— Тяни, тяни!
— Да не так резко!
— Нет, подсекай, подсекай, уйдет же!
— Ай…
Крючок оказался пустым, даже червяка сожрали. Вместо многообещающего улова мы снова остались ни с чем. Однако Маша довольная, смеется. Лицо раскраснелось, волосы растрепались на ветру — она то и дело отбрасывает их назад, проигнорировав предложенную Верой заколку. Ден смотрит на нее и глупо улыбается.
В воскресенье утром я решил подловить Севу и поговорить с ним по душам, но не успел — тот снова укатил в больницу, навестить Афанасьева. Поэтому я решил отправиться на рыбалку. Почему нет? В любом мужчине живет добытчик, а тут вообще почти халява — и лодку, и снасти раздобыли на лодочной станции в обмен на половину улова. Да и Вера была не против.
— Сейчас я вон туда… Подальше закину! Оу… Ох!
— Осторожнее!
Оступившись, Маша едва не вываливается за борт. Ден и Вера одновременно подхватывают ее с двух сторон. Лодка опасно кренится, чтобы избежать оверкиля, я спешно переваливаюсь к противоположному борту. Хрупкое равновесие восстановлено.
— Как здесь все… ненадежно! — ругается Маша, вытаскивая из воды оброненную удочку. — Мы так ничего не поймаем!
— А разве мы сюда приплыли ради рыбы? — игривым тоном поинтересовался Ден.
— А зачем еще?
— Угадай! — он нежно обнял ее за плечи.
— Кхм… — напомнила о себе Вера. — Вообще-то, мы тоже здесь.
Я сделал вид, что занят насаживанием на крючок нового червя. В этот момент мимо нас с оглушительным ревом пронесся большой катер, буксирующий за собой водного лыжника. Тот с веселым гиканьем подпрыгивал на волнах, а, увидев нас, что-то одобрительно закричал и замахал рукой.
— Вот и порыбачили, — констатировала Маша, вежливо, но твердо высвобождаясь из объятий Дениса. — Всю рыбу распугали. Ладно, поехали на берег?
На берегу уже было полно народу. Такое ощущение, что это какой-то курорт, а не обычная база отдыха.
— Я вас оставлю ненадолго, — едва лодка ткнулась носом в песок, я соскочил на берег.
— Ты куда? — в глазах Веры я прочитал отчаянную мольбу: она не хотела оставаться одна в компании Дена и Маши.
— Скоро вернусь! Не скучайте!
— Ну, хорошо… Только честно, недолго!
Поплутав по дорожкам и аллейкам, скоро я вышел к корпусам и поднялся наверх. В связи с моим прибытием и отъездом Алены, мы поменялись номерами: бывшая «женская» комната стала «мужской», а Вера и Маша переселились в двухместный номер, где раньше обитали братья. Хотя, мне показалось, что для девочек куда более важной причиной обмена стала скоропостижная гибель зеркала в их комнате.
Со скрипом открылась дверь. Никого. Но я и не рассчитывал кого-то здесь обнаружить. Подойдя к окну я осторожно выглянул наружу и снял со стены небольшой черный прибор, покоившийся в кирпичной выбоине. Прибор оказался обыкновенным автомобильным регистратором, который я забрал из машины и временно приспособил для мониторинга окрестностей.
Регистратор работал в режиме фиксации движения и фотографировал все, что попадало в поле зрения его объектива. За прошедшие сутки это была уже третья проверка. Других способов выследить таинственного незнакомца я пока не придумал. Разве что следить за Машей, но, как я недавно выяснил, это чревато засвидетельствованием уж слишком пикантных сцен…
Два часа мы провели на озере, за это время было сделано полторы сотни фотографий. Сейчас посмотрим, нет ли на них чего подозрительного!
— Так, здесь голуби… Это дети с третьего этажа… Охранник… Снова голуби… Еще голуби… Это вообще муха… Нашла, где усесться, прямо на объектив! Какие-то чуваки… Кошка… Еще дети… Толстяк…
— Филипп, ты не занят?
