Похождения Трусливой Львицы, или Искусство жить, которому можно научиться

Эпизоды формирования сценария

Помню случай из начальной школы, когда я почувствовала себя беспомощной и глупой. Эти чувства меня сопровождали долго во взрослой жизни, наверное, в этом эпизоде прошел «сценарный момент». Детям нашего первого класса раздали стихи к какому-то утреннику, сказали выучить и в нужный день прийти нарядными, а потом, когда утренник закончится, в рисовальных альбомах изобразить то, что запомнилось. Я же в памяти у себя оставила только зарисовать праздник. Дома маме доказывала, что к 7 ноября мне не надо приходить в парадной форме, а нужно взять лишь альбом и краски. Мама удивилась, выяснять не стала, снарядила меня, как я и просила. Когда же я пришла к школе, то с удивлением увидела, что мои одноклассники в парадной форме и повторяют стихи, о существовании которых я просто «не знала»! Учительница на меня рассердилась и оставила без участия в празднике. Я помню свои чувства: вину, недоумение, почему так получилось, что я все напутала?

А когда все это началось? Садик на Севере. Помню случай, когда группа пошла в кино (мне было 3–4 года). Показывали старый-старый фильм «Царевна-лягушка». Я сидела в кресле, рядом с другими детьми. Очень хотелось в туалет. В животе бурлило. А воспитательница была далеко. И я боялась, что если перейду к ней через весь ряд, она меня отругает. И я обкакалась. Мне было очень стыдно. Не помню, как я оказалась в группе. Все дети после фильма пошли гулять. Меня купала нянечка и говорила: «Ай-ай-ай! Такая большая девочка! Как стыдно так делать!» Опять чувство вины. И страх. Страх, что меня не любят, страх, что меня бросят или забудут в садике и я останусь одна. Ведь мама так занята собой (своими проблемами – я это чувствовала). Поэтому каждый вечер я не могла спокойно отдаться играм, а с надеждой поглядывала на дверь. Иногда я оставалась последней. Помню свое отчаяние и панику. Вот! Вот случилось то, чего я так боялась! Как же я теперь буду жить? Но приходил папа, строго говорил: «Галина! Одевайся», – и забирал меня. С папой был связан страх. Папа был неприступен, серьезен, очень строг и непоследователен. (Анализ Трусливая Львица провела правильно. Сейчас она старается выскочить из сценария. Но до сих пор нет-нет да и не услышит то, что нужно было услышать, или услышит то, чего не говорилось. Так однажды ей поручили купить билеты до Сочи, а она купила всем билеты до Туапсе. Правда, мы просто посмеялись и не особенно сердились. Так потихонечку она приучалась жить в реальности, а не в своем вымышленном мире страхов. Но еще долго сценарные страхи овладевают ее существом. – М.Л.)

Сейчас я уже могу отца вспомнить спокойно. Даже, как мне кажется, нет обиды за то, что пару раз он меня бил. (Вот именно, что кажется. Простила бы – не вспомнила бы. К сожалению, детские обиды тяжело прощаются. Раз помнит, значит, не простила. Нельзя кричать на детей! А бить тем более! – М.Л.) Последние претензии ушли после того, как уже в 28 лет, когда моей дочке было 3 года, я пригласила его к себе в гости и увидела совсем другого человека, который ко мне не имеет ну никаких притязаний. Пожилой седовласый мужчина с уставшим лицом сидел у меня на кухне и рассказывал о своей трудной жизни. Не ругал ни меня, ни маму мою, свою бывшую жену, не жаловался на новую жену (а как я догадываюсь, было за что). Привез мне ящик мандаринов и хурмы. Расспросил о жизни и уехал на следующее утро. Не перевоспитывал, не навязывал своей точки зрения. У меня своя жизнь – у него своя. И я была признательна ему именно за то, что по сравнению с опостылевшими мне мамой и бабушкой ему от меня НИЧЕГО не было надо. Очень полезной и правильной была встреча. (Вот к этому человеку претензий у Трусливой Львицы не было, а к тому, каким он был 15 лет назад, остались. – М.Л.)

Обида и злость на маму и бабушку у меня были первые два года занятий психологией. Я видела, в какой угол себя загнали они и из него пытались мешать мне жить тоже. Я позволяла это делать. У меня была жалость к себе – той маленькой беспомощной девочке, которая от мамы не получила, как говорит Э. Фромм, «ни молока, ни меда жизни», и от этого во взрослом состоянии все получалось коряво. Было противно осознавать, что по поведению я в мамином сценарии, сценарии беспомощной личности. Своей девочке я тоже не дала должного понятия и защищенности в раннем детстве, так как просто не знала, как это делается. Как говорится, парад поколений. И долго после того, как отдала дочь на проживание в семью ее отца, не могла найти меру проявления заботы и участия в ее жизни в условиях, когда ее неосознанно и осознанно настраивают против меня.

Замуж я, как и положено, вышла за мужчину, который был очень похож на моего отца.