Испанский мох ниспадает с деревьев; нежный и изящный, словно кружево на свадебной фате. Голубая цапля взлетает с солончака, вспугнутая шумом моей машины. Ее полет поначалу кажется неуклюжим — ей нужно освоиться в воздухе, почувствовать крылья. Она тяжко ими хлопает, затем наконец ловит воздушный поток и не торопится вновь опуститься на землю.
Мне знакомо это чувство. Две недели я пыталась ускользнуть из города и отправиться на Эдисто-Айленд. Но со всеми запланированными встречами и пресс- конференциями и неожиданным ухудшением состояния отца это было невозможно.
Последние шесть дней я провела в кабинетах врачей, держа мать за руку, пока мы пытались разобраться, почему после операции, которая должна была устранить рак и внутренние кровотечения, у папы снова началась анемия и такая страшная слабость, что он едва держался на ногах. После бесконечных анализов врачи вроде бы установили причину. Решение оказалось простым: лапароскопическая операция, которая позволит залатать лопнувшие сосуды в пищеварительной системе. Проблема, совсем не связанная с раком. Не нужно ложиться в больницу. Быстро и просто.
Вот только совсем непросто осуществить такое, если пытаешься скрыть свои проблемы от целого мира, а отец настаивает на том, чтобы о «мелких неполадках со здоровьем» знали только самые близкие люди. Лесли полностью с ним согласна. Она сообщила прессе, что сенатор сильно отравился, но за ближайшие несколько дней восстановится полностью.
Моя старшая сестра, Мисси, вызвалась присутствовать на нескольких благотворительных мероприятиях, которые нельзя было отменить.
— Ты выглядишь уставшей, Эвс,— сказала она.— Почему бы тебе не отдохнуть немного, раз уж Лесли почти полностью очистила ваш график? Съезди к Эллиоту. Мы с Эллисон сможем проследить за тем, что творится в Дрейден Хилле.
— Спасибо... но... ладно, ты уверена?
— Езжай. Обсуди с ним свадьбу. Может, сумеешь его убедить, чтобы он уступил своей маме.
Я ничего ей не сказала, но мы с Эллиотом почти не обсуждали свадьбу, не считая пары скомканных разговоров. У нас слишком много более важных дел.
— Эллиоту пришлось улететь в Милан на встречу с клиентом, но я подумываю съездить в наш старый дом в Эдисто. Кто из наших был там в последний раз?
— Мы со Скоттом брали туда детей на несколько дней... Ой... слушай, это ведь было еще прошлой весной. Однако обслуживающая организация держит дом в прекрасном состоянии. Он должен быть вполне готов к твоему приезду. Съезди туда, отдохни немного.
Я начала паковать чемодан еще до того, как она попросила передать привет пляжу. По дороге я завернула в дом престарелых, чтобы нанести давно откладываемый визит Мэй Крэндалл, но местный сотрудник рассказал мне, что старушку положили в больницу с респираторной инфекцией. Он не знал, насколько сильно она больна и когда вернется.
Это значит, что загадочные документы в Эдисто — мой единственный ключ к разгадке, по крайней мере пока, Трент Тернер больше не отвечает на мои звонки — и точка. Все, что мне остается, — встретиться с ним лично. Мысли о конверте, который хранится у него, преследуют меня целыми днями. В воображении постоянно прокручиваются возможные варианты событий, в которых он играет разную роль. Порой мне представляется, что он — шантажист, который разузнал ужасную правду о моей семье и продал информацию о ней политическим противникам отца и потому не отвечает на мои звонки. В другой раз я думаю, что Трент-старший — мужчина с фотографии Мэй Крэндалл. А беременная женщина, которую он прижимает к себе, — это моя бабушка, у которой была тайная жизнь до встречи с моим дедушкой. Подростковая влюбленность. Скандал, который пришлось скрывать на протяжении нескольких поколений.
Она отдала ребенка на усыновление, и он с тех пор живет где-то в другом месте. А сейчас наш непризнанный наследник хочет заполучить свою долю семейных денег или еще что-нибудь.