— А, что?!
Это было так неожиданно, что я выронил регистратор. Тот обиженно брямкнул об пол и выключился.
В дверях стоял Сева. Учитывая, что как раз он был мне нужен, я даже обрадовался тому, что мне помешали.
— Есть разговор.
— Замечательно, — я поднялся. — У меня тоже.
— Пройдемся?
— Да.
Когда мы вышил на улицу, я не без удивления отметил, что Сева повел меня на ту самую длинную прямую аллею, что вела к лодочной станции. Именно здесь без малого сутки назад мы разговаривали с Денисом. Забавно.
— Я хотел бы поговорить насчет Маши…
— Нет, — перебил я его. Разговаривать про Машу не было ни сил, ни желания. — Сначала обсудим мою тему, идет?
— Ну, идет, — нехотя согласился он.
— Замечательно. Перейдем сразу к делу. Как Леша себя чувствует?
— Хорошо чувствует. Но это я говорил еще вчера.
— Он дал какие-нибудь показания полиции?
— Увы, он не запомнил лицо нападавшего. Сказал, что не успел поднять глаза, как получил удар по голове.
— Понятно, — другого ответа я почему-то и не ожидал. — А у тебя есть предположения, кто бы это мог быть?
— У меня? — Сева нахмурился. — Я полагал, это дело полиции, а не мое. Меня только удивляет, что отдыхающих нисколько не напугал этот инцидент.
— Думаю, большинство отдыхающих даже не в курсе. До них, в лучшем случае, дошли отдельные слухи. Но дело не в них. Я полагаю, нападение на Лешу связано со случаем на конной прогулке.
— Ты имеешь в виду стремя Маши или того, кто в тебя стрелял.
— Полагаю, и то, и то. И не только это. Видишь ли, ты мог бы подумать, что у нас не страна, а рассадник преступности. В чем-то ты, конечно, прав, но лишь отчасти. То, что я наблюдаю с момента вашего приезда — очевидный перебор. Шесть происшествий за две неполных недели! Я уверен, между ними есть связь.
— Тебе, конечно, виднее… — в голосе Всеволода проскользнула неуверенность, и я поспешил за нее зацепиться.
— Вот именно, виднее. Потому я хочу спросить тебя: не может ли все происходящее быть связано непосредственно с вами?
Он задумался на минуту, но затем покачал головой.
— Едва ли. Ден простой студент. А я, хоть и занимаю довольно высокий пост, но… В нашей сфере у нас нет конкурентов. Мы фактически естественная монополия. Те данные, доступ к которым я имею… Они ценные, конечно, но неполные. Мой коллега, вместо которого я прилетел — он попал в аварию, если помнишь, — так вот, именно он руководитель проекта, в котором я сейчас задействован. Не я. У него полный доступ, у меня — лишь частичный.
— Хм… — что-то не убедил меня его спич про «неполные» сведения. Кажется, парнишка старательно занижает свою роль в корпорации. Немец, что с него взять. Хоть и с русской фамилией.
Сева вдруг изменился в лице.
— А что если… — он даже понизил голос, почти прошептал. — Что если в опасности… Маша?
— Насчет Маши я бы хотел отдельно тебя предупредить…
— Мальчики!
Голос за спиной заставил меня оборвать фразу на полуслове. Нас нагоняла Маша. Она переоделась после утренней прогулки и сейчас, в полупрозрачном летнем сарафане и с распущенными волосами выглядела особенно привлекательной. Мой собеседник тут же расплылся в улыбке, а я не сразу заметил, что разглядываю чужую девушку до неприличия пристально. Что ни говори, она стоит того, чтобы драться за нее. Но с родным ли братом?
— О чем вы тут шепчетесь? — поравнявшись с нами, она поправила волосы и, ненавязчиво оттеснив меня за спину (дорожка была слишком узка для троих), взяла Севу под руку. — Обо мне?
