Пока мы были не с вами

Глава 24 Рилл Фосс Мемфис, Теннесси 1939 год

Крик козодоя. Похоже, меня пытаются разбудить, но я хочу поспать еще и мысленно отгоняю шумную птицу. Во сне мы все на борту «Аркадии»... Брин и, Ларк, Ферн и Габион. Мы плывем вниз по течению посредине Миссисипи, будто владеем огромной рекой целиком. День ясный и хороший, и на горизонте не видно ни буксиров, ни барж, ни пароходов.

Мы свободны, и позволяем реке унести нас на юг. Далеко, очень далеко от Мад-Айленда и всего, что там произошло.

Силас и Зеде тоже с нами, И Камелия, и Куини.

Но их больше нет.

Я открываю глаза и откидываю одеяло. На минуту меня ослепляет солнце, и я теряюсь: сейчас середина дня, не ночь. Потом я понимаю, что лежу в шлюпке вместе со свернувшейся клубком Ферн и мы укрываемся потрепанной парусиной, а не одеялом. Шлюпка привязана к задней части «Аркадии», и она никуда не плывет. Это единственное место, где мы можем спрятаться днем и точно знать, что Брини не сможет подкрасться к нам.

Снова раздается жалобный крик козодоя. Я знаю, что это Силас. Я взглядом ищу его в кустах, но он хорошо прячется.

Я выбираюсь из-под парусины, Ферн мгновенно просыпается и хватает меня за лодыжку. С тех пор как мы вернулись на «Аркадию», она боится оставаться одна даже на минуту. Ферн никогда не знает, толкнет ее Брини так, что она упадет, или прижмет к себе с такой силой, что ей станет трудно дышать.

Я отвечаю на крик козодоя, и сестренка поднимается на ноги, пытаясь рассмотреть, кто там среди деревьев.

— Тише,— шепчу я. Когда мы утром выглядывали из шлюпки, Брини бродил вокруг с бутылкой виски. А сейчас он, наверное, спит на крыльце. Хотя сказать наверняка трудно.— Лучше Брини не видеть, что пришел Силас.

Ферн кивает и облизывает губы. У нее урчит в животе. Она, кажется, отлично понимает, что Силас приносит нам еду. Если бы не Силас, старый Зеде и Арии, мы умерли бы с голоду за те три недели, что уже провели на «Аркадии». Брини по большему счету еда не нужна. Он питается одним виски.

Я поднимаю парусину для Ферн.

— Полежи здесь еще минутку,— если Брини увидит, что пришел Силас, и станет ругаться, я не хочу, чтобы у него на пути оказалась Ферн.

Мне приходится отцеплять от своей ноги ее пальчики, но потом она без возражений залезает под парусину и затихает.

Силас ждет в кустах. Он крепко обнимает меня, а я закусываю губу, чтобы не расплакаться. Мы отходим чуть дальше от берега, но не настолько, чтобы я не услышала Ферн, если она меня позовет.

— Ты в порядке? — спрашивает Силас, когда мы садимся на полянку поддеревом.

Я киваю.

— Хотя рыбалка сегодня утром не задалась,— я не хочу просить у него еды, но догадываюсь, что в его небольшом мешке есть что-нибудь и для нас.

Он вручает мне пакет размером примерно с два кулака, но это для нас немало. Припасы Зеде подходят к концу, а теперь ему нужно кормить еще и Арни. Она переехала к нему на лодку, там безопаснее. Зеде хочет, чтобы мы тоже перебрались к нему, но я знаю: Брини нас не обидит.

— Немного оладьев и маленькая соленая рыбка. И яблоко, которое вы сможете разделить,— Силас откидывается назад, опирается на руки, глубоко вздыхает и сквозь ветви смотрит на реку. — Брини сегодня получше? Он вообще выходит из дома?

— Иногда. Вроде получше,— я не уверена, правда ли это или я просто хочу, чтобы это оказалось правдой. По ночам Брини только слоняется вокруг лодки, пьет и кричит. Затем весь день спит.

— Зеде говорит, что сегодня вечером будет дождь.

Я тоже замечаю приметы, говорящие о скором дожде. И меня это беспокоит.

— Не приходи, чтобы снова пытаться отвязать «Ар-кадию», ладно? Пока не надо. Может, лучше подождать еще несколько дней. Всего несколько дней — думаю, тогда Брини будет готов.

