Подарить жизнь

Глава 14 У всех свои цели

Аззаж, Найзак, Савами

Аззаж опрокинул конем очередного придурка, посмевшего на него замахнуться, потом вытянул саблей плашмя еще одного, державшего в руках здоровенную деревянную палку. Как с такой обращаться, тот все одно не в курсе, и его попытка ударить могла разве что рассмешить. Даже убивать не хотелось, так, легонько наказать, продемонстрировав, кто здесь имеет право пользоваться оружием, а кто обязан по первому окрику падать на колени.

За ним в ворота ворвались парни из дежурной сотни и принялись лупцевать всех подряд, невзирая на одежду. Без разницы – горожане это, крестьяне или жрецы. Убивать было не велено, исключительно навести порядок. И без них хватало трупов. Но терпеть обиду никто не собирался, и очередной недоумок с копьем, попытавшийся пропороть бок его любимому Коршуну, моментально заработал по дурному черепу острием сабли. В другой раз трижды подумает, конечно, если выживет, но это вряд ли. Аззаж рубить умел и любил.

Во двор врывались все новые и новые отряды конников. Не только Годрасовы люди, но и Торасовы, и еще кого-то рангом пониже. Похоже, Акбар поднял всех, попавшихся под руку. И то, когда вести о происходящем достигли командира, вокруг Храма и внутри него уже дрались всерьез.

Половина города принадлежала к аголинам, вторая наверняка встала на защиту святынь. Горело. Дрались не только здесь, а чуть ли не в каждом квартале. Сюда они вовремя не успели, но в этом нет ничего удивительного. С площади возле Храма все и полыхнуло. Торговцы в основном с виду приятные люди, особливо когда им требуется всучить паршивый товар. Тогда они аж расстилаются. А вот тронь их лавки…

Очень наглядно сегодня показали. Всех, даже вооруженных членов Ордена, на куски порвали. Не испугались погнаться за отступающими, ворвались в Храм и перебили всех, не глядя на возраст и поднятые руки. А потом с энтузиазмом кинулись грабить кладовые Храма. Купец и грабитель – это, как всей империи известно, близнецы-братья. Сросшиеся. Хуже любого гафата. От того известно, чего ждать, а эти улыбаются и норовят в карман залезть. А не удастся, так и в спину пырнут острым железом.

Он заметил Текина и тронул коня по направлению к нему, предоставив остальным заниматься окончательным наведением порядка. Полсотни посекли, еще сотни две-две с половиной оттеснили в сторону и окружили. Сейчас разоружат, потом займутся выяснением личностей и вины. Командиру полка вовсе не обязательно вникать в мелочи. На это у него имеются сотники. А вот ежели не справятся, так и задуматься можно о соответствии должности. Офицер не просто рубака, он обязан головой кумекать. Тем, что в ней имеется для мыслей.

– Нет, – произнес фем Найзак при его появлении, подняв руку для приветствия, – это не сэраи.

– Даже не беджо, – согласился Аззаж. – Конский навоз. Горожане.

Они уставились друг на друга и одновременно рассмеялись. Посторонний вряд ли понял бы, в чем причина веселья. Дело в том, что два командира полка никогда между собой не соглашались ни в чем. Вечная ругань и желание доказать, кто из них лучше разбирается в любом вопросе, присутствовали в любой беседе.

Они и по службе были противоположностями. Аззаж – руководил легкой конницей, фем Найзак – кирасирами. Отсюда и разные задачи, и понимание многих ситуаций. Каждый горячо болел за своих и отдавал им предпочтение, при этом оба прекрасно знали о необходимости в армии двух видов кавалерии, а также пехоты и артиллерии. Уж кем-кем, а дураками люди, поднявшиеся до командиров полков, обычно не бывают.

Но так уж случилось, что они с самого начала, однажды столкнувшись по службе, навечно остались конкурентами. Каждый стремился выделиться и доказать свое превосходство, а Акбар умело их стравливал, получая из соперничества двух вожаков выгодный для войска результат. В глубине души они давно прекрасно осознали всю ненужность ссоры, и в неслужебное время замечательно гуляли вместе, но на виду у подчиненных очень быстро скатывались к стандартной перебранке.

В общем, ничего удивительного. Сойтись дружески им изначально было достаточно сложно. Аззаж в переводе означало «повелевающий». Он по происхождению был фемом, и не из простых. Двести всадников его отец содержал за свои деньги на доходы от поместья, и они являлись настоящими профессионалами. Ничто в детстве не предрекало Аззажу вечную жизнь в седле, нескончаемые стычки и сражения. Наследник обязан управлять имением и заботиться о положительном балансе в толстых хозяйственных книгах. В атаку ходят другие. Не вышло.

Аззаж родился на границе Радиса. Страны не менее древней, чем Первая империя. Расположенная на самой границе саванны горная цепь отделяла нарождающееся государство и затрудняла связи с югом и севером. Не то что бы Джурджины были непроходимыми, но лезть вверх, когда прямо на плоскогорье имеется масса земли, никого особо не тянуло. Контакты имелись, как без этого.