— И о тебе тоже, — ответил я, мысленно радуясь, что до Севы так и не дошла очередь изливать свои проблемы. С другой стороны, мне самому не дали договорить. — Ладно, господа, не буду вам мешать. Пойду, поищу Веру.
— Она на пляже, — любезным тоном ответила Маша. — Но останься с нами, Филипп, не уходи. Мы ведь с тобой толком и не пообщались ни разу.
— Мне уйти? — Сева так посмотрел на Машу, как будто она только что нанесла ему тяжелейшее оскорбление.
— Если тебя не затруднит, оставь нас минут на двадцать.
— Хорошо, — кивнул он. — Я на пляж.
Но каким взглядом проводил он ее прежде, чем уйти! Сколько преданности и отчаянья было в нем! И где все умные речи про отношения с женщинами! Он и вправду влюблен и влюблен всерьез, раз готов беспрекословно исполнять ее прихоти, даже те, которые ему не по нраву. Скажет уйти — уйдет, скажет вернуться — тут же окажется рядом. Скажет предать… И тут найдутся желающие. Что за дьявольская сила эта любовь, если ради нее мы жертвуем всем, что, нам дорого, чтобы в итоге оказаться на краю пропасти и с улыбкой на устах шагнуть вперед? Что за сирены манят туда, на этот край? Если все они столь же прекрасные, как та, что стоит сейчас передо мной, то и я бы мог…
— О чем будем беседовать? — нарочито бодрым тоном поинтересовался я, когда Сева удалился на порядочное расстояние. За время разговора с ним мы успели дойти до самой лодочной станции и теперь просто стояли чуть в стороне от небольшой группы людей, которые спускали на воду парусный катамаран.
— У тебя ведь были ко мне вопросы, разве не так? — Маша обворожительно улыбнулась. — Вот, смотри, какая замечательная возможность их задать.
— Да… Вообще-то были… — сегодня что, день доверительных бесед? — Вопросы о том… Что произошло вчера ночью.
Маша удивленно вскинула брови.
— Вот как. А я думала — о том, что произошло позавчера.
— Позавчера?
— Да. Вера ведь рассказала тебе и про мужской голос в комнате, и про разбитое зеркало, и про следы на окне?
— Рассказала.
Где-то здесь скрывается подвох. Понять бы только, где. Кажется, я чего-то не понимаю. Нет, я определенно чего-то не понимаю. Понять бы только, что именно…
— Тебе интересно, откуда я узнала?
— Допускаю, что ты могла видеть нас с улицы. Наверное, когда Вера показывала мне следы.
— А ты не глупый, — уважительно протянула Маша и, кажется, даже посмотрела на меня по-другому, не так, как прежде. Приметив взглядом скамейку, она кивнула в ее сторону: — Присядем?
— Почему нет.
Катамаран тем временем оказался на воде и уже распустил паруса, однако никак не мог отчалить — ветер упорно прижимал его обратно к берегу. Мы сидели рядом, не касая друг друга, и со стороны могли произвести впечатление робкой парочки на первом свидании. Только вот беседа выходила отнюдь не романтической.
— Я действительно была неподалеку и видела, как твоя жена что-то показывает тебе за окном. Пока ты спал вчера, я заходила и между делом также выглянула в окно и увидела след. Конечно, один след ничего не доказывает, мало ли кто мог его оставить до нас (я молча кивнул, решив дипломатично умолчать о стертых следах на подоконнике), но вы же все равно мне не поверите. Мальчики поверят, а вы с Верой — нет. Интереса ради я перечитала статью про тебя в газете и сделала кое-какие выводы.
— Какие же?
— С тобой выгоднее дружить, чем враждовать.
— Допустим, — согласился я. — Но дружба подразумевает взаимный обмен чем-то полезным. Иначе это уже не дружба, а потребление.
— В том-то и дело! — Маша хлопнула меня по колену, я аж дернулся от неожиданности. — Я ничего не могу тебе предложить как друг. Ты можешь оказать мне услугу, а я тебе — не могу. Поэтому дружбы у нас не получится.