Все эти сценарии казались мне дикими, но не сказать, чтобы совсем необоснованными. Я многое узнала, читая бабушкины ежедневники между строк. Браслет со стрекозами тоже оказался как-то связан с Эдисто. «Прекрасный подарок для прекрасного дня в Эдисто,— так там сообщалось про него.— Только мы».
«Только мы» — эти слова не давали мне покоя. На предыдущей странице бабушка писала, что получила письмо от дедушки, который на неделю забирал детей в горы, чтобы с ними порыбачить.
«Только мы...»
Но кто? Кто покупал ей подарки в Эдисто в 1966 году?
Моя бабушка в течение многих лет часто приезжала сюда одна, но на острове обычно не оставалась в одиночестве — из дневников это было вполне понятно.
Неужели у нее был роман на стороне?
Передо мной уже вырастает мост через реку Дохо, а от дурных мыслей сводит живот. Не может такого быть. Не считая постоянного давления из-за публичности, моя семья всегда была известна прочными браками. Бабушка очень любила дедушку. Кроме того, бабушка Джуди — честнейший человек. Она опора общества и верная прихожанка методистской церкви. Она никогда-никогда не стала бы что-то скрывать от своей семьи.
Если только этот секрет не мог нам навредить.
Именно это меня и пугает.
Вот почему я не могу позволить, чтобы непонятно где находился конверт с какими-то страшными тайнами, на котором написано имя моей бабушки.
— Раз, два, три, четыре, пять — я иду искать,— шепчу я соленому воздуху.— Что тебе было нужно от моей бабушки, Трент Тернер?
Последние несколько недель, проводя долгие часы ожидания в машинах и в приемных у врачей, я по крохам собирала информацию о Тренте Тернере-старшем и Тренте Тернере-младшем, дедушке и отце того Трента, с которым говорила по телефону. Он, получается, Трент Тернер-третий. Меня интересовали их связи в политических кругах, возможное криминальное прошлое и, конечно, зацепки, которые позволили бы объяснить связь этих мужчин с бабушкой. Я использовала все любимые прокурорские приемы. Но, к сожалению, ничего очевидного я так и не нашла. Некролог в Чарльстонской газете семимесячной давности сообщал, что Трент Тернер-старший всю жизнь прожил в Чарльстоне и на Эдисто-Айленде и был владельцем
«Агентства недвижимости Тернера». Простой обыватель. Ничего особенного. Его сын, Трент Тернер-младший, женат, живет в Техасе и владеет там агентством недвижимости.
Трент Тернер-третий тоже ничем особо не выделялся. Отлично играл в баскетбол в университете Клемсон. До недавнего времени занимался коммерческой недвижимостью, в основном в Нью-Йорке. В местном пресс-релизе несколько месяцев назад была заметка, что он оставил городскую жизнь, чтобы возглавить дедушкину фирму в Эдисто.
Мне остается только недоумевать, почему человек, который продавал высотки в большом городе, неожиданно переезжает в захолустье вроде Эдисто и начинает заниматься пляжными коттеджами и арендой загородных домов.
Скоро я это выясню. Я узнала его рабочий адрес. Так или иначе, но я планирую покинуть офис «Агентства недвижимости Тернера» с конвертом для бабушки и со всем его содержимым, что бы в нем ни лежало.
Но, несмотря на поселившуюся внутри тревогу, когда я съезжаю с островной части моста и продолжаю свой путь мимо маленьких, потрепанных морем домиков — дач, магазинов и фирмочек,— разбросанных среди сосен и дубов, на меня начинает действовать магия Эдисто. Над головой простирается безупречно голубое небо.
Остров ничуть не изменился с тех пор, как я его помню. Он пробуждает мирные, добрые чувства, вызывает ощущение нехоженых дорог. Не просто так местные жители называют его «ленивым островом». Древние дубы низко склоняются над дорогой, будто стремятся закрыть ее от внешнего мира. Увитые мхом деревья отбрасывают глубокие тени на небольшой внедорожник, который я взяла для поездки из конюшни Дрейден Хилла. Проселочные дороги в Эдисто немного ухабистые, и, кроме того, не слишком-то разумно разъезжать тут на BMW, если учесть, что содержимое конверта может быть использовано для шантажа.