Торговали, общались, передавали друг другу навыки ремесла и технологии. Основная часть Радиса – хорошо увлажняемая горная страна с весьма благоприятным для земледелия и скотоводства климатом. Вот больших рек, пригодных для нормального судоходства, в ней не имеется. Местами огромное плоскогорье и для самих жителей достаточно труднодоступно.

Дальновидная администрация империи пыталась насаждать среди живущих на нагорье черных добродушных кикатцев свои идеи и государственные порядки, но всерьез этим никто не занимался. Родовые связи и территориальная обособленность земледельческих общин не способствовали серьезному влиянию. Практически все необходимое они получали на месте и нуждались мало в чем привозном.

Особые знания о том периоде если и сохранились, так в библиотеках Храма или лично у императора. Происходящее на дальних границах мало волновало столицу. Там кипели страсти, боролись за власть, рушились и снова возрождались империи. Здесь продолжали, не торопясь, выращивать кукурузу, зерно, бобы, картофель, овощи и делать сыр и брынзу.

Проживающих севернее подданных империи или же самостоятельные государства, появляющиеся на обломках предшествующих, редко волновали чужие проблемы. А зря. Никто точно не знал, откуда пришли народы гафат.

Своей письменности они не имели, а устные легенды не всегда способны служить источником правдивой информации. За столетия многое искажается, да и маршруты у нескольких родственных племен были различными. Во всяком случае, по общему мнению, включая и их собственное, изначально они проживали на границе тропических лесов и изрядно размножились. Этому способствовало и постепенное изменение климата. Части населения пришлось переселяться в новые края.

Проживающие в округе племена обычно не проявляют особой радости, обнаружив желающих расположиться на их территории вооруженных чужаков. Путь переселенцев был долог и кровав. Почти восемьсот лет они продвигались на север, и со временем вся их культура свелась к умению воевать. Жить – означало добывать славу в бою, покоряя другие народы и ведя за собой.

Не менее важно то, что если ты не держишь в страхе чужие племена, они рано или поздно ответят нападением. Значит и другого пути не имеется. Все существование было построено на экспансии и героических подвигах. Для того чтобы тебя признали мужчиной, ты обязан искать счастье в набеге, в составе отряда из людей одного с тобой возраста.

Население Радиса в этом смысле ничем не отличалось от прочих племен. Если оно уступает в воинственности, значит, никуда не годится и достойно лишь того, чтобы ползать под ногами у гафатов, пожирая грязь. Покорившиеся обязаны платить дань, служить носильщиками и слугами у победителей. Посмевшие защищаться – умрут.

Покорение шло довольно долго. Огромный район, удаленность, горы, особенно на севере и востоке плоскогорья, отдельным группам населения облегчали задачу сохранять фактическую независимость. К примеру, недоступность территории Ласма позволила проживающим там отделываться символической данью.

В целом все-таки частично вытеснив, частично уничтожив, частично поставив местное население в положение рабов, пришельцы захватили основную территорию Радиса и вышли на границу с империей. К тому времени, когда они впервые встретись с серьезным государственным образованием, другие их родственники давно уже познакомились с соседями и окончательно покорили негритянские племена. Перед ними был новый, и тем более заманчивый вызов истории.

Аззажу не повезло. Одним из первых в результате набега разорили именно владения его отца. То есть, стычки с горцами или пришельцами с юга неоднократно случались и раньше, однако это был первый серьезный поход после окончательного покорения Радиса. Все платят дань, и новые хозяева задумались о дополнительном источнике трофеев. После их посещения от поместья остались одни угли и с десяток израненных, чудом уцелевших воинов во главе с молодым хозяином. Вся семья погибла. С тех пор прошло двадцать с лишним лет, и его личная война продолжалась без перерыва.

Давно уже не существовало никаких гафатов. Постоянное отделение групп и отрядов от основного ядра, отсутствие общего руководства, новые природные условия, в которые они попадали, и контакты с другими племенами невольно выковали десятки отдельных племен и союзов. Все они сражались не только с чужими народами, но и между собой – за землю, рабов и ресурсы. Единства не существует, и это счастье для империи и ее подданных.

Даже язык на востоке и западе континента у потомков гафатов серьезно отличался, и не всегда люди могли друг друга понимать. Зато острые, как бритва, мачете и копья с длинными наконечникам, способные не только колоть, но и рубить, остались неизменной принадлежностью, с которой вышедшие из одного корня народы никогда не разлучались. Шли они на рынок или беседовали с приятелями перед своей хижиной, в руках неизменно было оружие. Груз принесут рабы, гордый воин себя такими вещами не утруждает. Единственные достойные мужчины занятия, по их мнению – пасти скот, охотиться и воевать. Хозяйственные дела делаются женщинами и пригнанными из набегов рабами.

Империя мало интересовалась южными землями. Многочисленные примитивные племена и малопроходимые леса не являлись привлекательной целью. Только добавляли проблем – и малярия с желтой лихорадкой, и еще с десяток менее смертоносных, однако тоже малоприятных болезней, довольно быстро выкашивавших любые поселения, основанные в тех местах. Много столетий назад дойдя до своей естественной границы и упершись в джунгли, империя прекратила экспансию, не видя для себя многообещающих возможностей. Ни особых сокровищ в городах, которые, к тому же, отсутствовали, ни легкой для освоения земли. Выжигать леса и на их месте строить новые усадьбы – слишком накладно, да и урожайность быстро падает.

