Маша с трудом переводила дыхание, всё так же уткнувшись Лирену в грудь — ну и хороша же она теперь с лицом, распухшим, как подушка!
Он попытался отвести её в сторону, но тут Модуль едва слышно произнёс:
— Постой… Не отходи от Символа. Здесь я свободен. И могу сказать тебе всё. Могу сказать, как проиграть.
— И как же? — Маша даже голову подняла, забыв о том, как выглядит. — Как мне проиграть?
— Просто. Это очень просто. Настолько просто, что до сих пор никто не догадался. Иногда в Игру попадали те, кто успевал понять, насколько ужасен выигрыш, но никто не смог догадаться, как проиграть. Ты должна признать поражение. И сдать ставку. Твоя ставка — жизнь. Просто скажи, что сдаёшься, и Игра завершится.
— Нет! — Лирен схватил её за плечи. — Нет…
— Ты слышал? — удивилась Маша.
— Да.
— Я решил, что он тоже должен это слышать, — сказал Модуль. — Он имеет право знать.
— Это единственный выход, — сказала Маша, отводя глаза. — Разве ты не понимаешь? Иначе меня ждут нескончаемые муки, я стану просто комком плоти, из которого мерзкие Игроки будут лепить всё, что пожелают, будут развлекаться, как захотят. А потом и душа моя погибнет. Я не выдержу. Я видела перевёртышей — в другом мире. Любая смерть лучше, чем этот ужас. Нескончаемый ужас. Если у меня больше не осталось времени… — закончила она с тайной надеждой.
Может быть, еще хоть чуть-чуть… Ведь еще можно задержаться здесь. Хоть немного… Она не решалась посмотреть в глаза Лирену — боль, что плескалась в них, ощущалась ею физически.
— Да… ты можешь еще задержаться… — прошелестел Модуль. — Это правда… Я не знаю, когда и как Игроки заставят тебя прервать этот Раунд. Помни, что переходить в следующий нельзя. Это будет означать победу.
— Значит… если мы будем осторожны… если спрячем тебя где-нибудь в безопасности… — заговорил Лирен.
Искра надежды загорелась в его глазах, искра, тонущая в океане безнадежности и причиняющая ещё больше боли.
— Да… — почти совсем беззвучно отозвался Модуль. — Да… Может быть… Теперь Игроки потеряли свои преимущества в этом мире, а за Игрой наблюдает Мастер. Может быть, вам удастся продержаться достаточно долго…
Волна облегчения — такая сильная, что ноги подкашиваются… Маша просто повисла на Лирене и точно упала бы — обессиленная всем, что пришлось пережить за последние сутки, — если бы он её не держал.
Значит, можно отложить, можно пожить еще хоть чуть-чуть… Побыть хоть немного — рядом с ним… А потом, когда и если случится что-то такое… что-то ужасное… можно будет просто сказать "сдаюсь".
Неужели так просто? Но почему Модуль кажется таким… подавленным?
Куся перебрался на плечо Лирена и тоже почему-то смотрел на Машу печально.
— Что не так? — резко спросила Маша.
— О чём ты? — делано-безразличным тоном отозвался Модуль.
— Я же слышу, я чувствую: есть что-то ещё. О чём ты не договариваешь? Не тяни, прошу!
— Просто… я… хотел… Я думал… Ты могла бы помочь мне. Но я не вправе просить об этом.
На миг горло сжало спазмом. Ну конечно, не может быть всё так хорошо и просто. Не может. Не вправе? Если кто-то и вправе, так именно он. Это она не может не помочь ему. Что бы это ни значило.
— Как? Как я могу помочь тебе?
— Освободить… Если… Когда твоя Игра закончится, я снова попаду в руки Игроков…
— Нет… только не это… — Маша даже пытаться представлять не хотела, что они могут сделать с ним. — Нет. Я помогу тебе. Если можно тебя освободить… Я должна признать поражение прямо сейчас, да? Я согласна… — она наконец подняла глаза на Лирена.
Ну и ладно, что опухшая от слёз, страшная… ну и ладно. Пусть забудет её, пусть встретит другую! Ничего в ней хорошего нет. После слёз она всегда выглядела, как розовый поросёнок или подушка со щёлками вместо глаз и розовой картофелиной вместо носа.
Нет… не забудет. Этот отчаянный взгляд. Никакими словами его не передать. Не передать эту жгучую тоску. Но он не сказал ни слова, не пытался её отговорить. Потому что именно такой он знал и любил её. Она не могла иначе.