Здание «Агентства недвижимости Тернера» легко найти. Оно необычное, но без излишней претенциозности — кажется, ему нравится просто быть собой, старомодным коттеджем цвета морской синевы всего в нескольких кварталах от моря, на Джангл-роуд. «Агентство» кажется мне смутно знакомым, но ребенком, разумеется, я никогда не заходила туда.
Когда я глушу двигатель и пересекаю припорошенную песком парковку, то понимаю, что завидую человеку, к которому приехала сюда. Я тоже хотела бы работать в таком месте. И даже могла бы здесь жить. Просыпаться каждое утро, чтобы провести еще один день в раю. Сюда доносится смех с пляжа и плеск волн, а над верхушками деревьев реют разноцветные воздушные змеи, которых поддерживает в воздухе постоянный морской бриз.
Две маленькие девочки бегут по улице и держат в руках палочки с длинными красными лентами. Мимо проезжают три смеющиеся женщины на велосипедах. Им я тоже завидую и думаю: «Почему я не приезжала сюда почаще? Почему мне никогда не приходило в голову позвонить сестрам или матери и сказать: “Давайте просто рванем из города и немного погреемся на солнышке. Надо же нам иногда устраивать девичники, правда?”»
Почему мы с Эллиотом никогда сюда не приезжали?
Ответы отдают горечью, поэтому я не пережевываю их слишком долго. Наши ежедневники забиты множеством других дел. Вот в чем причина.
Но кто выбирает, что для нас важно? Пожалуй, мы сами.
Но часто кажется, что у нас просто нет выбора. Если мы не будем постоянно укреплять наши бастионы, ветер и непогода подточат их и разрушат все, что достигнуто десятками предыдущих поколений. Достойная жизнь требует больших усилий на ее поддержание.
Поднимаясь по ступеням крыльца «Агентства недвижимости Тернера», я делаю глубокий вдох, чтобы настроиться на разговор. На табличке на двери написано: «Входите, мы открыты», и я вхожу. Колокольчик своим звоном объявляет о моем прибытии, но за стойкой в приемной никого нет.
Комната обставлена стульями с красочной виниловой обивкой. Кулер для воды с бумажными стаканчиками ждет клиентов. На газетных стойках — бесконечные рекламные проспекты. Машина для приготовления попкорна напоминает мне, что я пропустила обед. Стены вестибюля увешаны прекрасными фотографиями острова, а верхнюю часть стойки в дальней от входа части помещения украшают детские рисунки и снимки счастливых семей на фоне их новых домов рядом с пляжем. Прошлое и настоящее перемешано случайным образом. Некоторые из черно-белых фотографий, похоже, сохранились еще с пятидесятых годов прошлого пока. Я рассматриваю их, пытаясь отыскать свою бабушку. Но ее там нет.
— Здравствуйте! — зову я, потому что из дверей и коридоре, который отлично видно из-за стойки, никто не выходит.— Есть тут кто-нибудь?
Может, все сотрудники решили устроить себе ланч на свежем воздухе? В доме дарит мертвая тишина.
Мой желудок урчит при мысли о воздушной кукурузе.
Я уже готова совершить набег на автомат для ее изготовления, но тут открывается задняя дверь. Я быстро кладу пакет для попкорна на место и поворачиваюсь к стойке.
— Привет! Я не знал, что тут кто-то есть,— я узнаю Трента Тернера-третьего, потому что видела в сети его фотографию — но она была сделана издалека, в полный рост на фоне здания фирмы, на ней он бородатый, с бейсболкой на голове. Тот снимок был явно неудачным. Сейчас Тернер гладко выбрит, одет в брюки защитного цвета, поношенные мокасины на босу ногу и футболку-поло, которая отлично на нем сидит. Он выглядит так, словно собрался посидеть где-нибудь за столиком в летнем кафе или сняться для рекламного проспекта, изображающего повседневную жизнь. У него голубые глаза и чуть взъерошенные светлые волосы песочного оттенка, они будто намекают, что их обладатель живет рядом с пляжем.