Чиновниками управленческой администрации назначение на юг воспринималось как жуткая кара и ссылка. И так уже страна стала настолько огромной, что управлять ею из единого центра не представлялось возможным. Указы шли в провинции годами, а смена императоров или даже династий абсолютно не задевала местных жителей.

Правда, и контроля не имелось, но и воровать особо было нечего. По ту сторону границы туземцы слегка цивилизовались в результате культурного влияния империи, у них даже появились протогосударства, называемые «вождизмами». Тамошняя черная аристократия предпочитала одеваться, подражая цивилизованным соседям, и неплохо знала основной имперский язык. Так все и тянулось – вяло и без особых происшествий, пока не появились гафаты. Естественно, произошло это не сразу и не вдруг. Прошли десятилетия, прежде чем чиновники империи забеспокоились.

Толпы беженцев и просьбы о помощи их на первых порах вовсе не пугали. На бегущих от клинков можно было неплохо нажиться, многие продавали себя в рабство, лишь бы не возвращаться назад, отдавали свое добро за медные монеты. Помощь тоже оплачивалась недурно, и многие отряды фемов поучаствовали в обороне от пришельцев. Именно из них в основном потом и выросли новые люди. Потому что, окончательно захватив земли вождизмов, гафаты не успокоились. Вся их культура была основана на войне. Почему не попробовать взять еще? В империи масса интереснейших вещей и изнеженных людишек, готовых трудиться на земле. Типичные рабы.

Война без спроса пришла на юг. Она велась непрерывно на всей протяженности южной границы уже второе столетие, складывалась из мелких и крупных набегов, стычек, засад, отступлений и погонь. Собирался отряд числом от нескольких десятков до нескольких тысяч воинов и вторгался на вражескую территорию. Все это занимало от двух-трех дней до нескольких недель. Целью являлся захват одной или нескольких усадеб и грабеж окрестностей. Жгли жилища, местных жителей частью убивали, частью брали в плен, скот угоняли или резали.

Дважды в империи собирали серьезное войско и выжигали поселки и деревни на десятки лиг от границы. Проходил год, другой, третий – и все начиналось снова. Молодым гафатам требовалось показать удаль. Без доказательства храбрости и добытого добра мужчина нередко и жениться не мог. А если племя слабело в результате встречного удара, его место достаточно быстро занимали другие, ничуть не лучшие.

В Карунасе в недоумении пожимали плечами в ответ на плачи и жалобы. Фемам зачем поместья давали? Вот пусть и соответствуют. Пусть защищают свои земли и императора. Нечего отлынивать. В результате огромные куски приграничных территорий обезлюдели. Кто попался налетчикам и был угнан на юг, кто погиб. По всей границе началось стихийное строительство укреплений. Каждый поселок или замок превращался в крепость. Там люди могли отсидеться в случае нападения, там хранились запасы и основные орудия производства.

Небольшие замки и крепости, со временем одевшиеся в камень, выросли повсюду на расстоянии двадцати-шестидесяти лиг. Появилась и вторая запасная линия. Все-таки внезапным ударом, прорвавшись в глубину провинции, дикари могли захватить и замок. Хотя какие они дикари! Не только воевать умели, но и имели собственный, не сильно отличающийся от имперского, кодекс воина. Нарушить его – это не просто опозориться, в результате свои же отвернутся. Так что, боевые действия всегда велись по определенным правилам. Конечно, кровь лилась, на то и война, но женщин, детей и ремесленников обычно не убивали. К тому же, как рабы они выгоднее. А за пойманного фема можно и выкуп взять.

Пусть со временем два полка Легиона все-таки прислали на помощь, удержать огромную границу столь малым числом они при всем желании не могли. Как не способны были заткнуть все дыры и фемы со своими людьми. Власти вынужденно пришлось закрыть глаза на вопиющее нарушение всех и всяческих традиций и законов. Если на использование оружия купцами империя не очень обращала внимание – мало ли что бывает в дороге! – то крестьянам во внутренних провинциях за владение мечом или секирой отрубали руку. Не то происходило здесь. Каждый вынужден был защищаться и уметь пользоваться оружием.

Так родилось понятие «граничар». Не просто житель данных территорий. Свободный человек, независимо от сословий. Фемы нуждались в дополнительной силе и поддержке населения. Они негласно признали верхушку поселенцев и служивших в крепостях воинов по найму равными себе. Это получило четкое выражение в специальных документах, регламентирующих имущественные права, и учитывалось во время земельных тяжб. Грамотные и умелые люди из числа крестьян или ремесленников могли высоко подняться и даже вполне официально получить приставку к имени, говорящую о звании воина. Здесь такие случаи были отнюдь не редкостью.