— Если бы я мог отдать жизнь вместо тебя, — сказал он тихо.
— Нет уж, — всхлипнула Маша. — Ты же настоящий мужчина, вот и возьми на себя то, что тяжелее. Тяжелее оставаться, чем уходить. Тяжелее жить, когда…
— Когда потерял самое дорогое, — безжалостно закончил он.
— Подождите, — вмешался Модуль. — Всё не так плохо. Если получится…
— Получится — что? — Маша вздрогнула всем телом от еще одного, такого болезненного укола надежды.
Кто сказал, что надежда поддерживает и даёт силы? Она терзает и ранит. По крайней мере их простая, земная надежда, на жизнь, на счастье…
Другая — надежда на Вечность, на то, что там они найдут друг друга, — да, она одна и держит над пропастью, даёт возможность дышать.
— Я не могу объяснить. Не могу сейчас сказать… Иначе точно не выйдет. Это… против правил.
— Кажется, мы уже все их нарушили, — усмехнулась Маша.
— Да, это так, — раздался глубокий мелодичный голос.
В сиянии, исходящем от Символа, появилась огромная фигура, изящная, несмотря на свои размеры. Она переливалась светлым золотом, за плечами трепетали белоснежные крылья.
Все замерли. Даже Модуль замер, — Маша это ощутила.
— Мастер, — прошептал он через несколько мгновений полной тишины.
— Мы всё-таки встретились снова, Мария, — произнёс тот, кого Модуль назвал Мастером. — Я вижу, что моя сумка тебе пригодилась.
— Ещё как… — пробормотала Маша, опустив глаза. Смотреть в лицо Мастеру было невозможно — слишком яркий, хотя и мягкий свет.
— Спасибо вам огромное. Если бы не вы…
— Ты всё сделала сама. Ты молодец. И я думаю, что тебе приятно будет узнать: Игры больше не будет. Принято решение её закрыть.
— Как её вообще допустили? — шалея от собственного нахальства, спросила Маша.
— Люди… и другие разумные существа со свободной волей. Свободной. Твой дед это хорошо понимает и тебе объяснял, помнишь?
Маша молча кивнула.
— Это вы позволяете или не позволяете одним или другим силам управлять вашей жизнью, вмешиваться в неё. Вы сами решаете. Открываете души злу — и оно приходит. Порабощает, терзает, делает всё то, что злу и присуще. Чего же еще от него ожидать?
Добро не навязывает себя. Никогда. Оно не совместимо с насилием. Когда вы открываете ему души — оно приходит. Не раньше. И не позже. Но не выламывает дверей. И не запрещает вам заигрывать со злом. Иначе вы никогда не поймёте, что такое зло, и никогда не откажетесь от него.
Люди позволяют демонам играть собой. До тебя все, попавшие в Игру, играли по её правилам — в большей или меньшей степени. И только ты доказала, что Игра противоречит Высшему Закону. Что попавший в Игру может не быть игрушкой. Можно сказать, что ты сломала Игру.
— А Модуль… Что будет с ним? Он ведь тоже — сломал Игру. Без него ничего бы у меня не получилось!
— Но он прошёл свою Игру давно. Он получил свой выигрыш, — очень печально ответил Мастер.
— Должен быть выход! — возмутилась Маша. — Он больше не Игрушка! И не Модуль. Он личность. Он спас нас всех! Ведь это он вернул меня сюда.
— Ты помнишь, кто ты? — спросил Мастер.
— Я… — едва слышно прошелестел Модуль, — помню… Я… предатель. Убийца. Когда-то я был мальчишкой-сиротой, потом стал умелым и удачливым воришкой на планете, название которой я уже забыл. У меня не было ничего своего. Весь мир вокруг казался чужим. И всё же… Я не был совсем одинок.
У меня был друг. Мы вместе выросли, вместе голодали, воровали, сбегали от стражи и отбивались от других воров. Мне казалось, что у нас одно сердце на двоих. Да… но оказалось, что это было его сердце…
— Однажды мы ограбили богатого купца. Среди денег, драгоценностей и безделушек нашёлся билет на сеанс к знаменитой гадалке. Друг предлагал его продать, но мне захотелось пойти. Наверное, это честолюбие не давало мне покоя.
