Переживания за взрослых детей

Первые недели после смерти бабушки я провела у них в квартире, разбирая вещи покойной, наводя порядок и заботясь об овдовевшем отце. Он много плакал, читал заупокойные акафисты и говорил: «Ведь Зоечка меня к Богу привела!»

Я вспоминала тогда рассказ мамы: «На лекцию В. Ф. Марцинковского (на тему «Кто был Иисус Христос») пришёл в зал Технического училища новый человек. Он был в военной форме и сидел все время, облокотившись на руку, которой закрывал глаза. По лицу его потоками все два часа струились слезы». А папочка мой говорил: «Я пришёл на лекцию неверующим, а вышел — верующим».

Близость к Зое, к своей невесте, а потом жене, зажгла в сердце папочки моего христианскую любовь, которой непрестанно горело сердце моей мамочки. Она ушла в иной мир, но супруга своего поручила нам. Надо было его утешать, восстанавливать в скорбной душе его радость жизни, ведь события шли своим чередом. Освободилась комната мамы, в доме не стало хозяйки. Я все чаще и чаще стала намекать

Коленьке, что пора бы ему подумать о женитьбе. Уже целых семь лет он не расставался с любимой девушкой, с которой вместе учился в консерватории.

В престольный праздник храма Святых мучеников Адриана и Наталии литургию приехал служить к нам в Лосинку митрополит Пимен. Наш сын Николай был в тот день в числе иподьяконов. Он приехал в храм вместе со Светланой, которую поручил мне. «Уж ты, мамочка, встань со Светочкой так, чтобы ей было видно всю торжественную службу, чтобы вас не затолкали», — попросил меня сын. Я прошла с девушкой заранее к самой солее, где мы и стояли до конца молебна.

После службы нас пригласили к праздничному столу. Я сидела недалеко от митрополита, рядом с другими матушками, а Коля со Светой — в конце стола, где разместилась молодёжь. В конце трапезы я спросила митрополита Пимена:

— Владыка, вот на вашей службе сегодня народу было так много, что и руку не поднимешь, чтобы перекреститься. А дьякон, как всегда, произносил: «Оглашённые, изыдите!» Что делать не крещёному ещё человеку, если нельзя пробиться через народ к выходу?

Митрополит ответил густым басом:

— Хоть караул кричи, но выходи!

Я взглянула на Колю и Свету. Они поняли, что камень был брошен в их огород.

В тот вечер я отдыхала в постели в нашей квартире. Светочка сидела около меня. Я сказала ей:

— Деточка, ты поняла, что ответ митрополита относится к тебе. Мы, конечно, очень рады, что ты с Колей посещаешь церковные богослужения. Но надо бы креститься...

Девушка взглянула мне в глаза и тихо произнесла:

— Помогите мне креститься.

— О, дитя моё, я — с радостью! Я сошью тебе длинную белую рубашечку для крещения... Мы с тобой устроим все так, что комар носу не подточит, никто об этом не узнает. Ты взрослая, для родителей твоих это останется тайной.

— Да, конечно, — согласилась Света.

Тёмным осенним вечером мы со Светой взяли такси и поехали далеко за город. Накануне я договорилась со знакомым священником, что он будет нас ждать. Мы нашли отца Валериана в маленькой сторожке храма, где он приветливо встретил нас. Он был мужем моей крестницы, а старушка, сидевшая рядом, была вдовствующей матушкой моего крёстного, отца Константина. Любезно расспросив друг друга о здоровье членов наших семейств, мы перешли к делу.

— А вы подготовили девушку ко крещению? — спросил священник.

— Нет, я её не готовила. Сын наш Николай с пятнадцати лет дружит со Светой. Надеюсь, что за семь лет он хорошо подготовил её.

— А какие у него с ней отношения?

— Самые сердечные, самые близкие.

— В дальнейшем, может быть, ваш Николай со Светой и венчаться захотят?

— Как Бог даст. Мы будем рады.

— Тогда, матушка, вам не следует быть её крёстной матерью. Духовное родство может помещать их браку.

Мы учли слова священника и попросили его тёщу быть крёстной Светлане. Елена Владимировна охотно согласилась.

Отец Валериан взял ведро с водой и пошёл в храм, будто бы убираться. Минут через десять пришли и мы. Электричества мы не включали, зажгли свечи, заперли дверь.

Тихо, благоговейно, не спеша читал священник положенные молитвы. Но вот Светланочка уже стоит в белой длинной рубашечке, с распущенными волосами, со свечой в руке. Мне казалось, что вся она искрится чудесным светом, что личико её девичье сияет неземной красотой. «До чего же она прекрасна, — подумала я впервые. — Как Коленька заметил это раньше меня!»

Крестившись тайно от своих родителей, Светлана вместе с Колей продолжали посещать храм, приобщались Святых Тайн. Мы с мужем давно желали супружеского счастья своему сыну, поэтому были рады, когда Коленька заговорил о свадьбе. Торжественное венчание, потом — ресторан... Так события следовали одно за другим. Но все они сопровождались горячей молитвой за детей, которые остаются в сердце матери, несмотря ни на какие внешние обстоятельства.

