Под свист пуль [litres]

Глава 8

День выдался хмурый и ветреный. По небу плыли низкие давящие облака, задевавшие за вершины гор и как бы срезавшие их. Скалистые пики становились будто обезглавленными. Заставы, расположенные на высоте двух с половиной-трех тысяч метров над уровнем моря, иногда просто парили над облаками. Погода на их территории тогда резко отличалась от той, что была в районе комендатуры. Здесь могла стоять холодная изморозь, а там было солнечно. Гокошвили не раз наблюдал такую картину, когда ездил в подчиненные ему заставы. Вот и сейчас, направляясь в первую, на самый левый фланг охраняемого участка, он надеялся пробиться сквозь темное облако и встретиться с хорошей погодой.

До конца пути оставалось не более полутора километров, когда машина коменданта врезалась в низкую тучу, моросившую мелким-мелким дождичком. Видимость сразу упала до трех-пяти метров, дальше стояло сплошное бело-серое молоко.

— Сбавь обороты, — досадливо сказал водителю Арсен Зурабович, — на тот свет, понимаешь, успеешь.

Солдат посмотрел на него удивленно: комендант любил быструю езду и редко приказывал снизить скорость. Однако послушно выполнил распоряжения офицера. Лицо майора все время хмурилось. Видно, он был в плохом настроении. Шофер ездил с Гокошвили уже второй год и знал, что в такие минуты надо сразу же реагировать на команду, не то запросто исхлопочешь наряд вне очереди. Комендант был человеком горячим, вспыльчивым. И хотя ни злым нравом, ни вредностью не отличался и взысканиями не разбрасывался, но под горячую руку мог за непослушание всыпать основательно.

Гокошвили был действительно расстроен. Но конечно же не плохой погодой — она у них частый гость, а только что прослушанными последними известиями. Конкретно — выступлением своего именитого земляка Шеварднадзе. Он всегда раньше относился к нему с большим пиететом, считал умным, дальновидным политиком. Когда Эдуард Амвросиевич пришел в Грузии к власти, Гокошвили от души порадовался. Думал: «Вот кто наведет в стране порядок». Как же он ошибся! Многое, очень многое на родной земле пошло с тех пор далеко не так, как хотелось бы. Родственники писали Гокошвили, да он и сам видел во время отпуска, что жить народу стало значительно хуже. Оскудела земля, в упадок пришла промышленность, испортились отношения с Россией. Мало того что Шеварнадзе чуть ли не взашей выгоняет русскую армию из Грузии, требует убрать миротворцев-десантников из Абхазии, стремится вступить в НАТО, так он еще приютил у себя чеченских боевиков. Уж кому, как не им, пограничникам Итум-Калинского отряда, не знать, как вольготно расположились в Панкисском ущелье банды. Их «посланцы» беспрерывно ставят «сюрпризы» на их дорогах, любым способом пытаются прокрасться, пробиться в Чечню через границу. А необходимого оружия и снаряжения у них хватает.

Один из друзей Гокошвили, прежде служивший в Грузинской таможне и изгнанный оттуда за отказ подчиниться не закону, а неоправданному приказу, рассказывал ему такие вещи, от которых, как говорят русские, уши вянут.

— Я сам видел, собственными глазами! — сразу предупредил он. — Клянусь жизнью собственной мамы! Вот ты интересуешься, кто снабжает боевиков?

— И ты знаешь ответ? — иронически спросил Гокошвили, чтобы подзадорить приятеля. Тот тоже был человеком импульсивным, нервным и вспыхнул, как порох.

— Обижаешь, Арсен! Да у нас в таможне каждому все известно!

— Ну а конкретно?

— Есть такая экстремистская организация, которую мы называем «мировое зло». Туда входят представители всех арабских стран и некоторых исламских. Она очень богатенькая и заинтересована в поддержке нестабильности на юге России. Цель — ослабить страну, вбить клин между нею и мусульманским миром. Здесь такие денежки текут, закачаешься! Вот откуда идет помощь боевикам.

