деморализованы. Они лишились командования, проживавшего со всем возможным комфортом внутри Пирамиды, а главное — жрецов, державших в страхе всех — от нищих до правителей — и поддерживавших свои войска при помощи "магических сфер", которые они получали от серых.
Часть стражи разбежалась. Кому-то из уроженцев Островов удалось добраться до побережья и отплыть на родину. Но тех, кто зверствовал больше других и не мог оправдаться исключительно подневольным положением, переловили местные жители и устроили самосуд.
Жизнь постепенно налаживалась. Старая знать, вернее, те из них, кто уцелел, начали потихоньку прибирать власть к рукам. Это тревожило Лирена, Машу и Вереса, но какой у них, в сущности, был выбор?
По крайней мере восстановленный Совет Избранных вернул культ Милосердной Матери, да и вообще вёл себя достаточно осторожно, стараясь не раскачивать лодку и не раздражать народ, ощутивший вкус свободы, но в то же время навести хотя бы относительный порядок.
Тех, кто ранее слишком активно поддерживал жрецов Безликих и проявлял особое рвение в служении им, по большей части перебили сразу после гибели жрецов. Среди таких ненавистных народу членов правящей касты оказались и мужчины из рода Ядвы и Росы. В результате Роса осталась единственной наследницей одного из самых древних, богатых и влиятельных домов Равнин.
Её это обстоятельство не только не обрадовало, но привело в неописуемый ужас, и она едва ли не на коленях умоляла Машу заменить её на месте наследницы и главы рода. По древним законам Равнин это было вполне возможно, и Маше пришлось согласиться после того, как она выслушала доводы Лирена, Вереса, а главное — жены Вереса — Прозревшей Аланы.
— Мало изгнать зло, — произнесла Алана, положив руку на округлившийся живот и глядя поверх Машиной головы своими тёмными глазами, сияющими печальным счастьем, видящими лишь то, что нематериально и недоступно другим.
Лишившись своего чудо-переводчика, Маша усердно учила язык, на котором говорило большинство жителей Равнин, а заодно и диалект Холмов. Но сейчас Алана общалась с ней мысленно, дабы быть уверенной, что всё услышано и понято без искажений.
— Изгнав зло, необходимо немедленно браться за взращивание добра. Иначе зло вернётся — ещё более сильным, чем прежде. Ты изменила судьбу нашего мира, изменила его путь. Знаешь, что это значит для тебя? — Груз ответственности, который тебе нести до последнего дня твоей земной жизни.
— Приняв это наследство, ты войдёшь в Совет Избранных, правящий Равнинами. Постарайся занять в нём ключевое место, используй свой авторитет и плоды победы, пока она не померкла, занесённая пылью времени. Используй и то, что именно с тобой желают вести переговоры вожди Холмов.
— Кажется, я догадываюсь, кто их надоумил, — усмехнулась Маша.
— Догадаться нетрудно, — Алана улыбнулась в ответ. — К счастью, наши вожди пока еще слушают советов Прозревшей. И с Видящей нам тоже посчастливилось. Для Равнин сейчас очень важно наладить отношения с Холмами, — используй это.
Маша поникла.
— Вот уж к чему никогда не стремилась, так это к власти, и в чём никогда не разбиралась, так это в политике…
— Править должны именно те, кто этого не хочет, но сознаёт свою ответственность и помнит о долге, — резко оборвала её Алана. — А за советом тебе есть к кому обратиться, — уже мягче закончила она. — Нам нужен мир и согласие. Не забывай, что есть еще и Острова… Возможно, придёт день, когда нам придётся вступить в схватку со злом, что ещё гнездится там…
Маша охнула и спросила:
— Ты видишь это?
— Пока нет. Острова закрыты пологом неведения. Судьбы их ещё не определены. Там идёт борьба… Но я могу предполагать, что в этой борьбе потребуется наша помощь. А если победят последователи Безликих… Тогда тем более нас ждут непростые времена и новые битвы. Твой друг знает об этом даже больше меня — спроси его.
Маша опустила голову. Куся очень вырос за последние полгода. И менялся он не только внешне — его призвание шамана всё больше и чаще давало о себе знать. Иногда он короткими перелётами добирался до самой вершины Великой Пирамиды Равнин и оставался рядом с Символом, день и ночь сияющим на её вершине.
В последний раз он задержался там на три дня — без пищи, лишь с одной бутылочкой воды. Маша очень волновалась, не зная, как помочь другу. Ведь ему нужны наставники из его народа! Алана призналась, что ничем не может помочь кото-мышу — его дар отличается от её, и она просто-напросто боится вмешиваться в его становление.
В тот раз Куся вернулся до предела измученным, но невероятно довольным. Наконец-то его глаза излучали уже полузабытый лукавый блеск, а он сам, после отдыха, с радостью общался с Машей и Лиреном, подшучивал над ними и носился вокруг, как расшалившийся летучий щенок.
Причины его радости скоро выяснились — к ним под покровом тайны прибыли фоому — разумный народ, делящий планету с сородичами Куси. Кото-мышу удалось совершить невозможное, и при помощи Символа установить с ними контакт.*
(Примечание: Один из фоому — персонаж моего романа "Однажды")
Машу нисколько не напугали эти создания, похожие на округлые комки полупрозрачного желе, щедро украшенные множеством глаз. Она сочла фоому очаровательными. Лирен и Верес были несколько шокированы, но держались спокойно. Остальным жителям Равнин и Холмов высоких гостей благоразумно не показали.