Уже две недели мы стоим напротив Мад-Айленда, а погода становится все холоднее. Силас и Зеде сто раз предупреждали Брини, что полиция легко найдет нашу лодку, если надумает искать, но он никому не дает отвязать береговые канаты. Он чуть не отстрелил Силасу руку, когда тот попробовал это сделать. Он едва не застрелил и бедную Арни. Я дала ей старые мамины платья, и Брини принял ее за Куини, а он очень зол на нее за то, что она умерла.

— Подождем еще чуть-чуть, — умоляю я Силаса.

.Тот потирает ухо, будто услышал совсем не то, что ожидал.

— Тебе нужно забрать Ферн и прийти к нам, на лодку Зеде. Мы отправимся вниз по течению по главному руслу и посмотрим, пойдет ли за нами Брини.

— Всего несколько дней. Брини станет лучше. Он просто слегка слетел с катушек, вот и все. Это пройдет.

Я хотела бы верить, что это правда, но на самом деле Брини не хочет покидать Куини, а Куини лежит глубоко в земле Миссисипи, недалеко отсюда. Зеде сказал, что католический священник прочитал молитву над ее могилой. Я не знала, что мама была католичкой. До жизни у Севьеров я даже не знала, что это означает. Зума носила небольшое распятие вроде того, что висело на стене нашей хижины. Она иногда брала его в руку и разговаривала с ним, как и Куини, но не на польском. А Севьеры так не поступают, потому что они баптисты.

Вообще-то мне стало спокойнее, когда я узнала, что Куини должным образом похоронили и священник за нее помолился.

— Зеде хочет, чтобы ты передала Брини: через четыре дня он снимает лодку с причала, и если Брини не последует за ним, он заберет тебя и Ферн с «Аркадии». Поплывете вниз по течению вместе с нами.

Кто эт там? — голос Брини раздается откуда-то с берега. Слова тонут в оставшемся хмеле. Должно быть, он слышал, как мы тут болтаем.— Кто еще там ошвается? — Брини с шумом пробирается через кусты и сухую траву.

Я хватаю мешок, прячу его под платье и прогоняю Силаса. Пока Брини шатается в лесу, я проскальзываю обратно в шлюпку и забираю Ферн с собой в хижину.

Когда возвращается Брини, мы уже дома. Я делаю вид, что только что поджарила оладьи на сковороде. Он даже не замечает, что плита не растоплена.

— Ужин почти готов,— я с преувеличенным усердием расставляю тарелки.— Ты голоден?

Он моргает, поднимает Ферн и садится за стол. Он держит ее очень крепко. Ферн смотрит на меня, лицо у нее бледное и испуганное.

У меня перехватывает горло. Как мне сказать ему, что Зеде будет ждать всего несколько дней? Я не могу и вместо этого говорю:

— Оладьи, соленая рыба и ломтики яблок.

Я выставляю еду на стол, и Брини сажает Ферн на ее место. Кажется, будто мы каждый день так собираемся за общим столом и едим настоящий обед. Несколько минут все идет так, как и должно быть. Брини улыбается мне, а его усталые темные глаза напоминают о Камелии.

Мне се не хватает, пусть мы с ней и ругались все время. Я тоскую по ее силе и упрямству. И по тому, что она никогда не сдавалась.

— Зеде говорит, что через четыре дня течение будет хорошим и настанет пора спуститься ниже по течению, где теплее и рыбалка получше. Он говорит, уже пора.

Брини кладет локти на стол и потирает глаза, медленно качая головой взад и вперед. Слова он произносит невнятно, но мне удается разобрать конец фразы.

— ...никуда без Куини.

Он встает и идет к двери, по пути забирая пустую бутылку из-под виски. Через минуту я слышу, как он гребет к берегу в шлюпке.

Я слушаю, как он уходит, и когда наступает тишина, мне кажется, будто мир вокруг меня рушится. Когда я жила в доме миссис Мерфи и позже, у Севьеров, мне казалось, что нужно просто вернуться на «Аркадию» и все будет как прежде. Я думала, что и сама стану прежней, но теперь понимаю — я сильно ошибалась.