— А как же она попадает в то же Панкисское ущелье? Ведь это же территория суверенного государства. Нужно пройти досмотр, заплатить пошлину…

— Фу! Никаких тебе проверок. Делается так. Машины с оружием, взрывчаткой и прочей гадостью выезжают из Турции через посты «Вале» и «Серпи». Естественно, без проверки. Без задержки следуют в таможенный пункт в Лике близ Тбилиси. Там на них, опять-таки без всякого досмотра, навешивают специальные пломбы, которые никто… понимаешь, никто не имеет права вскрывать: ни милиция, ни спецназ, ни внутренние войска. Груз спокойно попадает по назначению. И заметь, ежедневно так проходят не один-два большегрузных автомобиля, а десять — пятнадцать!

Гокошвили, конечно, кое-что слышал о том, что рассказывал приятель, но никогда не думал, что это превращено в систему и делается в таких больших размерах.

Вот почему сегодня заявление Шеварнадзе по радио еще более возмутило его. Грузинский президент практически объявил нашу армию агрессором, бомбившим с самолетов под покровом темноты не лагеря боевиков, а мирные селения в Панкисском ущелье, и пригрозил принять ответные соответствующие меры. Он отказался провести совместно с русскими военными операцию по уничтожению банды Гелаева. Мы-де сами справимся! Черта с два они это сделают! Гокошвили был уверен, что ни сил, ни решительности там не хватает. Уж он-то знает положение в грузинских вооруженных силах. В лучшем случае боевиков будут не уничтожать, а выдавливать из Панкисского ущелья. А они куда попрут? Конечно, сюда, на них. Значит, будет весело. Надо готовиться к серьезным боям. А они, к сожалению, не бывают без потерь.

Гокошвили припомнилась Аргунская операция. Тогда он был еще капитаном и командовал одной из десантно-штурмовых групп, высаживаемой в район Мишихи. Там как раз проходит дорога в Грузию. Надо было преградить путь боевикам. Однако неожиданность нашего удара настолько ошеломила их, что о серьезном напоре речи уже не шло. Они пытались пару раз атаковать заслон, но, понеся потери, отошли. У Гокошвили были ранены лишь два бойца. Разгромленные террористы в основном уходили группками или обратно в Чечню, или в Грузию по тайным горным тропам, известным только местным проводникам…

Машина вынырнула из облака так же внезапно, как и вошла в него. В глаза брызнуло яркое солнце. Арсен Зурабович даже на секунду прикрыл их, не выдержав ослепительного сияния дневного светила, уже довольно высоко поднявшегося над горами. Когда он снова посмотрел вперед, перед ним, как на ладони, открылся великолепный пейзаж. Дикие изломанные скалы круто взбегали вверх по обеим сторонам долины. Местами они были покрыты мелким ветвистым кустарником, казалось, чудом державшимся на такой крутизне. Впереди, извиваясь в тесных каменных берегах, сверкая и переливаясь, тек Аргун, сердито пенясь в многочисленных водоворотах между огромных камней, утыкавших его дно. Громкое недовольное ворчание загнанной скалами воды слышалось даже сквозь гул двигателя.

Там, где дорога обрывалась и нужно было дальше — до самой заставы — шагать пешком, майора Гокошвили уже ждал капитан Найденыш. Видно, ему уже сообщили по рации о приезде коменданта.

Гокошвили знал Найденыша давно, еще молоденьким лейтенантом, у которого, как говорят русские, молоко на губах не обсохло. Познакомились они при довольно странных, если не сказать трагических для личной жизни Арсена обстоятельствах. Гокошвили был тогда начальником заставы на советско-турецкой границе. И надо ж было такому случиться, что из офицеров он остался «на хозяйстве» один: кто-то уехал на учебу, другой заболел. А у Арсена подходил плановый отпуск. В Ереване его ждала Нинон, его дорогая невеста, с которой они намеревались пожениться и отправиться в свадебное путешествие. Даже путевки в шикарный санаторий были уже заготовлены. До строка, указанного в них, оставалось всего ничего. Но дни проходили за днями, а зам все не появлялся. Арсен нервничал. Оставалось меньше недели, и ему пришлось, в который уже раз, позвонить в округ кадровикам и с мольбой в голосе сказать: «Вы же меня без ножа режете!» Его заверили, что все будет в порядке, офицер прибудет буквально днями.