Особенно сильно молилась я в тот месяц, когда сына Серафима призвали в армию. Он рассчитывал служить в оркестре ПВО, играя на контрабасе, но по ошибке (в первые месяцы службы) он попал в какие-то леса, где солдаты валили деревья, таскали бревна. Видно, тяжела была эта служба, потому что за два месяца Сима похудел на пятнадцать килограммов. А у меня за него изболелось сердце. Я знала, что Сима молится, что просит у Бога вернуть его служить в Москву, в ансамбль, где его ждали, откуда на него в часть присылали запрос за запросом, уже пять раз. Но начальство убирало запросы «под сукно», не обращая на них внимания. Видно, не хотелось им расставаться с сильным, бравым солдатом, который вдохновлял ребят своей усердной, добросовестной работой. Я все надежды возлагала на заступничество святителя Николая, которому непрестанно горячо молилась за сына.

Наконец, в зимний праздник святителя Николая (19 декабря), Сима вернулся в Москву. Он так изменился, что дедушка его сначала не узнал. Радости не было конца! С того дня Серафим часто приходил домой, ночевал даже, а утром ехал в Дом офицеров, где проходили репетиции их оркестра. Со своим ансамблем Серафим два года ездил по всей России, дважды даже летал за границу: он побывал в Ираке и Риме.

И не раз сердце моё материнское подсказывало мне, что над кем-то из дорогих моих детей нависла грозная опасность. Я оставляла вдруг все дела, уединялась, обращалась с горячей молитвой к милосердному Богу. Пресвятая Дева как Мать становилась близка мне. Она ведь тоже в жизни Своей постоянно опасалась за Сына Своего. Она понимает тревогу матери. К Богородице, святителю Николаю, к отцу Серафиму Саровскому поочерёдно обращалась я. А то и к батюшке Иоанну Кронштадтскому, близкому к нам по крови и времени. Сколько же у нас заступников пред Богом! Господь никогда не отвергнет их просьбы. Да так оно и бывало.

Однажды Серафим со своей частью перелетал из одного города в другой на иностранном самолёте, который был неисправен. Вернувшись домой, сын рассказывал: «Мы падали то вправо, то влево. Летели вниз... Казалось, что гибель наша неизбежна. Я все время молился святителю Николаю. И вдруг будто неведомая сила подхватывала нас, выравнивала полет самолёта, и мы продолжали лететь. Так случалось несколько раз, но минут через двадцать мы все же благополучно приземлились там, где и должны были сесть. Смотрю — бегут к нам со всех сторон, шумят, кричат что-то по-своему, окружают нашего переводчика, осматривают самолёт, качают головами. Потом переводчик объяснил нам, что все весьма удивлены нашему благополучному приземлению. Поломка самолёта была так серьёзна, что он неминуемо должен был разбиться. И, однако, он чудом долетел! Народ видел, как самолёт летел и падал, поэтому на нас, солдат, смотрели как на спасшихся от верной смерти. Я-то знал, кому мы обязаны спасением, — Николаю Чудотворцу».

Это поведал нам сынок, вернувшись с гастролей. Слава Богу, детки наши выросли и научились искать помощи у Всевышнего. «Призови Меня в день скорби, и Я услышу тебя, и ты прославишь Меня», — говорится в Священном Писании.

А сын наш Федор служил в десантных войсках, много раз прыгал с парашютом. Он часто писал нам письма, потому что мы долгое время с ним не виделись и он скучал по дому. Часто поздно вечером мне не спалось, и я, лёжа в постели, начинала писать Феде письмо. Я чувствовала его близко, рядом. Получая ответные письма, я замечала, что и Федюша в те же вечерние часы того же дня писал нам. Сбывалась пословица: «Сердце сердцу весть подаёт».

Были у нас с батюшкой и заботы, и скорбные переживания — всего не опишешь. Да и не имею я на то право, так как дети наши, слава Богу, живы и сами могут (при желании) поведать о дивных путях Божиих, ведущих их ко спасению. Но до чего же мы с батюшкой одинаково переживали за детей! Я, бывало, тихо, шёпотом, спрошу среди ночи мужа (а мы всегда спали с ним на разных кроватях): «Ты спишь?» А он в ответ: «Где там...» Я шепчу: «То-то».

Но Бог миловал. Под конец жизни своей отец Владимир видел всех детей счастливыми, любящими, служащими Богу. Николай и Федя стали священниками, имеют многодетные семьи. Серафим стал монахом, теперь он епископ Сергий. Обе дочки руководят церковными хорами, живут рядом, растят детей. Люба — матушка, милый муж её — настоятель монастыря.

Так хранит и благословляет Господь всех надеющихся на Его милосердие.

Загрузка...