Глава 21

«Финал должен быть веселым. И не ранить чистое сознание читателя, ни в коем случае!».

Стивен Кинг


Сын, брошенный когда-то отцом, сейчас смотрел на своего непутевого родителя. За его спиной возвышался, завалившись на одну подножку-шасси, зеленый радхи с фиолетовыми лягушками возле носа.

Человек, бросивший в седые времена беременную женщину, которая умерла из-за его безалаберности и пренебрежения. Седой старец, делавший из людей послушных бездушных роботов, лишенных любви и других светлых чувств.

Апостол мести, а разом с нею и смерти. Бывший Паладин, убивший первую любовь Антона, к ужасу, а, может, и к облегчению, Клипард понял, что не помнит, как ее зовут.

Наконец, отец, пожелавший свести со свету свою родную кровь, не гнушаясь ни перед чем ради неведомого достижения своих параноидальных стремлений.

— Знаешь, — тихо промолвил Антон, — а я ведь ненавижу тебя!

— Послушай, — горячо забормотал Иона, — я сделаю тебя всемогущим! Я… Мы… Вместе сможем управлять вселенной.

— А я всего лишь хочу убить тебя! — выкрикнул-плюнул капитан. — Он бросился на родителя, поднимая кислотник. Меч отчего-то тяжко застонал, как в кошмарном сне.

Иона молниеносно извернулся, выделывая своим почти черным от кипящего прелой кислотой лезвием, да так, что невольные зрители ахнули.

Паладины кружились вокруг поляны, срубленные не знающими пощады клинками, мелкие деревца валились в розовую траву.

Иона вошел в «замедление», Антон последовал за ним, потом еще раз. И еще! Экипажу, наблюдавшему за кровной битвой, показалось, что у дерущихся вдруг выросло множество рук, а сами они стали почти прозрачными от бешеных ударов.

Кислотник Лястера превратился в бич, так и вьющийся вокруг капитана. Тот задействовал «зонтик» и как щитом, отбивался, в свою очередь, стараясь зацепить отца подачей с ноги. Это ему удалось, но слишком легко — Главный Паладин мягко оттолкнул запутавшийся в длинном рукаве его белоснежного балахона с бурыми пятнами башмак.

От внезапного движения, Клипард отскочил, приседая и поводя собой мечом в круговом движении. На него надвигался, заворачивая самые немыслимые восьмерки, отец.

Жизнь пролетала перед их глазами, завершая каждый этап, соприкосновением шипящей стали о сталь.


Вот дедушка дает ему первый подзатыльник, маленький Лястер истошно орет, брызжа слезами и громко обещает, что убьет деда. За это получает вторую оплеуху и теперь действительно, уже безмолвно клянется отомстить. Чтобы он умер, проклятый старик!


— Отдай, это мое! — другой сирота вырывается и бежит вперед вместе с парой новых ботинок, привезенной миссией благотворительности в приют «За пазухой». Антон некоторое время гонится за ним, но враг быстрее. Он в предпоследний раз садится на пол и ревет, обещая, что уничтожит малого шкодника, затем поднимается и упорно преследует своего обидчика.


— Ой, он такой маленький! — смеется портовая шлюха, к которой юнец пришел, накопив достаточно карманных денег и кое-что, украв у родителей, для того чтобы впервые познать таинство секса. Лястер хочет ударить ее, но вспоминает о громадном накачанном сутенере, который ожидает за дверью и с легкостью выбросит щуплого сынка из борделя. Иона улыбается, жестко хватая проститутку за грудь, и мысленно душит ее.


Мишель бросает ему первую улыбку при первой встрече тем прекрасным утром. «Убью!», думает Клипард, наблюдая, как коричневая от загара рука поручика обнимает ее за талию. А потом, спустя несколько недель после знакомства они любят друг друга. И она умирает, растворившись в страшном огненном облаке, в которое превратился истребитель Хотовского.

— Лучше бы я убил тебя, — кричит Антон, выжимая последние капли горючего из баков, — своими руками! Но я отомщу за тебя!


Она просто уходит, а за нею остается лишь приторный запах ее духов.

— Не заходи больше, — говорит ее муж, являющийся также начальником Лястера. — Я позволил ей завести любовника только на период моего отсутствия. Теперь твое пребывание на этой планете нежелательно. — Он захлопывает дверь перед носом бортмеханика.