Когда осталось всего двое суток, Гокошвили потерял надежду. Он был по-прежнему на участке единственным офицером. Не оставишь же заставу на старшину — тот совсем недавно окончил школу прапорщиков. Проклиная все на свете и ежедневно звоня в Ереван, чтобы успокоить Нинон, Арсен продолжал нести службу. Граница есть граница. Здесь расхлябанность недопустима, малейшее послабление может обернуться большой бедой.

Было раннее утро. Небо, очистившись от облаков, поголубело, но солнце еще не высунулось из-за гор. Гокошвили только что вернулся с границы после проверки службы нарядов и намеревался завалиться спать. На душе было муторно. Будущее представлялось смутно и далеко не в розовых тонах. Отпуск его, можно сказать, накрылся медным тазом. А он знал, как капризна Нинон, сколько усилий ему стоило уломать ее выйти за него замуж. Если жених не приедет вовремя, возьмет и выкинет какой-нибудь фортель…

Арсен начал засыпать, когда у шлагбаума раздался резкий сигнал машины. Он еще подумал: «Кого это нелегкая принесла? Начальство в такую рань вряд ли заявится. Оно еще небось дрыхнет без задних ног…»

Выскочив на крыльцо, он увидел подъезжающий уазик. Передняя дверца открылась, и из машины выпрыгнул молоденький лейтенант в новенькой «с иголочки» форме, высокий и худой, как верстовой столб. Гокошвили сразу понял, что это и есть его новый зам. Ему прислали явно выпускника училища. Но все равно это было здорово!

Арсен чуть не воскликнул: где же ты раньше был, дорогой! Но суровый вид лейтенанта, евшего, как говорится, начальство глазами, сдержал его.

Молодой офицер, кинув руку к головному убору, отчеканил два шага и представился по всей форме:

— Товарищ капитан, лейтенант Найденыш прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!

Гокошвили хотелось по-братски обнять своего юного помощника, сказать, что рад его приезду, потому как очень ждал его. Но официальный вид того не допускал никаких вольностей. Поэтому Арсен сделал соответствующее выражение лица, отдал честь и молча принял рапорт, ограничив неформальную часть коротким энергичным рукопожатием.

Следом за лейтенантом из машины выползла маленькая толстушка с очаровательной круглой мордашкой, усыпанной, как гриб-мухомор, желто-розовыми конопушками. «А это что за явление?» — не без замешательства подумал Гокошвили о юной особе, мысленно сразу окрестив ее Пуговицей. Но самое удивительное было, что на ней оказалось не партикулярное платье, а военная форма с погонами сержанта. Она тоже представилась официально: назначена, мол, на заставу связистом.

— Моя жена Анастасия Павловна, — немного смущенно прокомментировал лейтенант ломающимся баском.

— О да вы вдвоем приехали сразу! — обрадованно воскликнул Гокошвили, зная, как тяжело живется офицеру одному на далекой, оторванной от привычной цивилизации, заставе. — Это хорошо! Жилье для вас у нас есть. Специально домик выстроили для семей военнослужащих. Сейчас я вас, товарищ Найденов, сам туда провожу.

— Простите, товарищ капитан, — насупился молодой офицер. — Не Найденов, а Найденыш. Прошу не путать!

— Понял, — усмехнулся Гокошвили, окидывая «коломенскую версту» оценивающим взглядом. Лейтенант, как видно, был самолюбив и не без гонорка. Но это даже лучше, подумалось, чем если бы он оказался мямлей, боящейся слово сказать поперек начальству.

Арсен любил волевых людей, с характером, как говорят русские, не сахар. Он любил русские поговорки и старался их запоминать.

— Ну а по батюшке-то как? — спросил Гокошвили уже строже.

— Григорий Данилыч.