Мало того, пришло время, и от защиты своих домов граничары перешли к нападениям. В подобной малой войне выигрывал тот, кто сумел неожиданно ударить и уйти с добычей и пленными, пока противник не организовал отпор. Поэтому важную роль играл фактор внезапности. Войско собирали тайно, цель похода держали в секрете. Иногда специально распространяли слухи о намерении напасть на одну область, а шли совсем в другую.

С обеих сторон существовали хорошо организованная пограничная служба и разведка. Имперцы замечательно усвоили тактику набегов и принялись наносить удары с целью вернуть утерянные когда-то территории. Если в районе Радиса это было достаточно проблематично, то на западе напор становился все интенсивнее. Недаром Акбар начинал свою службу именно там.

Отец Текина был обычным крестьяном, если у кого-то хватит смелости назвать обычным человека, дослужившегося до пятисотника тяжелой кавалерии и получившего звание фема на поле боя – за спасение города от блокады и разгром врага. Вот только домой из своих походов он не привез ничего, кроме кучи залеченных ранений, постоянно напоминавших о себе в плохую погоду, и десятка золотых. Уехал на коне, а вернулся пешком. Хорошо еще, что вернулся. Лишь немногие из бойцов не имели на теле шрамов и рубцов от ран. Не часто они заканчивали жизненный путь под крышами собственных домов. Чаще соседи оставляли головы на полях бесконечных войн, пока не удалось окончательно вернуть две провинции, отпавшие ранее.

Теперь уже правительственные чиновники не имели там особой власти. Граничары по указам, вновь и вновь подтверждаемым новыми императорами, получили то, что и так давно имели. После принесения присяги монарху они выделялись в отдельное сословие, имеющее все права фемов, а их офицеры и это звание – тоже. Налоги в казну императора также платили напрямую, что в данной ситуации в основном выражалось в обязанности снабжения частей Легиона на границе. Кроме того, территория проживания была поделена на сорок три полка, которые формировались из местного населения по территориальному признаку.

На их землях существовала полковая выборная администрация, управляющая военными и административными делами области. На территории полка действовал полковой суд, который рассматривал уголовные и частично гражданские дела. Фактически военные были никому не подконтрольны, а за свою службу получали жалованье лично от императора.

В правах поминались денежные выплаты, товары и военные припасы. На самом деле присылался в основном порох, а все остальное в очень небольшом количестве оседало в карманах старших чинов. Причем иногда даже не из-за корысти. Поскольку многие должности были выборными, всегда требовалось иметь некую сумму для оказания помощи нуждающимся и для подарков авторитетным вожакам. Жизнь есть жизнь.

Так что в наследство Текин получил приставку «фем» к фамилии Найзак и умение обращаться с оружием. А также завет не спускать ни одного кривого слова, сказанного в его адрес. Оружие, впрочем, было стоящим. Не в смысле драгоценных камней на рукояти, а по качеству. Настоящее добротное оружие для боя, а не для парада. Меч из лучшей стали, произведенной замечательными ремесленниками столицы, и кольчуга, взятая как трофей. Еще был составной лук. Вот с этим оружием отец научил Текина обращаться так, как учили в свое время их – бить без пощады. Ни один из соседских парней не мог так стрелять и фехтовать. Когда пришло время показать, что отец учил его не зря, новый фем стал выезжать не на одной удаче.

Возраста они были практически одинакового, даже телосложением схожи, хотя Аззаж горбонос и смугл, а Текин пошел в мать – темный шатен с голубыми глазами. Но дело не во внешности. Они были зеркальной противоположностью во всех отношениях, включая темперамент. Прирожденный фем горяч и отходчив, зато произведенный всегда сначала думал, а потом действовал. И при этом их жизненный опыт, если не считать детства, совпадал чуть ли не во всех деталях.

Умелые вояки, поднявшиеся из рядовых, насколько это возможно на границе, уважаемые подчиненными и твердо идущие вслед за Акбаром Годрасом второй десяток лет. Если бы они поменялись местами, многие и не заметили бы разницы. Приказы остались бы разумными, и простых солдат командир по-прежнему продолжал бы беречь. А что еще требуется? Заповеди воина не вчера родились. Офицер обязан проследить за тем, чтобы подчиненные вовремя получали паек и мародерствовали исключительно с его разрешения. Труса командир имеет право убить на месте.

Последнее было самым важным принципом. Один паникер заражает всех. Спящего на посту и бросившего в бою товарища тоже убивали. Есть вещи, которые прощать нельзя. Все боятся, особенно в первый раз, но надо переступить через страх и идти дальше. Если ты этого не можешь, значит, в следующем рождении появишься на свет в хижине простолюдина.

У каждого, взявшего в руки оружие, должны иметься гордость и веская причина стоять насмерть. Слова: «Я родился воином, живу воином, не нарушая чести и долга, и умру воином, не посрамив предков», – звучали на плацу во время принесения присяги не для проформы.

Граничары действовали обычно в составе прекрасно знакомых с детства подразделений, а на глазах у родственников и друзей сложно нарушить слово или предать товарищей. Впрочем, они охотно принимали приходящих со стороны и желающих повоевать с вечным врагом. Отряды фемов, простые люди, беглецы от различных сложных ситуаций (жестокие хозяева или долги) – все это никого не интересовало, если человек вел себя правильно и не подводил однополчан.