— Сожгу этот дом, — обещает себе Иона. — Сожгу обоих!


Небольшая деревня. Люди восторженно машут руками, приветствуя истребитель, в котором летит ее геройский освободитель. А ослепленный местью боевой майор с множеством наград, освобождает весь свой смертоносный арсенал.

Осуждающе, очень неохотно, словно чувствуя грех, кашляют пушки, вниз летят плазменные бомбы. Радующиеся доселе мирные жители гибнут в огне, проклиная его до конца жизни.

Когда пелена убийства спадает, а на мониторах лишь дымится обугленная деревушка, тогда еще не полковник, но уже и не майор, просит у безвинно погибших прощения.

И летит к следующему поселку, ведь боезапасы еще остались, а плевать он хотел на Военный Трибунал.


Сотни погибших жизней, десятки тысяч людей, оставленных умирать, ведь месть влекла бойцов вперед, к новым жертвам. Они убивали и были прокляты, пушечное мясо чужой войны. Глава всесильной организации и бедный сирота. Выращенный в любви и лелеянный нищетой, такие разные, но в то же время, так похожи, убийцы невинных, ведь месть — их идол. И не было в них Бога, он рыдал в своих задворках в глубине души.

Теперь эти носители тьмы сражались меж собой, всего один лишь удар — и навсегда стать единственным властелином мира, другой — не дать ему этого сделать. Цели разные, но методы одни и те же.

Наконец, после неожиданно неудачного выпада Ионы, Клипард извернулся и провел кислотником. Клинок прошел поперек тела Паладина, легонько разрезая плоть, покрытый бурыми пятнами белоснежный балахон, окрасился вишневой полосой крови.

Лястер плюхнулся наземь, сжимая на животе неглубокую царапину. Эта рана не была смертельной, или опасной, просто всемогущий и не знающий поражений боец был совершенно ошарашен видом собственного ранения.

— Я не дам управлять тебе миром! — громкое обвинение отбилось от неприступного фанатизма Лястера. Клипард поднял оружие над головой своего отца. Где-то очень далеко, за гранью его сознания испуганно вскрикнула Лиина.

— Управлять! — безумный блеск сменился болезненным блеском в глазах. В них, под лучами высоко стоящего накалившегося к обеду розового солнца, зажглась толика спокойного безумия. — Так убей, если сможешь! Я даже не подниму побратима!

— Да какой он тебе побратим, — брезгливо сплюнул вбок Антон, немного левее ног сидящего отца. — Тебя лишили сана! Ты — никто! Пустое место, плевок верблюда, гадость на губе собаки!

— Лишили сана? — внезапно захохотал, булькая горлом, Иона. — Мои рабы, которых я придумал и создал? Лишили меня несуществующего сана из несуществующего братства. Я их нарисовал, а они ожили! И лишили меня! Ха-ха-ха!

— Бездарный прыщ на заднице проститутки!

— Проститутки? — Лястер поднял пробитую голову, из глубокой раны в ней медленно потекла кровь — из-за напряжения открылось кровотечение. — Ты знаешь, что ты сын проститутки? Я имел ее как хотел! И она позволяла мне это делать за любые деньги! Слышишь? Ты рожден за восемь галаксиев! Ха-ха! За любую мелочь!

Месть заполонила глаза и душу Клипарда, пронеслась по бескрайним равнинам его светлого в любви внутреннего мира. С черного неба начал падать угольный снег, похолодало. Живность попряталась в норы и дупла, львы зарылись, словно медведи, в берлоги. На шелковую ссохшуюся траву валились мертвые туши падших коров.

Печальный бог уселся на квадратном метре едва заметной бледной лужайки, зябко кутаясь в тонкий серенький плащик с тремя заплатами на спине. Утлые, почти развалившиеся башмачки, правый бережно обмотан тонкой проволокой, но все равно пропускающий воду, сырой, зато никогда не просыхающий. Старенькие штанишки, которые когда-то носил детдомовский дворник. Заштопанные самой красивой женщиной на свете — сестрой Лючией из дома «У святого Клипарда за пазухой», носки. И зажатые в синем кулачке ВОСЕМЬ галаксиев, ровно столько стоил билет на корабль. Звездолет, способный забрать его отсюда, из злобной, не терпящей детей-сирот планеты.