— И что же за услугу я могу тебе оказать? — я машинально потер коленку. — Если она не связана с криминалом, то с радостью ее выполню… В залог нашей дружбы.
— Хо-хо… Ты сам согласился. Моя просьба будет простой и, возможно, даже не очень обременительной для тебя. Так вот, Филипп, дорогой, пожалуйста, не лезь не в свое дело.
— Не понял… — слова ее прозвучали, как гром среди ясного неба. Только что Маша открыто признала, что напрямую замешана во всем происходящем! А ведь я был не так уж далек от того, чтобы согласиться с Севой и признать мишенью именно ее!
— Ах, какой здесь воздух чистый, так дышится легко! — Маша сладко потянулась — точно проснувшаяся кошка. — Мне кажется, ты все понял. Не подумай, что я угрожаю тебе. Не в моем положении угрожать. Я просто прошу. Ты очень симпатичен мне и твоя жена тоже, но своим чрезмерным любопытством вы можете очень сильно навредить себе. И, возможно, не только себе. Ты видел, что произошло с Лешей.
— Видел, — не тормози, Филипп, думай, думай! — Что конкретно ты хочешь?
— Ты и сам чуть не пострадал, — напомнила она. — В первую очередь я бы не хотела этого. А чего я хочу… Просто хочу, чтобы ты дал нам спокойно отдохнуть до конца следующей недели. У меня с мальчиками свои дела. Только между нами. Между нами троими. И только до следующего воскресенья. Потом мы спокойно разъедемся по своим городам и оставим вас в покое. Я знаю, ты очень устал от нашего общества. Но я прошу тебя потерпеть еще неделю. Справишься?
— Я вот думаю, — ответил я, тщательно подбирая слова. — А что, если я сейчас пойду и перескажу Севе, Денису, Вере и Алене наш с тобой разговор? Сможешь ли ты после этого также спокойно утверждать, что тебе нужна всего лишь неделя моего невмешательства?
Маша равнодушно пожала плечами.
— Ты, конечно, можешь так поступить. Но давай прикинем вместе. Вере ты и так все расскажешь, она твоя жена и она априори за тебя. Ден тебе не поверит, потому что он поверит мне, а я могу сказать что угодно, вплоть до того, что ты ко мне приставал. У Алены сейчас другие проблемы, ей не до тебя. А Сева с недавних пор вообще считает, что ты в сговоре с его братом. Уверена, ты сейчас пытался настроить его против меня… Но, боюсь, добился обратного эффекта. Так чем ты собираешься меня пугать?
— Да ничем уже… Ладно, — я, наконец, принял решение. — Черт с тобой. Я не буду лезть в твои дела специально, если они сами не начнут вылезать наружу. Но только при двух условиях. Первое: никто из родственников Веры не пострадает.
— Обещаю, — с готовностью согласилась она. — Ни тебя, ни Веру, ни ее братьев не тронут, я добьюсь этого. А второе?
— Второе: больше ты не переступишь порога моего дома. Можешь встречаться с парнями, где хочешь и сколько хочешь — но не у нас.
— Хорошо, — в этот раз уверенности в ее голосе было меньше.
— Это все.
— Отлично! — Маша стрельнула глазками. — Тогда скрепим наш договор, пусть он будет таким же крепким, как дружба между Россией и Германией!
И с этими словами, не дав мне даже опомниться, она обвила мою шею руками и поцеловала в губы. Я так опешил, что даже не нашел в себе сил сопротивляться. Да и как сопротивляться такой девушке…
— Кхм… — раздался за спиной знакомый кашель.
Я подскочил на месте, как ужаленный, и в безмолвном ужасе воззрился на…
— Ой, что-то мы засиделись! Филипп, дорогой, пока, еще увидимся! — Маша тоже подорвалась с места и тут же легко упорхнула по боковой аллее. Через секунду о ней напоминал лишь тонкий, едва различимый аромат духов. А я застыл, словно парализованный, не в силах вымолвить ни слова. Какое там вымолвить — я даже не знал, о чем думать. Грудь заполнил мертвый вакуум.