— Я с малолетства грезил то о несметных богатствах, то о том, что меня отыщет родня королевского рода, из которого в моих мечтах я был когда-то похищен, то о том, что в меня влюбится принцесса… Друг согласился уступить мне билет, и я пошёл к гадалке.
— Она сказала, что я пострадаю от предательства. Или я сам убью того, кто мне ближе всех, или тот человек убьёт меня. Я был потрясён, не хотел в это верить, но потом нашёл десятки подтверждений тому, что друг завидует мне, хочет завладеть всем, что мы успели скопить. Потом я понял, что эти подтверждения не стоили и горсти пыли. Но тогда на меня будто нашло помрачение.
— Гадалка сказала, что я должен нанести удар первым и тогда, доказав свою решительность, я получу право вступить в Игру. Игру, проиграть в которой невозможно, а выигрыш позволит мне стать… кем угодно… — он замолчал.
— И ты сделал это… — прошептала Маша.
— Да. Я убил друга. Убил того, кто доверял мне, кто был мне ближе всех. Потом я понял, какое изощрённое коварство заключалось в её словах. Точно так же, как выигрыш в этой подлой Игре даёт возможность "стать кем угодно", но КОМУ угодно — не уточняет. Так и она сказала мне, что я "пострадаю от предательства". И кто скажет, что я от него не пострадал?! Но это было МОЁ предательство. Я стал предателем. Когда я набросился на друга, он попытался сопротивляться, — "или я сам убью его, или он убьёт меня"…
— Так и случилось. Но у него не было шансов. Он был слишком потрясён моим нападением. Позже я думал, что для меня было бы в тысячу тысяч раз лучше, если бы он меня убил. И если бы даже он был предателем — лучше бы я верил ему и оказался жертвой. Лучше быть обманутым, чем обманщиком. И убитым, чем убийцей. Но мне понадобилось пройти все круги ада, чтобы осознать это.
— Ты всё ещё хочешь ему помочь? — спросил у Маши Мастер.
— Да! — твёрдо ответила она.
— Ты понимаешь, что это рискованно? Ты можешь погибнуть. Я знаю, что он собирается сделать, какую лазейку использовать. И я не стану мешать. Но и помочь не смогу. Ты можешь лишиться своей ставки в Игре, если признаешь поражение. Ты можешь умереть. Хотя это не так уж страшно, ведь жизнь бесконечна, она лишь принимает разные формы. Но тебе будет тяжело расстаться с тем, кого ты нашла и полюбила…
— Да, очень тяжело. Но я рискну.
— Хорошо. Я знал, что ты поступишь именно так. И я рад, что не ошибся в тебе. Есть ли у тебя какое-то желание — относительно твоей прошлой жизни в твоём мире. Там тебе не жить в любом случае.
У Маши смутно забрезжило понимание того, что собирается сделать Модуль, но она отогнала эти мысли. Сейчас не до этого. Надо собраться и подумать о том, как завершить свою земную жизнь. В голову ничего не шло. Вспомнилась Маришка, дети…
— Завещание-то я не написала! — с горечью сказала Маша. — Маришке с детьми квартира пригодилась бы.
— Ты хочешь, чтобы твоя квартира досталась им? — с лёгкой улыбкой, как показалось Маше, уточнил Мастер.
— Да. Вам это, может, ерунда… А в нашей жизни непростой лишней она им точно не будет. Можно сдать, например, хоть и однушка да в Москве… — Маша смешалась и замолчала, смутившись.
— Это не ерунда, — сказал Мастер, ласково глядя на Машу.
Она не видела его глаз — не могла смотреть ему в лицо, но эту ласковость взгляда странным образом ощутила всем телом. И всем сердцем.
— Будет исполнено. Тоже, конечно, нарушение правил. Но завещание задним числом я тебе оформлю, не беспокойся.
— Хорошо, — успокоенно кивнула Маша, — спасибо.
— Прощайтесь, — печально произнёс Мастер. — Вам нельзя так долго здесь находиться. Ещё пара минут — не больше. Потом ты должна или уйти отсюда или — признать поражение.
— Понятно… — Маша подняла глаза на Лирена. — Всё получится, — прошептала ему.
Перевела взгляд на Кусю. Тот встряхнулся. Глаза у него сейчас тоже казались припухшими и заплаканными.
— Получится! — поддержал он. — Обязательно. А не то я тебя везде отыщу и покусаю — так и знай! — он стремительно лизнул Машу в щёку и перепорхнул на плечо Вереса, усевшись спиной для верности. Чтобы не мешать.
