Похождения Трусливой Львицы, или Искусство жить, которому можно научиться

Спасибо Вале: она меня обучает. Вчера вечером я в ней как через увеличительное стекло увидела свою основную проблему: пасование перед трудностями. Она расплакалась, так как для нее трагедия, что с первого раза у нее не получается красиво написать крючок или нарисовать картинку. И она рыдала, приговаривая ключевую фразу: «У меня ничего не получается. А у них получается лучше».

Мы с ней сели. Я позадавала ей философские вопросы: может ли человек сразу все делать идеально? Она в чем-то со мною согласилась. Но как только с первой попытки чуть ошиблась в написании буквы, то сразу бросила ручку и начала рыдать.

Ситуацию с Валей я по максимуму завершила правильно.

Но ведь это и моя проблема сейчас!

Я пишу «крючки и палки» в освоении науки управления людьми. Да, и у меня первые крючки – кривые. Но мне просто надо не трусить и тренироваться. Писать «крючки и палочки», ошибаться с девчонками и вместе с ними исправлять.

14.04.2003. Понедельник

Читала всю неделю вместе с Валей чудесную книгу для взрослых «Денискины рассказы» Виктора Драгунского. Это про то, как мальчик по мере своего взросления открывает для себя большой мир. По этой книжке очень четко можно проследить, как изначально хорошо относится человек к миру. К себе, к близким, к далеким, ну и ко всякого рода деятельности. Как этот Дениска в шесть-семь лет изначально положительно настроен ко всем людям, но если они вокруг начинают ущемлять его интересы, то он, не задумываясь, даст в зубы другу Мишке, обольет водой беспардонного соседа или сбежит на чердак от чересчур заботливой мамы. А я это только сейчас чувствовать начинаю: где проходит граница между моими интересами и всем остальным миром. Но при этом через секунду после драки он уже строит с этим другом космический корабль.

Мы же, невротические взрослые, сначала неделю мысленно вынашиваем ответ на обиду. Потом эту гадость выскажем (и то не полностью, а на 10 %, а оставшиеся 90 в виде помоев в душе все плавают). А потом всю жизнь дуемся и при удобном случае обязательно вспомним, что было десять лет назад. Я читала про этого Дениску и восхищалась: как здорово у него получается: подумал – сделал; забоялся – пересилил себя и через минуту уже забыл ситуацию; смешно – смеется; обидно – плачет или дерется. И никаких незавершенных гештальтов. Я же затянувшиеся обдумыванием процессы прерываю сейчас усилием воли – чтобы они перешли в действие. И как это бывает трудно! В книге здорово описаны чувства ребенка, как можно последовать механизму психологической защиты: и проекции, и вытеснению и т. д. Можно увидеть, что мама Дениски не очень-то любит папу и излишне опекает сына. Все так жизненно точно описано, что можно предсказать развитие событий в этой семье и жизненный сценарий Дениски.

А еще очень важно то, что с помощью этой книжки я какое-то время переживала чувства ребенка. И мне стало интересно: а как все эти процессы протекают у живущего рядом объекта – моей дочки. И уже три дня подряд я с удовольствием провожу с ней по пять-шесть часов, вглядываясь в нее, вслушиваясь в нее. Оказывается, я неправильно на нее смотрела. Я вообще на нее не смотрела. Она намного взрослее, самостоятельнее, ловчее физически и намного лучше находит общий язык с окружающими, чем я себе представляла.

29.11.2000

Сегодня утром перед уходом в садик Валя начала перечислять все, что ей не хватает, а именно: «Мама, ты мне купишь пистолет большой, косметичку, и еще мне надо все-все деньги!» Я удивилась такой наглости и так ласково и ехидно переспрашиваю: «И косметичку и все-все деньги?» Валя, конечно, моего ехидства не поняла и радостно ответила: «Да!» А я так же ехидно спрашиваю: «А ты знаешь, как креветки моргают?» Она опять радостно так отвечает: «Нет!» И я ей показываю: к свои глазам две дули подношу и дергаю большими пальцами: «Вот так моргают!»

