Пока не проснулись сомнамбулы

Глава XXIV: Одно слово

В пять утра я уже был на ногах и даже успел позавтракать. И снова нескольких часов сна хватило, чтобы полностью восстановить силы. Хорошо, что сейчас лето, зимой такие подвиги организма перешагнули бы за грань фантастики. Но, конечно, не последнюю роль сыграл и настрой: размолвка с Верой, которая в иной ситуации могла бы привести к серьезным последствиям, благополучно разрешилась. Теперь дело за малым — не подвести свою жену. И себя самого.

Бодрость и свежесть — это, конечно, клево, но мне не давала покоя тревога за Севу. В какой же переплет ты угодил, дружок? Мы это обязательно выясним. Но чуть позже: сейчас у меня другие заботы.

Мы идем ловить крыс.

В двадцать минут шестого, выходя из дома, я написал коллеге короткое смс-сообщение. Надеюсь, дойдет благополучно.

До работы добрался быстро — в такой час машин на улицах практически нет. Чтобы не торчать попусту в офисе, решил немного прогуляться, подышать утренней прохладой, послушать пташек в сквере через дорогу. Погода отличная, на небе ни облачка — денек обещает быть чудесным. В отдалении громыхают разъезжающиеся на работу трамваи — там депо. Я раньше тоже жил в двух шагах от железной дороги и могу себе представить, что чувствуют местные жильцы. Бедняги. На капоте припаркованных в тени огромной туи «жигулей» спит кошка. При моем приближении она лениво встала, потянулась и перебралась под солнце, на багажник стоявшего неподалеку «Форда». Меня она совершенно не боялась — привыкла, что нет опасности. В траве валяются бумажки и фантики — следы вчерашних пикников. Нет, все-таки не быть нам цивилизованной страной, пока мы не научимся уважать сами себя и место в котором живем. А вот и дворник: вздохнув, пожилой дяденька начинает собирать следы вчерашних пиршеств в огромный полиэтиленовый мешок.

Прогулка не радовала душу, пташки не целяли слух, даже мусор не вызвал такого возмущения, как обычно — мысли совершенно о другом. Волнение. Мандраж. Нужно успокоиться, привести нервы в порядок. Я сделал все, как надо, большего не сделал бы никто. Теперь осталось дождаться результата. Все будет хорошо. Все будет… Все, не могу, идем внутрь.

В офисном помещении тишина, только лениво похлопывают жалюзи на открытым окне. Опять Таня оставила. Вот ей что, трудно один раз ручку повернуть? Помнится, месяц назад ее забывчивость привела к нашествию тополиного пуха, от которого потом не могли избавиться целую неделю, несмотря на ежедневные уборки. Аллергики и астматики негодовали.

Сколько там времени прошло? Сорок минут? Наверное, уже скоро.

Но время шло, а никто не приходил. Это походило на пытку, сродни той, что я испытал вчера, ожидая в машине появления Светиного ухажера. В конце концов я задремал в кресле Зарипова — мягкое, зараза, как он вообще, сидя в таком, может работать, не засыпая каждые пять минут? — когда звуки приближающихся шагов вернули меня к действительности. Вернули — и привели в смятение. Сейчас зайдет, а я тут расслабляюсь! Но нет, шаги стихли. Не к нам.

Пойду тогда сам зайду.

— Доброе утро, Екатерина Викторовна, — заглянув в приоткрытую дверь кабинета начальников, я узрел одного из них собственной персоной.

— Лазарев! — Васильева повернулась ко мне: лицо ее пылало гневом. — Что за чушь ты мне прислал?

— О, это вам мое сообщение ушло? Простите.

— А кому ты его отправлял, если не мне? — удивилась она.

Я вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

— Как кому? Человеку, который во всем виновен. Который брал без спроса чужие вещи. Который портил коммуникации. Из-за которого меня хотят уволить. Меня и Щукину.

Васильева в нетерпении притопнула ногой.

— Но приехала-то я!

— Значит, это вы и есть.

С минуту мы сверлили друг друга взглядами, и чем дольше длилась наша молчаливая перепалка, тем больше я убеждался в своей правоте.

— Из-за твоего сообщения я ребенка в сад не отвезла, — наконец сказала она. — Пришлось… Пришлось других людей просить. Изволь обосновать свои обвинения.