«Аркадия» не смогла наладить нашу жизнь — нет, она обнажила горькую реальность. Камелии больше нет. Ларк и Габион очень далеко. Куини похоронена в могиле для нищих, и сердце Брини похоронено вместе с ней. Он забывается с бутылкой виски и не хочет возвращаться обратно.

Даже ради меня. Даже ради Ферн. Нас ему мало.

Ферн забирается ко мне на колени, и я крепко ее обнимаю. Мы ждем до вечера, покажется ли Брини, но никто не приходит. Наверное, он отправился в город, чтобы играть в бильярд на деньги, пока не заработает достаточно на выпивку.

Наконец я укладываю Ферн в кроватку и ложусь в свою, пытаясь уснуть. Нет даже книги, чтобы почитать на ночь. Все, на что можно было купить спиртное, уже продано.

Перед тем как заснуть, я слышу, что начался дождь. Но Брини все еще не возвращается.

Я вижу его во сне. Вся наша семья снова вместе, и все идет как надо. Мы устраиваем пикник на песчаном пляже. Брини играет на губной гармошке. Мы собираем маргаритки и пробуем жимолость. Габион и Ларк гоняются за мелкими лягушками и набирают их полную банку.

— Твоя мама красива, как королева, правда? — спрашивает Брини. — А если она королева — тогда ты кто? Принцесса Рилл из королевства Аркадия, разумеется!

Я просыпаюсь и слышу голос Брини, но он не задает мне дурашливые вопросы. Он ревет в надвигающейся буре. От пота простыня прилипла к коже, так что мне приходится отдирать ее, чтобы сесть на кровати. Во рту пересохло, а глаза не хотят открываться. Вокруг темно, хоть глаз выколи, и дождь стучит по крыше. Печь растоплена, и, похоже, задвижка полностью открыта, потому что огонь там свистит и трещит, а в комнате страшно жарко.

Снаружи хижины Брини сыплет проклятиями на молнии. Возле окошка мелькает фонарь. Я пытаюсь встать на ноги, но «Аркадию» сильно качает из стороны в сторону, и я падаю обратно на постель.

Ферн перекатывается через ограждение своей кроватки и кучей оседает на пол.

И внезапно я понимаю: мы больше не привязаны к берегу. Мы на воде.

«Силас и Зеде пришли и отвязали нас, когда вернулся Брини,— вот первая мысль, что приходит мне в голову.— Он ревет снаружи, потому что их поступок привел его в ярость».

Но почти сразу я понимаю, что они не отправили бы нас в плавание ночью. Это слишком опасно из-за плавучих бревен, отмелей и волн от больших кораблей и барж. Силас и Зеде об этом знают.

Брини тоже знает, но он совсем обезумел. Он даже не пытается вернуть нас к берегу. Он вверил нас реке.

— Давай, бестия! — ревет он, словно капитан Ахав в «Моби Дике».— Попробуй победить! Возьми меня! Ну же!

Гремит гром. Сверкает молния. Брини проклинает реку и хохочет.

Фонарь исчезает из окна, затем появляется на боковой лестнице. Брини забирается на крышу.

Я, спотыкаясь, подбираюсь к Ферн, чтобы проверить, все ли с ней в порядке, и положить ее обратно в кроватку.

— Оставайся здесь. Лежи смирно, пока я не скажу иначе.

Она хватает меня за ночную рубашку и ноет:

— Не-е-ет! — с тех пор как мы вернулись на «Аркадию», она до смерти боится на ней ночевать.

— Все будет в порядке. Я думаю, просто веревки от-вязались, вот и все. Брини, наверное, пытается вернуть нас к берегу.

Я выскакиваю из хижины, оставив Ферн в кроватке. «Аркадия» качается, а я, шатаясь, стою на палубе и, слыша гудок буксира и то, как скрипят и звенят корпуса барж, понимаю, что грядут еще более мощные волны. Я тянусь к двери и вовремя успеваю ухватиться за ручку, «Аркадия» вздымается на гребень волны, затем резко ухает вниз. Дерево выскальзывает у меня из пальцев, оставляя в них занозы. Я падаю вперед и приземляюсь на порог в холодную воду. Лодка поворачивается и встает боком к течению.

«Нет, нет! Пожалуйста, нет!»

«Аркадия» выравнивается, словно слышит меня. Она проходит следующую волну чисто и гладко.