Он собирал эти деньги долгие три года, работая чистильщиком обуви в катакомбах, хитростью сломав робота-конкурента. Цент за чистку — и пинок в спину. Оттуда и взялись протертые заплаты на сереньком друге со слишком длинными потрепанными лацканами, никогда не изменявшем в другие поры года, но таком холодном зимой. И всегда дуло через рукава и дырки на спине.

Перед богом стояла Месть. В количестве четырех здоровенных громил в потертых джинсовых комбинезонах портовых рабочих. Они смотрели на зажатые купюры в его руке и ехидно ржали, представляя, как будут сейчас пропивать их в ближайшем кабаке.

— Ты украл их, малой! — сказал Месть. — Украл у нас!

— Неправда, — ответил Господь, — я заработал честно! Работал, чистя обувь.

— Правда, парни, — смягчился один Месть, — я знаю его, он в подземельях сапоги шурует.

— Да пошел ты, — засмеялись другие Мести, — не хочешь долю — не лезь!

Справедливый Месть умолк, поддаваясь неправедным.

— Отдашь? — пинок ногой, но не в спину, а в грудь. Он летит заплатами на землю, пачкая плащик в грязи, а безжалостные пальцы выдирают деньги из синей ручонки с тонкими пальчиками. Слезы заливают лицо, грудь сдавливают рыдания, на голову падает дождь.

Еще один пинок, на сей раз в ребра.

— Пошли, пусть сопляк полежит! — сказали Мести. Кто-то плюнул мальчику на лицо, он утер его, и так мокрого от небесной влаги, потертым рукавом. За это получил еще удар, по затылку. — Не рыпайся. — Голоса отдалились. — Ты видел, Месть, я его даже без рук уделал, — хвалился товарищ Мести.

Хвалился тем, что уделал десятилетнего мальчика в старом плаще и бережно перевязанном тоненькой оловянной проволокой правом ботинке, никогда не просыхавшем.

— Эй! — Антона подняли сильные руки.

Это был Месть!

— Ну не реви, — сказал он. — Держи! — Месть оставил мальчика под дождем, что-то втиснув в маленькую, посиневшую от холода и сырости ладонь.

Клипард разжал кулак — там лежал грязный от воды и болота, мятый галаксий.

И среди Местей встретилось добро.

— Нет, — капитан опустил меч. — Я не убью тебя, отец.

И словно вселенная содрогнулась, остановившееся, было, солнце, вновь заскользило по небосклону. Ветер весело взвился вокруг повзрослевшего мальчика в утлом плаще, глянул на его новые, отчищенные, командирские башмаки, и полетел гонять своих розовых барашков.

Старик удивленно поднял окровавленную голову.

— Я ведь столько сделал тебе! — прошептал он. В его глазах больше не было безумия. — Прости меня, сын! Прости меня! — На его глазах стояли слезы.

— А я прощаю тебе, — громко сказал Антон. — Всем!

В его мирке Бог смотрел на них, стоявших около надгробия с надписью «Всем моим покойным». Четверка портовых рабочих, один из которых казался почти прозрачным и неосязаемым, армейский сержант, Мишель, Инквизиторы, вместе с их поддельными богами из Ада, папа. Наконец, в быстро светлеющем небе висел фиолетовый радхи с зелеными лягушками на носу, а около него — еще парочка звездолетов, таможенник, Ганзель и Гретель, всего более ста человек.

Да и сам Антон стоял там: малыш, разбивший нос своему одногодку, голодный юноша, ворующий еду в армейской столовой, с первый раз обритым лицом и бросающий очередную девушку, молодцеватый майор, расстреливающий безвинную деревню атомными снарядами.

Бог смотрел на них с сожалением, на всех себя.

— Я прощаю вас! — сказал он.

Вновь распускались цветы и деревья, яркое солнце топило черные снег и лед, которые превращались в мириады желтых солнечных зайчиков и прыгали по наливающейся сочной зеленью траве. В лесу трубили лоси, пели мелкие проснувшиеся после короткой спячки птицы, львы потягивались, отирались спинами о ноги коров. Среди цветов весело гудели деловитые пчелы. Вдалеке, на фоне растаявших в голубой дымке кораблей, пролетела пара аистов, несущих в клювах большие толстые котомки, в которых что-то шевелилось.