— Не вижу связи между моим сообщением и ребенком. О чем вы подумали, получив его? Что заставило вас примчаться сюда, забыв о ребенке? Страх застать здесь еще кого-нибудь кроме меня?

— Так ты и заставил!

Она выпрямилась и скрестила на груди руки. Красивая тетка, даже очень. Высокая, стройная, волосы длиннющие. Взгляд — огонь. И начальник она хороший: за своих всегда горой. Жаль только, кто свой, а кто чужой, она выбирает, руководствуясь исключительно личными мотивами.

— Мы очень переживали, что все происходящее в офисе ударит по вам с Павлом. Подозревали, что кто-то метит на ваше место. Или вы просто кому-то не угодили. Сначала я полагал, что это Томми, но быстро убедился, что ошибаюсь. Он слишком простой парень, хоть и строит из себя интригана.

— Даже глупый, я бы сказала, — добавила Екатерина Викторовна. — Удивляюсь, как его вообще к нам взяли.

— Он ответственный работник, — возразил я. — Но сейчас мы говорим не о Томми. Отметя его, я стал выбирать между Клочковой и Дулевым — у вас ведь с ними обоими были проблемы. И вещи пропадали в основном у «договорняков». У Тани, у Лены… Даже у самой Наташи. В тот момент я полагал, что копают скорее под вас, чем под Пашу. Других кандидатов на роль «крота» у меня просто не было. Признаюсь, я до вчерашнего дня думал, что это кто-то из них. Пока в один момент все не сложилось в единую картину.

— В какую картину? — Васильева присела на край своего стола: ей было интересно.

— Выглядит, как развязка в детективе, не правда ли? — не удержался я. — Когда в конце книги сыщик собирает всех героев и объясняет им ход своих мыслей. А в конце рассказа тыкает пальцем в сторону убийцы.

— Да, согласна, — она вдруг бросила испуганный взгляд на висевшую в углу камеру видеонаблюдения, но тут же расслабилась: камера все еще не работала после пожара. — Только героев в кабинете маловато.

— Согласен, — кивнул я. — Но у нас не детектив, а то, что я расскажу, будет интересно лишь вам. Так вот, единая картина. Как и любой юрист, который не прогуливал лекции по уголовному праву, я прекрасно знаю, что в состав любого умышленно совершенного преступления входят цель и мотив. Не имея на руках никаких доказательств, я мог руководствоваться только логикой и теми фактами, что имелись в общем доступе. И я подумал: «А что же за цель может преследовать этот гад?» Ответа не было. Тогда возник следующий вопрос: достиг ли он своей цели, если в какой-то момент происшествия прекратились. Вы могли бы возразить, что они прекратились после установки камер. Но в понедельник утром камеры сгорели. Пожар был случайностью, это уже доказано — халатность местных умельцев. После пожара прошло три дня, за это время кто-то обчистил ваш кабинет. Но теперь после разбора полетов с Генеральным и нашего с Ирой увольнения должна наступить тишина.

— Злоумышленник добился своего? — Васильева склонила голову на бок и не отводила от меня глаз, являя собой эталон внимательного слушателя.

— Я полагал, вы скажете что-то вроде: «потому что злоумышленник был вычислен и понес наказание». Вы же говорите так, словно заранее знаете, что мы не виноваты. Отрываетесь от коллектива, Екатерина Викторовна.

Женщина поджала губы: осознала свой прокол.

— Именно так я и подумала. Хотя смею тебя уверить, что всегда была на твоей стороне.

— Не сомневаюсь. Но мне оба варианты показались сомнительными, ибо во-первых, я точно знаю, что я не виноват, а во-вторых, я так и не смог понять, что за цель преследовал злоумышленник и почему он считает ее выполненной. Личной неприязни ни с кем из коллег у меня нет. У Ирины ее тем более возникнуть не могло: она работает в связке со мной, а с остальными по рабочим вопросам даже не пересекается. Тогда сам собой возник третий вариант: а что если злоумышленник просто испугался, что его вычислят? Мысль простая, но додумался до нее я не сразу, увы. Я вообще в последние дни был занят… не тем. В итоге самой разумной показалась следующая гипотеза: злоумышленник так и не добился поставлено цели и теперь, когда запахло жареным, всеми силами стремится отвести удар от себя. Подставив коллег. И гипотеза моя подтвердилась, когда Генеральный сначала обещал во всем разобраться, а уже через сутки отказался от своего обещания и просто уволил нас с Ириной.