— Думаешь, сможешь взять меня? Сможешь одолеть меня, а? — ревет Брини с крыши. Разбивается бутылка, и сверху на крыльцо летят осколки, поблескивая в струях дождя и прожекторе буксира. Мне кажется, что они падают очень медленно, затем со звяканьем бьтся о борта и погружаются в черную воду.

— Брини, нам надо вернуть «Аркадию» к берегу! — кричу я.— Брини, надо снова ее привязать!

Но гудок буксира и буря заглушают мой голос.

Где-то рядом мужчина выкрикивает проклятия и предупреждения. Слышен аварийный свисток. «Аркадия» взбирается на высокую волну, балансируя на ней, словно танцор на цыпочках.

Затем накреняется и падает. Холодная вода захлестывает палубу.

Нас боком сносит к реке.

Фонарь буксира описывает круг и ловит нас в прицел.

В нос «Аркадии» нацеливается огромное дерево со всеми корнями и ветвями. Я успеваю увидеть его до того, как свет прожектора сдвигается в сторону. Я тянусь за багром, чтобы его оттолкнуть, но не нахожу его на привычном месте. Мне остается только вцепиться в столб на крыльце, крикнуть Ферн, чтобы она за что-нибудь крепко держалась, и смотреть, как дерево врезается в наш борт, а его корни обхватывают «Аркадию», словно пальцы великана. Они ловят меня за лодыжку, выворачивают ее и с силой тянут.

Слышно, как в хижине Ферн выкрикивает мое имя.

— Держись! Держись крепче! — кричу я в ответ. Дерево тянет и рвет, вращая «Аркадию», словно волчок, закручивая вокруг оси, затем ломается и оставляет нас накрененными в потоке воды. Волны захлестывают лодку, заливая хижину водой.

Палуба выскальзывает у меня из-под ног.

«Аркадия» стонет. Гвозди выходят из пазов. Ломаются доски.

Корпус налетает на что-то твердое, столбик крыльца вырывается из моих рук, и следующее, что я помню, — как лечу сквозь дождь. Из меня вышибает дух, и темнеет в глазах.

Я больше не слышу треск дерева, вой ветра, крики и отдаленный гром.

Вода холодная, но мне тепло. Я вижу свет и в нем — маму. Куинн тянет ко мне руку, а я протягиваю свою, но я не успеваю дотянуться — река уносит меня прочь, дергая и мотая.

Я пинаюсь, сражаюсь с ней и выплываю на поверхность. Я вижу «Аркадию» в свете огней буксира. Вижу, что в нашу сторону плывет шлюпка. Слышу свист и крики.

Ноги немеют, а кожа холодна как лед.

«Аркадия» вклинивается в груду плавучих бревен. Миссисипи, словно пасть гигантского дракона, медленно пережевывает ее корпус.

— Ферн! — мой голос тонет в плеске воды и вое ветра. Я плыву изо всех сил, врезаюсь в бревна, цепляюсь за них и чувствую, как водоворот пытается утянуть меня вниз, оторвать. Но я борюсь с ним, залезаю на самый верх плавника, карабкаюсь на палубу «Аркадии» и еще выше, к самой двери.

Она с грохотом падает внутрь, когда я ее открываю.

— Ферн, Ферн! — кричу я.— Ферн! Ответь! — дым глушит мой голос. Горячие красные угли из печи рассыпались по всему полу. Они шипят на мокром дереве и у меня под ногами.

Все перевернуто вверх дном, и я ничего не вижу. Сначала я иду не в ту сторону и оказываюсь перед столом, а не возле кроватки Ферн. Стеганое одеяло с кровати Куини и Брини плавает рядом, будто разноцветный кит с языком пламени сверху. Рядом с ним огонь лижет оконные занавески.

— Ферн! — неужели она пропала? Может, упала в реку? Или Брини уже вытащил ее отсюда?

Дом захлестывает волна, собирает с пола красные угли и выносит через дверь. Они шипят и визжат, умирая.

— Ри-и-и-ил! Спаси меня! Спаси меня!

Прожектор скользит по нам, описывая долгий, медленный круг, светит на нас через окно. Под кроваткой Ферн я вижу лицо сестры, ее широко распахнутые от ужаса глаза. Она тянется ко мне, и в ту же секунду, как я хватаю ее за руку и пытаюсь вытащить, вода подхватывает нас обеих. Мимо проносится стул, он больно бьет меня по спине и опрокидывает на пол. Вода заливает лицо и уши. Я изо всех сил стараюсь не выпустить Ферн.

