Всю зиму работали боголюбовцы над внутреннею отделкою храма.
За зиму успело вырасти также не мало изб в новом поселке. Не только из соседних городов, но даже из Южной Руси пришло много народу, прослышав, что любимый ими князь поселился в этих местах. К поздней весне обитель с церковью была совсем готова.
В июне было назначено освящение.
Иконы, написанные обоими изографами, поражали своим исполнением. Старик Мирон расписывал стены собора по позолоте, в этом ему помогала Марина. Купол же и верхние паруса было поручено расписать Федору, что он делал с двумя подручными мальчиками. Работа изографов приближалась к концу.
Однажды, уже оканчивая дневную работу, Федор оступился и упал с лесов на каменные плиты храма.
Раздался страшный крик, работа остановилась.
Упавшего изографа подняли и отнесли в избу, он был без чувств. Придя в себя, он слабым голосом позвал своего товарища и чуть слышно прошептал:
— Попа бы мне! Исповедаться…
Отец Николай сейчас же явился к умирающему.
Когда окончилась исповедь и Федор приобщился, он снова подозвал к себе Мирона и начал говорить ему прерывающимся голосом:
— Тебе, старый товарищ, должен я признаться в одном большом грехе и просить тебя, коль возможно будет, исправить его.
Он взял руку старика, точно прося его приблизиться к нему.
— Когда я был еще молод, — начал Федор, — умерла у меня жена, после которой остался у меня сынок. В смутные годы междоусобиц я потерял своего сына, я служил дружинником у князя Изяслава. В одной из битв с князем Юрием я был ранен и упал замертво. Когда я вернулся в наш стан, то не нашел своего сына: он исчез вместе с дружиною. Тщетно искал я его всюду долгие годы, но нигде не мог найти. Я научился изографному искусству и вот уже восемнадцать лет занимаюсь этим. Тебе я поручаю найти моего сына и передать ему все, что я скопил за эти годы изографным делом. Казну я свою схоронил под большим дубом у самого выезда из Ростова…
— Друже, просьбу твою исполнить я готов, но годы уж мои немолодые. Я сам на пороге гроба. Лучше поручи ты это кому-нибудь другому, помоложе!
— Кому же, кому? — тоскливо спрашивал умирающий.
— Да хотя бы моему помощнику, Максиму… Он парень смирный и верный: на твою казну не польстится…
— Что ж? Зови его скорее, пока я в силах передать ему мой наказ!
Мирон поспешно позвал Марину, и умирающий повторил ей все, что сейчас рассказал своему товарищу.
Внимательно слушала Марина, и ей невольно припомнилась судьба сироты Василька.
— А каков собою твой сын?
— Он тогда был еще ребенком. Многое изменилось с тех пор… Помню, что волосом был он рус, глаза имел голубые…
— Не звали ли его Васильком, дядя? — порывисто спросила девушка.
Умирающий вздрогнул.
— Да, так его звали… А ты почему знаешь?..
— Так я…
И девушка стремительно выбежала из избы. Она бросилась к сборной избе, где находились окончившие работы на камнеломнях Фока и Василько, и громко окликнула юношу.
— Беги скорей в изографную избу, там ты Мирону очень нужен. Он меня за тобою прислал. Бежим вместе!
Невольно подчиняясь приказанию девушки, Василько поспешил за нею.
Умирающий тяжело хрипел.
Марина подвела к нему молодого дружинника.
Широко раскрыв глаза, смотрел Федор на последнего, видимо стараясь что-то вспомнить.
— Он, мой Василько! — громко воскликнул изограф. Перед молодым человеком точно открылась какая-то завеса.
— Батюшка! — воскликнул он, падая на колени перед умирающим.
Окружающие не могли удержаться от слез.
Потрясенный неожиданным свиданием, Федор положил левую руку на голову сына и прошептал, слабо возлагая на себя крестное знамение:
— Ныне отпущаеши раба твоего…
Слабая улыбка появилась на губах умирающего, руки беспомощно повисли, и, тяжело вздохнув последний раз, он отошел к Богу.