Можно было заметно продвинуться, и не будучи местным. Умелых вояк на границе ценили вне зависимости от их происхождения. Командир Тирейского полка был беженцем из Радиса, а сотники из попавших когда-то в плен гафатов и их прижившихся на новой земле детей совсем не являлись редкостью.

– А вот и твоя нянька идет, – на удивление спокойно сообщил Аззаж. Как подколка давно надоевшая шутка не звучала.

Текин даже не обернулся, прекрасно представляя, что за этим последует, и нисколько не ошибся.

– Немедленно перестань прикидываться, что не видишь меня! – потребовал гневный голос.

Аззаж радостно заухмылялся.

– А ты чему радуешься, придурок? – возмутился, глядя на него гневным взглядом, худой мулат. Он редко выбирал выражения даже при общении с офицерами. – Посмотри на свое бедро!

– Ничего особенного, – возмутился Аззаж. – Обычная царапина.

– Будто мало я, – мулат подумал и добавил, – да и любой из вас, видел, как умирали от куда менее серьезных причин. Тебе очень хочется увидеть, что нога начала гнить, и помирать в мучениях, отвратительно воняя? Сколько я вам, дубовым головам, объяснял про необходимость обрабатывать любую рану, а?! Возмущению его не было предела. – Ведь если не сделать простейшие вещи вовремя, даже маг будет бессилен помочь. Немедленно слезай с коня и снимай брюки!

– Прямо здесь, у всех на глазах, – посоветовал очень довольный Текин, ничуть не обижаясь на ушат помоев, вылитый на него вечным другом-врагом. Пришло его время слегка поиздеваться над приятелем. Тот ругался, но слезал с Коршуна вполне послушно.

Уж кого-кого, а Савами в среде старых бойцов очень уважали. Даже Акбар, всерьез недолюбливавший всех и всяческих целителей, костоправов, знахарей и прочих травников, выслушивал его и следовал указаниям. Уж что-что, а явную пользу от своего неизменного сопровождающего они все видели. Зашивать раны могли многие, а поднять умирающего с ложа и поставить на ноги – далеко не каждый.

– Не будем устраивать представление, – пробурчал Савами, убедившись в собственной. – Пойдем в помещение.

– Это тебе не сарай, – огрызнулся Аззаж, – это освященное помещение.

– Мне в данном случае, – целитель точно указал, до какого именно места ему святость, если это не его вера.

В принципе на границе из-за неимения Храмов и близости других народов особой религиозностью мало кто страдал. Попутно с официальными молитвами к Солнцу в ходу было множество других, благо, варилось в этом котле немалое количество самого разного народа со всех концов империи и даже из-за ее пределов.

Не считалось чем-то ужасным привечать местных божков, да и при встречах с разнообразными племенами не имело смысла становиться в гордую позу. Приходилось присутствовать при проведении чужих обрядов. Именно там и появились первые Взыскующие истины, постепенно распространили свое влияние на полки, а затем отправились и в другие места.

Они шли от деревни к деревне, от замка к замку и повсюду вызывали уважение благодаря своей строгости, доброте, нравственной силе и аскетизму. Проповедь была всем понятна и звучала достаточно заманчиво. Не отвергая официальную веру, Взыскующие призывали не отправлять десятину неизвестно куда, а использовать ее на нужды живущих в провинции. Отрицали ростовщическую деятельность Храмов и их меркантильность. Настаивали на прекращении приобретения фемами все новых и новых земельных угодий и советовали вернуть землю бедным. Естественно, такие речи очень многим приходились по душе.

При этом никто не требовал от обычных людей, чтобы они вели какую-то особую жизнь. Люди просто должны были поступать по возможности честно и праведно. Отказаться от мяса, поскольку в теле животного может быть заключена человеческая душа. Но делать все это надо исключительно по собственному желанию. Соблюдать все правила и ограничения обязаны лишь Совершенные. Они надеялись получить освобождение души после смерти тела и сидеть у престола Всевышнего.

Эти люди и составляли высший слой верующих. Проповедники и руководители. В каждой области и городе был свой жрец, которому помогали Старший Сын и Младший Сын. Они решали не только духовные, но нередко и хозяйственные проблемы. Практическим выводом из этого учения применительно к принимающим его людям было не только то, что любой человек может обрести спасение, но и то, что спастись можно только с Взыскующими.

Как ни странно, Карунас до сих пор серьезно не почувствовал всей угрозы, пришедшей с Совершенными. А вернее, аголины успели распространиться раньше и казались более опасными. К тому же, задевать пограничные провинции стало опасно. Это было единственное место, где сопротивление могли оказать достаточно ощутимо и резко. За Взыскующими истины стояло боеспособное войско граничаров.

Савами вряд ли имел шансы высоко подняться в иерархии секты, но в отсутствии жреца выполнял обязанности его Сыновей в полку, находящемся в боевом походе. Совершенный не должен проливать кровь, однако иногда это приходится делать. Такие люди именовались «Стремящимися», и пользовались не меньшим уважением, чем Совершенные. Достаточно подумать, и ты понимаешь, насколько тяжело выполнять множество ограничительных предписаний в поведении и еде во время войны и в соответствующем окружении.