— Я люблю тебя, Кусь, — прошептала она в эту пушистую спину, прикрытую бархатными крыльями. Крылья дрогнули, но голова на напряжённой шее не повернулась.
— Я тебя тоже, — буркнул кото-мышь. — Ты ж знаешь.
— Да… — откладывать больше было никак нельзя, Машин взгляд поднялся до уровня глаз Лирена и… пропал там, потонул и растворился без остатка. Потом глаза Лирена почему-то стали большими-большими — заслонили всё, весь мир. Оказывается, это он придвинулся так близко, — поняла Маша, когда ощутила его губы на своих губах.
Жёсткие, решительные, без слов доказывавшие ей, что она принадлежит ему — отныне и навеки — она его, и никогда, никуда ей не сбежать! Никуда не деться. Никогда. Они были одним целым, сплавившимся друг с другом, слившимся, как две жидкости в растворе — не разделить! Никогда.
Их не смогут разлучить. Разве это — пылающее, захватившее всё существо, пронизавшее пламенем каждую клеточку, — разве это поцелуй?! Это нерушимое соединение двоих — в одно. Навсегда.
Когда окончательно закончился воздух, Маша открыла глаза и снова утонула в чёрном пламенеющем взгляде. Разве чёрный цвет может пламенеть? Оказывается может. Так, как не снилось всем другим цветам. Так, что Маше показалось — она уже умерла и распалась на мельчайшие частицы.
От неё ничего не осталось — только душа, падающая в раскалённую тёмную бездну. Совсем не страшную. Ласковую бездну. Она будет падать в неё целую вечность. И ничего больше не нужно. И ничего больше не существует.
И всё же… Она не знала, откуда взялись силы прервать падение. Но только на миг — чтобы вспомнить, что нужно сделать. Нужно просто сказать несколько слов. А потом — она продолжит это падение — в этой жизни или в другой… Везде.
— Я сдаюсь, — сказала Маша. — Я признаю своё поражение. И отдаю свою ставку в Игре. Я проиграла.
***
Кажется, что-то разбилось с хрустальным звоном, мир вокруг кружился, переворачивался и ломался с хрустом и треском. Или это голоса тех далёких чудовищных теней, что вдруг померещились Маше?
Теряя сознание, она видела залитую августовским солнцем улицу. Несётся грузовик, падает под него девушка в светлом льняном костюмчике…
— Позволь мне забрать твоё тело, — прозвучал голос Модуля. — Моя душа может войти в твоё тело.
— Оно же сейчас умрёт… — вяло удивилась Маша, сознание её неумолимо меркло.
— Это именно то, о чём я мечтал веками. Я могу умереть в твоём теле. Вырваться. Разорвать связь с материальным миром. И наконец-то умереть. Пойти своим путём искупления и перерождений. Если удастся, Игроки меня уже не достанут.
— А я?.. — спросила Маша, из последних сил сопротивляясь небытию.
— А твоя душа останется в том, что когда-то было моим телом. Для тебя всё останется так, как сейчас. Твоя душа будет жить в теле перевёртыша. Пока не придёт твой срок. Тогда и тело моё вернётся в круговорот жизни и смерти.
— Ты согласна? — спросил он с мольбой. — Я не могу сделать это без твоего согласия. Ты отдаёшь мне своё тело?
— Да… — прошептала Маша с невыразимым облегчением.
Как же всё просто. Лишь бы получилось! Но оно должно, должно получиться! Ведь и Мастер на их стороне.
— Благодарю тебя… — прошептал Модуль и исчез.
Маша ощутила пустоту там, где, оказывается, всё это время был он. Где-то глубоко внутри, в потаённом уголке сознания.
И еще в последний момент она успела увидеть, как замерший стоп-кадром грузовик рванулся вперёд, ожила летняя улица, а девушка с оборванным ремешком от старой сумочки в руках отлетела на тротуар от страшного удара и нелепо упала.
Безжизненное тело. Каждый видит своё безжизненное тело хотя бы один раз в жизни. Вернее — один раз в смерти. И, как и многие другие, к телу этому Маша никаких особенных чувств не испытывала. Это было… странно. И только.
Но её случай отличался от всех прочих тем, что она прощалась не только с телом, копия которого при этом осталась при ней, — она прощалась с Другом.
— Прощай, — прошептала Маша. — Я верю, что твой друг простит тебя. Не может быть иначе. Прощай.