В сырой дождливый день у меня вдруг заболел живот. Я не испугалась, пошла в магазин, думала, что развлекусь — и тянущая боль пройдёт. Но она так усилилась, что я решила на обратном пути зайти к Валентине Григорьевне, надеясь там застать Ивана Петровича. Он был дома! Хирург мой посоветовал лекарство, и я ушла. Но дома мне становилось все хуже, боль усиливалась. Володя вызвал «неотложку». Врач скоро приехал, велел собираться в больницу, говорил об отравлении или необходимости операции. Тогда мы решили ещё раз обратиться за советом к Ивану Петровичу. В двенадцатом часу ночи кто-то из старших детей сбегал к нему, поднял его из постели.
Хирург долго щупал мой живот, пальцы его проверяли поочерёдно то мою печень, то поджелудочную железу и т. д. Врач как будто видел все сквозь кожу. Он дал мне в руки грелку. Куда её деть? Я сунула её под спину. Врач сказал:
— Вы машинально греете спину? Ясно, ясно... Отец Владимир! Наполните ванну горячей водой, так, чтобы терпеть было можно. И ведите жену в ванную. В воде ей, возможно, станет легче.
Я опустилась в горячую воду и через три минуты засмеялась: «Боль прошла!»
Но Иван Петрович предупредил нас, что боль ещё не раз повторится и в эту ночь, и в дальнейшем: «Горячая ванна будет вам первой помощью: у вас в почках песок, который выходит по мере расширения от тепла сосудов». Так началась моя болезнь, которая тянулась целых восемь лет. Каждые два-три месяца начинались болезненные приступы, сопровождавшиеся и повышенным давлением, и слабостью усталого от боли сердца. Тогда я много лежала, спала или читала, лёжа в подушках и с грелкой. Лекарства разрушали каменные отложения в почках, но эти же лекарства разрушали и зубы, и кости; в пальцах тоже начались отложения солей, руки болели.
Но надо же человеку что-то терпеть. Господь знает, кому какой крест посылать. Он же посылает и Свою помощь, Своё утешение, которое озаряет жизнь. Дети мои знают этот период моей жизни, но для мира он пока закрыт. Скажу только, что нет слов, чтобы выразить мне Господу мою благодарность... Внешняя жизнь семьи нашей текла обычным путём: старшие трое детей получали среднее специальное образование в музыкальном училище, Люба и Федя кончали десятилетку.
Ездили дети в храмы уже самостоятельно, так как в районе, где мы жили, храма тогда не было. Старшие предпочитали посещать Елоховский Богоявленский собор. Мальчики выделялись из толпы своим ростом, их заметили и однажды позвали в алтарь. Митрополит Пимен узнал их. Он спрашивал меня, когда посещал храм батюшки в Лосиноостровской, на престольном празднике: «Ну как, иподиаконов-то мне растите?» И вот в соборе Колю и Симу подвели к митрополиту.
— Сколько вам лет? — спросили у ребят.
— Шестнадцать и семнадцать! — был ответ.
— О, тогда ступайте отсюда, растите ещё!
В конце 60-х годов советская власть не допускала несовершеннолетних к участию в богослужении. Феденька разложил с отцом на столе карту Москвы, отметил крестиками открытые в те годы храмы: их было совсем немного, около сорока. Отец Владимир объяснил сыну, на каком транспорте и куда удобнее доехать. Феде хотелось все посмотреть. Он объехал многие храмы, но лучше собора в Елохове не нашёл и тоже стал ездить туда.
Ко мне сынок был очень внимателен, всегда помогал чем мог. По утрам он сам просыпался, сам завтракал, сам уходил в школу, стараясь не тревожить меня. Правда, старшие тоже так поступали, беря пример с отца, но те были уже почти взрослые. А Федюша с девяти лет стал самостоятельным. Удивительно, как Федя чувствовал моё состояние. Мои мысли передавались ему.
Однажды под большой праздник я ему сказала, что болею и не пойду в храм. Он уехал один. Но прошло около часа, мне стало полегче, и я тоже поехала в собор. Я не пошла вперёд, так как храм был полон, а встала в приделе, сзади. До конца службы оставалось ещё около часа, когда я почувствовала, что силы меня оставляют. «А до дому далеко ехать городским транспортом — так тяжело мне одной... Вот бы за Федюшу держаться, так бы легче было идти в темноте», — думала я, поглядывая издалека на черненькую головку сынка, которая виднелась далеко впереди храма. Смотрю, мой Федя начинает тревожно оглядываться, всматриваться в толпу. Я гляжу на него, но он меня не видит.
Однако Федя поворачивается и идёт ко мне, будто ища меня глазами. Он скоро подошёл ко мне: «Мама, ты тут? А я почувствовал твой взгляд, стал искать тебя». Так Господь, вездесущий и любящий нас, даёт рабам Своим чувствовать нужду близкого человека.