– Ты такой же, как твоя мама, – закряхтев от боли, когда целитель принялся обрабатывать рану, пробурчал Аззаж.

– Какой? – с подозрением спросил Савами.

– Очень заботливый, – льстиво сказал офицер. – Не тыкай ради всего светлого в меня ножичком.

Это было только наполовину шуткой. Тот вполне мог и ножичком ткнуть. Не всегда он залечивал раны. В молодости всякое случалось, да и характер очень не гладкий.

Жизнь у стремящегося к Совершенству была достаточно извилистая, причем началось это еще до его рождения. Его мать появилась на свет за океаном в семье зажиточного судовладельца. Что там произошло, она по малолетству не знала. Скорее всего, ее просто не поставили в известность. Семья отплыла в империю, но кораблю очень не повезло. Буря выбросила судно на западный берег Черного материка. Руи Эджен уцелела и была подобрана местными жителями. Дальше ей пришлось очень несладко. Рыбаки продали ее местным купцам, и те повезли девочку в глубину страны.

Языка она в те годы, естественно, не знала. Объяснить, кому и в какие земли ее перепродавали, не сумела бы при всем желании. Насколько тяжела была жизнь и что с ней происходило, она и сейчас не говорила, зато в те годы выковался стальной характер. Недаром спина в следах от порки кнутом.

Руи не сломалась и вроде бы даже начала привыкать к не слишком приятному существованию, когда ее в очередной раз в качестве дани отдали племени кхондов, происходящему из общего корня гафатов. Не успела толком осмотреться и обжиться, как на их поселок впервые за многие годы налетели белые люди и уволокли ее с собой вместе с другими пленницами и немногочисленным добром.

Была Руи в ту пору уже на последних днях беременности, причем даже сыну толком не могла сказать об отце. То ли много их было, и сама она затруднялась, то ли из чистой вредности. Во всяком случае, когда фем Найзак, вернувшись из похода домой, обнаружил новорожденного сына Текина и могилу жены, кормилица удачно оказалась под рукой.

Хозяйский сын и Савами росли вместе, и мать была одна на двоих. Преданная хозяину и сроднившаяся с ним через ребенка, выросшего на ее руках, женщина постепенно стала в доме полноценной начальницей. Отец появлялся достаточно редко и не имел никаких причин быть недовольным. Фактически Руи только по статусу была рабыней, а на деле превратилась в своего человека.

Когда отец скончался, и Текин получил наследство, он моментально освободил обоих. И женщину, заменившую ему мать, и названного брата. С тех пор прошло почти тридцать лет. У фема давно появились свое поместье, семья и дети. А Руи Эджен продолжала бессменно править в его доме, воспитывать сыновей и дочерей своего молодого господина.

Будучи по отзывам всей округи отвратительнейшей скандальной особой, да еще и скупой до безобразия, в семье Найзаков она вела себя совсем иначе. Руи считалась доверенным человеком и борцом за интересы рода. Дети ее обожали, и, даже вырастая, не забывали. Она жила печалями и радостями семьи, помнила все и обо всех, и готова была помочь делом и советом.

Идея отправить своего сыночка учиться целительству принадлежала ей. В детстве ребенок был достаточно буйным, и получив свободу от молочного брата, вознамерился прошибать головы не только врагам с той стороны границы, но и близлежащим соседям, частенько норовящим подчеркнуть свое превосходство. Вряд ли он добровольно согласился бы учиться, но кто же его спрашивал?

– Нет, я все понимаю, – громогласно объявила чья-то неизвестно откуда появившаяся и заслонившая свет широкоплечая фигура. – Тем не менее, гадить в Храме как-то неприлично.

– Чего? – изумился Текин.

– А что можно делать без штанов? Умоляю, не разочаровывайте меня, – закричал с надрывом вошедший, – не говорите про горячую любовь, из-за которой вы здесь уединились. Втроем.

– Еще один недоделанный шутник, – хладнокровно пояснил Савами, – за красивую фразу продаст родного папу и заработает тьму недоброжелателей.

– Мой папа сам кого хочешь продаст, – гордо заявил Шир фем Мунис.

Это была чистая правда, причем речь не шла о товарах. Если предвзято относиться к происшедшему, так его самого, как и еще одного брата, продал отец. Правда, официально это называлось несколько иначе. Молодым наследникам требовались доверенные товарищи. Всегда лучше, чтобы соратники росли вместе с тобой с детства, а не приходили уже взрослым со своими собственными интересами.

Купцам требовались налаженные связи с родовитым фемством. Отдавать детей на воспитание в семью воинов – с дальним прицелом, как оруженосцев – достаточно распространенная практика. Если сумеют проявить себя, могут и в статусе подняться. В любом случае дружба с товарищем-хайдутом частенько сохранялась на всю жизнь. Или напротив, близкое знакомство приводило к ненависти, но тут уж не угадаешь. Да и не часто такое происходит. Если не сойдутся молодые ребята характерами или начнется между ними соперничество, проще вернуть неудавшегнося соратника домой.

