Под прусским орлом над Берлинским пеплом

Запись 4.

Все моё свободное время уходило на учёбу. С утра до четырёх часов я поглощал труды великих классиков и учёных, а с четырёх до восьми меня ждал Бернд. С первого нашего занятия и до сих пор меня тревожила мысль, что я нахлебничаю за счёт его усталости, ведь платить я был не в состоянии. Долгое время я терзался этой мыслью, пока она, наконец, не сорвалась с моих губ, когда мы вместе рубили дрова.

О, клянусь, как же болели мои руки от непривычки к тяжёлому физическому труду! Но как же сладко я уставал! В эти моменты сон мой был гораздо крепче и избавлял меня от извечных семейных склок и драм.

И вот, Бернд назвал цену, которая показалась мне сущими грошами. Я должен был научить его чтению и письму.

— Вы, барчонок, дадите мне то, что знаете вы, а я вам — то, что знаю я, — объяснил он. И мы договорились, что занятия по металлу и дереву отныне будут занимать три часа, а уроки Бернда — один час.

В доме царила тяжёлая, все ещё траурная обстановка. Родители общались вполголоса, обсуждая способы нового вложения большого состояния и возможности обрести ещё более влиятельных друзей. Возвращаясь домой с охапкой маленьких железных реек, выкованных в мастерской, я стал невольным свидетелем их разговора. Отец сидел спиной к дверям, у которых я замер. Он расположился в дедушкином кресле, напротив камина, и пил чай, держа блюдце на весу и периодически опуская на него кружевную чашку. Мама вышивала, но находилась чуть поодаль от отца. Я стал замечать, что они не так уж часто взаимодействуют друг с другом, как любящие супруги. Раньше я этого не замечал, а теперь почему-то стал присматриваться. Нет, не то, чтобы я заострял своё внимание на проявлениях любви, и, быть может, они просто стеснялись слуг, но в памяти возникал образ Юдит и её мужа Эрнста, как они сидели в обнимку около очага и как она болезненно переживала его смерть. А может, мои родители были просто компаньонами по жизни, не знающими, что такое нежность? В любом случае, они ссорились реже, чем мама и Мичи.

— Ты знаешь, Альберт, — мама оторвалась от полотна, и в её голосе послышались новые, деловые нотки. — Я узнала, что сейчас развивается новое направление, и развивается оно очень быстро.

— О чем ты? — отец оторвал взгляд от тлеющих углей, и в его голосе послышалось ленивое любопытство.

— Об автомобилях, — мать подалась вперёд, и в её глазах загорелся азартный огонёк. — Ты только представь, купить завод сейчас за небольшие деньги, нанять мастеров и со временем стать лидером на рынке! Это же золотая жила!

— Не сомневаюсь, что твой любимый Салуорри уже выкупил всё, начиная с восемьдесят пятого, — саркастично усмехнулся отец, и в его голосе прозвучала неприкрытая издёвка.

— Не смей вспоминать этого ужасного человека! — вскрикнула мать, и её голос прорезал тишину комнаты.

Дьявол был одним из самых полезных знакомств для моих родителей, вот только он никогда не желал иметь дел с Кесслерами. Он был для всех старых графов и баронов бельмом на глазу, ведь как это, сын, доведший имущество отца до разорения, вдруг резко поднял его на огромные высоты, отбирая имущество у тех, кто над ним насмехался. Трое друзей матери потеряли все в схватке с ним. Вызывал он ажитацию не только своими сокрушительными успехами, но и самим именем. В слое верующих богачей вскоре начали ползти слухи о том, что Дьявол — это не просто ироничное прозвище, а самый настоящий властитель Ада. Дочь банкира Баумгартнера — так звали известного бизнесмена-монополиста была его женой и вела дела покойного мужа ничуть не хуже его самого. При этом она растила маленького наследника — Альберта Салуорри и по всем документам являлась его представителем.

Сколько раз мои уши касались маминых рыданий из-за него и его семьи! Какими только эпитетами она его не награждала! В итоге она считала себя его непримиримым врагом и отказывалась слышать любое упоминание о всём их семействе. Но, думаю, тайком она все-таки наблюдала за его успехами, ведь нужно держать врагов близко.

— Мне неважно, чем это семейство владеет, — мать дёрнула подбородком, и в её голосе зазвучала сталь. — Но, если я сказала, что у нас будет автомобильный завод, значит, он будет!

Большие синие глаза матери сделались ещё круглее и шире, будто она уже вообразила себе отказ отца, который, кажется, отказываться и не собирался, но она быстро успокоилась, снова отвлёкшись на вышивку.

Стараясь не звенеть железом, я поднялся в свою комнату и теперь сидел за столом, записывая то, что услышал. Читая эти записи, можно понять, что моя семья не отличается болтливостью друг с другом, поскольку кто-то привык растрачивать лексические извержения на партнёров, а кто-то — оставлять их на бумаге. Мне хватает диалогов с учителями, а те, с кем я возжелал бы вести бесконечные беседы обо всем на свете, либо мертвы, либо находятся далеко.

Теперь о важном. Я сегодня набрал нужные балки уменьшенного размера для создания цепи железной дороги, проходящей по периметру моей комнаты. В мастерской я выкрасил их в черный цвет и теперь буду соединять их со шпалами. Их я напилил предостаточно. На каждой балке я сделал надрезы и выгнул их под нужное, точное расстояние шпал. Я закреплю их на винтики; для этого из мастерской я взял отвёртку. Нужно полностью или частично освободить пол от всей мебели, чтобы я смог прикрепить рельсы к паркету.

Я загорелся новой идеей, и теперь мне не терпится её воплотить. У меня даже рука дрожит от предвкушения!