— Да какой же он Данилыч? — всплеснула руками Пуговица, и ее маленькая, усыпанная милыми веснушками курноска забавно сморщилась. — Брось ты, Гриша, эту официальщину. Нам же всем вместе служить на заставе! Тут не училище: «Так точно, никак нет…»

— Жена, наверно, права, Найденыш, — согласился с улыбкой Гокошвили. — Нам, понимаешь, в одном котелке действительно вариться. Так что давай в неформальной обстановка как-то попроще быть друг с другом. Я, Арсен Зурабович, ну а ты просто Григорием у меня будешь. Русские отчества как-то плохо, понимаешь, запоминаются.

— Раз вы хотите, не возражаю, — угрюмо согласился лейтенант. Видно, училищная муштра сидела в нем крепко.

Гокошвили снова отметил серьезность парня и порадовался. Такие обычно с большой ответственностью подходят к порученному делу. А это как раз то, что нужно для пограничной службы.

Однако сразу оставить на лейтенанта заставу и умчаться в отпуск Гокошвили не мог. Слишком уж тот был неопытен. Теорию-то знал хорошо, а вот практику… Пришлось Арсену лично провести Найденыша по всему участку охраняемой границы, рассказать о его особенностях, показать наиболее коварные места, используемые нарушителями, пытающимися или проникнуть к нам или уйти за кордон.

Лишь на третий день Гокошвили наконец освободился и стал быстро паковать чемоданы. Но недаром же говориться, что человек предполагает, а судьба располагает. Арсен собирался уже покинуть заставу, как его позвала Пуговица:

— Товарищ капитан, вас к аппарату командующий. Срочно!

Это было что-то из ряда вон выходящее. Обычно сам генерал напрямую с заставами не связывался. Все его команды и распоряжения шли через штабы отрядов и комендатур. А тут вдруг— на тебе!

— Слушаю вас, товарищ Первый, — заскочив в радиорубку, как на заставе звали комнату связистов, крикнул взволнованно Гокошвили в микрофон.

Пуговка постаралась усилить громкость до максимума. Она была как раз дежурной. Арсен не мог не отметить, что она оказалась довольно шустренькой.

Командующий не зря беспокоил Гокошвили. Случилось действительно очень серьезное ЧП. Границу нарушит тяжелый бомбардировщик американского производства без опознавательных знаков. Он шел из Турции — страны НАТО — и углубился в нашу территорию километров на двести. Навстречу ему были подняты два перехватчика. Один из них вскоре дал сигнал нарушителю идти на посадку. Но тот на него не отреагировал. Повернув, он пошел на восток, вдоль границы. Нашему летчику ничего не оставалось делать, как, получив разрешение с земли, открыть огонь на поражение. Но бомбардировщик был оснащен новейшей, возможно, нам еще неведомой, антиракетной системой. Цель не была поражена. Нарушитель спокойно повернул обратно и взял курс на юг, в Турцию. До границы оставалось километров двадцать, не более. Он мог свободно уйти. Ракет у летчика уже не осталось.

«Что делать? — запросил он землю. — Ведь удерет же!»

Но диспетчер молчал, растерявшись. Он не знал, что ответить перехватчику. Время шло. Еще какой-нибудь десяток километров — и нарушителя поминай как звали. И тогда пилот принял отчаянное решение: пойти на таран! Пользуясь преимуществом в скорости, он напал на неприятеля и врезался в него концом правой лопасти. Оба самолета — и наш истребитель, и вражеский бомбардировщик рухнули на землю близ границы, но на советской территории.

Закончив сообщение о случившемся, генерал сказал:

— Вот что, Гокошвили, летчик мог вполне катапультироваться. Есть такое мнение. Подобная возможность у него была. — Командующий помолчал, как бы собираясь с мыслями, и совсем неприказным тоном добавил: — Это произошло в твоем районе, капитан. Попробуй поискать пилота. Подымай всех свободных людей: поваров, шоферов, связистов, отдыхающую смену, — и вперед на поиск. Сейчас наши летуны передадут тебе координаты возможного места падения самолета. Ищи вокруг него. А помощь мы подошлем!