Еще один стул падает. Я хватаю сестру, спотыкаюсь и ползу через хижину к боковой двери.

Внутрь снова проникает свет от буксира. Я вижу на стене фотографию Брини и Куини, а рядом с ней — распятие Куини.

У меня нет времени, но я ногой придерживаю Ферн, а сама тянусь за фотографией и распятием мамы, затем засовываю их за ворот своей ночной рубашки и за резинку штанов. Они бьются о кожу, уголки больно врезаются в нее, пока мы выбираемся из хижины, перелезаем через ограждение и карабкаемся на кучу дрейфующего плавника, цепляясь за переплетенные ветви, обломки досок и деревья. Мы юркие, словно мышки, ведь такая жизнь для нас привычна.

Но мы обе понимаем, что на куче небезопасно. Даже добравшись до другого ее конца, я чувствую жар от огня. Я держу Ферн за руку, поворачиваюсь и смотрю на «Аркадию», прикрыв глаза ладонью. От хижины поднимаются языки пламени, прожигая насквозь крышу, стены и палубу, обнажая остов «Аркадии», уничтожая ее красоту. В воздух взлетают горящие хлопья — вверх, вверх, еще выше,— а затем кружатся в воздухе миллионами новых звезд.

Охлажденные дождем, они падают прямо на нас. Ферн вскрикивает, когда еще теплый уголек приземляется на нее. Я обхватываю рукой ворот ее ночной рубашки, сажусь рядом на корточки и окунаю ее в воду, наказывая крепко держаться за переплетенные ветки. Здесь слишком сильное течение, чтобы мы могли доплыть до берега. Сестренка начинает выбивать дробь зубами, а ее лицо бледнеет от холода.

Куча бревен начинает гореть. Скоро огонь доберется идо нас.

— Брини! — вырывается у меня его имя. Он где-то неподалеку. Конечно же, он ушел с-лодки. Он спасет нас.

«Он же спасет, правда?»

— Держитесь! — кричит кто-то, но это не Брини.— Держитесь. Не двигайтесь!

На «Аркадии» взрывается бак с топливом, и угли разлетаются во все стороны. Один приземляется мне на ногу, и меня пронзает боль. Я кричу, машу ногой и опускаю ее в воду, держась за Ферн.

Дрейфующая груда дерева смещается. Теперь она тлеет уже в десятке мест.

— Мы почти рядом! — снова слышится мужской голос.

Небольшая лодка выныривает из тьмы, два речных человека с накинутыми на головы капюшонами налегают на весла.

— Не отпускайте, держитесь!

Хрустят ветви. Бревна трутся и скрипят. Вся плавучая куча смещается вниз по течению на фут или два. Один из мужчин предупреждает другого, что бревна подомнут их лодку, если оторвутся от берега.

Но они подплывают к нам, хватают нас, сажают в лодку, бросают нам одеяла и изо всех сил гребут прочь.

— Кто еще остался на лодке? Кто-нибудь там еще есть? — спрашивают они.

— Мой папа,— выдавливаю я сквозь кашель.— Брини.

Брини Фосс.

Когда они оставляют нас на берегу и возвращаются на поиски Брини, мне становится удивительно спокойно, Я под одеялом прижимаю к себе Ферн, между нами лежат фотография и распятие Куини. Мы дрожим и трясемся от озноба и смотрим, как догорает «Аркадия». В какой-то момент дрейфующая груда обломков срывается с места и уносит останки нашего дома с собой.

Мы с Ферн встаем, идем к кромке воды и смотрим, как наше королевство Аркадия медленно исчезает в реке. Наконец его уже совсем не видно. Ни следа не осталось. Будто никогда и не было.

На востоке занимается серый рассвет, и я в сумеречном свете наблюдаю за людьми и лодками. Они всё еще продолжают поиски. Они кричат и зовут, прожектор описывает широкие круги, и они снова, выстроившись в ряд, прочесывают реку.

Мне кажется, я вижу, как кто-то стоит на берегу ниже по течению. Дождевик хлопает его по коленям. Он не двигается, не зовет, не машет огням. Он просто смотрит на реку, которая медленно поглощает ту жизнь, которую мы знали.

