Подземные робинзоны

Глава 20 И СНОВА В ПУТЬ

Ночь прошла спокойно: ни Санин, ни Мухин не заметили ничего подозрительного. И, наверное, поэтому путешественники проспали дольше обычного. После завтрака доктор нагрузил медвежьим мясом свой рюкзак и рюкзаки товарищей. Одинцова он хотел освободить от добавочного груза, но учитель решительно запротестовал.

— Если у меня побаливает рука, то это не значит, что я не могу нести груз наравне со всеми. Другой вопрос — надо ли столько брать.

— Пригодится, продуктов у нас мало. И еще неизвестно, сколько будем блуждать.

— Надеюсь, немного.

— И я надеюсь. А медвежатины все-таки возьмем побольше.

Володя прислушивался к разговору отца с доктором.

— Иван Антонович, вы же ведете счет дням. Сколько мы в пещере? — спросил он.

— Больше недели, если я не ошибаюсь.

— А мне кажется, много-много дней, может быть, месяц или даже больше.

Доктор потрепал Володю по плечу.

— Это только кажется, дружок.

Прибежал рыскавший где-то Аргус и положил к ногам хозяина крупного черного зверька. Учитель осветил фонариком добычу сеттера и брезгливо отшвырнул ногой.

— Крыса!

— Крыса? — с интересом переспросил Мухин. — Как я и полагал, твой пес уже давно промышляет такими животными. Вот разгадка его упитанности. А сегодня он не только до отвала наелся сам, но и тебя решил угостить. Между прочим, Сережа, ты собирался поохотиться на этих зверьков.

— Прошу тебя, перестань, — перебил Сергей Денисович. — Меня мутит от таких слов.

— Зверек как зверек, — доктор словно не слышал товарища. Он подошел к добыче Аргуса. Миша и Володя тоже заинтересовались рядовым той армии, с которой недавно они так доблестно сражались. Светлана предпочла остаться на месте: она сделала вид, что помогает учителю увязывать рюкзак.

— Вот видите, ребята, — объяснял Мухин, — пещерная крыса, в отличии от обычной, совсем слепая. Это оттого, что она всю жизнь проводит под землей. Глаза зверьку стали не нужны. Они атрофировались. Зато другие чувства — слух, обоняние — развиты гораздо сильнее, чем у их сородичей, обитающих в домах и продовольственных складах.

— Пора отправляться в путь, — объявил начальник отряда. — Сегодня мы и так выступаем с опозданием. Осталось всего несколько свечей, фонарики заряжены последними батарейками. Не забывайте об этом и расходуйте свет экономно. Запасы воды тоже кончаются.

— В путь, так в путь, — Одинцов поднялся. Поврежденную руку он держал на перевязи. — «Турист в движении жизнь ведет, в движении…»

— Ну, если ты после вчерашнего приключенья уже петь можешь, тогда все в порядке. Первым пойду я.

И Николай Павлович пошел впереди отряда, освещая коридор фонарем. Аргус по обыкновению бежал рядом с хозяином. Миша и Володя тихонько переговаривались: у них еще не улеглись впечатления от встречи с медведем. Ребята строили самые невероятные предположения, стараясь догадаться, зачем зверю понадобилось лезть в пещеру и долго ли он в ней бродил. Светлана не вмешивалась в их разговор, думая о чем-то своем.

— Ты что невеселая? — Санин взял ее под руку. — Тебе нездоровится?

— Здоровится. Мишука жалко, Николай Павлович. И потом… вот вы говорили, что он долго ходил по пещере, потому и худющий. Уж если медведь не мог выбраться…

— То и мы не сумеем? Это тебя пугает?

— Да, — честно призналась девочка. — Скажите, а можно жить в пещере?

— По правде говоря, не знаю. Даже в наше время пещеры изучены еще мало. А между тем это своеобразный и интересный мир. Для ученых здесь много работы. Известно, например, что в большинстве пещер температура всегда держится на одном уровне.

Обычно это десять — пять градусов выше нуля. В холодную погоду теплый воздух подземелий устремляется наружу, а в жаркую — с поверхности в пещеру. Получается отличная вентиляция. В некоторых пещерах есть вода: ручьи, реки и большие озера; есть и жизнь под землей: насекомые, животные — постоянные обитатели, а не такие случайные гости, как наш медведь. В пещерах обитают крысы, поселяются летучие мыши, а в ближних к выходу залах — даже голуби. Но человек, попав в пещеру, вряд ли смог бы приспособиться к жизни в ее условиях.

— И, по-моему, тоже. Здесь всегда темно.

— Вот это самое страшное. В темноте человек беспомощен, ты сама убедилась.

Миша и Володя, оставив свои разговоры, прислушивались к словам Санина.

— Николай Павлович, а сколько мог бы человек прожить под землей? — спросил Миша.

— Я не специалист по пещерам, но, насколько мне известно, такого опыта еще не ставили, — засмеялся краевед. — По-моему, все зависит от условий и от человека, который решится на подобный эксперимент. Я имею ввиду, прежде всего, его здоровье. Недавно появилась книга французского спелеолога Кастере «Десять лет под землей…»

— Десять лет! — присвистнул Володя.

