Подземные робинзоны

ПРОЛОГ

Там, где, прыгая с камня на камень и рассыпая сверкающие брызги, протекал ручей, лес обрывался. Мохнатые темно-зеленые сосны, сбегая с пригорка, останавливались у самой воды, удивленно разглядывая в небольшой заводи свои отражения и тихо покачивая вершинами. Ручей местами был довольно широк, а местами его стискивали замшелые каменистые глыбы. На самом дне заводи, повернув острые морды против течения, неподвижно стояли крупные хариусы, чуть заметно шевеля рубиновыми плавниками. По левому берегу тянулась лужайка, покрытая густой травой, среди которой мелькали венчики синих и желтых цветов. Кое-где из травы торчали острые камни, скатившиеся с горы, а между ними пробивались кусты смородинника, перевитые прошлогодними стеблями крапивы. За лужайкой поднимались мрачные серо-желтые скалы. В трещинах скал чудом держались кривые тонкие березы, вздрагивавшие от самого слабого порыва ветра.

В этот утренний час на лужайке беззаботно резвились два толстых барсучонка. Они гонялись друг за другом, падали, незлобливо кусались и повизгивали от восторга. Облезлая барсучиха, развалясь у самого входа в нору, жмурилась от яркого солнца, лениво поворачивала голову, наблюдая за возней детенышей.

Где-то в лесу послышался неясный шум. Барсучиха вскочила, насторожив уши, тревожно вглядываясь маленькими близорукими глазами в зеленые навесы кустов. Шум приближался. Вот уже совсем близко затрещал валежник, раздались голоса людей. Издав короткое предостерегающее хрюканье, барсучиха скрылась в норе. Щенки, тотчас прекратив возню, юркнули туда же.

На лужайку вышли два человека. Высокий сухощавый мужчина, уже не молодой, тяжело дыша, остановился почти у самой барсучьей норы, но не заметил этого. Сняв вещевой мешок, он устало вытер платком пот с давно не бритого лица.

— Этот подъем совсем измотал меня, — сказал он своему спутнику, отставшему на несколько шагов. — Видно, такие путешествия не для стариков.

— Да какой же вы старик, нехорошо наговаривать на себя, — возразил молодой человек, тоже снимая вещевой мешок. — Выносливости вашей можно позавидовать. Но как будто мы уже пришли. Не та ли это лужайка? Барсучий ручей должен был вывести на нее.

— Не торопись, Алеша. Вот сверимся с картой — и тогда все узнается.

Говоря это, пожилой путник достал из внутреннего кармана своей потрепанной тужурки сложенную в несколько раз бумагу. То была старая, пожелтевшая от времени и потертая на сгибах самодельная карта. Несколько минут он очень внимательно рассматривал ее, потом уверенно сказал:

— Ты прав, Алеша, Барсучий ручей привел нас на Голубую лужайку. Все приметы совпадают.

Алексей пожал плечами.

— Не понимаю, почему она называется Голубой. Может трава здесь такая? Голубоватая… Да ведь дело не в том, как названо, — продолжал рассуждать он сам с собой. — Раз сказано — Голубая, пусть так и будет. Тогда пещеру надо искать…

— Вон у той серой скалы, — подсказал его спутник. — Но как отыскать ее? Все здесь заросло кустами.

— Да уж найдем, Василий Федорович, бог поможет.

— На бога надейся, а сам не плошай.

— Не сплошаем. В письме как сказано? От поворота Барсучьего ручья влево к скалам через Голубую лужайку тридцать два шага. Вход в пещеру с северо-запада. Здесь ручей поворачивает, стало быть, от этого места и надо мерять тридцать два шага. Я пойду, погляжу.

— Что же, Алеша, а меня ты хочешь оставить?

— Вы отдохните пока.

— Нет уж, раз ты не хочешь признавать меня стариком, я тоже пойду. Отмеривай шаги.

Алексей подошел вплотную к берегу ручья, затем повернулся к нему спиной и, широко шагая, направился к скалам, громко отсчитывая:

— Один, два, три, четыре…

На двадцать восьмом шаге он замешкался, раздвигая сплетения кустов.

— Двадцать девять, тридцать… тридцать один… Василий Федорович! Вот вход! Смотрите, пещера!

Голос Алексея слегка дрожал. Его спутник заторопился и чуть не упал, запнувшись о скрытый в траве камень.

— Где? Где пещера? — задыхаясь, спрашивал он.

— Да вот же, — Алексей показал на темную щель в скале, почти скрытую кустами.

— И впрямь пещера, — недоверчиво и радостно подтвердил Василий Федорович. — Алеша, дорогой мой, ты понимаешь, что сие значит?

— Очень даже понимаю, Василий Федорович. И радуюсь вместе с вами. Не пропали, стало быть, наши труды.

— Ну, радоваться-то, положим, еще рано. А нет ли где поблизости другого входа?

Алексей прошел вдоль подножия скалы в одну сторону, затем в другую и вернулся, говоря:

— Даже намека на пещеру нет.

— Тогда, полагаю, это та самая пещера, которую мы ищем.

И он заглянул в узкую темную щель. Из нее тянуло сыростью и прохладой.