Естественно, что мысль об отпуске мгновенно отлетела на второй план. Через полчаса они уже выступили к границе. Трое суток почти без сна, по пояс в снегу лазили по окрестным горам. Однако найти ничего не смогли. Гокошвили отдал должное Найденышу. Тот не отстал от него ни на шаг, хотя было видно, что дается ему это нелегко. Он же не был альпинистом, как Арсен. За эти трое суток лейтенант еще больше потоньшел. Лицо осунулось, стало остреньким и смуглым, будто его сбрызнули охрой, а не опалило жарким, южным солнцем (лучи его могут запросто обжечь: отражаясь от белоснежных вершин, они приобретают здесь злую колючесть).

Не отстала от мужа и Пуговка. Она тоже, несмотря на кажущуюся хилость, проявила завидную выносливость. Тем более что в группе поиска она была не налегке, а с тяжелой рацией за плечами, и все время держала связь с заставой, где за старшего оставался прапорщик. Арсен с удовлетворением отметил, что Настя, как звали ее все солдаты, с честью выдержала первое трудное испытание. А это значило, что застава приобрела двух достойных бойцов…

А летчик с истребителя был все-таки найден. Он действительно катапультировался. Пытался выбраться из снежного плена, в который попал, самостоятельно. Мог вполне замерзнуть. К счастью, его падение заметили чабаны с ближайшего пастбища. Найти пилота им, опытным верхолазам, не составляло особого труда. Принеся его к себе, чабаны отогрели и накормили летчика.

Лишь неделю спустя после назначенного срока прибыл Арсен в Ереван. В Доме офицеров его встретила злобно глядящая на вошедшего офицера будущая теща.

— И где же это вы, уважаемый, пропадали столько времени? — спросила она ядовитым, ничего хорошего не предвещавшим голосом. — Ах, неотложные служебные дела… И вы не смогли при всем желании…

Помолчала и еще более ядовито спросила:

— А вы знаете, сколько людей было приглашено на свадьбу? Нет, конечно. Так вот сообщаю вам: около ста человек. И для всех была приготовлена отменная закуска… Где она теперь, догадываетесь? Да-да, на помойке!

Нинон отказалась даже встретиться с ним, сообщив в записочке, что не может связывать свою судьбу со столь необязательным человеком. «Ведь ты даже не позвонил», — стояло в конце. Последнее слово «прощай» ударило его в самое сердце…

Арсен попытался еще несколько раз встретиться с девушкой. Но его даже на порог дома не пустили. А потом ее и вовсе увезли куда-то родители. Как заявила при последнем свидании несостоявшаяся теща, от греха подальше, сердце у девочки слабенькое… а вас, подлого обманщика, прощать нельзя!

Через полторы недели Гокошвили, плюнув на все, покинул Ереван и задолго до окончания отпуска прибыл на заставу. Его все-таки беспокоило, как там правит новый кадр. Но все оказалось в порядке.

Несостоявшаяся женитьба надолго отбила у Арсена охоту к таким делам, как ухаживание и сватовство. Через пару-тройку лет он сделал еще одну попытку жениться на понравившейся девушке. Та пообещала сразу же поехать с ним, но в последний момент струсила и отказалась. А иметь жену где-то, живя на границе в одиночестве, Гокошвили никак не улыбалось. Так и остался он до тридцати пяти несчастным бобылем, над которым по этому поводу подтрунивали приятели. Привык! И все-таки одиночество порой так осточертевало, что он готов сам из себя выпрыгнуть. Не зря, наверное, говорят, что холостяцкое существование, несмотря на его кажущуюся вольность и веселье, укорачивает жизнь…

С тех давних пор судьба несколько раз сводила Гокошвили с Найденышем. Потом снова разлучала на несколько лет. Военный человек ведь места службы не выбирает. Куда назначают, туда и едет. Вот и опять они встретились в Итум-Калинском отряде. Только Найденыш был теперь не желторотым лейтенантом, а сильнейшим начальником заставы, прошедшим, что называется, огонь, воду и медные трубы. Недаром грудь его украшали две боевые медали и орден Мужества.

На заставе было тихо и безлюдно. Маячила только дежурная смена.

— А где народ? — поинтересовался у Найденыша комендант.