Фоому сообщили, что серые полностью изгнаны из их родного мира, народ Куси с позором изгнал вождя, втравившего их в контакты с этими приспешниками Безликих, и теперь все Кусины сородичи в безопасности. Фоому предлагали доставить Кусю домой. Собственно они и прибыли с этой целью. Но кото-мышь решительно отказался.
— Моё гнездо здесь, — сказал он.
Но на предложение фоому поискать среди его соплеменников тех, кто согласился бы отправиться к нему, ответить отказом хотел, но не смог. В зелёных глазах зажглись искорки надежды, на которые Маша смотрела с болью.
Она их узнавала — это те самые, что мучают и жалят… Та надежда, что тревожно ноет в груди, пока жива, а если умрёт — отравит, словно ядом…
Однако Машины страхи не оправдались. Фоому вернулись ещё через полгода и привезли нескольких юных кото-мышек обоего пола, отобранных из числа добровольцев самым уважаемым шаманом.
— Мы решили, что они не нарушат экологический баланс, — пояснил один из фоому. Этот народ не слишком активно размножается, да и для местных экосистем вполне подходит.
Алана отреагировала иначе.
— Я знала, что так будет, — мягко улыбнулась она. — От Куси произойдёт народ, чьи способности будут превосходить всё то, что доступно его сородичам в его родном мире. Я вижу, что они спасут нас в грядущей войне с Островами…
— Всё-таки будет война? — с горечью спросила Маша.
— Благодаря им, — будет лишь схватка. Они сильнее жрецов Безликих. Твой летучий друг не зря так похож на Стражей Пограничья. У этого народа великое предназначение.
От фоому же Маша узнала, что на планете лесовиков установился мир и покой. База серых уничтожена.
Но в том мире, что Маша посетила первым во время своей невероятной Игры, всё было намного хуже. Фоому передали информацию, полученную от Маши, Высшему Совету Галактики. Эту планету искали и в конце концов нашли, но правящие ей серые формально не являлись захватчиками — мир сдался без боя и сопротивления. Его правители по собственной инициативе заключили с серыми договор.
Однако и там обнаружились повстанцы, которых нашли благодаря Машиному рассказу о тайных обитателях мира "под свалкой". Оставалась надежда, что и этот мир удастся освободить.
Обязательно удастся, если найдётся достаточное число разумных существ, желающих освобождения.
Но коварство тёмных поработителей в том, что они разрушают души своих жертв, и те уже не желают ничего, кроме полной кормушки и развлечений. Даже если за это приходится расплачиваться собственными детьми, не говоря о свободе, которая им вообще не нужна.
— Я помню тебя, — иногда повторяла Маша, глядя в густо-синее небо своей новой родины и вспоминая безымянную девушку-носителя. — Если в твоём мире остались такие, как ты, значит, владычество Безликих будет свергнуто. Я верю.
Однако, что скрывать, чаще в минуты отдыха глядя в темнеющее, расцветающее звёздами небо, Маша думала о Лирене. И не могла поверить своему счастью, сколько бы времени ни прошло — не верилось, что это не сон.
Детей у них быть не могло — фоому подтвердили Машины опасения на этот счёт, но они не стали горевать, а усыновили троих местных сирот, и их дом наполнился детскими голосами и смехом, топотом, гомоном, звоном разбитой посуды и заполошными криками домашнего ящерка, с восторгом игравшего с детьми в догонялки.
Дом наполнился счастьем. И любовью.
Маша старалась не смотреть на себя лишний раз в зеркало, потому что до сих пор понять не могла, как такое счастье могло ей выпасть. Но не смотреться в глаза Лирена было выше её сил, да и кто бы ей позволил…
— Ты не жалеешь, что когда-то вступила в Игру? — спросил Лирен однажды.
— Как я могу об этом жалеть?
— Ты лишилась своего мира…
— Мой мир там, где ты. Я ничего потеряла, а нашла невероятно много. Никогда не думала, что такое может со мной случиться. И потом… наверное, так должно было произойти.
— Ты спасла несколько миров, — улыбнулся Лирен.
— Нет, — нахмурилась Маша. — Вы сами себя спасли, и лесовики тоже, и Кусины родичи. Нельзя спасти тех, кто этого не хочет. А тот, кто хочет, обязательно будет спасён — так или иначе. Эта Игра, наверное, нужна была мне.
— В какие бы игры мы не играли, в какие бы игры не играли с нами… Важен не выигрыш, не проигрыш, не награда. Важен только путь, каждый выбор, который мы делаем. Именно это делает нас теми, кто мы есть. Каждый наш шаг. — Но тут она заметила, что Лирен уже не слушает её.
— Важно, чтобы эти шаги привели тебя ко мне и никогда не уводили — никуда больше, — прошептал он
"Всё-таки слушал…" — подумала Маша, прежде чем все мысли исчезли из её головы, а душа и тело запылали в огне, всепоглощающем огне, к которому невозможно привыкнуть и без которого невозможно жить, если испытал это хоть раз!
Единение тел, душ и сердец — только оно может пылать так ярко и не сжигать. Заставлять распадаться на атомы, но не разрушать. Единое целое, нерушимое единство, которое не разрушить даже смерти. Любовь, которая побеждает всегда.