Пристроить мальчишку, из которого неизвестно еще, что выйдет, далеко не просто. Поэтому частенько речь шла об очень определенных семьях, поддерживающих давние отношения и находящихся в союзе. Фему тоже не лишнее иметь человека, в честности которого при заключении сделок по продаже производимого в поместье товара можно не сомневаться.

Гордость – это само собой, но торговых связей люди в империи не чурались, независимо от сословия и положения. Нормальное дело – заработать на своем труде или труде своих людей. Никто не знает приговора Высшего Судьи после смерти, зато материальный успех – это очень наглядный знак благословения свыше. Естественно, не за счет обмана и подлости – это совсем другое дело. Зато ловчить никому не возбраняется.

Мунис-папа, совсем не фем, поставил целью пристроить своих младших мальчиков не к кому-нибудь, а к Годрасам. Он даже учел их наклонности. Шир предпочитал не книги, а добрую драку, чем и отличаслся от старшего Бувала. Пришлось здорово раскошелиться и много кланяться. В империи брали все и всегда. Сам размер содержания государственных людей, не пересматривавшийся последние пару столетий несмотря на многочисленные изменения, подталкивал к этому. А уж подарки вышестоящим по любому поводу давно вошли в традицию. Попробуй не дать положенное!

Но даже у чиновников существовала своя честь. Если уж взял – выполнял обещанное. Другое дело, что в спорных случаях можно лупить огромные суммы или устраивать торги между заинтересованными сторонами. Жалованье у чиновников маленькое, но чем выше разряд и возможности, тем богаче они жили.

А Карунасу это, кроме всего прочего, было выгодно. Любого можно без сомнений схватить и обвинить в коррупции, если требуется посадить на место своего человека. Естественно, провинциальные взяточники были в курсе происходящего. Мелкие чернильные люди стабильно платили начальникам из собственных доходов. Высший слой регулярно отсылал подношения своему прямому руководству в столицу. В результате обычно снимали начальство, а ниже все оставалось по-прежнему. Новому начальству тоже ведь требуются умелые люди и денежные поступления.

Иметь дело с приближенными оборотистых фемов намного сложнее. Дело даже не в их честности или клятве. Всякие попадались, просто обычно близкий круг напрямую зависел от самого старшего в семье и без него ничего не стоил. Умные родители подбирали соратников для детей из безродных и бедных. Уже гораздо позже Шир точно выяснил, что все шло с полного одобрения старого Годраса. Ни один его приближенный не посмел бы без спроса подсунуть хозяину в товарищи для его сыновей чужаков со стороны.

Деньги, заплаченные за протекцию, в большей своей части хозяйским сыновьям и достались, когда те вошли в возраст. Результат в любом случае вышел недурным. Бувал не стал правой рукой главы рода Годрасов, а сделался всего лишь одним из его управляющих. Зато Шир получил и звание фема, и должность в ближайшем окружении Акбара.

Он командовал пехотой в его личном отряде и, как положено, считал ее важнейшей на поле боя. Каждый за своих людей душой болеет и выставляет их при случае в наилучшем свете. А иначе какой это командир? Чтобы добиться успеха, ему нужно было, с детства сравнивая себя со знатными воинами, заработать десятки шрамов и служить много лет, но ведь именно этого он и желал!

– Я думаю, удачно вышло, – сказал Аззаж, обводя всех присутствующих взглядом. – Не часто нам выпадает возможность поговорить вот так, без свидетелей.

– Хе? – изумился Текин.

– Сюда никто не войдет?

– Там стоят и мои люди, и твои, – произнес Шир. – Никто не явится без спроса. Чувствуй себя свободно.

– Сегодня изумительный день, – довольно сообщил Текин. – Я угодил в самую гущу заговора. Кого продавать будем?

– Ты и я – левая и правая рука Акбара, – не обращая внимания на подначку, заговорил Аззаж. – Шир – туловище, Савами – сердце. Кому, как не нам, обсудить происходящее?

– А где ноги? – заинтересовался Текин.

– Чего именно ты хочешь? – отмахнувшись от шутника, спросил Аззажа Шир.

– Мы всегда шли туда, куда нас звал Акбар…

– И не прогадали, – пробурчал Текин.

– … а не пора ли задуматься? Акбар полководец, а не политик.

– Ты у нас великий политик, – подсказал Шир.

– Он послушен воле своего брата. А хорошо ли это для нас?

– Я не думаю, что ты настолько глуп, чтобы предлагать нашей компании перейти на другую сторону. Говори яснее, – потребовал Савами.

– Что тут непонятного, – с досадой воскликнул Аззаж. – Мы где сейчас находимся? В Храме! А почему надо возвращать его владельцам? Вон они валяются, – он ткнул пальцем в сторону двух трупов в одеждах жрецов, лежащих в сторонке. – Нам это простят? Нет! Кто-то будет выяснять причины или искать убийц? Нет! Первосвященник теперь в полном праве кинуть на мятежников Орден Солнца.

– Ах, как страшно, – восхитился Шир.

– Давно хотел встретить этих гордецов не на улице, а в бою, – пробурчал Текин.