— На него надавили сверху, — ответила Васильева.

— Сверху или снизу?

— Что ты имеешь в виду? — ее зрачки сузились в крошечные щелки.

— Ничего такого! Просто неудачная игра слов. В целом же, я не сомневался, что при должном подходе виновный будет найден, достаточно применить административный ресурс. Показатели электронных пропусков, данные с наружных камер — сопоставив их, можно было бы вычислить крота методом обычного исключения. Вместо этого уволили меня, хотя в момент большинства краж и вирусной атаки я вообще был в отпуске и к офису на пушечный выстрел не приближался. Обидно.

— И что же ты?

— А я решил зацепиться за последнюю улику — пропавший листок из отчета Телиги. Листок украли — сам он из папки пропасть не мог. И с этим согласились все. Листок был началом, первой подлостью. Можно даже назвать его пробой сил, хотя звучит слишком пафосно для столь мелкого пакостничества. А потом уже по нарастающей: вирусы в системе, кражи. У вас, кажется, племянник програмист? Не отнекивайтесь, вы сами рекомендовали его мне год назад, когда у меня дома накрылся компьютер.

— Не вздумай впутывать моего племянника… — кажется, она уже всерьез раздражена.

— Да и бог с ним, с племянником, — согласился я. — Мы же про листок говорим. Листок из отчета — мелочь, всегда можно распечатать новый. Сама соль не в краже, а в том, что Паша выставит себя на собрании идиотом. Его, этот листок, легко вытащить из папки, легко уничтожить — просто порвать и выбросить Так думал я. И вдруг сообразил: а куда его выбрасывать-то? В урну? А вдруг заметят. Томми наверняка будет искать. С собой унести? Глупо. Но в каждом уважающем себя офисе есть устройство для надежного уничтожения документов.

— Шредер, — еле слышно прошептала она.

— Да, именно шредер, — я так увлекся, что уже не мог остановиться. — Бумагоизмельчитель. Именно он стал последним пристанищем несчастного красно-сине-зеленого листочка. Но одна беда: наши уборщики. Они такие ленивые, что убираются кое-как. А шредеры чистят, в лучшем случае, раз в месяц. И вот что вчера я нашел в вашем агрегате, смотрите. Практически на самом дне. Бедный листок, его, конечно, порядком порубало, но, думаю, и Паша, и Томми опознают содержание документа.

С этими словами я положил на стол прозрачный офисный файл, внутри которого лежал ворох цветных полосок. Васильева ощутимо побледнела.

— Это…

— Это лень, Екатерина Викторовна. В обычной жизни она выступает двигателем прогресса, а вот в криминалистике служит для разоблачения всяких разных негодяев. Таких, как вы. Настоящей целью, как и предполагала моя дорогая Валя, был наш с ней босс, Павел Владиславович Телига. Именно на него должен был обрушиться гнев начальства, ибо вы с ним на короткой ноге. Но Генеральный, добрая душа, решил разобраться, в чем дело. А публичное разбирательство привело бы к тому, что все пальцы рано или поздно уперлись бы в вас, Екатерина Викторовна. Тогда вы согласились слить нас с Щукиной — лишь бы все успокоились. Но про шредер уже и думать забыли, ведь так? Пока сегодня утром не получили мою смс с этим словом. Тут-то и прошло озарение к старушке.

Повисла тишина. Васильева уставилась на меня, как удав на кролика: того и гляди проглотит. Я изо всех сил старался не отвести взгляда, не показать, что испугался. Медленно текли секунды: тягучие, липкие. Очень хотелось пить, в горле пересохло. Надо бы дойти до кулера.

Наконец, она приняла какое-то решение и… рассмеялась.

— Филипп, ты такой фантазер! — смех у нее был глубокий, грудной. — Я даже не буду обижаться за «старушку».

— Правильно, не обижайтесь, — я спешно проморгался: глаза слезились. — Лучше расскажите, чем вам так навредил Паша? Конкурент на место Кравцова? Юрию Спартаковичу, кстати, сколько сейчас? Пятьдесят девять?