Наступала весна.

В реальном мире тоже бурлила яркая розовая природа. Вся живность, находившаяся вблизи, подходила, прилетала и ползла к Антону, который, в красноватых лучах солнца, сейчас горел мягким светом, как свеча, все его три сердца упоенно стучали в унисон.

Бобры и белки, тигры и лисицы, зубры и даже неведомо откуда взявшийся в лесу слоненок, все спешили хотя бы прикоснуться к капитану.

К человеку, который узрел любовь.

Перед лесом бесшумно задрожал воздух, деревья заколебались от внезапно поднявшегося ветра. Под громкие мелодичные напевы лесных птичек раскрылся Портал.

— Ну, заходите, раз пришли, — сказал широко улыбающийся Господь на пороге.

Отец и сын, обретшие друг друга, один любя, а второй — раскаявшись, поднялись на невысокую ступеньку, и пропали во Вратах, за Антоном поднялась его невеста, готовая пойти с любимым и в огонь, и в воду.

— Все заходите, — Творец грозно приподнял бровь. — Или вас упрашивать?

Немного придурковатый боцман с тремя высшими образованиями, легкая на передок доктор, отрекшаяся от мужчин, победивший в пламени д‘жабс со своими женами, обнявшиеся влюбленные первый помощник и радистка, механический человек и маленький Шептун, очаровательная Лиина и Клипард. Даже ничем неприметные атомный инженер и оба корабельных стрелка. Все вошли в небольшую Обитель Господа. И многим еще осталось места!


— Что ж, — промолвил Всевышний, когда вся честная компания вошла через уютный дворик маленький вишневый сад, где-то в глубине которого звенели ручейки, или, может, фонтаны. — Подытожим!

Он оглядел балдеющее от местной зелени и потирающее привыкшие к розовым множественным тонам братство.

Сбоку от парка, снабженного тремя круглыми беседками, показывал уже с фасада свой крутой кирпичный уголок, видимо, очень уютный домик. На его стены были прикреплены тонкие специальные жерди, по которым, вплоть до самой крыши вился сочный спелый виноград. Около окошек, закрытых разноцветными резными ставнями, лоза игриво изгибалась, минуя рамы, и уходила дальше.

Перед домиком стоял врытый колодец с толстым деревянным коробом и белым пластиковым ведром около него. Немного портила картину современная поливальная система, подключенная к скважине.

Дальше, сколь хватало глаз, колосились, налитые тугим зерном, колосья пшеницы. Ярко-желтые поля угодили за горизонт, соединяясь там с идеально голубым безоблачным небом. На самой линии горизонта мерно проплывал робот-комбайн, складывая срезанные колосья красивыми кругляшами.

Возле поля проходила почти не протоптанная дорога, по которой спокойно можно было ехать и лето и зимой — с обеих сторон ее окружали высокие берега насыпанной земли с высокой травой. На ней то и дело встречались столбы с надписями «Галактика № такой-то — налево», «Созвездие № такой-то — направо».

В самом саду было до упоения прекрасно! На маленьких тонких ленточках, которые обвивали плодовые деревья, сидели мелкие певчие птички, заливая трелями всю округу. Со всех сторон висели громадные налитые соком плоды, на земле росло все, от арбузов до ананасов. Такой себе садовый огород, или огородный сад, кому как нравится.

Сразу за зеленой стеною сада, где невидимо плескались рыбки в холодной воде, до самого неба высился исполинский непрозрачный не то забор, не то полог черного грязноватого цвета.

— Красиво тут у вас, — сказала Лиина, восторженно охая и ахая. — Но эта стена немного портит впечатление!

— Вот об этой, так называемой стене, — устало вздохнул Господь, — собственно я и хотел с вами поговорить!

Он поднял с земли большое краснобокое яблоко и кинул им в темнеющий полог.

— Смотрите!

Плод ударился о стенку, вошел в нее, примерно наполовину и немного там повисел. Затем он, словно выпущенный из пращи, со страшной силой бросился обратно, к руке Всевышнего. Бог убрал руку, позволяя яблоку, которое после соприкосновения со странной субстанцией внезапно скукожилось, его твердая кожура размякла, плод целиком изгнил, бесхозно пролететь дальше. Оно упало на траву, расплескавшись своим вонючим содержимым, из его внутренностей потянулся черный ядовитый дымок.