Он идет ко мне по коридору, пытаясь удержать несколько пакетов с едой на вынос и стакан с напитком. Я понимаю, что с жадностью смотрю на них и даже улавливаю запахи креветок и картофеля-фри. Желудок снова издает протестующие звуки.
— Извините, я... тут никого не было,— я показываю рукой на дверь.
— Я сбегал за обедом,— он кладет еду на стойку, оглядывается в поисках салфеток, затем решает вытереть пролитый соус листом бумаги для принтера. Наше рукопожатие немного липкое, но дружественное.
— Трент Тернер,— представляется он непринужденно и улыбается.— Чем могу помочь?
Улыбка сразу располагает меня к нему. Он улыбается так, будто знает, что людям приятно с ним общаться. Он похож... думаю, он похож на честного человека.
— Я звонила вам пару недель назад, — нет смысла сразу начинать с имен.
— Аренда или купля - продажа ?
— Что?
— Недвижимость. Мы же говорим о сдаче в аренду или о списках доступной недвижимости? — похоже, он перебирает в памяти варианты. Но кроме того, я чувствую заинтересованность иного рода. Какую-то... искру.
И ловлю себя на том, что улыбаюсь ему в ответ.
И сразу чувствую себя виноватой. Должна ли женщина после помолвки, даже если она пока одна, так реагировать на другого мужчину? Может, это просто потому, что мы с Эллиотом в последние недели так мало общались? Он был в Милане. При такой разнице в часовых поясах тяжело выбрать время для разговора. Он сосредоточен на работе, а я — на семейных проблемах,
— Ни то ни другое,— я решаю, что откладывать знакомство нет смысла. То, что Трент Тернер оказался симпатичным и приятным парнем, ничего не меняет.—
Я звонила вам по поводу того, что обнаружила в доме своей бабушки, похоже, наша едва зародившаяся дружба обречена на быструю гибель. — Я Эвери Стаффорд. Помнится, вы говорили, что у вас есть конверт, адресованный моей бабушке, Джуди Стаффорд? Я пришла, чтобы его забрать.
Его отношение мгновенно меняется. Мускулистые руки скрещиваются на накачанной груди, и стойка становится столом переговоров между враждующими сторонами.
Он выглядит раздосадованным. Даже очень.
— Сожалею, но вы зря проделали такой долгий путь. Я вам уже сказал, что не могу отдать эти документы никому, кроме людей, которым они адресованы. Даже членам семьи.
— У меня есть полномочия вести дела от ее имени, — я уже достаю бумаги из большой сумки. У меня юридическое образование, а отец и мать слишком заняты вопросами здоровья, поэтому именно мне было поручено заниматься документами бабушки. Я разворачиваю доверенность и показываю ему нужные страницы, но он протестующе поднимает ладонь.— Она не в состоянии сама решать такие вопросы. Поэтому я уполномочена...
Он отмахивается от предложения, даже не взглянув в бумаги.
— Это не юридический вопрос.
— Юридический — если касается ее писем.
— Это не письмо. Это скорее... завершение старых дел моего деда,— он явно пытается уйти от ответов на мои наводящие вопросы; отводит глаза и принимается смотреть в окно, за которым раскачиваются пальмы.
— Тогда, значит, дело касается коттеджа в Эдисто? — все-таки это агентство по продаже и аренде недвижимости, но тогда к чему разводить такую секретность?
— Нет.
Его ответ до обидного краток. Обычно, когда свидетель слышит неправильное предположение, в его ответе можно усмотреть хотя бы намек на правильное.
Очевидно, что у Трента Тернера есть опыт переговоров. У меня складывается впечатление, что он уже с кем-то спорил по точно такому же вопросу. Недаром он сказал «документы» и «люди» — во множественном числе. Неужели другие семьи тоже у него в заложниках?