— Паша мне не конкурент, — Васильева распрямилась и пошла на меня; я счел за благо убрать файл с обрезками со стола, спрятав его в кармане пиджака. — В следующем году Кравцов уходит на пенсию, и я займу его место. Это вопрос решенный, мне не надо никого подсиживать.

— А в чем же тогда дело?

— А тебя это не касается.

— А почему же?

— Потому что завтра тебя здесь уже не будет.

— Ну не скажите, — я отодвинулся от нее, прижавшись спиной к двери. — После всего, что здесь было, едва ли меня станут увольнять.

— Ты дурак, — Васильева остановилась на том месте, где только что стоял я. — Я все равно ничего тебе не сказала. И, к тому же, если бы я боялась твоих компроматов, то вообще не стала бы с тобой разговаривать. Ты записал нашу беседу?

— От первого до последнего слова. Вот на нее, — я указал на компьютер Паши, к монитору которой и была прикреплена веб-камера. Ее объектив смотрел вглубь кабинета.

— Можешь хоть всем работникам разослать — мне плевать, — равнодушно бросила она.

Но что-то в ее голосе показалось мне подозрительным.

— Проверим.

— Один звонок — и ты можешь забыть о том, чтобы найти работу в этом городе, — вкрадчивым голосом пообещала она. — Я могу такое устроить, у меня есть связи.

— Связи? Неужели Ростислав Сергеевич? — боже, я так поздно, так поздно соображаю! — Ну конечно! Вот почему свернули даже не начавшееся расследование. Ты испугалась, что тебя вычислят, и побежала к Генеральному. А он… А вы с ним… А вот, почему место Кравцова достанется тебе!

Я и сам не заметил, как перешел на «ты». Зато вспомнил ее реакцию на шутку про давление сверху и снизу: удачный вышел каламбурчик, а ведь все — чистый экспромт!

— Браво, дурачок. Ты раскрыл секрет Полишинеля. Все и так уже знают. Но мне плевать. Надеюсь, ты все понял.

Васильева вернулась к своему столу и села в кресло. В таком положении я привык видеть ее последние три года. Но, как оказалось, сие положение — не единственное, в коем она пребывает на работе. Мда, двусмысленные шутки из меня сегодня так и прут… Вслух лучше не повторять.

— А Паша-то при чем? Не понимаю, чем он-то не угодил вашему величеству.

Я и вправду не мог взять в толк. Если она встречается с Генеральным (а он, кажется, женат), то какой ей резон травить Павла, когда у нее и так все схвачено? А вообще… Да пошли они все. Я устал от этих тайн, загадок и всем известных секретов. Самое главное мне уже известно. Остальное пусть решают коллеги.

Васильева не ответила. Видимо, решила, что и так сказала достаточно. Она включила компьютер, надела очки: лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Такое, как всегда.

Она была на работе.

— Кстати, — бросил я напоследок. — Это ведь не настоящий пропавший лист. Так, распечатанная копия. Настоящий я так и не нашел: наши уборщики, все-таки, не зря едят свой хлеб.

У Васильевой задергалось веко.

Ссылку на запись нашей беседы я перекинул Паше — пусть сам думает, что с этим делать. Он сегодня с утра в суде, не увидимся уже. Я заполнил обходной лист, сдал свои дела Томми, получил расчет. После чего собрал вещи, попрощался с коллегами и ушел. Насовсем.

Вместе со мной ушла Ирина.

— Куда теперь? — спросила она на парковке.

— Домой. У меня там полный швах.

— Что случилось? Я могу помочь?

— Если у тебя нет знакомых начальников в полиции, то вряд ли, — я сел в машину завел двигатель. — Тебя подвезти до метро?

— Нет, спасибо. Я Пашу подожду. Он скоро должен приехать.

— Как у вас дела? — как бы между делом поинтересовался я.

Она как-то вся сразу напряглась.

— Он тебе рассказал?

— Не, он не рассказывал. Видно же, что у вас все налаживается.

— Вроде, да… — Ира расслабленно вздохнула. — С ним немного… непривычно, что ли. Он сложный очень.

Я невольно улыбнулся.

— Не сомневаюсь. Мы с ним, как-никак, три года почти каждый день… встречались.