10.03.2001. Поездка с Валей в Приэльбрусье

«Что бы ты ни делала, все равно тебя люблю»

На глазах всего (нового) коллектива в совместную поездку, с которым я взяла дочку, Валя то ведет себя изумительно для своего возраста, то закатывает грандиознейшие истерики. Я же, по моему мнению, реагирую исключительно правильно: в момент истерики – пытаюсь понять их причину, а в затишье – позволяю делать все, что делают взрослые и я в том числе. Например, когда мы вместе с ней на канатке поднялись на вершину горы, и так как было достаточно жарко и я загорала на снегу в купальнике, то раздела и ее плюс никак не реагировала, когда она стала играть на краю площадки, под которой начинался некрутой склон горы. Я расценила, что опасности для жизни никакой нет, а если она и свалится, то я легко ее достану.

Тот самый воспитательный этюд

Дочке, по-видимому, не хватает моей любви, и она не чувствует полного принятия с моей стороны. Как следствие – жутчайшие истерики с душераздирающим криком казалось бы на ровном месте.

А я сама сейчас ничего другого дать ей не могу, так как мое состояние – не лучше. И Валю качает: сначала бурные объятия посреди ночи со словами: «Мамочка, я тебя крепко-крепко люблю», – а в момент истерики она может ударить или ущипнуть меня, приговаривая: «Вот тебе!» У меня в этих случаях просто руки опускаются, и я не знаю, что делать, поэтому не делаю ничего. Вот как было на следующий день в горах.

Валя разбросала в процессе игры все вещи в гостиничной комнате. Уже плохо помню, с чего началось. Я попросила ее убрать, она сказала, что делает то, что ей нравится (то есть повторила сказанные когда-то мною слова, но говорила-то я их в ином контексте), начала разбрасывать другие вещи специально. Потом приказным тоном потребовала от меня, чтобы я бросила чтение своей книги и начала для нее что-то делать. Я начала очень разумно и спокойно объяснять ей, почему не могу этого сделать ( т. е. нудила и морализировала ). Она закричала и заплакала. Я вздохнула и, проигнорировав, продолжала делать свое. Валя начала кричать сильнее. Я опять постаралась объяснить ей. Она назло начала разбрасывать все еще больше. Я решила, что у нее истерика и она садится мне на голову. Поэтому жестко сказала, что если она будет еще бросать свои игрушки, я их повыкидываю. ( Можно было самой начать разбрасывать. ) Валя начала проверять: специально кинула куклу. Я выкинула ее с балкона. Она кинула вторую. Я ее – туда же. Тогда она дико заверещала и начала кидать все подряд: и игрушки, и мои вещи, и все, что попадало под руку.

Я растерялась и отошла в сторону, не зная, что делать. Хоть плачь самой. Было понятно, что это у нее не просто детский каприз, а что-то серьезнее. ( Можно было удивить: покукарекать, например. ) Валя продолжала кричать, что «все-все расскажет бабушке» (в смысле как я над ней издеваюсь), так же разбрасывая вещи. И тут я вспомнила свои детские ощущения. Когда взрослые отказывали в какой-то просьбе, порисовать или поиграть, мне казалось, что это потому, что я – плохая и меня никто не любит. Казалось, что все-все против меня, что я никому не нужна. И в эти моменты мне хотелось шалостями привлекать их внимание. Тогда я подошла к Вале, наклонилась, обняла, заглянула в глаза и сказала: «Знаешь что? Ты можешь орать, кричать и все ломать, а можешь вести себя нормально, все равно я тебя люблю, чтобы ты ни делала! Поняла?» Валя вмиг очень глубоко выдохнула и сказала: «Да, поняла…» Вся истерика закончилась как по мановению волшебной палочки.

Я сама была этой маленькой Валей. Я так же ходила на ушах и лишь еще больше озлобливалась на взрослых за их ругань. Я разбрасывала игрушки и закатывала истерики. И я так же нуждалась в любви и приятии, как и моя девочка.

18.02.2001