Когда Феде было четыре года, я в Москве навестила свою подругу детства Лиду Каледа. Она была дочерью священника Владимира Амбарцумова, арестованного в начале 30-х годов. После моей свадьбы, когда я переехала жить в Гребнево, я Лиду не видела. За эти годы она вышла замуж за человека «нашего круга», а именно за Глеба Каледу, родители которого были когда-то членами христианского студенческого кружка. Глеб и Лида жили первые годы в общей квартире, имели лишь одну комнату, хотя детей у них уже народилось шесть человек. Я сочувствовала Лиде, поэтому приезжала к ней с тем, чтобы взять к себе в Гребнево, хоть ненадолго, одного из её детей. Родители охотно отправляли со мной Кирюшу, который был ровесником Феде и ещё не ходил в школу. Он был худеньким ребёнком, и мне всегда хотелось подпитать Киру парным молоком. Кирилл подружился с Федей и охотно гостил у нас как летом, так и зимою.
Перед Новым годом все мои дети съезжались в Гребнево на рождественские каникулы. В школах уже все отпраздновали новогоднюю ёлку, но дома я ёлочку долго не ставила. Я говорила детям: «Сейчас последняя неделя Рождественского поста. Наш христианский праздник ещё не наступил. Будем же послушны уставам Православной Церкви, веселиться и праздновать Рождество Христово будем 7 января. Накануне сочельника и мы поставим ёлочку в доме. У нас запахнет смолою, хвоей, украсим деревце, почувствуем Праздник. А пока — гуляйте, клейте игрушки, цепи, флажки, украшайте дом и с нетерпением ждите праздника. Тогда придут гости, вы получите подарки, начнёте кушать мясные блюда и колбаску, по которой давно соскучились».
Ребята не спорили, они с детства привыкли к тому, что семья наша празднует Рождество 7 января. С утра все дети отправлялись гулять, кто на лыжах, кто с санками на горы. Компания была весёлая, шумная. К нашим присоединялись дети гребневских священников, приезжавшие в село на каникулы из Москвы и других мест, где дети жили с родителями.
Перед Новым годом мимо нашего дома проходило много людей, нёсших из лесу ёлки. Ребята знали от сверстников, что лесник с собакой ходит по опушке, охраняет ёлочки. Но и нашим детям захотелось самим срубить себе деревце. Ещё летом, гуляя, они любовались на молодой ельник, выбирая себе ёлочку на Рождество. Считать рубку ёлки за грех, за воровство — это и в голову никому не приходило. Ведь лесу у нас конца-края нет, то и дело встречаются заросли молодого ельника. И вот, вооружившись детскими топориками, вся шумная компания отправилась в лес. Федя с Кириллом просили взять их с собой, но старшие отказывались: «Снег глубокий, вы завязнете, не дойдёте».
Тогда я пожалела малышей и пошла с ними в лес, усадив Федюшу и Киру на саночки. Дорожка не утоптанная, мне было тяжело. Старшие взялись помогать мне, но устали и убежали вперёд за товарищами. Я просила малышей идти ножками, они покорялись, но без конца падали. Так мы и отстали, пришли на опушку, когда ребята уже рассеялись по лесу. Их крики, смех и говор гулко разносились кругом:
— У кого топор? Дай мне, я срублю вот эту ёлку!
— Нет, моя куда пушистее! Руби обе: одну нам, другую в Москву бабушке отвезём!
— А милиция машины останавливает и ёлочки отбирает!
— Не пихайся!
— Я провалился!
— Дай руку, тащи меня!
Я подошла к детям, сказала им:
— Да вы не шумите, ведь лесник не глухой.
— Он ночью стережёт, а сейчас день! — кричали мне дети в ответ.
Но вот на тропинке из села к нам медленно приближался человек с ружьём, на поводке он держал собаку.
— Лесник! Лесник! — закричали ребята. — Кидайте топор в снег!
Стук прекратился, ёлки бросили, выскочили все на дорожку, бегут ко мне. Я им говорю:
— Ребята, я вас будто не знаю. Со мной только двое малышей. А вы идите вперёд, навстречу леснику, не бойтесь...
Усадила я опять Федю с Кирой, повезла. Смотрю — лесник детей остановил:
— Ёлки рубили? Где топоры?
— Нету топоров! Мы потеряли...
— Вы чьи? Откуда?
— Здешние, приезжие, из Москвы!
Обогнули дети по сугробам лесника с собакой и бегом прочь. А я тащу тяжёлые санки, малыши поглядывают со страхом.
— Чьи это ребята? — спрашивает лесник.
— Мои на саночках сидят, — отвечаю.
Мужик махнул рукой и пошёл туда, где снег был утоптан. Так и вернулись ребята ни с чем. А к ночи за ёлками решили идти взрослые: брат Володи Василий, сосед наш и третий — шофёр наш Тимофеевич. Им ёлки нужны были к Новому году.
Я говорила детям: «Нечего спешить! Люди встречают Новый год, и никому больше в голову не придёт идти в лес за ёлками. А сколько их там срубленных будет валяться -тех, что лесник отобрал! Вот тогда мы и выберем себе самую красивую ёлку! До Рождества ещё целая неделя»-Однако мужчины пошли в лес. Неверующими всегда владеет стадное чувство: как все — так и мы. Дети подошли к окнам, открыли форточки, прислушались: лай собак, выстрелы. Ривва Борисовна в панике: «Ой, в моего Тимофея стреляют! Зачем он пошёл? Мы бы в Москве себе ёлку купили. Убьют мужа!» А выстрелы повторялись. Вскоре вернулся Василий, он был зол и мрачен: «На лесника нарвались! Собаки злющие, а сам ружьём грозит: «Стрелять буду, стой, бросай ёлки!» Мы с Иваном ёлки бросили, идём, а Тимофеич бежать в лес пустился. Так лесник ему вдогонку палил».
Школьный учитель Покровский А. А. тоже был в эти часы в лесу. Мороз, луна, видно все далеко. «Гляжу, — говорит, — человек ко мне бежит. Лесник! Я от него помчал, а он за мной несётся. Я — к домам, человек — за мной. Так и преследовал меня, пока я не скрылся за своей калиткой. Ну, думаю, проследил, теперь знает, кто я. Что-то будет!»
Страх нападал на людей, боялись в те годы всегда и всего, ведь лагеря с заключёнными ещё были повсюду. А бежал-то за учителем не кто иной, как наш шофёр Тимофеич, удиравший от лесника. Вернулся Тимофеич не скоро, ведь крюк больше километра сделал, да и бежал-то по рыхлым сугробам. Он весь дрожал, задыхался, был красный, как рак. «По мне стреляли...» — еле вымолвил. Жена — радостно: «Провались она, эта ёлка! Я чуть вдовой не осталась, а Толька — сиротой!» На колокольне часы били двенадцать, дети спали.
Отец Владимир сказал: «Завтра выезжаем рано, служим в храме благодарственный молебен, а теперь пора спать». Наступил Новый год.
А в первых числах января мы приносили с опушки леса столько пушистых ёлочек! Срубленные, но отнятые у людей лесником, уже никому не нужные. Много ёлочек приносили к церкви, украшали ими «Иордань», готовя её к празднику Крещения. Во дворе храма делали из снега бассейн, среди которого ставили баки для воды. Её освящали на улице. Это было уже через две недели после Рождества.