— Десять. Этот ученый посвятил большую часть своей жизни исследованию подземного мира. Вы понимаете, что Кастере не провел десять лет в одной пещере, не выходя из нее. Ученый много раз спускался в разные пещеры и часто бывал на краю гибели. Попадал в подземные водопады, висел над пропастью вниз головой, нырял под погруженный в воду потолок пещеры, разгуливал по льду подземных озер. В Пиренеях, вблизи селения Монтеспан, под дном подземной реки он открыл туннель и вход в сухую галерею. Галерея вывела отважного исследователя в зал, где он нашел глиняные статуи мамонта, бизона, лошади, оленя, гиены. Возраст статуй ученые определили в двадцать тысяч лет. В другой раз Кастере обнаружил в подземном гроте много доисторических рисунков, а также орудия труда доисторических людей.

— Другой французский ученый — Мишель Сиффр, — продолжал Николай Павлович, — спустился к подземному леднику Скарассон где-то в районе франко-итальянской границы. Он хотел не только изучить подземный ледник, но и испытать на себе физиологические и психические последствия длительного одиночества, состояние человека, потерявшего чувство времени. Замечу, что Мишелю Сиффру всего 24 года. Он пробыл под землей в полном одиночестве два месяца.

— Два месяца! — не удержалась от восклицания Светлана. — Один? Как ему, наверное, было страшно!

— Опыт закончился вполне благополучно, хотя ученый, потеряв ориентировку, ошибся при подсчете времени почти на месяц. С ним происходили странные вещи. Примерно спустя месяц он начал чувствовать сильную усталость, темнота раздражала его, он стал рассеянным. Например, принимал телефон за магнитофон…

— За магнитофон? — Миша засмеялся. — Вот чудак! А еще ученый. Я бы не перепутал.

— Не перебивай, Мишка, — сердито сказал Володя. — «Я бы, я бы!» Вот посадить тебя на месяц в пещеру, так телефон с телевизором спутаешь. Николай Павлович, еще про этого ученого, а?

— Еще? Ну, вот например, Мишель Сиффр писал свой дневник красными чернилами, ему надоел черный цвет. Он считает, что красный приятнее. Голубой и зеленый напоминает черный, желтый его раздражал. Ученый пришел к выводу, что под землей нужны светлые и теплые тона.

— Нашу пещеру тоже надо исследовать, — мечтательно произнес Володя, — вот когда я окончу школу…

— Снова придешь сюда? — докончила Светлана. — Ты опоздаешь, Миклухо-Маклай. Здесь побывают раньше тебя и не останется ни одного неизученного уголка. Узнают и тайну каменных идолов.

— Между прочим, ребята, Мишель Сиффр в 13 лет (правда, в порядке исключения) был принят в члены французского Альпийского клуба, в секцию спелеологов. В 17 лет он участвовал в кругосветном плавании на океанографическом судне, а в 20 зарегистрировал 37 научных сообщений в Академии наук. В 21 год Мишель получил диплом об окончании Сорбонны и в 22 года возглавил геологическую экспедицию на острове Цейлон. Вот так, ребята. А вам, кстати, сколько лет?

— Мне тринадцать, — гордо сказал Володя. — И Мишке тоже…

— А вот и нет! Я старше тебя на целых четыре месяца.

— Подумаешь, четыре месяца! Не задавайся.

— Не ссорьтесь, ребята. Тринадцать лет — отличный возраст. Впереди у вас много интересного. Каждый выберет себе дело по душе и смело пойдет к цели. Я еще надеюсь дожить до тех дней, когда услышу о ваших славных делах, и тогда с гордостью скажу: этих ребят я знал, когда им было по тринадцать лет.

За интересным разговором время летело незаметно. К тому же и путь был сравнительно легок, если не считать встречавшихся камней, осыпей, небольших спусков и подъемов. Подошла пора сделать обеденный привал. Мухин что-то долго подсчитывал на пальцах, беззвучно шевелил губами и наконец, с глубоким вздохом склонился над своим «гастрономом». На полиэтиленовой скатерти появилась банка тушеного мяса, банка сгущенного молока и несколько сухарей.

— Прошу к столу, — и доктор широким жестом показал на приготовленные яства.

Голод постоянно мучил туристов, но никто не поспешил «к столу». Ребята ждали, когда начнут есть старшие. Получив свою порцию, каждый, не торопясь, приступал к обеду. Одинокая свеча колеблющимся светом озаряла усталые изможденные лица.

— Конечно, обедом это не назовешь, — говорил Иван Антонович, вглядываясь в лица спутников, — легкая закуска, пожалуй, даже чересчур легкая. Вот если бы у нас остался еще хворост, то на вечернем привале можно устроить великолепный пир… Шашлык из медвежатины, суп, ну и кофе…

Мухин замолчал. На его слова никто не отозвался. Даже заманчивая картина ужина не произвела впечатления. Сергей Денисович задумчиво массировал больную руку, краевед листал записную книжку и делал пометки. Ребята, кончив есть, лежали, подложив под головы рюкзаки, и против обыкновения молчали.

Поддавшись общему настроению, доктор не пытался больше завязать разговор. Аккуратно свернув скатерть и завязав рюкзак, он посмотрел на часы, а потом на Санина.

— Пойдем дальше?

— Пора. Как с водой?

— Плохо, Николай Павлович. Если сегодня не найдем воду, придется опять перейти на лимит.

— Будем искать. Выступаем, друзья.

И снова маленький отряд туристов двинулся в путь по извилистому коридору, карабкаясь по камням, обходя трещины и сгибаясь под низко нависающим потолком. Санин опять шел первым, освещая путь, проверяя палкой каждое сомнительное место. Если встречалось препятствие, начальник отряда предупреждал товарищей. Тогда зажигали еще несколько фонарей и благополучно обходили опасное место.