– Почему мы не можем посадить здесь верховного Совершенного? Здесь и сейчас все решают клинки. Если все равно придется платить кровью, так давайте получим нечто весомое. Не для Годрасов, молящихся Солнцу. Для себя! Я Взыскующий истины, пусть и не способен исполнить требования полностью, но я верю. А вы?

– Я, собственно, ортодоксально верующий, хотя и не слишком хороший, – заявил Шир. – Сам себе старейшина и проповедник. Но ведь ты у нас тоже не политик. Пока Взыскующие истины не подгребли под себя комплекс, они вроде в стороне. Если кто и натворил дел, так точно не они. И не мы. Мы как раз наводим порядок в городе и поливаем холодной водичкой слишком горячих.

Он не особо религиозно плюнул на пол Храма и повысил голос:

– Захотел сыграть по крупному – думай! За ортодоксами, если они получат такой замечательный предлог, пойдет три четверти населения. А Первосвященник им непременно воспользуются, помяни мое слово. Нас просто задавят массой. У вас на двоих пять тысяч кавалерии, у меня четыре тысячи пехотинцев. А вместе с пополнениями – тоже в районе пяти. Но даже в них нельзя быть полностью уверенным. Одно дело идти за командиром, совсем другое – воевать за веру. В первую очередь мы получим свару в собственных рядах. А на той стороне сорок тысяч. Это как минимум. А дойдя до Карунаса, увидим закрытые ворота.

– У Косты тоже не меньше сорока!

– И у него вероятен раскол.

– Он прав, – резко заявил Савами. – Как раз просто замечательно, что Годрасы официально ортодоксы. Они сумеют договориться с противником. Как бы не повернулось, а надеть корону императора на твою или мою голову – это за гранью юмора. Нам не нужна всеобщая резня, которая неминуемо последует за узурпацией.

– Заменить императора на Косту? – изумился Текин.

– И этот на троне – тоже не лучший вариант. Мы должны выступить как третья сила. В противовес аголинам. Но до определенного этапа пойдем вместе с ними. Пусть они получат Храм и всеобщую ненависть. Годрасы станут им просто необходимы, как компромисс. А мы Акбаровы люди, и уж за свои заслуги обязательно извлечем прибыль из происходящего. Не только поместья. И даже не просто земли.

– А кто будет сидеть в Карунасе? Я готов освободить место, но кто? Джад?

– А нужен ли нам сильный император? – вкрадчиво спросил Аззаж.

– А как иначе добиться отправки войск на юг и держать всю наглую придворную фемскую свору в узде?

– Вместе с войском приходят и чиновники, – задумчиво отметил Текин. – Всем нашим вольностям придет конец, когда появятся губернаторы провинций.

– Вот мы ими и будем! – провозгласил Шир.

– Ты уверен? А то ведь соглашение подразумевает определенные рамки. Акбар вынужден будет договариваться. Ради государства можно поступиться старыми друзьями. Это ж не означает – кинуть их на плаху. Дадут тебе полк и бюрократа на шею заодно. Гражданский и военный, так? Будете подсиживать друг друга. Одна беда, у него опыта намного больше.

– Хм, – сказал Текин, – тут дело в том, что Акбару пришел приказ возвращаться пред светлые очи фема Косты вместе с его отрядом. Пехоту не пошлют, ага, у нее свои задачи, хотя Коста и не в курсе. Но Акбар уклониться не сможет. Мы пойдем маршем. А вам – пехоте – самое простое.

– Ну, прямо как сказанешь! – возмутился Шир. – Нет вариантов, – довольно заявил он, – с самого начала нет. Коней на галерах не перевозят. Не приспособлены к этому корабли, а главное, нет времени. Все с самого начала было задумано на один рывок и удар. Стоит задержаться, и все пропало. Мы выиграем или умрем.

– До тебя дошло или нет? – мгновенно спросил Савами. – Если все, как он говорит…

– Меня обвиняют во лжи перед лицом товарищей?

– … от тебя будет зависеть все!

– Какая разница, чья рожа на том конце клинка, – откровенно оскалился Шир. – Кровь у всех одинаково красная. Я сделаю. А вот что будет потом, зависит не от воина. От политика. У нас ведь выбор прозрачный – Джада не потерпят другие фемы. Остается Ошидар, нет?

– Если Акбар подчинится приказу – да, – подтвердил Савами.

– А у остальных есть шансы? Марванам придется лечь в могилу, но ведь есть еще Танжуры, Згебары и Брочи. Многим захочется на теплое местечко.

– Кто владеет Карунасом, владеет империей. Пусть я не Взыскующий истины, для общего дела отправлюсь проливать кровь – благослови!

– Мы все одинаковы, – торжественно произнес Савами, – мы все обыкновенные, Всевышний никому не отдает предпочтения и не защищает кого-то одного больше, чем другого. Помоги себе, и добьешься успеха. Проси, и никто тебе не поможет, если сам не приложишь усилий. Ты один из нас, и дело твое не умрет. Мы будем помнить тебя и твои намерения. Для общего блага!

– За други своя! – произнесли остальные хором.