— Я не уеду, пока не докопаюсь до правды.
— Там есть попкорн,— от его попытки пошутить у меня сводит желудок.
— Это не шутка.
— Да я понял,— в первый раз за все время он вроде бы немного сочувствует моему положению. Он опускает руки, затем проводит пальцами по волосам. Густые коричневые ресницы прикрывают глаза. Морщинки, причина появления которых — затяжной стресс, сетью собираются вокруг них, свидетельствуя о том, что когда-то его жизнь была более напряженной, чем сейчас.— Знаете, я ведь дал обещание своему дедушке... на его смертном одре. И поверьте мне — так будет лучше для всех.
Я не доверяю ему. Вот в чем дело.
— Тогда, если не будет другого выхода, я буду добиваться получения письма в судебном порядке.
— Попытаетесь отсудить документы моего деда? — язвительный смешок показывает, что Тернер не воспринимает мои угрозы всерьез.— Удачи. Они были его частной собственностью. А теперь принадлежат мне. На этом вам следовало бы успокоиться.
— Нет — если они способны навредить моей семье.
Выражение его лица подсказывает мне, что я недалека от истины. Мне становится плохо. У моей семьи есть темный, тщательно спрятанный секрет. Что же это может быть?
Трент тяжело вздыхает.
— Просто... Так действительно будет лучше. Вот и все, что я могу вам сказать.
Звонит телефон, и Трент Тернер берет трубку в надежде, что постороннее вмешательство заставит меня уйти. У человека на другом конце линии миллион вопросов о ценах на аренду жилья на пляже Эдисто и развлечениях на острове. Трент рассказывает обо всем, от рыбалки на морского барабанщика до поиска костей ископаемого мастодонта и древних наконечников стрел на пляже. Он вспоминает прекрасные истории о богатых семьях, селившихся на Эдисто до Гражданской войны. Он говорит о крабах-скрипачах, солончаках и о сборе устриц.
Он кладет в рот жареную креветку и смакует ее, слушая собеседника. Повернувшись спиной ко мне, он опирается на стойку.
Я возвращаюсь к своему месту возле двери, сажусь на край стула и сверлю взглядом его спину, пока он возносит бесконечные хвалы заливу Ботани. Похоже, что он решил подробно описать каждый дюйм заповедника в четыре тысячи акров. Я постукиваю ногой, барабаню пальцами по стулу. Он делает вид, что не обращает внимания, но я замечаю, что он следит за мной краем глаза.
Я вытаскиваю телефон и проверяю почту. На худой конец, я могу пролистать ленту в Instagram или потратить время на те свадебные идеи, которые моя мама и Битси хотели показать мне на Pinterest.
Трент склоняется над компьютером, ищет информацию, говорит об аренде и датах.
Клиент наконец назначает время и место своего идеального отпуска. Трент признается, что он лично не занимается бронированием, а его секретарши сегодня нет, у нее заболел ребенок, но он напишет ей, и она позаботится о подтверждении аренды.
Наконец, после получасовой болтовни, он выпрямляется во весь рост и смотрит в мою сторону. Мы прожигаем друг друга взглядами. Похоже, что он может потягаться со мной в упрямстве. К несчастью, он сможет продержаться дольше меня. У него есть еда.
Завершив звонок, он постукивает пальцем по губам, качает головой и вздыхает.
— Неважно, сколько времени вы здесь проторчите. Ничего не изменится, — он начинает терять терпение. Что-нибудь да изменится — я уже заставляю его нервничать.
Я спокойно подхожу к машине для попкорна, насыпаю воздушную кукурузу в пакетик и беру воду из кулера.
Обеспечив себя всем необходимым, я возвращаюсь на место.
Он поворачивает офисное кресло к компьютеру, садится и исчезает за картотечным шкафом с четырьмя выдвижными ящиками.
Как только попкорн попадает в желудок, тот немедленно издает громкое урчание.