«Может, это Брини?»

Я складываю руки рупором возле рта и зову его. Мой голос звучит сквозь утренний туман, снова и снова отдаваясь эхом.

Один из людей, что занимается поисками на реке, смотрит в мою сторону.

Когда я снова перевожу взгляд на то место на берегу, то с трудом, но могу различить человека в дождевике.

Он поворачивается и идет к деревьям, и утренний туман постепенно скрывает его.

«Может, там никого и не было».

Я делаю еще несколько шагов в ту сторону, снова зову и вслушиваюсь.

Эхо от голоса отдается все дальше, затем затихает.

— Рилл! — когда я слышу ответ, он доносится не с реки. И голос не папин.

Плоскодонка «Дженни» с мотором пристает к песчаному берегу и не успевает даже остановиться, как с нее спрыгивает Силас. Он тянет веревку, бежит ко мне и заключает меня в объятия. Я прижимаюсь к нему и плачу.

— Ты в порядке! Ты в порядке! — выдыхает он в мои волосы, сжимая меня так крепко, что рамка фотографии и распятие Куини сильно врезаются в кожу.— Мы с Зеде и Арни чуть с ума не сошли, когда увидели, что «Аркадия» пропала.

— Бри ни ночью отвязал швартовы. Я проснулась — и мы уже были на реке,— я, всхлипывая, рассказываю все остальное: как безумный Брини на крыше разговаривал сам с собой, как мы едва разминулись с баржей, как натолкнулись на груду дрейфующих обломков, как разгорелся пожар, как я очутилась в воде и видела Куини, как снова забралась на «Аркадию» и как река поглотила ее.— Какие-то люди спасли нас с кучи плавника, пока она не сорвалась с отмели. И отправились искать Брини,— дрожа от холода, я заканчиваю свою грустную историю, но не упоминаю, что видела его. И он не стал нас искать, а просто ушел прочь.

Если я никому не расскажу, это никогда не станет правдой. Никогда не будет такого конца у королевства Аркадия.

Силас отодвигается на длину вытянутой руки, чтобы осмотреть меня.

— Но ты в порядке. Вы двое уцелели. Хвала небесам! Зеде и Арни спустятся по течению так скоро, как только смогут. Мы и Брини найдем. Вы все будете жить с нами. Мы отправимся туда, где тепло, где рыба хорошо клюет и...

Он продолжает болтать о том, как Зеде и Брини соберут доски и обломки с речных берегов и построят нам новую лодку. Новую «Аркадию». Мы начнем все сначала и отныне всегда будем путешествовать вместе.

Воображение хочет раскрасить все эти картинки, но я гоню их прочь. Лодка Зеде слишком мала для нас всех, а Брини пропал. Зеде слишком стар, чтобы долго странствовать по реке. Слишком стар, чтобы растить Ферн. Она еще ребенок.

Она висит на моей ноге, закутавшись в одеяло, и тянет меня за платье.

— Я хочу к ма-аме,— всхлипывает она. Ее пальцы касаются края фотографии Куини, но я знаю, что Ферн говорит не о ней.

Рассветные лучи озаряют лицо Силаса, я смотрю ему прямо в глаза. Мое сердце сжимается так сильно, что даже больно. Я хотела бы, чтобы мы были старше. Чтобы мы были достаточно взрослыми. Я люблю Силаса. Я уверена в этом.

Но Ферн я тоже люблю, иначе и гораздо сильнее. Она — все, что осталось от моей семьи.

Когда солнечные лучи начинают отражаться от воды, поиски Брини постепенно затихают. В любую минуту мужчины могут решить, что надежды найти еще одного выжившего нет, и они вернутся за мной и Ферн.

— Силас, ты должен увезти нас отсюда. Прямо сейчас,— я выпутываюсь из его рук, иду к плоскодонке и тяну за собой Ферн.

— Но... Брини...— говорит Силас.

— Нам нужно уходить. Пока не вернулись мужчины с реки. Они снова отправят нас в детский дом.

Теперь Силас понимает. Он знает, что я права. Он помогает нам забраться в лодку, и мы тихо плывем, пока не оказываемся достаточно далеко, чтобы никто не услышал шум мотора. Потом мы держимся у другого берега, подальше от складов с хлопком, доков, Мад-Аиленда и Мемфиса.