Все удивленно уставились на мгновенно испорченный плод.

— Вот так, — сказал Творец, — делается с любым живым организмом, либо существом. Все стареет, портится, или настолько теряет от злобы рассудок, что описать нельзя. Что ж, — вздохнул он, взмахивая рукой, и у каждого присутствующего появился бокал, наполненный шампанским вином. — Кстати, хочу отметить, что все вина и морсы здесь — из моего личного виноградника. Выпьем же за мировую любовь, пусть царствие этой прекрасной мысли или чувства, простирается бесконечно!

Все отпили, удивленно причмокивая от необычайного крепкого букета. Они смотрели на Бога, ожидая, что тот скоро начнет что-то говорить.

— Словом, — еще раз печально выдохнул он, — за Стеной Чистилища, а так она и называется, находится уже выше упоминаемое вместилище для чистки и проверки грешных душ — это вариант для религиозных фанатиков да фантазеров. На самом деле, там другой, просто кардинально не похожий на нашу вселенную мир. В нем есть двери в Ад, куда вам, собственно, и предстоит отправиться.

Я могу на некоторое время, не больше, чем на минуту, приподнять этот темный полог, чтобы вы вошли, но помните: выход обратно в дружелюбную вселенную находится лишь в Преисподней — Дворце Короля Легионов — Люцифера! Капитан, — обратился он к Антону. — Помнишь ли ты свою задачу, которую я предлагал тебе в сновидениях?

Клипард кивнул, припоминая, что должен пробраться в Пекло, вызнать планы Чертей и, вернувшись в родную вселенную, сплотить силы против возможной интервенции Дьяволов.

— Что ж, — Творец поставил свой бокал на маленький золоченый столик. У остальных бокалы просто испарились прямо в руках. — Все вооружены? Вы можете встретить отпор сразу же за Стеной.

Люди закивали, ощупывая себя по карманам и кобурам на наличие смертоносных игрушек.

— На всякий случай, — Бог положил Антону в руку небольшую овальную капсулу, покрытую золотистой чешуей, — даю вам мой универсальный Желатель, модель «Золотая Рыбина». С помощью него, стоит только пожелать, и вы сможете материализовать себе все: от боеприпасов до еды и предметов роскоши. Но помните, — поглядел он на восторженно зашептавшихся в предвкушении всяческих удовольствий в минуты отдыха людей, — Желатель будет работать не дальше, чем за сто, максимум двести километров от стены, поскольку в том мире мое могущество имеет определенные границы. Но даже далеко в Чистилище, он позволит вам получить небольшой стакан воды, либо последний патрон. И не обязательно, чтобы застрелиться! — мрачно пошутил Творец.

Они все вместе прошли по красивому густому садику в окружающей Чистилище преграде.

Всевышний поднял обе руки ладонями к верху. Земля задрожала, будто просыпаясь, с деревьев посыпались переспелые плоды, зверьки поразбежались по норам и дуплам, небо потемнело, внезапно прикрывшись тучками, словно от стыда.

Стена замерцала, поднялся оглушительный стон — миллионы грешников, или же обычных жителей по ту сторону хотели попасть в прекрасный божественный мирок, где всегда тепло, а каждый дождь — грибной.

Прямо у основания полога, грунт треснул, разводясь в стороны. Истошно воя, Стена приподнялась над землей, открывая небольшой проход внутрь. Там было тепло.

— Быстрее! — крикнул Бог, по его лицу крупными каплями скатывался пот. — Я долго не удержу!

Выглядел он, словно, а так оно и было, вся тяжесть исполинского сооружения давит на его плечи.

Люди по одному вбегали в маленький проход, приседая. Последним в черном провале исчез боцман, огладываясь назад, в надежде запомнить каждую деталь этой секунды.

Творец опустил руки, смахивая пот.

Стена с грохотом опустилась, поднимая тучи земли и пыли, земля повторно вздрогнула, навечно хороня за собой отважных путников.

Усталый бог смотрел на нее исподлобья с холодным презрением.

— Я уничтожу тебя! — сказал он. — Рано, или поздно! И миллионы людей, пусть даже и грешных, раскаются! И будет у меня для них место! Рано, или поздно!

Загрузка...