В трех шагах от скамейки, больше похожая на привидение, чем на живого человека, стояла Вера.
— Убью… Порву на куски мразь…
— Имеешь полное право…
— Гадина…
— Наверное, и это правильное определение…
— Тварь поганая…
— Согласен, но… Куда мы идем?
Мы шли от станции к жилым корпусам. Я еле поспевал за Верой. Ее кулаки были сжаты так сильно, что стали видны белые пятнышки костяшек. Внезапно она затормозила, да так резко, что я сходу налетел на нее.
— Как ты вообще мог допустить такое? Почему не оттолкнул?
— Прости. Я… растерялся.
— Растерялся он… Все вы теряетесь! Теряетесь, забываетесь, ошибаетесь… Миллион оправданий! Но такой наглости… Прямо у меня на глазах… Не жить тебе, сучка в сарафане…
— Подожди… — до меня потихоньку начало доходить, что все «теплые» слова были обращены вовсе не в мой адрес, и идем мы сейчас не на казнь, а если и на казнь, то не на мою. — Ты не злишься на меня?
— Конечно, злюсь! — Вера больно пнула меня в коленку, потом второй раз. — Конечно, я злюсь, черт тебя раздери, Лазарев! Ты такой же, как и все мужики, слабовольный слизняк! Тебе только покажи женское тело, и ты уже готовенький! Но я не слепая. И не дура. Я наблюдала за вами около минуты, и ничего не происходило, пока она не заметила меня. Лишь тогда она полезла к тебе целоваться.
— Уфф… — с души как будто свалился валун весом в тонну.
— Но ты все равно кобель! — Вера ткнула меня рукой в живот, добавила по уху. Я не сопротивлялся: пусть лучше сейчас выплеснет свою ярость: чем раньше, тем лучше. Тем более, я, кажется, совсем легко отделался.
— Ой… Ай…
— Так, хватит, — внезапно успокоилась она. — Теперь ты расскажешь мне, о чем вы разговаривали.
— Может, не надо?
Через десять минут Вера уже колотила в запертую изнутри дверь «женской» комнаты.
— Кто там? — отозвались изнутри.
Маша.
— Открывай, немедленно! — если моя жена что-то решила, остановить ее не проще, чем… В общем, не просто.
— Уходите! — к женскому голосу добавился мужской. Мне показалось, или это Сева?
— Ах, вот оно что… — глаза моей жены сузились в хищные щелки. — Обоих приголубила. Молодец. Все молодцы.
— Вы уйдете или нет?
Мне показалось, или с той стороны тоже сердятся? Вера в бессильной злобе сверлила взглядом вход в жилище, где обитал ее враг. Еще минута, и она просто бросилась бы царапать дверь ногтями.
— Филипп! — из-за двери раздался голос Маши. — Мы договорились, ты помнишь?
— Помню, — глухо отозвался я.
— Тогда уведи свою жену.
Вера обреченно пнула косяк: она сдалась.
— Хорошо, — выдохнула она. — Мы уедем. Заберем свои вещи и уедем. А вы делайте, что хотите.
Послышалось шебуршание, через минуту дверь приоткрылась, и наружу был выставлен чемодан Веры, на который были наложены мои скудные пожитки: сумка с документами и пистолетом, ключи от машины, зарядник от телефона. В дверном проеме мелькнуло лицо Севы.
— Все хорошо? — спросил я, заметив, что он не одет и лишь укутан в простыню наподобие древних эллинов.
— Все отлично, — ответил он хмуро. — Прошу вас, уезжайте. Мы приедем позже.
— Сомневаюсь, — я скептически покачал головой.
— Вера, Филипп, пока! — попрощался с нами голос невидимой Маши.
Через минуту перед нами снова была только закрытая дверь. Я нагнулся подобрать упавшие на пол вещи.
— Что теперь?
— Едем домой. Я устала.