На краю стойки неожиданно появляется корзинка с креветками. Сильные пальцы толкают ее ко мне, но их обладатель не произносит ни слова. Его доброта заставляет меня ощутить свою вину, а чтобы меня добить, Трент ставит на стойку еще и нераспакованную газировку. Я точно испортила ему замечательный день.
Я зачерпываю пригоршню креветок и возвращаюсь на место. Оказывается, жареные креветки и чувство вины замечательно сочетаются.
Щелкают клавиши компьютера. Из-за шкафа раздается еще один вздох. Время идет. Протестующе скрипит кресло, будто Трент в изнеможении откидывается на его спинку.
— У вас, Стаффордов, разве нет для таких дел специальных людей?
— Вообще-то есть. Но не для этого случая.
— Я уверен, что вы привыкли добиваться своего.
Его намек ранит меня. Я всю жизнь борюсь за то, чтобы окружающие люди не думали, что все мои заслуги — это хорошенькая светловолосая головка и фамилия «Стаффорд». А теперь, со всеми спекуляциями в прессе насчет моего политического будущего, я невероятно устаю от подобных суждений. Одна только фамилия не помогла бы мне с отличием закончить юридический факультет Колумбийского университета.
— Спасибо, но мне пришлось поработать, чтобы добиться того, что у меня есть.
— Пффф!
— Я не прошу об особом отношении и не жду, что ко мне будут так относиться.
— Значит, я вполне могу вызвать полицию, чтобы они выставили вас из моей приемной, — как я поступил бы с любым другим человеком, который оккупировал мой кабинет и не желает его покидать, несмотря на мои настойчивые просьбы?
Креветка и попкорн встают мне поперек горла. Он же не...или сделает? Я живо представляю себе заголовки газет. Лесли лично вздернет меня на ближайшем столбе.
— И часто такое случается?
— Нечасто, если только кто-нибудь не обопьется пива на пляже. Но в Эдисто так не принято. Это спокойное место.
— Да, я знаю. И мне кажется, отчасти по этой причине вы бы не хотели впутывать в это дело полицию.
— Отчасти?
— Я думаю, вы в курсе, что есть люди, которые без колебаний стали бы шантажировать мою семью информацией, которая сможет нам навредить... если бы у них была такая информация. И вот это уже незаконно.
Трент мгновенно вскакивает с кресла, и я тоже оказываюсь на ногах. Мы стоим по обе стороны стойки, словно генералы враждующих армий. Тут уж не до манер!
— Ты всего в шаге от встречи с полицией Эдисто-Бич.
— Что связывало твоего деда с моей бабушкой?
— Это не шантаж — если именно к этому ты клонишь. Мой дед был честным человеком.
— Зачем он оставил для нее конверт?
— У них были общие дела.
— Что за дела? Почему она о них ничего никому не говорила?
— Может быть, она считала, что это ради вашего же блага.
— Она приезжала сюда, чтобы... с кем-то встречаться? И он об этом узнал?
Он отшатывается, скривившись.
— Нет!
— Тогда расскажи! — я будто снова в зале суда, и у меня только одна цель — докопаться до истины. —
Отдай мне конверт!
Он бьет ладонью по стойке, сотрясая все, что на ней стоит, затем огибает ее и устремляется ко мне. Несколько шагов — и мы оказываемся лицом к лицу. Я изо всех сил тянусь вверх, а он все равно нависает надо мной. Но меня так просто не запугать. Мы решим пот вопрос. Здесь и сейчас.
Звонит колокольчик на двери, но мы его почти не замечаем. Я вижу только голубые глаза и стиснутые зубы.
— Фух! А снаружи-то жарковато. Есть тут у вас попкорн? — Я бросаю взгляд через плечо, и вижу, что в дверях стоит человек в официальной униформе — из технического обслуживания или, возможно, из охотничьего управления — и переводит взгляд с меня на Трента Тернера и обратно.— Ой... я не знал, что у тебя гости.
— Заходи и угощайся, Эд, — Трент встречает гостя с дружелюбным энтузиазмом, который сразу испаряется, когда он поворачивается в мою сторону и добавляет: — Эвери уже собирается уходить.