— Наряды службу на границе несут. Часть бойцов после смены отдыхает. Остальные на хозяйстве. Машины подшаманивают, дровишки заготавливают, баньку готовят. Вы же знаете, какая она у нас классная.

— Значит, начальству приятно сделать хочешь? — засмеялся Гокошвили.

Однако легкая ирония, прозвучавшая в его словах, все же задела Найденыша. Они были как-никак старые друзья.

— Объясните, товарищ майор, — сказал он строго, даже немного с вызовом. — Подхалимством не заражен. Хозяйственный день у нас по плану.

— Ладно, не лезь в бутылку! — хлопнул его по плечу Гокошвили— Жена тоже небось банным делом занимается.

— Никак нет, — рассмеялся Найденыш и в тон своему начальнику не без сарказма сказал: — Настя делает то, что положено к приезду именитого гостя: готовит фирменный обед, на который я вас приглашаю.

— Да, это она умеет, пальчики лизать станешь, — улыбнулся Гокошвили, — смотри только, чтоб твои дровозаготовщики опять на «сюрприз» не нарвались.

— Не беспокойтесь, товарищ майор, за этим сейчас строго следим. Вряд ли боевикам удастся снова подловить нас.

— Не кажи гоп, как говорят русские.

— Скорее украинцы.

— Ладно, не учи ученого… В остальном-то у тебя все в порядке?

— Да как вам сказать…

— Прямо говори. А то молчит, понимаешь. Вижу, что чего-то недоговариваешь. Не первый год знакомы.

Найденыш замялся.

— Не нравится мне одно местечко на той стороне, товарищ майор.

— Позволь узнать: почему?

— Пещерка есть там. По ночам в ней народ крутится, а днем пусто. Что-то вроде таскают. Я в прибор наблюдал.

— Может, грузинские пограничники склад там какой устроили?

— Нет, люди без формы. На пограничников никак не похожи. У одного-двух чалмы на голове я заметил.

— И это под боком у грузинской заставы?

— Так точно. Только они — ноль внимания. Будто это их не касается.

— Посмотреть можно? Тогда веди.

— А как же обед? Может, потом?

— Дело на первом месте, — отмахнулся Гокошвили.

Они неторопливо поднялись на вершину справа от заставы, залегли в высокой траве. Комендант достал бинокль. Найденыш указал ему место. И он долго разглядывал его. Наконец задумчиво сказал:

— Наверное, твоя правда, хотя…

Гокошвили не закончил фразы, и в голосе его прозвучало волнение. Найденыш было подумал, что комендант не очень-то верит в то, что он сказал, стал торопливо объяснять: слева, мол, в редкой «зеленке» и прогалинка есть. По ней запросто можно тяжелое оружие перетащить.

— Конечно, это, может, только кажется, — поспешно добавил он уже с сомнением.

— Перебдеть боишься? — едко заметил Гокошвили.

— Знаете русскую пословицу: у страха глаза велики?

— Нет, Гриша, нам лучше так сейчас, чем ворон ловить. Всего надо опасаться.

— И ведь все это под боком у грузинских пограничников происходит. Вот их застава рядышком стоит. А они — ноль внимания.

— На них ты не рассчитывай! — посуровел Гокошвили, сразу вспомнив свои мысли о Шеварнадзе и его двойственной политике. — Сам гляди в оба!

Он помолчал, разглядывая ровный покрытый густой зеленью склон, подходящий к самой заставе. Место для нападения было и в самом деле очень подходящее.

— Вот что, капитан, — сказал уже приказным тоном, — прикрой-ка эту горку с двух сторон крупнокалиберными. Я завтра же распоряжусь, чтобы тебе тяжелое оружие подбросили.

— Сделаем, товарищ майор.

— И запомни еще одно, Гриша: враг всегда стремится войти там, где его совсем не ожидаешь. Так что о круговой обороне не забывай.

— Это я прекрасно понимаю. У нас по периметру идут сплошные окопы.

— Вот и ладненько. А теперь пошли откушаем кулинарных шедевров, что твоя Настя наготовила.