Когда снова возвращаемся в нашу маленькую заводь, я прошу Силаса отвезти нас к Зеде, но совсем ненадолго, только чтобы попрощаться.

Я должна отправиться с Ферн вверх по течению реки в надежде, что Севьеры примут ее. Не по ее вине мы сбежали. Не она придумала украсть жемчужины. Это была моя идея. В том, что случилось, Ферн не виновата.

Если нам повезет, Севьеры возьмут ее обратно... если, конечно, им еще не подобрали какую-нибудь новую девочку из детского дома. Но даже если у них есть новая дочка, может, они все-таки захотят оставить себе и Ферн? И они пообещают, что будут хотя бы немного ее любить и защищать от мисс Тани?

А что будет со мной, я не знаю. Конечно, Севьеры не захотят, чтобы я к ним вернулась: зачем им воровка и обманщица? Но я не могу позволить, чтобы мисс Танн снова меня нашла. Я, наверное, попробую найти работу где-нибудь неподалеку, но сейчас с этим нелегко... На реку я тоже не вернусь. Старый Зеде не сможет прокормить столько ртов, но это не единственная причина.

Настоящая причина — мне нужно быть рядом с сестрой. Мы с рождения прикипели сердцем друг к другу. Я не смогу дышать, если ее не будет рядом.

Я объясняю Силасу, какая и в чем мне нужна помощь.

Он слушает, качает головой, а лицо его все больше и больше вытягивается.

— Позаботься об Арни,— говорю я наконец.— Ей некуда возвращаться. Ее родня очень плохо к ней относилась. Найди ей хорошее место, ладно? Она не боится тяжелой работы.

Силас глядит на текущую воду, не на меня.

— Хорошо.

«Может, через несколько лет Арни и Силас поженятся», — думаю я, и у меня снова сжимается сердце.

Жизни, о которой я раньше мечтала, больше не будет. Тот путь, что привел меня сюда, затоплен. Назад дороги нет. Вот почему, когда мы находим лодку Зеде, я говорю ему, что Севьеры будут рады принять меня с Ферн назад.

— Мне только нужно, чтобы Силас отвез нас вверх по течению, — я не хочу, чтобы Зеде плыл с нами. Я боюсь, что в итоге он нас не отпустит.

Через открытую дверь он окидывает взглядом свою хижину, будто пытается решить, сможет ли содержать всех нас.

— У Ферн там, в доме Севьеров, много хорошей одежды и игрушек. И цветных карандашей. А мне скоро нужно будет идти в школу,— мой голос дрожит, и я с трудом сглатываю, пытаясь выровнять дыхание.

Зеде поворачивается ко мне, и его глаза, кажется, видят меня насквозь.

Ферн тянется к нему, и он берет ее на руки, касаясь подбородком золотистых волос.

— Малышка,— выдыхает он, затем притягивает меня к себе и крепко обнимает нас обеих. От него пахнет золой, рыбой, керосином и большой рекой. Знакомые запахи.

— Если когда-нибудь я вам понадоблюсь — просто скажите реке, — говорит он.

Я киваю, но когда он нас отпускает, мы с ним понимаем, что прощаемся навсегда. Река слишком большая.

Грусть дорожками бороздит его лицо. Он вытирает слезы рукой, затем кивает, плотно сжимает губы и опускает Ферн в «Дженни». Нам пора уезжать.

— Мне нужно отправиться с вами — вы же болото совсем не знаете,— говорит Арии.— Но я там не останусь. Я возьму плоскодонку отца и оставлю ее привязанной где-нибудь поблизости. Ты можешь сказать ему, где ее найти. Я не хочу оставлять у себя ничего из его вещей,— она не ждет ответа и отправляется за плоскодонкой. Даже после того, что ее семья с ней сделала, она беспокоится о том, как они проживут без лодки.

Я не плачу, когда мы снова отчаливаем. Мотору приходится побороться с течением, но в конце концов мы заходим в трясину. Деревья низко склоняются к нам после поворота, и я бросаю прощальный взгляд на реку. Я оставляю в ее водах часть себя.

Речная вода забирает себе останки Рилл Фосс.

Рилл Фосс — принцесса из королевства Аркадия. Короля больше нет, как и самого королевства.

Рилл Фосс должна умереть вместе с ними.

Теперь я Мэй Уэзерс.